Пепельный блондин

Татьяна Веденская, 2013

Первое впечатление может быть обманчиво. Но что делать, если и при второй встрече Он остается прекрасным мужчиной с ангельским лицом, с фигурой Аполлона и манерами аристократа. Мужчина-ангел стоит рядом и хочет вас поцеловать. Одна проблема – вы немножко замужем. Но муж не выдерживает никакой конкуренции рядом с этим влюбленным без памяти красавчиком! Что же делать? Не торопитесь уходить от супруга! Возможно, что его «недостатки» куда лучше «достоинств» идеального принца!

Глава 4

Честная женщина

Последствия праздников сказывались две недели. Все вокруг потеряли контроль над собой и над временем. Дашка взяла и покрасила волосы в красный цвет. Не просто в какой-то там темно-бордовый, с отливом, нет — в ярко-красный, огненный, пылающий, как осенние листья клена.

— Что это? — бушевал муж. — Я спрашиваю, что это, вашу мать?! Оля, как ты могла это допустить?

— Я? — вытаращилась я на него. — А разве она меня спрашивала? Разве она вообще хоть когда-то меня о чем-то спрашивает?

— Дашка? Что за нафиг? Отвечай, когда с тобой отец разговаривает!

— А мне, между прочим, ты запрещаешь говорить «что за нафиг»? — моментально отбилась Дашка. — А? Что за нафиг?

— Дарья Николаевна! Вы забываетесь! — прорычал Николай.

Но волосы уже были покрашены, и оставалось только принять это как данность. Единственное, чего удалось добиться от «переходной» дочери, это обещания перекраситься в конце каникул. В школу в таком виде ее просто не пустят. Но я сомневалась, чтобы наша деточка выполнила обещанное. Его, как известно, три года ждут. Господи, за что мне это!

Кроме этого, Коля придумал вдруг дружить с Владимиром. Это было невыносимо. Я тихо злилась и негодовала. Он бывал у нас чуть ли не каждый вечер. Что случилось с моим мужем? Он не проявлял интереса к новым людям со времен нашей свадьбы. А уж теперь… Это, в общем-то, не так просто после сорока лет — заводить друзей. Все уже как-то устаканилось, приобрело выверенные и комфортные формы. Друзья, хоть порой и невыносимые, как Алинка, зато проверенные. Отдых в давно выбранных местах. Напитки — не меняются годами. Блюда — готовятся по тщательно отобранным рецептам. Разговоры об одном и том же. Никаких волнений.

— Владимир, оказывается, прекрасно стреляет по мишеням. Ты знала это? — Коля делился со мной радостью, не подозревая, как меня это бесит.

— Нет, откуда.

— Он, конечно, не бьет в яблочко, но в девяти случаях из десяти по мишени попадает. Лучше, чем Димка, представляешь? Он, оказывается, в свое время ходил в кружок ДОСААФ.

— Кто? Димка? — мотала я головой, стараясь не прислушиваться к тому, что мне говорит муж.

— Какой Димка, к черту. Володька!

Муж расписал в деталях, как много удовольствия они оба получили на стрельбище. И добавил, что если бы Володька немного потренировался, то результат был бы еще лучше. Я хмыкнула. Интересно, горели бы так глаза у моего мужа, если бы Владимир попал в яблочко в десяти случаях из десяти? Уверена, что злой как черт Николай поливал бы соседа грязью и называл бы выпендрежником. Владимир же стрелял хорошо, однако хуже Коли. Лучший друг из всех возможных.

— Мы, кстати, хотели сегодня в бильярд поиграть.

— Он и в бильярд играет? А на машинке вышивать он не умеет, твой Владимир? — хмыкнула я с изрядной долей сарказма. Большей, чем надо, на самом деле.

— Ну что ты, Оля. Почему ты к нему цепляешься? Между прочим, он совсем в бильярд не играет. Ну и что? Я его научу. И вообще — в кои-то веки в нашем болоте появился нормальный мужик, и ты ворчишь не переставая. Ну что такое, а?

