Большие Надежды

Варвара Оськина, 2023

Добро пожаловать в Город, где евгеника давно стала наукой, люди добровольно утратили человечность, а смерть – самое настоящее милосердие. Здесь сострадание – это проклятие, каждому предопределено своё место, и жизнь под тенью Щита длится столько, сколько отвёл Великий Канцеляриат. Но что случится, если однажды кто-то захочет всё изменить?Что, если доктрина даст крошечный сбой?Флоранс Мэй, будь осторожна!Артур Хант, помни – Город превыше всего!

Глава 7

Это будет моя последняя запись и первая за двадцать лет, что прошли со дня казни последних предателей. Немного символично, но больше печально. Всё вышло не так, как я хотела или мечтала. Не так, как планировала. Произошло многое из того, что, наверное, стоило бы написать, но, боюсь, уже не успею.

Я знаю, что рано или поздно ты, Флор, прочтёшь этот дневник. Возможно, осудишь. Возможно, нет. Скорее всего, я об этом уже никогда не узнаю. Но я верю! Несмотря ни на что, ты попробуешь всё исправить. Не сможешь иначе. Флор! Милая Флоранс! Прости меня, но, видимо, Город оказался и в этот раз прав. Ты должна была потерять всё, чтобы полюбить жизнь во всём её многообразии. И я не горжусь, что была одним из орудий в его руках… что была почти твоим палачом, но так было нужно.

Сейчас ты знаешь правду и перед тобой открывается сложный путь в одну сторону. Ты наверняка думаешь, что выхода нет. Что смысла бороться совсем не осталось, но это не так. Надежда есть! И это ты — последний шанс нашего Города выжить. Ты — человек, у которого ничего не осталось. Ты — тот самый сосуд, который вселенная наполнила не жизнью, но бескорыстной человечностью. Ты — душа этого Города. И ты абсолютно свободна.

Я знаю, что вы встретитесь с Артуром. Теперь это неизбежно. Город будет вести вас друг к другу. Он уже это делает: через меня, через Алекса, через каждый день твоей и Артура жизни, через каждый поступок, вздох или слово. Да, вам будут мешать. Канцлер сделает всё, чтобы уничтожить тебя, но Город ему не позволит. Город и Артур. Алекс уверен, что предусмотрел всё… Что просчитал каждый шаг своего сына, но он не знает главного. Не знает, что в его идеальном оружии, в его сверхчеловеке, которого он так рьяно и безрезультатно пытается повторить в своих глупых лабораториях, скрыт изъян. Но именно эта неидеальность делает Артура и тебя столь совершенными. Как совершенен каждый живой человек. Понимаешь? Ген сострадания нельзя удалить навсегда. Глупость! Однажды он неизбежно проявится. Он очнётся в тот страшный миг выбора между жизнью своей и жизнью другого. Я ошиблась, думая, что могу соревноваться с природой, но ошибка Алекса куда катастрофичнее — он пошёл против Города. Да, Город превыше всего. Но Город — это не стены и камни. Город — это человек, за которого ты готов умереть.

Дневник Руфь Мессерер

В этот раз встреча их небольшого Сопротивления была назначена в Убежище. Решив не рисковать, Стивен выбрал самое безопасное место, хотя для Флор с Гербертом это было связано с ощутимыми неудобствами. Но если она смогла легко ускользнуть, опасаясь лишь неизменных дозоров Карателей, то для Льюиса, который должен был патрулировать улицы, неявка на построение перед Хантом грозила большими проблемами. Поэтому он опоздал. Запыхавшийся, злой, со взлохмаченными светлыми волосами, он вошёл в небольшой зал, где сходились коридоры Убежища, и раздражённо швырнул маску на первый попавшийся стол.

— Больной ублюдок, — пробормотал он вопросительно взглянувшей на него Флор. Она, как всегда, старалась держаться подальше от бесновавшегося в своих радикальных фантазиях Стивена и поэтому стояла в самом дальнем и тёмном углу. — Хотел бы я знать, как он это делает?

— Кто?

— Хант.

Флор поджала губы и отвернулась, невидяще глядя на Стива, который как раз формулировал очередной лозунг. Что-то вроде «победа или смерть».

С момента происшествия с «семнадцатой» прошла неделя, за которую она видела Главного Карателя лишь дважды. В первый раз, когда он прошёл мимо главного входа, сделав вид, что её не заметил (а может, и правда, не разглядел в толпе однотипно одетых людей), а во второй, на площади. Это была очередная казнь провинившегося. И Флор не знала, как не прожгла взглядом дыру в его чёртовом шлеме. Несмотря на то, что Каратели стояли ровной шеренгой из одинаковых чёрных костюмов и масок, Ханта она узнала практически сразу. У Флор не было этому объяснений, она просто чувствовала, а потому смотрела-смотрела-смотрела, будто призывала взять и немедленно отменить это показательное запугивание Города. Но Хант, конечно, даже не пошевелился. Возможно, ничего не почувствовал. Возможно, выискивал в толпе очередного носителя «вируса» сострадания. На бракованных у Артура Ханта было чутьё. Так что Флор понимала, отчего беснуется Герберт, и осторожно сжала его руку.

— Много?

— Только за сегодня он отрыл где-то человек тридцать. Такое ощущение, что началась массовая эпидемия, если такое возможно. — Герберт покачал головой, а потом фыркнул и по-простому устало потёр руками лицо. — Ты только представь… Хант лишь заходит в школу, церковь или даже в квартиры, оглядывается, а потом безошибочно выбирает бракованных. Ни одной осечки. Я потом специально перепроверил некоторых на карманном анализаторе. Ну, мало ли, Вард решил подыграть… Но нет. Все до единого. Яркая чёткая полоса в генетическом коде.

— И… как давно у вас эти рейды? — процедила Флор, чувствуя, как сжимается в напряжении что-то внутри.

— Уже неделю. И продлятся до самого празднества.

Флор растерянно взглянула на Герберта.

— Годовщина правления Суприма, — пояснил он, скривившись.

— Постоянно забываю об этом.

— Да ты настоящий диссидент, Колокольчик, — хохотнул он.

— Арестуешь?

— Я могу. Сегодня моё дежурство, — сардонически протянул Герберт и хмыкнул, уставившись себе под ноги, а Флор обеспокоенно на него посмотрела.

— У тебя не будет проблем?

— Кто знает?.. Но, вот ведь парадокс, объяснить что-то Ханту легче, чем Стивену.

Усмешка Флор вышла такой же кривой и вымученной. Они замолчали, прислушиваясь к речи Джонса, которая уже напоминала выспреннюю пропаганду, а потом одновременно переглянулись.

— Мне всё чаще кажется, что его фанатизм нас погубит, — тихо проговорила Флор. — Нельзя жить на одной жажде мести. Это плохой фундамент для будущего.

— Плохой, но другого у нас нет. Ты возьмёшь на себя такую ответственность?

Она отрицательно покачала головой. Господи, ей бы с самой собой разобраться, какие уж тут чужие заботы.

— И я нет, — вздохнул Льюис и замолчал. Он какое-то время следил за Стивеном, прежде чем скосил взгляд на Флор и тихо пробормотал: — Но забавно, что мы оба с тобой знаем, кто сможет.

— Ты всё ещё не отказался от этой безумной идеи.

— Нет. Так и не проверила его на сострадание?

— Даже не думала. Не представляю, как это сделать. И не представляю, что ты хочешь там найти.

— Что-нибудь. Зачем-то же Руфь его выделила.

— Ну да.

