Большие Надежды

Варвара Оськина, 2023

Добро пожаловать в Город, где евгеника давно стала наукой, люди добровольно утратили человечность, а смерть – самое настоящее милосердие. Здесь сострадание – это проклятие, каждому предопределено своё место, и жизнь под тенью Щита длится столько, сколько отвёл Великий Канцеляриат. Но что случится, если однажды кто-то захочет всё изменить?Что, если доктрина даст крошечный сбой?Флоранс Мэй, будь осторожна!Артур Хант, помни – Город превыше всего!

Глава 5

Говорят, предательство бывает разным на вкус. Одно отдаёт на языке отвратительной горечью, другое сладко, как месть. Моё же совершенно безвкусно. Оно никакое. Совершенно бесцельное, ничем неоправданное и оттого невероятно жестокое. Я знала много людей, кто предавал ради своих высших целей. Знала и тех, кто поступал так вследствие трусости. И, говоря искренне, все они лучше, чем я. У них было что-то. Идея. Задача. У меня же, как оказалось, не было ничего. Я предавала с механической точностью и совершенно бездумно. Нет, в те дни я, конечно же, верила, что так будет лучше и правильнее, но только увидев итог, поняла, как ошиблась.

Всё началось с Лиззи Мэй. С того дня, когда я поняла, что она и Фрэнк собирают вокруг себя группу единомышленников. Алекс всегда узнавал о мятежах, словно у них с Городом была своя особая связь, но в этот раз что-то пошло не так. Его Город молчал, а потому заговорила я. О том, что у Лиззи и Фрэнка есть живорождённая дочь, я узнала только в день казни, когда увидела её стоявшую на том же помосте, что и проклятый куб. Я не знаю, видела ли до этого Флор чью-то смерть. Наверное, нет. Ей было два года… Но мой сын, стоявший в одном ряду вместе с Алексом, смотрел на это, как на что-то естественное, и вот тогда я ужаснулась. Ему было двенадцать, и он уже убивал. Тогда же я осознала, что однажды он станет моим палачом.

Дневник Руфь Мессерер

Они спустились по ступеням на центральную площадь перед Башней как раз в тот момент, когда над городом пронёсся удар колокола, ознаменовавший начало комендантского часа. Задрав голову, Флор посмотрела на переливавшийся нежно голубым Щит и вздрогнула, когда услышала негромкий вопрос:

— Как ваша нога?

Артур Хант стоял в двух шагах от неё и тоже смотрел на мерцавшие в сумерках щитовые линии, чьи яркие всполохи отражались в пока ещё тёмных окнах ближайших домов. Он задрал голову, скрестил за спиной руки и, казалось, наслаждался тихим вечером. Однако, не получив ответа, Хант повернулся и в упор посмотрел на Флор, которая вдруг неожиданно для себя покраснела. Дурацкая ситуация. Быстро опустив взгляд, она уставилась на свою ступню, хотя понятия не имела, что должна там увидеть.

На первый взгляд, всё было хорошо. Путешествие по лестницам прогнало скованность, которая началась сразу после укола, и теперь только лёгкое покалывание напоминало, что нога-то действительно пострадала. Так что Флор пожала плечами и немного нервно заметила:

— Пока не отсохла.

— Отрадно.

— Действительно.

Повисло молчание, покуда Хант внимательно разглядывал ёжившуюся от холода Флор, а потом она с удивлением услышала:

— Было бы печально, лишись мир такой нужной ноги.

Флор недоумённо моргнула. Это что… штука? Она посмотрела в визоры маски, но та была драматично серьёзна, ничем не выдав эмоций владельца. Тогда, облизнув резко пересохшие губы, Флор осторожно кивнула.

— Весьма, она у меня находчивая.

— И наверняка уступчивая.

— Скорее, последовательна в своих шагах.

— А вы?

— Ну, это моя нога. Так что, можно сказать, мы идём с ней в ногу.

Они замолчали, глядя друг на друга, а потом Хант отвернулся и снова уставился на купол Щита. Угадать, о чём он думал, было, естественно, невозможно, однако до Флор долетел едва слышный смешок.

— Вы довольно умны для живорождённой, — проговорил Хант.