— Потому что вы будете в бильярд учиться играть, а мне потом опять ужин подавать в гостиной. Я устала сервировать торжественный ужин каждый божий день!

— Ну и не надо. Мы можем перекусить и в зимнем саду.

— Ага. Прямо на бильярдном столе. А я потом буду оттирать жирные пятна!

— Оля! Ты невыносима! — воскликнул Николай и посмотрел на меня, как обиженный ребенок, у которого отбирают любимую игрушку. — Ну не готовь нам вообще. Мы пиццу закажем!

— Этот Владимир выглядит настолько по-парадному, что я просто не могу представить его поедающим пиццу.

— Вот и не права ты. Он очень даже простой парень. Просто вежливый… даже сверх меры.

Николай пожал плечами и ушел. В сад, все в сад. Конечно, дело было не в том, что я устала ужины подавать или мыть тарелки. Тем более что их все равно мыла посудомоечная машина. Я устала от Владимира. Устала видеть его красивое лицо, устала от… Мне мерещилось, что он улыбается мне как-то по-особенному тепло. Пугали те мысли и идеи, которые приходили мне в голову. Я вздрагивала, когда замечала силуэт Владимира в нашей прихожей. Запах его туалетной воды вызывал у меня головокружение. Что я могла сказать мужу? Я бы предпочла, чтобы Владимир перестал появляться у нас в доме. И все же… я ждала его прихода каждый день. Против воли я смотрела на него, наблюдала за ним, когда была уверена, что он на меня не смотрит. В этом не было ничего — только пустые мысли, спутанные и бессвязные.

Потом Владимир уехал. Я не знала об этом, так как Николай мне ничего не сказал. Да и с чего бы? Я же и не интересовалась. Был, был — и исчез. Вечер нет, два, три… Тишь, да гладь, да благодать. Только где-то через неделю я вдруг забеспокоилась, что что-то изменилось. Какое-то необъяснимое чувство тревоги и неудовлетворенности появилось. Слишком уж тихо стало.

— А что твой друг-то тебя совсем покинул? — спросила я, стараясь не смотреть на мужа в этот момент. Почему-то я не захотела, чтобы он увидел мои глаза.

— Кто?

— Ну… сосед наш. Пропал совсем, не заходит… — Я приложила все усилия, чтобы мой голос звучал равнодушно.

— Так ты же этого хотела? — удивился Николай. А потом пожал плечами и добавил: — Он в Германии.

— А-а! — кивнула я и продолжила перебирать ложки, чтобы просто не привлекать к себе внимания. Мне хотелось спросить, надолго ли он туда поехал, когда вернется, придет ли еще к нам, не поругались ли они с Николаем. Ничего этого я, конечно, не спросила. Было бы странно. Но именно после этого разговора поняла: все плохо. Владимир мне нравится. Больше, чем мне этого хотелось бы. Черт! Вот ведь, не было печали — черти накачали. Я слишком дорожила своим благополучием, своим семейным счастьем, чтобы радоваться такому повороту событий.

Я люблю Николая. Любила всегда. Он всегда был и остается хорошим мужем, преданным, заботливым. Как говорит Алина — не пьет, не бьет и не гуляет. Чего еще надо в жизни? Я много лет жила в полнейшей уверенности, что больше ничего и не надо. А мечты, а страсти — это все можно выбросить из уравнения, сократить, поделить одно на другое. Да, страсти у нас уже не было. Когда-то была, но вся вышла. За двадцать лет любое вино превратится в уксус. Нет, я знаю, с вином это не так. Оно может пролежать и сто лет, не потеряв своих качеств. Но мы-то люди!

За годы жизни чувства меняются многократно. Иногда вспыхивают вновь, иногда теряются почти полностью, и ты лежишь в постели, смотришь в окно и думаешь о том, что потом, после этого… Надо пойти достирать белье, загруженное в стиральную машинку. И подвязать саженцы, а то что-то ветер очень сильный. Хотела сэкономить — не выйдет. Придется подвязать каждое деревце отдельно да покрепче. «Тебе хорошо, дорогая?» Конечно, хорошо!