Флор вздохнула и подумала, что Руфь вообще выделяла много чего. Вот, например, Великого Канцлера Алекса Росса, но об этом говорить пока было страшно. Да, в общем, и нечего. Руфь молчала о личном, и Флор продиралась сквозь описания весьма специфичных экспериментов, которые Мессерер ставила сама над собой. И хотя тон записей становился суше, в каждой фразе чувствовалась всё туже затянутая пружина неизбежного взрыва, который вот-вот должен произойти. Флор помнила прыгающие от волнения строчки, в конце тетради, и целые страницы со смазанным текстом. Руфь плакала? Или просто что-то пролила на Дневник? Имя «Алекс» встречалось под конец так же часто, как и безымянный AR2_r.

Тем временем размышления Флор скакнули чуть дальше, но к столь же противоречивому.

— Ханта не переубедить, — твёрдо произнесла она. — Ты же сам говорил. И после всех этих недель я согласна с тобой. Он, возможно, способен убить Суприма, когда тот станет мешать, но свергнуть Канцлера и весь Канцеляриат… Да он скорее сам снимет маску перед «Тифоном», чем усомнится! А нам нечего ему предложить. Ни идеологии, ни плана. Он предан Канцлеру.

— Он предан Городу, — задумчиво поправил её Герберт. — А мы предлагаем жизнь, Флор. Жизнь для Города. Кто знает, быть может, это сработает.

— Теперь ты пытаешься убедить меня в обратном?

— Я всего лишь пытаюсь разобраться.

— Как ты с этим живёшь? — задала вдруг Флор вопрос, который мучил её последние дни. С того самого, если честно, момента, как за Хантом закрылась дверь в медицинский отсек.

— С чем?

— С тем, что днём ты убиваешь, а вечером приходишь к нам на собрание и думаешь, как это закончить. С тем, что колешь «Милосердие» ничего не понимающим детям, а потом чувствуешь, как толкается в животе Джуди твой малыш. С тем, что ты ненавидишь Ханта, но по-прежнему видишь в нём лидера больше, чем в Стивене. Я не понимаю… меня разрывает от противоречий. Я запуталась, Герберт.

— Потому что мыслишь эмоциями, — улыбнулся он грустно. — Ты пытаешься думать абсолютными характеристиками зла и добра, но это неправильно. У каждого из нас есть свой репер. Точка. Ориентир, к которому мы движемся. Нулевая отметка, которую ты ставишь так далеко на числовой прямой, как можешь дотянуться. Там будут сходиться оси всех твоих поступков. Это итог. Цель. Моя — жизнь моей семьи. Любой ценой.

— Я понимаю тебя, но вот у меня нет и не может быть цели, — фыркнула Флор и зло продолжила: — Я никто, у меня ничего нет, и после меня ничего не останется. Моё тело будет переработано и развеяно над землёй, память обо мне сотрётся. Я пустота… Родилась, жила, умерла. Я сама тот самый нуль.

— Тогда зачем ты здесь? Зачем борешься?

— Я… я не знаю. Чувствую, что так нужно, но смысла не понимаю.

— Значит, самое время его найти. Флор, у каждого должна быть своя конечная точка. Она не обязательно будет глобальной, всеобъемлющей или грандиозной. Быть может, кому-то вообще покажется совсем незначительной. Но она твоя. То, к чему ты идёшь, и на что оглядываешься, когда выбираешь дорогу. С ней ты сравниваешь каждый поступок, проверяешь на адекватность. Она же мерило для твоей совести. Без неё ты рискуешь в один прекрасный момент сдаться, но…

— Но? — спросила Флор, когда Льюис неожиданно замолчал и странно на неё посмотрел.

— Но я думаю, что ты уже нашла её. Просто боишься признаться себе.

— С чего ты взял?

— Иначе ты не задала бы этот вопрос. Ты вообще не чувствовала бы себя настолько потерянной и запутавшейся. Да, похоже, в твоём случае должно пройти время, чтобы принять… — он усмехнулся и легкомысленно взмахнул рукой, — назовём это новым постулатом жизни. Но знай, когда всё случится, наступит облегчение. Мир вокруг станет кристально ясным, сомнений не будет.

— А у тебя их нет?

— Нет. Я знаю, что есть необходимое число жертв, которые должны стать мучениками за то, чтобы жили другие. Вкалывая «Милосердие» десяти, я оставляю шанс спрятаться остальным, до кого ещё не добрались люди Ханта.

— А он сам? Как в тебе может уживаться уважение к нему и осознание, что он творит?

— А в тебе? — хитро улыбнулся Льюис. — Ты спасла ему жизнь. Разве это не странно?

Флор нахмурилась, но, когда она уже открыла рот, чтобы ответить, их прервали.

— Флоранс!

Она повернулась и посмотрела на приближавшегося к ним Стивена, который… выглядел одухотворённым. Он шёл через толпу, и та почтительно расступалась, словно перед ней был никак не меньше, чем самый настоящий святой или хотя бы один из Апостолов. Его светлые волосы чуть заметно мерцали в скудном желтоватом свете настенных огней, а на фоне каменных стен светло-серые одежды из натуральной ткани казались едва ли не белоснежными. Да, он производил впечатление, особенно на тех, кто лишь недавно попал к ним в Убежище. И лишь Флор хмурилась, наблюдая за приближающимся к ней величием. Слишком много символики, слишком много фанатизма.

— Ты пришла! — Стивен радостно взял её за руку и неожиданно для Флор мягко поцеловал ладонь. Он посмотрел ей в глаза, а потом вдруг оглянулся и громко воскликнул, обращаясь ко всем: — Эй, смотрите! Наша богиня пришла проверить свои владения!

При этом он так чарующе улыбнулся, что Флор невольно зарделась, гадая, к чему было это позёрство. Рядом находилось слишком много людей, что следили за ними, а потому она скованно улыбнулась и постаралась как можно скорее освободиться.

— Я не могла пропустить и это собрание. Последнее время у меня было не так много возможностей выбраться, — пролепетала она, пока пыталась выпутать пальцы из хватки Стивена. Но он лишь сжал их сильнее, и пришлось сдаться, чтобы не привлекать внимание нелепыми дёрганьями. Что за…

— Я как раз говорил о тебе. Что твоя идея лесов вокруг Города позволит нам через несколько лет убрать Щит. Ты слышала реакцию? Богом клянусь, ребята в восторге от этой мысли!

Флор почувствовала, как ёкнуло в груди встревоженное сердце.

— Да, я… — На самом деле, нет. Она ничего не слышала, поскольку была слишком поглощена разговором с Гербертом. Но то, как легко и обыденно Стивен говорил о будущем, словно был уже хозяином Башни, неожиданно испугала. — Это только проект, Стив. Он существует лишь на бумаге и в теплицах у Джуди.

— Он существует — и это главное. Люди будут в восторге! Особенно, когда увидят, как «падальщики» копаются в земле, точно черви! ХА!

— Ч-что?

— О, я тут подумал, это будет прекрасный и милосердный жест, который мы сделаем после переворота. Пусть люди видят, что мы не они. Каратели должны быть унижены и растоптаны. Назовём их… Копатели!

Стивен расхохотался своей глупой шутке, но ни Флор, ни Герберт даже не улыбнулись.

— Я думаю, сейчас лучше сосредоточиться на наших ближайших планах, — немного резко заметил Льюис. — В Городе неспокойно, и вам стоит прекратить вылазки. Ещё одной глупости, как тогда с Щитом, Хант не потерпит.

— Да, я слышал про рейды, — нахмурился Стив, и Флор мысленно скривилась. До очередной сентенции на тему Артура Ханта оставалось три… два… один… — Я лично придушу эту мразь, как только он попадётся мне в руки. Вырву глаза, перебью пальцы и брошу гнить около Щита за всё, что он сделал. Пусть уже наконец сдохнет!

Он резко отпустил её измученные руки, и Флор радостно выдохнула.

— Этим ты ничего не исправишь… — покачала она головой.