Он отвернулся, ещё раз взглянул на Щит и, взмахом руки велев следовать за ним, направился прямиком через площадь. Флор помедлила всего секунду, прежде чем закатила глаза и почти бегом бросилась за довольно размашисто шагавшим Хантом. Да уж, поспеть за ним будет очень непросто. Тихонько вздохнув, она засеменила рядом с главой Карательной службы, но на всякий случай держась чуть поодаль. Бог его знает, что говорили правила на этот счёт, но Флор предпочитала не рисковать. Вдруг не положено. Однако, заметив, что его спутница отстаёт, Хант замедлился, подождал, пока она с ним сравняется, и зашагал уже медленнее.

— Не скажу, что жажду благодарности, — неожиданно произнёс он, когда они миновали площадь и ступили под арку транспортного виадука, — но было бы мило, ответь вы хоть что-нибудь на мою фразу.

— Я не была уверена, что правильно её поняла.

— Поясните, — потребовал он, и в оттенках фильтрованного электроникой голоса Флор уловила нотки искреннего непонимания. Она с сомнением покосилась на Ханта, не зная, какое ему может быть дело, но всё-таки проговорила:

— Либо вы считаете, что я умна, потому что это действительно так. Ведь живорождённые не всегда могут похвастаться отличными генами. Либо я всё-таки не дотягиваю до общепринятых стандартов, и моих талантов хватает только, чтобы выделиться из себе подобных. Как видите, в первом случае это можно расценить как комплимент, ну а во втором больше похоже на оскорбление. Поэтому я не рискнула благодарить вас, а то могло выйти неловко.

Она замолчала, ожидая реакции Ханта, но тот ничего не сказал. Его шаги эхом раздавались среди каменных стен на одной из улиц, куда они свернули, и Флор нахмурилась.

— Ну а теперь ваше молчание можно расценить или как недовольство, или разочарование, что вывод о мои умственных способностях был слишком поспешным, — пробормотала она, однако тишина снова была ей ответом. И, поджав губы, Флор мысленно пожелала себе в следующий раз зашить намертво рот.

Так в молчании они прошагали всю небольшую улицу, что уходила от центральной площади, и, не зная точно, куда её ведут, Флор всё же решила напомнить о себе.

— Если вы хотели проводить меня, а не свернуть шею за ближайшим углом, то нужный нам дом находится в северной части, — начала было она, но немедленно прервалась, когда Хант резко остановился.

Он, наверно, минуту изучал её сквозь свои визоры, прежде чем ровно спросил:

— Вы всегда столько додумываете?

— Случается, — пискнула Флор, у которой, видимо, от усталости и нервов этого дня окончательно отказали мозги. Ничем другим объяснить свою дурную словоохотливость она не могла.

Тем временем Хант помолчал, опять испытывая её чуть светившимся в темноте взглядом, а потом вновь зашагал по улице, коротко бросив:

— Ясно.

Что именно было ему «ясно», уставшая Флор решила не уточнять. Вместо этого она опять засеменила вслед стремительно удалявшемуся Ханту и впервые за этот день похвалила себя за столь нужную сдержанность. Осталось только закрепить этот результат, и Флоранс Мэй вполне сможет похвастаться новой эволюционной ступенькой. Подумав об этом, она осторожно опустила руку в карман пальто, где коснулась кончиками пальцев спрятавшегося там дневника, а в следующий миг едва не вскрикнула от испуга, когда над ухом раздался искажённый фильтрами голос:

— Это был не комплимент.

Невесть каким образом очутившийся рядом Хант смотрел на неё сверху вниз и вызывал постыдное желание нервно сглотнуть. Чёрт возьми! Он действительно был жутким, и едва не гудевшая вокруг него аура непредсказуемости лишь доводила это ощущение до предела. Никто не знал, о чём думает Артур Хант. Но все точно знали, на что именно он способен. Так что Флор нервно сглотнула.

— Ладно, — просипела она. В общем, можно было бы и самой догадаться, а не строить из себя недотрогу.