И это неплохо! Мужчинам секса нужно куда больше, чем женщинам, но он в их понимании куда проще и быстрее, чем нам бы хотелось. Не стоит делать из этого проблему. Впрочем, если бы я сказала, что наша с Николаем личная жизнь меня в чем-то не устраивала, я бы сильно покривила душой. Он был отличным любовником, хорошо меня знал. Буквально, как пишут в книжках, каждый сантиметр моего тела. Знал и любил. Поэтому я никогда не жаловалась на недостаток внимания с его стороны. А на мужчин, заглядывающихся на меня, я смотрела с вежливым интересом. Ну-ну, дорогой, можешь хоть колесом ходить передо мной — я не собираюсь рисковать своим мирным небом ради сомнительного удовольствия поцеловаться с тобой или провести ночь. Это было легко!

Держаться в стороне, в рамках дозволенного, беречь семейное благополучие, мужнюю честь и все такое. Меня не раздирали противоречия, не мучили те желания, которые изводили Алинку. Ее Сашенька — сумасшедший и непредсказуемый сукин сын, который то дарил ей цацки от Bulgari, то выгонял из дома в одном белье. То бросал одну на все праздники. Глядя на нее, я еще крепче вцеплялась в надежное плечо своего мужа. Я бы могла поклясться, что нет такой силы на свете, которая смогла бы пошатнуть наше нерушимое благополучие. Нет на свете таких аргументов, которые заставили бы меня потерять голову. Что ж… я просто не встречала мужчин, подобных Владимиру. Бог миловал, до некоторых пор.

— Что с тобой? Ты сама не своя, Оль? Ты плохо себя чувствуешь? — Николай склонился надо мной и заглянул в глаза.

— Голова болит, — ответила я, не представляя, что еще я могу сказать.

Николай рассмеялся:

— Ну вот мы и дожили до времен, когда у жены «голова болит». Детка, принести таблетку?

— Давай, да, — согласилась я.

Он встал, мой красивый и сильный муж — да, время его не щадило, а большей частью он сам не щадил себя — и брюшко выросло размером с баскетбольный мяч, и лысина просматривается. Какого черта, это же мой муж. Он вышел, а я уткнулась в подушку и подумала, что буду счастлива, если Владимир просто возьмет и исчезнет из нашей жизни. Или хотя бы пробудет в своей Германии достаточно долго, чтобы я пришла в себя, оправилась от этого смятения, от никому не нужных мыслей и фантазий. Я не хочу заниматься любовью с мужем и думать в это время не о нем. Это почти предательство. Но улыбающееся и безмятежное лицо нашего соседа появляется перед моим мысленным взором само собой. Чтоб он провалился! Вместе со своими кубиками пресса.

Мои попытки справиться с чувствами почти увенчались успехом. Подумаешь, мужик, говорила я себе. Подумаешь, красивый. Мне, наверное, просто показалось, что я схожу с ума. Что я настолько свихнулась. Я не могла испытывать того, что испытывала, — это абсурд. Я приличная женщина! Видимо, я не выспалась и устала от праздников — вот и померещилось, что я влюблена. Алина придерживалась принципиально другой позиции. Муки совести ее не мучили — отношения с Сашенькой были достаточно мучительны и без них. Так что ее мои метания нисколько не тронули.

— Переспи с ним — и все. Тоже мне проблемы. Чем мучиться от бешенства матки! — огорошила она меня. Сама же при этом спокойно разглядывала очередную витрину.

— То, что ты говоришь, это же чудовищно! — Я вытаращилась на нее с испугом.

— Чудовищно вот это платье. — Она ткнула в трикотажное платье неприятного коричневого оттенка. — Оно уродует даже манекен! А влюбляться — естественно и нормально. Ольга, мы все люди, все слабы.