— Я отомщу. Разве этого мало? — Стивен удивлённо на неё посмотрел. — Неужели тебе не хочется поквитаться за всех наших ребят? Да даже за тех, кого ты не знаешь? Слышал, не так давно он устроил бойню в церкви. Для Ханта вообще не осталось ничего святого.

— Я хочу, но…

— Но? — Он внимательно на неё посмотрел, а потом отступил, и на его обычно улыбчивом лице появился лёгкий налёт то ли обиды, то ли высокомерности. — Какие здесь могут быть «но»?

— Давай не сейчас.

— Ну уж нет, договаривай, Флор. Что но? Что может быть правильнее смерти Артура Ханта?

— Стив, не думаю, это уместно выяснять именно здесь, — тихо и быстро проговорил Герберт, оглядываясь. — Мы собрались не для этого.

— Так не пойдёт, подожди. — Он поднял руку, призывая к молчанию. — Я просто хочу знать. До меня ведь и здесь доходят разные слухи.

— Стивен…

— Например, что Флор проводит неприлично много времени в обществе Ханта. Или что этот «падальщик» повысил ей уровень рациона. А ещё он был у неё дома. М-м-м? Что скажешь? Ты знал об этом Герберт?

— Да, — нехотя ответил тот, чем заслужил громогласное «ага!», но Флор недоумённо пробормотала, глядя на Стива:

— Откуда ты…

— Я видел вас. Как вы входили. И знаю, что Хант провёл у тебя минут десять, не меньше. Чем вы там занимались? Что ему было надо, а?

— Ты следил за мной?! Ты… следил? Но зачем? Совсем с ума сошёл! — воскликнула донельзя смущённая Флор. Она чувствовала себя, будто её уличили в каком-то непотребстве, но ведь ничего не было!

— Хотел узнать у тебя кое-что. Как видишь, узнал. И что ты скажешь теперь в своё оправдание?

— Оправдание? Да кто ты такой, чтобы я оправдывалась перед тобой?

— Я лидер Сопротивления. И я хочу быть уверен, что ты по-прежнему лояльна к нам. Но теперь даже не знаю, что думать. Ты меня подвела.

Он демонстративно развёл руками, а Флор поняла, что злится. Она шагнула вперёд и заглянула в серые глаза Стивена.

— А твои слухи не сообщили, что меня пытались убить? — прошипел она. — Что я разбила маску, но вместо того, чтобы это проигнорировать, Хант любезно помог мне добраться до дома во время комендантского часа? Что мы попали в Бурю? Или что, если бы не он, я бы сдохла в тот день? Трижды! Нет. Конечно, тебе об этом не говорили. Но такова правда, Стив. И если уж продолжать разговор, то это ты нас подвёл, когда своими безрассудными выходками закрыл себе доступ в Город, бросив нас выживать. Одних. Так не удивляйся теперь, что я не упиваюсь твоими оскорблениями Ханта. Просто не могу. В конце концов, я всё ещё ему должна.

Она замолчала и нервно выдохнула, не сводя взгляда с лица молчавшего Стивена. А тот — о чудо! — помедлил ровно мгновение, прежде чем всё же не выдержал и уставился куда-то в стену, обиженно надув губы. Ребёнок. Флор покачала головой. Стивен был точно ребёнок. Взрывной, хаотичный, самовлюблённый. Но в этот раз это не умиляло. На кону стояло так много, и страшно, если Стивен этого не понимал. От засевшего внутри беспокойства Флор раздражённо передёрнула плечами и впервые пожалела, что перед ней и правда не Хант. Он бы её понял.

— Я спасла ему жизнь, Стив. А он мне. И если для тебя это ничего не значит, то для меня всё наоборот…

— ТЫ ЧТО?!

Джонс повернулся так резко, что Флор едва не отшатнулась.

— Как ты… Как у тебя… Как тебе вообще пришла в голову мысль, спасти эту тварь?!

— Неважно, — дёрнула она щекой, уже жалея о своей болтливости. Про случай с «семнадцатой» лучше было бы не знать никому, но…

— Значит, и в этом слухи не врали, — процедил Джонс. Теперь он смотрел на неё холодно и немного брезгливо. — Флоранс, уж не прониклась ли ты симпатией к этой мрази? Потому что если это так…

— Идиот! — прорычала она, не понимая, то ли её сейчас оскорбили, то ли озвучили то, что Флор сама от себя так страстно скрывала. — Так просто случилось.

— Случилось? Как вообще могло такое случиться?! Бога ради, ты рехнулась? Любой нормальный человек тут же воспользовался бы этой удачей! Понимаешь? Любой! Но ты… Господи, Флоранс, почему ты просто его не добила?! — проорал Стивен в бешенстве.

— Потому что я этого не хотела! — раздражённо выплюнула она, тоже скрываясь на крик. А потом посмотрела в глаза резко повернувшегося к ней Стивена и медленно договорила: — Да, я этого не хотела. Я была растеряна и не знала, что делать. Но, знаешь, что… Твой омерзительный план по убийству моих подопытных, которым ты так хотел насолить Ханту, провалился. Он всё сделал сам. И, к твоему сведению, у него хватило чести и благородства сохранить им жизнь! Теперь осталась только одна, но она не представляет особого интереса. Так что предлагаю тебе придумать что-то ещё, желательно менее извращённое и кровожадное.

— И, видимо, этим вызвано твоё восторженное состояние? — вдруг зло процедил Стив. — Тем, что он сохранил твоим шлюшкам жизнь? Флор, очнись! Это ни о чём не говорит.

Она ахнула от такого оскорбления, но сказать ей не дали. Джонс презрительно процедил:

— Он каждый день убивает несколько десятков людей. Сотня человек за неделю в виде трупов привозятся на завод по биотопливу! Да таким темпом эта псина перебьёт половину Города к следующему понедельнику, пока ты роняешь по нему слюни.

И Флор не выдержала. Всплеснув руками, она в отчаянии пробормотала:

— Ну так сделай что-нибудь, Стив! Хоть что-нибудь, кроме ребяческих провокаций в виде надписей на Щите.

— Я и делаю, — прорычал он, приблизив своё лицо к Флор, которая едва не шарахнулась в сторону. — А ты портишь. Спасаешь ему жизнь, хотя могла бы… убить!

— Ты бредишь, Стивен, — вмешался Льюис. Он устало потёр глаза, а потом едва заметно отстранил плечом ошарашенную Флор, чем невольно разрядил гудевшее вокруг напряжение. Она пошатнулась, а Герберт продолжил, демонстративно натягивая свои перчатки Карателя: — Чтобы убить Артура Ханта, одного твоего желания недостаточно.

— Ну не бессмертный же он! Есть ведь какой-нибудь способ, — раздражённо откликнулся Стивен, а Флор, не в силах вынести этот разговор, с рычанием отвернулась.

— Есть, разумеется, — тем временем всё так же меланхолично продолжил Льюис. — Например, подговорить Варда, чтобы тот убил его ножом в спину в лучших традициях заклятых друзей. Или взорвать Башню. Ещё можно попробовать его окружить группой человек из двадцати-тридцати или попросту отравить…

«Это яд. И к вечеру я умру…» Флор вздрогнула и резко вздохнула, чувствуя, как опять холодеют от ужаса пальцы. Тем временем спор за спиной продолжался.

— Ты издеваешься.

— Всего лишь показываю, насколько бессмысленны твои обвинения. Флор сделала то, что считала нужным в тот конкретный момент, так прими это и поступи, как лидер, которым ты себя считаешь.

Герберт замолчал, но воцарившаяся тишина вышла натянутой и напряжённой. Спиной Флор чувствовала взгляд Стивена, и он ей не нравился. Ладони резко вспотели, глаза заслезились, а потом она услышала:

— Значит, бессмысленны? Хорошо. Тогда поступим так. Через две недели состоится приём в честь Суприма. И твоей задачей, Флор, будет любой ценой выманить Ханта из Башни. Ты меня поняла? Вы с ним так любезно общаетесь, что тебе наверняка не составит труда выполнить этот приказ. Верно?