Хант же отчего-то вдруг хмыкнул и отстранился. Он бросил последний взгляд на растерявшуюся Флор, а потом отвернулся и двинулся куда-то вбок. В этот же момент в окнах зданий вокруг них вспыхнул долгожданный свет и жёлтыми пятнами озарил мокрую мостовую, серые бетонные стены с пятнами тёмного мха и… огромный тяжёлый глиссер, от вида которого едва начавшие отрастать волосы на голове Флор зашевелились. Что же, если Хант казался всем жутким, то его глисс вызывал приступ панической тошноты. Угловатый, уродливый, словно слепленный из металлических костей, он должен был отпугивать любого, но Флор сама не поняла, почему шагнула следом за Хантом. Она шла за ним по пятам, не в силах оторвать взгляд от перекрещенных и спутанных рёбер, которые вблизи действительно напоминали скелет человека.

В чувство её привело резкое движение Ханта, с которым он набросил себе на плечи стандартный плащ из униформы Карателей. Тот, очевидно, крепился где-то сбоку на глиссе, но Флор была слишком сосредоточена на самом корпусе. Её рука потянулась к одной из самых длинных и чёрных «костей», что изгибались, видимо, вокруг бензобака, но стоило пальцам только коснуться прохладного на ощупь металла, как всю кисть пронзило чудовищной болью. Из глаз, кажется, брызнули искры, Флор зашипела, а в следующий миг её резко дёрнули в сторону.

— Не стоит, — коротко процедил Хант и оглянулся на глисс. Тот невозмутимо блеснул металлическим боком. — Он может вас и убить.

— Почему?

— Потому что он мой, — пришёл ответ, и Флор вздёрнула голову, уставившись прямиком в красные визоры. Послышался смешок. — Этот засранец доставил мне много хлопот в своё время, кто знает, что он может натворить в этот раз. Дайте.

Сначала Флор не поняла, о чём её просят, но протянутая кверху ладонь явно намекала, что в неё надо что-то вложить. Но что?!

— Ради бога, не вынуждайте меня пожалеть о своих словах, — пробормотал Хант. — Руку дайте. Я осмотрю.

Флор почувствовала себя редкостной идиоткой, но послушно протянула зудевшую кисть. Обожжённые пальцы странно покалывало, отчего возникало неприятное чувство, будто они онемели, а кожа, в том месте, где та коснулась корпуса, похоже, немного оплавилась. Ох… Ну и дура! Видимо, Хант подумал о том же, потому что длинно выдохнул, вновь оглянулся на мирно стоявший глисс, и отпустил руку Флор.

— Заживёт. Но больше так не рискуйте. — Она молча кивнула. Ну а Хант накинул на шлем капюшон, который почти скрыл в себе контуры маски, и коротко бросил: — Пойдёмте.

— Но…

Флор оглянулась на глисс, не понимая, зачем они вообще сюда шли, если Хант не собирался уезжать, — не за плащом же! — однако наткнулась на скрещенные на груди руки главы Карательной службы. Тот смотрел на неё, и даже сквозь визоры от его взгляда веяло обречённостью.

— Вы меня плохо расслышали? Или хотите пораньше окончить своё пребывание в Городе? Если что, у меня всегда с собой стандартная доза «Милосердия». Только попросите.

— Нет, я… Извините. — Флор прикрыла глаза, чувствуя, что на сегодня мозг окончательно сдался. В ушах опять зазвенело, а в голове стало подозрительно пусто.

Неожиданно кто-то осторожно взял её под локоть, отводя подальше от глиссера, и до Флор долетел тихий голос, который так ловко ложился под размеренный шаг.

— Вы довольно умны, — начал Хант, но прервался, когда до него донеслось скептическое хмыканье. Уж сегодня Флор никак не могла назвать себя умной. Однако Каратель упрямо наклонил голову, чуть сильнее сжал её локоть, привлекая внимание, и продолжил: — Вы действительно очень умны, а ещё изрядно дерзки. И это не комплимент и не попытка вас оскорбить. Просто факт, который я решил озвучить.

— Спасибо, — после паузы пробормотала Флор.

— Да уже не за что, — как-то небрежно отозвался Хант, но локоть не отпустил. И это было весьма предусмотрительно, потому что Флор вдруг повело, а перед глазами всё неожиданно потемнело.

Она сама не заметила, как остановилась, хватая ртом влажный воздух. Несмотря на зябкий ночной холод, на спине выступила испарина, а руки и ноги мелко задрожали, словно Флор только что вскарабкалась на высокую гору. С глухим стуком маска выскользнула их непослушных пальцев. Звон в ушах стал оглушителен. Горло свело. Глаза заболели… А потом всё резко закончилось. Дурнота исчезла так же внезапно, как и нахлынула, оставив после себя слабость и чувство опустошения. Флор медленно выдохнула и только тогда поняла, что её крепко держат за плечи, не давая упасть.