— Нет, ты спятила. И потом, с чего ты взяла, что он бы переспал со мной. Он любит жену…

— Все любят жену. И мужа тоже — все любят…

— Замолчи! Замолчи! — Я заткнула уши и пожалела, что заговорила с ней. Но Владимира не было уже несколько недель. И не говорить о нем все мучительнее, хотелось на стенку лезть. Я даже начала бегать на беговой дорожке по два часа в день — снимала напряжение. Но оно не снималось.

Жизнь шла своим чередом. Красноголовая Дашка уехала в свою школу — она училась всю неделю в частной гимназии, а домой приезжала только на выходные, ее привозил в пятницу вечером один из Колькиных шоферов. Я занималась рутинными делами, которые успокаивали меня лучше всего. Вязала шарф. Фотографировала слякоть. Делала покупки в магазине.

Владимир появился, когда я уже почти устала волноваться и оглядываться по сторонам. В буквальном смысле он возник из ниоткуда, когда я вытаскивала покупки из машины и перетаскивала их на крыльцо. Пакетов было много, а я одна, и что-то постоянно вываливалось из рук. Апельсины покатились по ступенькам, я материлась и держала оставшееся. Владимир возник в проеме незакрытых ворот в вельветовых брюках, ботиночках на тонкой подошве и в светло-коричневом кардигане. Совершенно не по сезону. Он подошел и взял у меня из рук пакеты. Он не предложил помочь, а просто забрал их.

— Тяжелые! — хмыкнул он, перескакивая через ступени. Я почувствовала, как волна обжигающего огня поднимается снизу, прямо из-под снега под ногами и заполняет меня до самых краев.

— Я могу и сама, — пробурчала я, хмурясь.

Дверь открылась не сразу, я никак не могла вставить ключ в замок.

— Руки замерзли? Да уж, не жарко.

— Как погода в Германии? — спросила я, стараясь приглушить тахикардию равномерным дыханием. Надо будет пойти и выпить таблетку свекра. Вот черт, Владимир здесь! Зачем? Так хорошо было без него.

— Вообще-то в Мюнхене ненамного теплее, чем в Подмосковье, но сейчас там в основном солнечно. Днем, конечно, — добавил он. — Ночью холодно. И дожди иногда идут.

— Дожди? — Я стояла в прихожей и не знала, что делать дальше. Пакеты были разбросаны вокруг — сто штук. Я, как всегда, накупила всякой ерунды. Мне захотелось его поцеловать. Что со мной не так?

— Я звонил Коле. Мы собираемся поехать покататься на лыжах куда-нибудь… Он сказал, что знает место. Как-то на С, кажется.

— Сарочаны?

— Да, точно. Сарочаны. — Владимир кивнул и улыбнулся. Негодяй.

Я прикусила губу и потащила пакеты на кухню. Один за другим.

— Давайте помогу!

— Нет! — практически выкрикнула я. Отдышалась и сбавила обороты: — Не надо, Володя. Дальше я сама. Спасибо.

— А вы не хотите поехать с нами в Сарочаны? Я помню, вы говорили, что катаетесь.

— Каталась. Нет. Не хочу, — холодно ответила я.

Владимир помрачнел. Господи, я веду себя с ним грубо. Что он подумает!

— Я вас чем-то раздражаю? — вдруг спросил он после длинной паузы.

Я запаниковала и принялась нести какую-то околесицу про то, что уже поздно, что мне пора ужин готовить и вообще — ходють тут! Понатоптали-то! Вечно друзья мужа мне прибавляют работы, сил нет никаких полы мыть! Владимир извинился раз двести, наверное, и испарился с такой скоростью, что я не успела даже посмотреть ему вслед. Оставшись в одиночестве в нашем большом пустом доме, я плюхнулась на пол и уронила лицо в ладони.

Просидела так минут двадцать, не меньше. Пока вдруг не вспомнила, что у меня в пакетах полно замороженных продуктов. И что толку вот так сидеть на полу? Рыдать можно, и пока готовишь ужин. А если кто заметит — можно сказать, что резала лук. Я его даже предусмотрительно положила рядом — нарезанный, чтобы красные глаза никого не удивили. Но никто и не обратил внимания.