Непривычно ледяной голос Стивена вынудил вздрогнуть.

— Ты. Меня. Поняла?

Молчание. Она не могла!..

— Флоранс?

Её имя прозвучало как-то особенно жутко. Так страшно, что ответ вырвался сам, хотя Флор не хотела. Всё внутри словно взвыло от ощущения неправильности происходящего, а потому она со всей силы зажмурилась.

— Да, — прошептала она, и содрогнулась, когда до неё донеслось небрежное хмыканье.

— Молодец, — самодовольно проговорил Стиен, а потом Флор услышала, как удалялись его шаги.

Боже… Боже! И что ей теперь делать?

— М-да, не скажу, что удивлён, но… — словно эхо её мыслей прозвучал голос Герберта. Флор оглянулась и увидела, как он нахмурился вслед удалявшемуся от них Стивену. — Просто помни, ты можешь этого не делать.

— Разве? Это был приказ, — скривилась она.

— Но имел ли Стив право тебе его отдавать?

— Он лидер.

— В своей голове — безусловно. Но хотим ли мы все видеть его во главе нового Города?

Флор испуганно охнула.

— Тише! Лучше молчи. Твои слова похожи на бунт, и это неправильно. Герберт, опасно так думать! Мы должны держаться вместе, а не устраивать склоки на пустом месте. Возможно, Стивен всё продумал.

— А может, и нет. Ты готова довериться ему? Дал ли он тебе хоть один повод для этого?

Герберт выразительно вскинул светлые брови, но когда Флор не нашлась с очевидным ответом, пожал плечами.

— Знаешь, на самом деле, мы с тобой ничего не решаем. Как не решает Стивен, Хант или Канцлер. Что бы мы ни делали, история и Город всё равно выберут себе в герои сильнейшего. Но кого? У нас есть три вероятности. И чем дольше я смотрю на них со стороны, тем больше думаю, что это я ошибся, а не Руфь. Что фигура Ханта становится сильнее с каждым новым событием. По правилам слон никогда не станет ферзём, но вдруг он всего лишь пешка, перед которой теперь целое поле?

— Ты будто бы им очарован, — невольно улыбнулась Флор. Слушать Герберта было забавно, но отчего-то это не вызывало внутри сопротивления. Хотелось лишь согласиться.

— Он самый неочаровательный человек из всех, кого я знаю, — рассмеялся Льюис. — Но меня не покидает ощущение, что всё давно предрешено. Записано в наших генетических картах… В моей, в твоей, Ханта. Вдруг Руфь видела это?

— Это смешно. Мы просто набор хромосом.

— Просто ли? Посмотри на Стивена, он задумывался, как один из «идеальных», а вышел бракованным с головы до ног, — хохотнул Герберт. — Сложно найти большего анархиста, согласись.

Флор хохотнула, но тут же нервно дёрнула щекой.

— Он слишком зациклен на убийстве Ханта. Знать бы ещё почему, — пробормотала было она, но замолчала, когда заметила брошенный на неё насмешливый взгляд. — Что?

— Бог мой, Колокольчик. Это же очевидно! — со злым весельем протянул Льюис. — И теперь интересно, что сделает Стив…

— Перестань меня уже так называть. И нет, я не понимаю.

— Однажды поймёшь, — ухмыльнулся Герберт, а потом вдруг наклонился к ней и шепнул, глядя прямо в глаза: — Сегодня ты сказала, что в твоей жизни нет и не может быть системы координат. Так вот. Мне кажется, это лукавство. Ты лучше меня знаешь, что она у тебя есть, но всё ещё ждёшь, чтобы кто-то указал тебе на неё. Прости, но я тебе этого не дам. Это твоя точка. Твой ноль. Становись туда и начинай отсчёт. Колокольчик.

— Прекрати…

Но Льюис уже отстранился.

— Пойдём, Джуди говорила мне в прошлый раз, что хотела тебе кое-что показать, — махнул он рукой, явно не желая слушать очередные возражения. Он сказал всё, что хотел, и теперь, напустив таинственности, был собой очень доволен.

Они пересекли большой зал с высоким земляным потолком и направились по одному из уходивших на северо-запад проходов. Убежище находилось глубоко под землёй, и чтобы хоть как-то не потерять пространственную ориентацию, все коридоры, что выходили из центрального холла, располагались по сторонам света и были соединены одним большим проходом, что представляло собой кольцо. Когда-то давно это был пункт управления. Что именно здесь охраняли, Флор точно не знала, но остатки аппаратуры и сложная система освещения, которая представляла собой череду помутневших от времени зеркальных пластин, наводила мысли о военном объекте. Впрочем, всё в их мире близ Города когда-то считалось военным. Тем не менее здесь было безопасно. Уходившие в глубь западные коридоры обрывались пустыми запечатанными шахтами, на юге располагалась жилые комнаты, на севере — мастерские, и только одно восточное направление заканчивалось странным, ни на что не похожим помещением.

Ещё один круглый зал, куда молча вошли Льюис и Флор, был огромен. Высотой в четыре человеческих роста, он простирался так далеко, что эхо шагов стихало где-то на полпути.

Решение устроить что-то наподобие городских Теплиц пришло само. Оно казалось настолько логичным, словно само это место было создано для чего-то подобного. На белых стенах, даже несмотря на постоянную влажность, не появлялось ни плесени, ни налёта, а спроектированная неизвестными инженерами хитрая вытяжка до сих пор обеспечивала поступление чистого воздуха без примеси радиоактивной пыли извне. К тому же, света здесь было столько, что даже неизбежно поднимавшиеся под потолок деревья и разлапистые кусты не могли создать достаточно сумрака. Тусклые солнечные лучи попадали сюда через хитро устроенные воздуховоды с системой зеркал, что располагались по всему периметру круглого бетонного зала. От этого казалось, будто светятся сами стены. Даже дышалось здесь немного иначе: легче, спокойнее, глубже. И Флор с наслаждением втянула влажный, чуть прелый воздух, чувствуя, как немного кружится голова от такого количества кислорода. Привыкший к постоянной лёгкой гипоксии мозг на мгновение блаженно застыл, а потом принялся работать с удвоенной силой.

Джуди нашлась в центре зала. Её живот забавно топорщился под перепачканным землёй фартуком, а сама она стояла, устало опустив руки с зажатыми в них инструментами, в одном из которых Флор с лёгкой усмешкой обнаружила гомогенизатор. Жена Герберта задумчиво кусала губы и хмурилась в сторону пожелтевшего куста, из листьев которого обычно делали съедобные лепёшки, но этот, похоже, больше ни на что не годился.

— Кажется, я увлеклась его улучшениями, — вздохнула Джуд, когда заслышала их шаги. Досадливо поморщившись, она бросила быстрый взгляд на Флор и хмыкнула. — О, судя по твоему лицу, Стивен сегодня в ударе.

— Не то слово. Уже мнит себя на вершине Башни.

— Он может мнить себя хоть самой Башней, — неожиданно заговорил Герберт, — но, если ему будет нечего предложить Городу, его убьют меньше чем через неделю.

Джуди покачала головой и потянулась к мужу, чтобы легко его поцеловать. Флор заметила, с какой нежностью обычно сдержанный Льюис коснулся перепачканного землёй лица, а потом осторожно огладил живот, и отвернулась. В действиях её друзей не было ничего неприличного, но в глазах Флор это было слишком лично. Интимно. Тайно. И поэтому зависть… Зависть была очень неправильным чувством, особенно, по отношению к этим двоим. Так что Флор постаралась не слушать, что творилось у неё за спиной, и обратила всё своё внимание на погибавший куст. Вот предел её отношений — ветки, листья и корешки, а если захочется чего-нибудь более личного, у неё всегда есть инкубаторы, счётчики клеток и Хант, чтобы в очередной раз встряхнуть нервную систему. Куда уж интимнее.