— А вы долго держались. Похвально. Не думали пройти испытания в Карательный отряд? Нам бы не повредила парочка таких отчаянных, — как бы невзначай заметил Хант, и Флор тихо фыркнула. Она на мгновение прикрыла глаза, а потом рассмеялась. Боже, какой абсурд.

— Боюсь, мои лёгкие станут препятствием в столь блистательной карьере, — сквозь улыбку немного горько ответила она.

— Ну, мы можем сделать вам пересадку.

— Не уверена, что удастся найти подходящего донора. Я же живорождённая…

— Есть вариант механических лёгких. Немного накладно, конечно, да и жить придётся в маске.

— Слушайте…

— Нет, вы обдумайте предложение.

Флор подняла голову, уже намереваясь раздражённо высказать всё, что она думает о таких шуточках, но захлопнула рот, когда поймала взгляд Артура Ханта, который не могли скрыть даже визоры маски. Он был очень серьёзным. Таким, что впору было пугаться. Хант поднял руку и большим пальцем чуть отодвинул верхнее веко, что-то разглядывая в её левом глазу. И тишина, которая сопровождала это странное действие, звучала довольно тревожно. Флор моргнула, и Хант отступил.

— У вас кровоизлияние между конъюнктивой и склерой. Возможно, несколько крошечных гематом, но сам мозг, кажется, не пострадал. Ещё возможны дезориентация или тошнота, но ничего серьёзного.

— Вы знали, что это случится? — почему-то хрипло спросила Флор, которую теперь знобило от слабости.

Однако Артур Хант промолчал. Лёгким и быстрым, почти незаметным движением он поднял многострадальную маску, которая в добавок к трещине теперь обзавелась вмятиной, сунул её в руки растерянной Флор, а потом стащил с себя плащ.

— Знал, — отрезал он, а потом сделал нечто совсем невероятное.

Ощущение на плечах тяжести ткани было новым и неожиданным. Она была плотной, точно кусок гибкого пластика, и пахла так странно. Как воздух после очередной Бури, или мостовые во время дождя, а ещё как гулкие коридоры Башни, оранжереи, лаборатория, дом, порцион, бетонные стены, карамельные выхлопы глиссеров… Забавно, Артур Хант пах Городом. Это Флор поняла, когда закуталась в прочную ткань и невольно вздохнула поглубже. От этого маска в очередной раз попробовала выпасть, но большая рука ловко подхватила треснувший шлем.

— Почему бы попросту её не надеть? — спросил Хант, повертев в руках стандартный корпус. — Сейчас, конечно, она бесполезна, но до этого… Ходить по улицам без защиты небезопасно. Уж вы-то должны об этом знать.

— Мне не нравится.

— Что? — Кажется, Хант действительно не понимал и очень хотел узнать ответ, потому что, когда решившая отмолчаться Флор протянула было руку за маской, он быстро отвёл её в сторону и поднял на недосягаемую высоту. — Что вам не нравится? Жить? Дышать? Соблюдать простейшие правила? Флоранс, это безответственно и противоречит Уставу.

— А вы думаете только об этом? О перечне правил? — спросила она, сардонически хмыкнув.

— Это условие для выживания в Городе. Если бы не они, то этого всего… — Он обвёл рукой улицу, словно считал дома, дороги и даже Башню, заслугой нескольких строчек. — Вот этого всего не было. И вас тоже.

— Не велика потеря. Было бы что-то другое…

— Да. Хаос и разрушение.

Флор чуть склонила голову набок, невольно повторяя излюбленную позу Ханта, а потом вдруг улыбнулась.

— Похоже, вы и сейчас видите только это, — тихо произнесла она. — А значит, не поймёте меня.

— Вряд ли вы скажете что-то запредельное.

— Нет, но чтобы общаться со мной на одном уровне знания, вам придётся хоть один раз снять свою маску, — пожала плечами Флор.

— Как я уже говорил — это средство защиты.

Похоже, Хант начинал злиться, но усталость Флор была так велика, что это её уже не беспокоило. Она лишь снова пожала плечами и посмотрела туда, где в конце улицы возвышалась ярко светившаяся изнутри Башня. В конце концов, не она начала разговор.