Ужинали мы вдвоем с Николаем и почти все время молчали. Муж сидел с сосредоточенным, недовольным и напряженным лицом. Я не проронила ни слова, да и он тоже — лишь телевизор рассказывал что-то о прелестях новых прокладок для женщин. Конечно, Николаю было что сказать. Он только не знал, как лучше подступиться. Ждал подходящего момента. Когда все будет съедено и ужин уже нельзя будет испортить. Семейная жизнь давно научила его не начинать разборок за столом — ни к чему портить аппетит. Зато когда десерт употреблен…

— Скажи, какая муха тебя укусила?

— Муха? — делано удивилась я.

— Ты зачем наговорила гадостей Владимиру?

— Он тебе что, пожаловался на меня? — вытаращилась я. Это было бы классно! Если бы мы с ним стали традиционными соседями, с жалобами и претензиями, многое бы упростилось.

— Пожаловался? Владимир? Да он вообще ничего не сказал! — Николай бросил на меня испепеляющий взгляд. — Мы не виделись почти месяц, договорились погонять шары, на лыжах прокатиться, а теперь он уперся и сказал, что не хочет доставлять тебе беспокойство. Что, черт возьми, это значит?

— Ничего не значит! — воскликнула я с возмущением. Нападение, как известно, — лучшая оборона.

— Что, мои друзья доставляют тебе так много беспокойства? Топчут? Я сто раз тебе предлагал нанять домработницу. Нет? Не предлагал? Но ты предпочитаешь грубить моим друзьям.

— Никому я не грубила!

— Да? Знаешь, что Володя сказал? Посоветовал мне поберечь тебя. Сказал, что наши жены не должны, блин, таскать пакеты. Как будто я заставляю тебя таскать пакеты! Нет, я не понимаю! Если тебе тяжело тянуть хозяйство — почему ты мне ничего не говоришь. Ольга! Я с тобой разговариваю! — крикнул он. — Ты можешь помыть эту посуду и позже!

— Да? Тебе удобно за меня решать, что и когда мне мыть!

— Знаешь что, дорогая. Отойди. Я сам помою эти несчастные три тарелки. И имей в виду, твоих подруг в таком случае я тоже тут терпеть не буду. Раз я не могу пригласить в гости своих друзей… Блин, я даже не верю, что говорю это. В своем же доме!

— Извини! — Я села на стул и расплакалась. Совершенно без усилий на этот раз. — Извини, ладно? Просто ты так редко бываешь дома! — Я придумывала на ходу. — А теперь, когда этот Владимир вернулся, опять будешь все вечера проводить с ним, а я буду одна. А я не хочу быть одна! Я устала!

— Олечка, Оля! — моментально запаниковал муж. О, как он не любил, когда я рыдала. Мне кажется, мужчины придают такое значение женским слезам, как будто это стихийное бедствие вроде цунами. Боятся, что, если его не остановить, оно снесет все на своем пути. — Успокойся, детка. Ну что ты. Я же тут, я рядом. Это просто зима. Депрессия. Солнца нету совсем, да?

— Да-а! — рыдала я навзрыд.

Муж прижимал меня к себе и гладил по спине. Я же чувствовала себя свиньей последней, но в то же время была ужасно рада этому освобождению, этому взрыву, благодаря которому я выплеснула наружу хотя бы часть той взрывной волны, что накрыла меня изнутри, стоило Владимиру появиться на нашем пороге. Ночью я была особенно страстной. Николай даже пожелал мне почаще грубить друзьям (только не его, а моим), если это производит на меня такое действие. Мы не спали почти всю ночь, занимались любовью и разговаривали — и то, и другое было просто прекрасно. Мы смеялись, мы спустились вниз и принялись доедать остатки пирога — и все это в два часа ночи. Я вспомнила все, что было когда-то между нами. Я смотрела в его темные от желания глаза, я держала сильные руки в своих ладонях и представляла, что это весла спасательной лодки, взлетающей вверх и вниз посреди бушующего моря. Но корабль уже шел ко дну, одна лишь я все еще хранила надежду, что мы спасемся.