— Не трогай его, он сам разберётся, — неожиданно произнесла Флор, прерывая царившую позади идиллию. Она кивнула на поникший куст и уселась с ним рядом. — Иногда их лучше предоставить самим себе.

— Ты говоришь так, будто он живой, — со смехом откликнулась Джуди. — Это всего лишь растение.

Флор ничего не ответила, только пожала плечами и погладила пожухлый листок. Живой — не живой, но хотя бы более предсказуемый, чем люди. За спиной снова послышалось тихое бормотание и звук осторожного поцелуя, прежде чем эхо тяжёлой поступи подсказало, что Герберт ушёл.

— Ты выглядишь очень уставшей, — заметила Джуди, неуклюже присаживаясь рядом на бортик.

— Неделька выдалась просто убийственная, — мрачно пошутила Флор.

— Точно не хочешь окончательно перебраться в Убежище?

— И что я буду здесь делать?

— А что ты делаешь там? — со смешком спросила Джуд, и Флор скривилась.

— Да, в общем-то ничего. Живу, дышу и жду, когда наконец-то умру.

Повисла напряжённая пауза, а потом тихий вздох.

— Флор…

— Мы всё равно этим закончим.

Они вновь замолчали. Джуди машинально гладила свой живот, а Флор старалась на неё не смотреть, потому что тогда перед глазами вновь появлялось бледное и немного безумное лицо «семнадцатой».

— Без Руфь мы все, словно потерянные, — неожиданно проговорила Джуди. — Словно у нас забрали вектор. Мы по инерции что-то делаем, куда-то идём, чего-то хотим, но теперь это всё потеряло свою остроту и смысл.

— Тебе тоже так кажется? — встрепенулась Флор.

— Да.

Флоранс поджала губы, нервно переплела пальцы и вдруг решилась. Если уж не Джуди, то вообще никому не стоило говорить об этом, но почему-то казалось, что именно эта добрая душа сможет понять и… Господи! Быть может, подсказать, что делать дальше.

— Я нашла дневник Руфь, — осторожно начала Флор и судорожно улыбнулась, когда Джуд медленно повернулась. В серых глазах было искреннее удивление. — Это что-то вроде лабораторного журнала для… одного эксперимента.

— Эксперимента?

— Да. Над… ней самой. — Улыбка превратилась в кривой оскал, и Флор уставилась на свои руки, что нервно перебирали край форменного плаща. — Я уже говорила, что она была одним из идеологов программы по естественному воспроизводству населения, но… Джуди! У неё есть сын. И если он ещё жив, то находится где-то в Городе!

Тишина, которая последовала за этими словами, показалась Флор такой плотной и оглушительной, что в ушах зазвенело. Она длилась, и длилась, и длилась, пока вдруг влажный воздух теплицы не прорезал звонкий и радостный возглас.

— Оу! — Джуди аккуратно расправила на коленях свой фартук и с искренним интересом взглянула на Флор. — И как его зовут?

— Ты будто бы не удивлена.

— А должна быть?

— Ну…

— Флор, женщина, которая работает под носом самого Канцлера и прячет у себя беременную, оказывая ей помощь, явно знает, что делает. Она определённо видела это не один раз и понимала, чем может помочь именно мне. А уж теперь, когда ты рассказала такое, у меня исчезли последние сомнения. Взгляни на нас с Гербертом. Вынудить сменить сторону может только очень сильное потрясение или страх, причём не за себя. Я знаю, о чём говорю, и уверена, ею двигало нечто подобное.

Джуд замолчала, а потом протянула руку и ласково сжала всё ещё нервно переплетённые пальцы Флор.

— Так как его зовут? — спросила она.

— Не знаю. — Флор пожала плечами. — У меня есть только идентификатор, но поиск по нему ничего не дал. Значит, либо он всё-таки мёртв. Либо…

— Либо у него теперь другое имя. Но я не думаю, что нам повезёт. Вряд ли бы Руфь его бросила. — Джуди расстроенно поджала губы. — Но стоит найти о нём хоть какую-нибудь информацию. Вдруг случится чудо. Оно может дать нам надежду, ведь это сын Руфь!

Флор покачала головой.

— Знала бы ты, кто его отец…

— Неважно, — перебила она. — Руфь любила его. И это главное!

— Да с чего ты взяла?!

— Потому что любовь матери безусловна. Неужели ты не понимаешь?.. — воскликнула было Джуд, но вдруг осеклась и прикрыла глаза. Она помолчала, прежде чем покачала головой и с тихим вздохом пробормотала: — Прости.

— Забудь.

— Нет. Я сглупила, прости. Я вообще стала немного… туповата.

Нет, не стала, просто мысли Джуди были направлены лишь на одно, и Флор её понимала. Настолько, насколько могла своим искорёженным недостатком гормонов сознанием. Так что Флор улыбнулась, надеясь, что это выглядит действительно искренне, и решила сменить разговор. Она не хотела его продолжать не только из-за того, что не видела смысла, но потому что… Ох, зависть — чертовски плохое чувство. Чертовски!

— Герберт сказал, ты хотела мне что-то показать.

— О! Да!

Джуди облегчённо вздохнула. Флор помогла ей подняться и огляделась. Ну? Что там случилось?

Закуток, куда привела их Джуд, находился у дальней стены, под одной из вытяжек, где непрерывные потоки воздуха не давали расти ничему живому. Почва здесь высыхала слишком уж быстро, света отчаянно не хватало, но теперь Флор с удивлением смотрела на зеленевший участок белёсой земли. Она опустилась на колени с ним рядом и осторожно провела пальцем по подёрнутой коркой грунту, который рассыпался кучкой песка даже от лёгкого прикосновения.

— Хотела, чтобы ты первая увидела, — тихо произнесла Джуди, и Флор обернулась. — Это твои образцы. Те самые. Не стала говорить сразу, подождала, пока укоренятся, но… Поздравляю, тебе удалось.

Флор вновь уставилась на невысокие стебельки, что тревожно колыхались под дувшим со всех сторон ветром. Они были ещё крохотными, на вид слабыми, но уже упрямо цеплялись корнями и вгрызались в убогую почву. Флор зачерпнула горсть песка и почувствовала, как он проскальзывает меж пальцев. Сухой. Безжизненный. Похожий на ту самую пыль, что окружала Город и вряд ли могла бы вскормить даже сорняк, но всё же… всё же!

— Их здесь девяносто девять. Не так много на первый взгляд, но уже что-то. Дальше дело за самой природой.

— Против «Тифона» они не выстоят.

— Но против обычных бурь — да. Когда всё закончится, придётся думать, как нам жить дальше. Что есть, чем дышать. Революции — дело хорошее, только если следом идёт созидание.

— Когда всё закончится… Ты так уверена?

— Будто нам остаётся что-то другое, — фыркнула Джуд, и Флор усмехнулась в ответ. Действительно.

— Спасибо, — шепнула она, усаживаясь на колени рядом с молодой порослью. Она коснулась молодых стеблей и вдруг улыбнулась. Надо же… Надо же!

— Я здесь не при чём, — откликнулась Джуди. — Ты хороший генетик. Руфь не раз говорила об этом…

— Да… — пробормотала Флор, увы, думая совсем не о Мессерер. Она вновь обвела взглядом участок, полный молодой зелени, и вдруг почувствовала накатившее облегчение. Впервые за долгое время на душе стало настолько спокойно, что Флор прикрыла глаза.

Что же, вот, видимо, её дети. Пусть у других они не такие. Пусть эти никогда не побегут и не заговорят, но в ушах Флор уже стоял будущий шелест их крон, словно это были живые голоса. И, в конце концов, вместо одного или двух у неё их целая сотня!