— Разумеется, — машинально отозвалась Флор, когда молчать дальше было уже неприлично. — Это средство защиты.

— Но вам это не нравится, — отозвался за спиной Хант, и в его голосе послышался вздох.

— Нет. Для меня это, как посадить себя на цепь. Вроде бы, вот он мир. Но, к сожалению, ограниченный лишь длиной поводка.

Повисло молчание, а потом с гулким эхом шагов рядом замерла высокая фигура Артура Ханта. Он тоже взглянул на Башню и, прежде чем легко коснулся плеча Флор, спокойно сказал:

— Пойдёмте. Вам надо домой.

Они шли в молчании почти всю дорогу. Флор не знала, был ли Хант в курсе, где именно она жила (честно говоря, это её совсем бы не удивило), а может, просто ловко подстраивался под её задумчивый шаг. В любом случае, он всегда был рядом, готовый помочь, если ей вновь станет нехорошо. И действительно, пару раз перед глазами снова темнело, а в ушах поднимался отвратительный звон. Наконец, после очередной вынужденной остановки на одном из перекрёстков, поборов особо мерзкий приступ слабости, Флор хрипло спросила:

— Чёрт возьми, что это была за дрянь?

— Вы про «Иерихон»? — отозвался Хант, почему-то оглядываясь по сторонам. Заинтересовавшись, что могло привлечь его внимание, Флор тоже обернулась, но ничего не заметила. Улица, как улица. Прямая, каменная, сырая, узкая. Пустая.

— Угу, — пробормотала она, повернувшись обратно. Флор устало потёрла глаза в попытке вернуть чёткость зрению, но плюнула и попробовала облизать пересохшие губы, однако едва смогла отлепить прилипший к нёбу язык.

Неожиданно под нос ткнулась маленькая фляга из серого углепластика, и Флор подняла удивлённый взгляд.

— Пейте, — коротко бросил Хант и придвинул флягу ещё ближе, вынудив взять её в руки.

Флор поболтала тяжело плескавшуюся в ней жидкость, налитую, похоже, до половины, и наконец-то сделала осторожный глоток. Не будь Хант столь идеально бесчеловечен, он, наверное, закатил бы глаза. А может, так и было, потому что Флор услышала раздражённое бормотание:

— Я вас не понимаю. То рвётесь на верную смерть, разгуливая по городу без маски, то боитесь совершенно безопасных вещей.

Флор бросила на него красноречивый взгляд. Безопасных? Всё, что получено из рук любого Карателя, в принципе не может быть безопасным! И, видимо, верно истолковав её взгляд, Хант опять начал злиться.

— Единственное, что вас пыталось сегодня убить, это чёртов «Иерихон». Так что пейте. Не отравлено.

— Расскажете?

— Не думаю, что это вашего ума дело.

— Но оно, как вы уже заметили, пыталось меня прикончить. Хотелось бы знать зачем и почему.

— Затем, что кто-то решил будто умнее меня. Я ещё не выяснил, каким образом они добрались до вас, но обязательно узнаю. Уборщика поймали. Его сейчас допрашивают, но, судя по его умственному развитию, мы вряд ли узнаем что-то существенное. Видимо, ему отдавали простейшие приказы, а он, имея доступ на разные уровни Башни, смог достать «Иерихон».

— Но как он очутился в круглом зале?

— Круглом зале? — удивился Хант, а потом хохотнул. — А, вы про камеры. Хороший вопрос. Это мне и предстоит понять.

— Вам надо пересмотреть политику безопасности.

— Уж как-нибудь справлюсь без ваших советов. Я удовлетворил ваше любопытство? — зло процедил Хант и, дождавшись кивка, рявкнул: — Тогда пейте.

Он определённо был раздражён и злить его дальше было бы чистым самоубийством. Так что Флор молча сделала осторожный глоток совершенно безвкусной жижи, которая оставила на языке плёнку, и попробовала вернуть Ханту флягу, но лишь услышала:

— Ещё. До дна.

Пришлось подчиниться. Флор пила и чувствовала, как рот, язык и даже зубы покрывает нечто напоминавшее воск. Оно обволокло гортань и скользнуло вниз по пищеводу, неожиданно принеся успокоение в разбушевавшийся организм.