На следующий день Николай уезжал на работу, ворча, что с такой неудержимой женой ему не удалось отдохнуть за ночь. Но ворчал он не зло, а очень даже благодушно. Инцидент с соседом он посчитал исчерпанным. Владимир с женой были снова приглашены к нам в дом, и я уже не стала даже и пытаться этому противостоять. Карма! Видимо, мне суждено было периодически смотреть в эти чистые прекрасные серые глаза. А если мы не можем ничего изменить — нужно это принять без сопротивления.

Я выбросила белый флаг и без зазрения совести стала с наслаждением наблюдать за Владимиром в интерьере нашей гостиной. И я даже не сопротивлялась, когда он пригласил нас к себе в гости — ответный жест на наше гостеприимство. Их дом показался мне еще не слишком обжитым — в нем не хватало мебели, совсем не было личных вещей, не было фотографий, не было разных мелочей и сувениров — полки из гипсокартона в стенах стояли пустыми. Его жена приготовила какую-то ужасную рыбу и пирог с мясом. Я лишний раз подумала, что она удивительно не подходит ему. Алина бы меня поняла.

Вечер прошел приятно. И тепло камина согревало, и терпкое вино обостряло чувства. Я ощущала себя в безопасности, находясь в обществе собственного мужа и Володиной Серой Мыши — жены. Я расслабилась и наслаждалась вечером. Потеряв всякую бдительность, я беспечно болтала с Владимиром обо всем на свете. Об институтской юности, о наших с Алинкой безумствах, об архитектуре, которая хоть и покорила мое сердце, но так и осталась далека от меня, как крыши небоскребов. О моей любви к фотографии речь, конечно, тоже зашла. Николай сбегал к нам, благо бежать было недалеко, и притащил стопку моих работ.

— Тоже скажешь, работы! Работы — это у художников. У меня — фотки.

— А чем, по-вашему, отличаются профессиональные фотохудожники от вас? — поинтересовался Владимир с непринужденной улыбкой.

— От меня? — рассмеялась я. — Да всем!

— Возьмем, к примеру, Джека Дикинга! — продолжил он.

— Джека Дикинга? — улыбнулась я, не чувствуя угрозы. Беспечность свойственна тем, кто выпил больше трех бокалов вина, верно? — Давайте его возьмем. Я, правда, понятия не имею, кто этот парень, но давайте. Берем его!

— Джек Дикинг — всемирно известный фотохудожник. Снимает в основном природу, совсем как вы, Оля, — пояснил Владимир, глядя мне в глаза. — Я удивлен, что вы его не знаете. У вас с ним есть что-то общее. Оригинальный взгляд. Умение уловить момент.

— О боже, я сейчас растаю, как Снегурочка! — воскликнула я. — Ты слышал, Коль? У меня есть оригинальный взгляд!

— Определенно есть!

Владимир стал размахивать моими фотографиями и показывать на пальцах. Длинными пальцами, гибкими и сильными. Черт! Я резко протрезвела и захотела домой. Время было позднее, так что моя усталость была вполне объяснимой и уместной. Разговор прошел и был забыт, но через пару недель вдруг Владимир объявился в нашем доме с сообщением, что в Москве открывается выставка работ Джека Дикинга. Всего одна неделя в выставочном зале на Остоженке! Вау! Редкая удача и все такое! Бла-бла-бла! Мы должны обязательно все пойти — и я, и Коля, и Серая Мышь, и, конечно же, Владимир.

— А что, давайте сходим, — без энтузиазма отреагировал мой муж, равнодушный ко всему прекрасному, кроме женщин и огнестрельного оружия.

— Отлично! — обрадовался Владимир и тут же начал планировать наш визит. Я решила, что, если сильно постараюсь, переживу и это. У меня уже появилась некоторая закалка против его чар. Так думала я. Господи, как я ошибалась!