Обратный путь до дома занял больше времени, чем планировала Флор. Как и предупреждал Герберт, Город был наводнён патрулями. Так что когда она, дважды чуть не попавшись, наконец-то закрыла за собой дверь, то была полностью вымотана.

Сразу выяснилось, что света не было. Видимо, на ближайшей подстанции опять что-то случилось, и пришлось под стук зубов смывать с себя пыль холодной водой. Ну а потом и вовсе легче не стало. Отсыревшая из-за выключенного генератора одежда грела плохо, тишина пустых комнат подавляла, а холодная кровать больше напоминала могилу. И всё же, когда под тусклым и прерывистым светом автономной лампы, наплевав на собственную бережливость, Флор взяла дневник, она забыла обо всех неудобствах.

Случайная запись, что находилась ближе к концу тетради, открылась сама. Дальше шли пустые листы, насколько Флор успела заметить, прежде чем вернулась к нужной странице. И, похоже, это место перечитывали так много раз, что на развороте образовался залом. Флор посмотрела на потрёпанные уголки, и её взгляд скользнул по чёрным, чуть пляшущим строчкам, выхватывая то одно слово, то сразу целые фразы, от которых по спине бежали мурашки.

Здесь, в этих записях, уже не было ни вычислений, ни схем. Только личная боль и трагедия Руфь, что чувствовалась сквозь неживые страницы даже спустя тридцать лет. И Флор смотрела на эти смазанные буквы, пока никак не могла заставить себя сосредоточиться и прочитать всё целиком. И прошла, наверное, минута, прежде чем она поняла — ей попросту страшно. Страшно узнать. Страшно понять. Страшно разочароваться ещё больше то ли в Руфь, то ли в себе.

Она отвела взгляд от записей, на мгновение резко зажмурилась, а потом заставила себя посмотреть в начало страницы.

«Они забрали его. Моего сына. На третьи сутки. Их было десять, и я оказалась бессильна. Меня просто отбросили в сторону. Они вошли в палату, и Алекс был с ними. Чужой. Совсем другой. Он стоял на пороге и молчал, пока я пыталась им помешать. Я умоляла его не делать этого. Я кричала. Ползала перед ним на коленях… Без толку. Всё было без толку.

Я видела, как они взяли ребёнка, но Алекс даже не дотронулся до него. Он назвал его «образцом», а потом сказал, что таков был договор. Договор! Господи!

…

Мне нечего было ему возразить.

…

Либо я просто струсила.

Я слишком люблю этого человека, но он изменился. А может, всегда был таким и изменилась я. Не знаю! Я больше ничего не знаю. Он стоял передо мной в своей новой мантии Канцлера, говорил о каких-то проектах и «новых людях», которых он создаст для своего сына. Что его новый мир будет совсем другим! А мне хотелось сорвать с него эту красную тряпку, в которую он завернул нашего сына, и затолкнуть в глотку так глубоко, чтобы он подвился словами! Своим эго!

Ненавижу!

Я ненавижу его и себя!

…

Я не знаю, что делать. Я запуталась. Мне страшно. Мне больно. Внутри меня словно что-то произошло. И только сейчас я наконец-то понимаю, насколько ошиблась. Мы оба…»

***

Артур стоял перед распростёртым на полу женским телом и думал, что Вселенная, похоже, над ним издевается. Изощрённо. Довольно мерзко. Нет, не сказать, что количество дерьма, с которым он сталкивался каждый день, отличалось от того дерьма, что он видел сейчас… Но вот это было совсем дерьмовое дерьмо.

— Дерьмо, — раздался слева голос Варда, который, видимо, думал о чём-то похожем. Он чуть отступил, чтобы растекшаяся на полу и уже подсыхавшая кровь не испачкала его сапоги, и повернулся к Ханту. — Какого хрена здесь произошло?

О, Артур тоже хотел бы это знать. Он обвёл взглядом палату «тридцать первой», чуть задержался на белых стенах, где так бросались в глаза смазанные красные отпечатки ладони, а потом резко сел рядом с лежавшей на полу девушкой.

Она была бледной, а на лице застыло удивлённое выражение, словно «тридцать первая» не понимала, что с ней происходит. Стащив с руки перчатку, Хант зачем-то дотронулся до синеватой шеи, где должен был биться пульс, и скривился. Бессмысленное действие. Судя по количеству крови, в один момент её сердцу просто нечего стало качать, и оно остановилось. Единственное, что узнал Артур, — всё случилось ночью или под утро. Тело «тридцать первой» уже остыло, но кровь не успела до конца высохнуть. Она загустела, заветрилась и покрылась некрасивой сморщенной плёнкой. Хант осторожно дотронулся до чуть приоткрытого рта, разглядывая сухие зубы и бледную ротовую полость, но ничего подозрительного не было. Однако, выпрямившись, он всё же сказал:

— Надо проверить на токсические вещества.

— Думаешь, её отравили?! — фыркнул Юджин. — Бога ради, Хант…

— Нет, но она могла сама.

— Бред! Из-за чего? Потому что её лишили подружек по тупой болтовне?

Артур не ответил. Он сам не верил в собственные слова. В конце концов, у этих девчонок здесь было всё. Большинство жителей Города могли только мечтать так питаться, так спать, так жить и так умереть, наконец! Принести пользу Городу! Быть не просто кучей биомассы, а чем-то большим…

Однако тут в воспоминаниях всплыло перекошенное лицо безумной «семнадцатой», и проткнутый бок вновь мерзко заныл. Прошла неделя, но порванные мышцы никак не хотели нормально срастаться даже после того, как Лина их трудолюбиво зашила. Возможно, туда всё же попала инфекция. А может, дело в том, что Артур снова и снова прокручивал в голове ту безумную и с самого начала обречённую на провал схватку. Он не понимал. Не понимал себя и своего совершенно иррационального порыва, не понимал эту девчонку. В конце концов, он не понимал Мэй, чьи эмоции были так далеки от допустимых законом, что ей вряд ли досталась бы хоть капля благословенного «Милосердия». И всё же Артур молчал, хоть и не понимал почему… Как не понимал, что произошло прямо сейчас. Так просто случилось? Или это чьи-то происки? И страшно, если это Город сам отвергал очередные попытки над ним поглумиться.

— Надо звать Мэй, — раздался совсем рядом скучающий голос Варда. — Это её задача, вот пусть и разбирается, почему…

— Нет, — прервал его Хант и резко поднялся. Проигнорировав вопросительный взгляд Юджина, он надел маску, что до этого держал в руке, и повернулся. — Не пускайте сюда ни её, ни остальных, и пока ничего не говорите. Я сам.

— Но…

— Я сказал «нет»! Ты слышал меня?

Вард помолчал, прежде чем тоже натянул маску и глухо бросил:

— Да.

Резко повернувшись Артур уже хотел было направиться к выходу, но внезапно натолкнулся на служащего, одетого в тёмно-красные формы Канцеляриата. Его почти лысая голова с редкой порослью жидких волос контрастировала с надменным взглядом личного секретаря самого Алекса Росса.

— Господин Хант, — начал тот, безошибочно обращаясь к Артуру.

— Кто вас пустил сюда? — рявкнул он, хотя уже знал ответ. Явление посланника Канцлера могло значить только одно…

— Вас желает видеть Верховный Канцлер.

— Хорошо, я приду, кода буду свободен.

— Немедленно.

Коротко поклонившись, плешивый высокомерный засранец повернулся и как ни в чём не бывало направился в сторону выхода. А Хант испытал дикое желание метнуть нож ему в спину. Он терпеть не мог всю эту вереницу поверенных Канцлера, чья спесь могла вывести из себя даже святого. А эти, чувствуя близость власти, становились совершенно невыносимы.

Неожиданно кто-то легонько похлопал его по плечу.

— Сочувствую, Хант, — пробормотал Юджин и показал неприличный жест в спину удалявшемуся секретарю. — Ненавижу. Хуже шпионов.

Артур ничего не сказал. Только затянул туже зажим доспеха на раненом боку и направился к выходу. В голове вертелась лишь одна мысль — ему нужно поговорить с Мэй до того, как она всё узнает. Так будет правильно.

Верховный Канцлер Алекс Росс стоял около окна в своём кабинете и разглядывал распростёршийся внизу Город. Он смотрел на него так внимательно, что Артур, который вот уже пять минут скучал у него за спиной, невольно заподозрил, что там происходит нечто невероятно интересное. Однако всё было тихо. Он знал это наверняка, как будто Город был одной из его конечностей. Наконец, устав от бесконечного ожидания, Хант переступил с ноги на ногу и шумно выдохнул.

— Ладно, — проговорил он. — Урок усвоен. Я понял, насколько ценно ваше время, и обещаю, что больше не заставлю вас ждать.

Ответом ему была тишина. Она длилась, кажется, целую вечность. Её не нарушал ни шелест дыхания, ни гул Щита, ни даже малейший шорох ткани, когда Канцлер чуть повернул голову, разглядывая что-то за западным «зубцом» Башни. И потому Артур вздрогнул, когда внезапно услышал:

— Итак, эксперимент провалился.

Канцлер по-прежнему не шевелился, но теперь в атмосфере комнаты что-то вдруг изменилось, и появилось ощущение чужого присутствия. Хант невольно поёжился. Им были недовольны. Это он тоже чувствовал. Но кто?

— Судя по всему, да.

— И в чём, по-твоему, причина? — всё так же, не поворачивая головы, спросил Канцлер. Он был спокоен, тогда как чей-то взгляд всё разгневаннее обрушивался на Артура. Что, чёрт возьми, происходит?!

— В бракованном генетическом материале.

— И в последнем «образце» тоже? — послышался ехидный смешок, и Артур под маской поморщился. Быстро работает сеть доносчиков в Башне. Чертовски быстро.

— Последний «образец» подлежит изучению, — сухо отозвался он. — Возможно, дело в намеренном саботаже или попытке суицида…

— Но ты в это не веришь, — всё так же тихо перебил Канцлер, и Хант осёкся.

— Нет, — выдохнул он после паузы и добавил: — Но я хочу разобраться, в чём дело. Это поможет избежать проблем дальше.

Артур прервался, когда Канцлер неожиданно резко повернулся и подошёл к нему вплотную. Несмотря на возраст, Алекс Росс был всё так же высок, он внимательно вглядывался в визоры маски, словно видел за ними взгляд Ханта, а потом коротко приказал:

— Сними.

Артур понял его. Щёлкнули на шее замки, послышался последний вздох через фильтр, а потом Хант неохотно стянул шлем. Какое-то время Канцлер молчал, разглядывая застывшее перед ним лицо, после чего раздражённо поджал губы.

— Я не понимаю, — прошептал он и посмотрел прямо в глаза Ханта. — Тридцать лет, тридцать попыток и двадцать девять неудач. Столько времени, и всё без толку. Почему? Что я упускаю?

— Вы сказали двадцать девять неудач. Значит, один эксперимент всё-таки получился?

— Да. Всего один… — Канцлер протянул руку и неожиданно коснулся подбородка Артура, вынуждая того повернуть голову к свету. — Иногда я смотрю на тебя и думаю, какой секрет был у Мессерер? В чём была причина того успеха? Почему мне так и не удалось его повторить?

— Я думал, что она участвовала в дальнейших опытах. Разве нет?

Послышался горький смешок, и Артур скосил взгляд на веселившегося какой-то тёмной радостью Канцлера.

— О нет. Она не участвовала, — протянул он.

— Почему?

— Старая история…

Канцлер окончательно перешёл на шёпот. Он вновь поднял руку, в этот раз едва заметно дотронувшись до ямочки на подбородке Ханта, на мгновение прикрыл глаза, а потом отвернулся, сцепив за спиной руки.

— Полагаю, на этом наши попытки эксперимента стоит закончить. Пора признать, что тридцать лет — достаточный срок, за который мы так ничего и не добились.

— Что делать с лабораторией?

— Уничтожить.

— А люди?

Канцлер оглянулся, смерив Ханта насмешливым взглядом, а потом ехидно спросил:

— Мне кажется, это очевидно. Разве нет?

Артур задержал дыхание. Лишь на одно мгновение сбился с ритма, когда что-то вокруг него просто взъярилось, но Канцлеру этого оказалось достаточно, потому что он холодно приказал:

— Утилизируй их всех. До одного. До последнего лаборанта или мойщика посуды. В живых не должно остаться ни одного, кто мог бы рассказать, чем занимался. И… — Канцлер отвернулся, чтобы вновь посмотреть на Город, за которым неожиданно собиралась гроза, и вдруг насмешливо добавил: — Я надеюсь, это не станет для тебя проблемой?

— Нет, — ответил Артур с первыми раскатами грома.

Но это уже давно было проблемой. Огромной. Чертовски большой. С человеческий рост. У неё были синие глаза, короткий ёжик тёмных волос, острые скулы и до умопомрачения красивый череп. Артур даже знал её имя. Флоранс Мэй. И, чёрт возьми, он почти наяву услышал перезвон колокольчиков, когда от грохота зазвенели башенные окна. Господи, какой БРЕД! Хант нахмурился, а Канцлер тем временем продолжал:

— Прекрасно. Если есть семьи, выдать им десятикратный порцион в качестве компенсации за неудобства. Детей, если соответствуют генетическим характеристикам и не являются живорождёнными, устроить в Академию. Пусть принесут пользу на благо Города и во имя родителей.

Канцлер замолчал, качнулся на мысках, явно довольный собой и решением, а потому удивлённо цокнул, когда Артур посмел возразить.

— Это бессмысленно.

— Нам не нужны лишние свидетели, — в голосе Канцлера послышалось раздражение.

— Но это хорошие специалисты, они могут быть полезны!

— Они? — Канцлер повернулся настолько стремительно, что алые полы его мантии тревожно взметнулись. — Или она, Артур?

Хант промолчал, вслушиваясь в злые удары дождя о просвинцованные стёкла Башни, но Канцлер шагнул вперёд и взглянул ему прямо в глаза. И у Артура ушла вся сила воли, чтобы выдержать этот взгляд.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — донеслось до него шипение под ворчание грома. — Вижу насквозь. Чувствую кожей. Все твои мысли пропитаны ею. Все твои действия. Думаешь, я не в курсе, что ты творишь? Думаешь, я закрою на это глаза? Теплицы, порцион, лаборатории, прогулки под Бурей! Ах, как очаровательно! НЕТ! Я знаю каждый твой шаг, каждую твою мысль, а потому не позволю твоей слабости поставить всех нас под удар. Город превыше всего, Артур. Город, а не какая-то… Флоранс Мэй!

Её имя он выплюнул со всем возможным презрением, которого, разумеется, была достойна эта девчонка. Ведь, кто она, по сути, такая? Никто. И ничто. Лишь мусор, которому великой милостью позволили жить в Городе. И раньше Артур усмехнулся бы этой мысли, растянул губы в улыбке, зная, что Канцлер прав. Ведь сколько их было? Бесполезных, никчёмных, проедавших ограниченные ресурсы Города… Но проблема в том, что Мэй такой не была. Могла бы стать, как большинство живорождённых, но вместо этого честно выполняла свой самоназначенный долг. И это подкупало. Это будило в нём желание разобраться. Удивительно, но Флоранс Мэй была ему интересна.

«Я мечтаю. Это ведь не запрещено…»

Нет, не запрещено. Хотя теперь Артур отчаянно хотел угадать, о чём она тогда думала. И от внезапного понимания, что он, возможно, этого уже никогда не узнает, нечто внутри взбунтовалось так сильно, что Ханту пришлось резко стиснуть зубы в отчаянной попытке проглотить рвущиеся наружу возражения. Он не может ничего изменить. У него есть приказ. Или?..

— Ты молчишь, — медленно протянул Канцлер, и Хант впервые отвёл взгляд, не желая гадать, что прочитал в его глазах глава Города. Возможно, всё. А может, и ничего. Тем не менее Артур пожал плечами.

— Моё свободное время принадлежит мне. Разве нет?

— Только если оно не касается безопасности Города!

— Не думал, что разговоры о погоде способны пошатнуть стены Щита.

— Ты забываешься! — прорычал Канцлер, но тут же поджал губы, а после паузы договорил, и голос его был до дрожи холоден: — У тебя есть приказ. И ты его выполнишь.

Артур молча наклонил голову, избегая вербального согласия, но такие игры давно не работали с Алексом Россом.

— Вслух, Хант, — процедил он. — Словами через рот.

На долгие несколько секунд воцарилась абсолютная тишина, даже дождь над Городом будто затих, не мешая стенам прислушиваться, а потом Артур медленно произнёс:

— Я выполню приказ.

Канцлер прищурился, словно взвешивал каждый звук на весах правды, а потом самодовольно улыбнулся.

— Жаль, что не удалось прибить её в прошлый раз. Сейчас было бы проще, — пробормотал он под оглушительный гром и, встретившись с пристальным взглядом Артура, коротко бросил: — Свободен. Пошёл вон.

На этом разговор был однозначно закончен, и, подхватив маску, Хант ещё раз коротко поклонился, а затем быстро вышел из комнаты. Он не хотел там оставаться. Ни на секунду. А потому стремительно прошагал по коридору, проигнорировал скоростные лифты и с грохотом открытой пинком двери вылетел на запасную лестницу. Узкую. Тёмную. Но такую чудесно безлюдную. Выждав мгновение, Артур зарычал, а потом со всей силы врезал кулаком в стену. Затем снова. И ещё раз, пока на пол не полетела бетонная крошка.

«Жаль, что не удалось прибить её в прошлый раз».

Да чтоб тебя! Кулак снова вонзился в стену, послышался хруст выбитых суставов, и Хант остановился, в бешенстве глядя на содранную до крови кожу на покрытой шрамами кисти. Легче не стало, но в голове прояснилось.

Итак, «Иерихон» был делом рук Канцлера.

Почувствовав от этой мысли во рту горький привкус, Артур сплюнул, а потом устало прислонился лбом к шершавой стене и прикрыл глаза. В голове билась одна короткая мысль: почему? Почему Канцлер выбрал именно её?

— Ты что-то знаешь, Мэй? — пробормотал Артур. — Нечто такое, отчего Канцлер так сильно напуган. Господи, девочка, как ты во всё это вляпалась?

Артур постоял ещё какое-то время в поисках несуществующего ответа, после чего резким движением натянул на израненную руку перчатку, а затем надел маску. Время для живых закончилось. В конце концов, у него есть приказ.

Они встретились на одном из широких центральных переходов, откуда открывался прекрасный вид на главный вход Башни. Три чёрных тени, от которых опасливо шарахались спешившие по своим делам работники. Никто не обговаривал место, но именно здесь сходились пути, что затем уводили в разные «зубцы» Башни, поэтому всё случилось само.

Словно почувствовав грядущие перемены, первым появился Вард. И Юджину хватило одного только взгляда, чтобы понять. А потому на почти беззвучный вопрос «когда?», Артур ответил коротким «сегодня». И хотя Канцлер не ставил сроков, а сам Хант был достаточно заинтересован, чтобы их не озвучивать, он всё же предпочёл не затягивать.

— Это вызовет шумиху, — негромко заметил Льюис, который подошёл последним и замер чуть поодаль. — Тридцать человек.

— Ну ведь не триста, — легкомысленно откликнулся Вард, чем заслужил от Льюиса поворот головы в свою сторону. Однако Каратель ничего не сказал, а предпочёл продолжить свою мысль.

— Узкие специалисты. Как Канцлер планирует компенсировать их?

— Нас не должно это волновать, — сухо откликнулся Артур. — У нас есть приказ.

— Но это составляющая безопасности Города…

— Это. Приказ, — прорычал Хант.

Доводы Льюиса были, разумеется, чертовски логичными, но если все эти смерти дадут Артуру шанс оттянуть неизбежное хоть на несколько дней, он без сожалений отправит в утиль и тридцать, и сорок, и даже пятьдесят человек. Он отвернулся, бездумно разглядывая суетившихся внизу людей. Ровными шеренгами те спешили по каким-то своим делам, а потому хаотично мелькавшая среди них светлая точка неизбежно привлекла внимание Артура.

Ему хватило мгновения, чтобы понять, кто перед ним. И, зная невероятное везение Мэй на катастрофы, не было ни одного шанса, что она не заметит их тёмную группу. В конце концов, на фоне стеклянных башенных переходов они казались прямым провалом в ничто. Так что Мэй резво направилась в сторону нужного мостика и… улыбнулась. Ну а Хант с удивлением осознал, что среди трёх одинаково чёрных фигур, она безошибочно смотрела именно на него. Это было почти невероятно.

— Она искала вас, — вдруг произнёс Льюис, который теперь стоял рядом и тоже смотрел на спешившую к ним фигурку, что в своём светло-сером стандартном платье посреди разноцветного моря одежд других служб напоминала пока не раскрывшийся цветок.

«Искала? Зачем?..» — подумал было Хант, а потом едва не зарычал от досады. Он совсем забыл про «тридцать первую» и свой приказ никого не пускать. Вот чёрт… Артур стиснул перила, понимая, что на него несётся сама улыбающаяся неизбежность. И сердце на мгновение сбилось со своего обычного ритма, когда он вдруг осознал, что если Мэй сейчас подойдёт… Если только приблизится! Дьявол! Он будет обязан исполнить приказ. А именно этого Артур Хант хотел меньше всего. И потому, едва ли отдавая себе отчёт, Артур вдруг чуть наклонился вперёд и мысленно закричал. Заорал со всей злости, даже не представляя, зачем это делает:

«УХОДИ!» И собственный мозг едва не взвыл от натуги. «Беги прочь!» «Не приближайся ко мне!» «Пошла вон!»

Он повторял это снова и снова. И хотя Артур знал, что она не может ни видеть, ни слышать его, Флоранс вдруг резко остановилась, словно обо что-то споткнулась, растерянно оглянулась, и её улыбка едва заметно померкла, прежде чем вовсе исчезла. Теперь Мэй смотрела так удивлённо и немного обиженно, словно действительно его слышала. Будто всё поняла и теперь пыталась отчаянно вспомнить, чем могла заслужить его недовольство. И Артур не знал, сколько длилось это мгновение, но тут кто-то толкнул Флоранс в спину, заставив очнуться. Она моргнула, раздосадованно закусила нижнюю губу, точно пыталась сдержать слёзы, сделала шаг назад, затем ещё один, а потом развернулась и бросилась прочь. И только когда её спина окончательно растворилась в уныло-блеклой толпе, Хант разжал пальцы. На каменный пол полетела мелкая крошка с треснувших до основания перил.

— Мэй тоже? — задал Льюис странный вопрос, но Хант его понял.

— Да.

— И кто…

— Я сам. Вы разберитесь с остальными.

С этими словами он развернулся и направился прочь, оставив ничего не понявшего Варда на явно понявшего слишком многое Льюиса.

Хант знал, что должен исполнить приказ.

Однако через неделю, когда его вновь окружил звон колокольчиков, он уже знал, что не сможет.