— Это полимерная вода, — пояснил Хант, когда Флор с сожалением сделала последний глоток и отдала флягу. — Через какое-то время она свяжется с белком в вашей слюне и постепенно насытит ткани кислородом и питательными веществами. Вы слишком долго находились в плотном контакте с «Иерихоном», что могло вызвать разрушение…

Хант прервался, неожиданно резко выпрямился и оглянулся, будто к чему-то принюхивался (от этой мысли Флор стало по-глупому смешно). В следующую секунду он уже тащил Флор по улице, крепко вцепившись ей в локоть.

— Придётся поторопиться.

— Я бы рада, но… — начала была она, понимая, что ноги категорически отказываются слушаться и едва ступают по мостовой. И пальцы, что крепко удерживали её за локоть, сжались сильнее.

— Ну вы уж постарайтесь, — процедил Хант сквозь зубы и ускорился, вновь оборачиваясь.

— Что случилось?

— Бегом! — неожиданно рявкнул он.

— Но… — растерялась Флор, оглянулась и наконец-то всё поняла.

От вида надвигавшегося столба наэлектризованной пыли противно заныло под рёбрами. Странно, что не зазвучала сирена предупреждения. И странно, что Хант будто чувствовал приближение очередной Бури. Похоже, не такой сильной, чтобы поднялся Щит, но по-прежнему очень опасной. Вздох — и тебя больше нет.

Все эти мысли промелькнули в голове Флор за секунду, прежде чем её больно дёрнули за руку, а над ухом с хрипом и свистами сбоившего фильтра пролетел окрик:

— Живо!

И они побежали. Бесполезная из-за трещины маска была тут же выбита из рук, чтобы не мешаться, а спотыкавшаяся на каждом шагу Флор попыталась не отставать от мчавшегося, словно сам ветер, Артура Ханта, но куда там… Чёрной матовой тенью он маячил впереди, хотя ни на мгновение не отпускал локоть Флор, волоча её за собой.

Сквозь собственное дыхание она слышала, как по пустой улице разносился грохот его торопливых шагов. Он отскакивал от влажных стен, дребезжал в просвинцованных стёклах, скрипел мелкой пылью под подошвой тяжёлых сапог. Из-за безумного бега накинутый на плечи плащ попробовал было свалиться, но Хант, словно у него были глаза на затылке, одним лёгким движением натянул тяжёлую ткань обратно на Флор, едва не накрыв им с головой. А она уже не понимала дышит ли. Воздух в лёгких закончился на третьем же шаге, но она упрямо открывала рот, чтобы вдохнуть. Получалось ли? Флор не знала. Но в груди жгло от быстрого бега, меж рёбрами ныло задыхавшееся без кислорода дурацкое сердце, но, когда она уже собралась сдаться и остановиться, Хант внезапно бросился в сторону.

Это было быстрое и неожиданное движение. Он швырнул Флор перед собой, отчего она плечом больно налетела на стену, а затем её окончательно вдавило в бетон. Всем своим телом Хант прижался к каменной кладке на стыке домов, где те образовывали глухой угол, и Флор оказалась зажата меж ним и высокими стенами в коконе из плаща. В какой момент её всё же успели укрыть с головой, она так и не поняла. Только вновь чувствовала под щекой прохладный ряд пуговиц, колючую ткань военного кителя и чужое дыхание.

— Закройте рот. Глаза. Не дышите! — раздался над головой приказ Ханта, и Флор послушно зажмурилась.

Она успела вдохнуть в самый последний момент, прежде чем воздух вокруг наполнился высоким гудением. Двигаясь с дикой скоростью, пыль из окружавшей Город пустыни налетела на дома и склады, взвиваясь потоками на узких улицах. Запоздало взвыла сирена, затрещал наэлектризованный воздух, но за шумом, с которым Буря била в прочную ткань плаща, этого почти не было слышно. Флор скорее почувствовала, как по земле пробежала звуковая вибрация, чем на самом деле услышала. Она вздрогнула от очередного порыва налетевшего ветра, и тут же в затылок впилась рука Ханта, прижимая так сильно, что не было ни единого шанса пошевелиться.

— Терпите! — донеслось до неё сквозь стрекотание искр, которые стекали по плащу и таяли где-то в каменной мостовой.

И Флор рада была бы послушаться, но и без того небольшой запас воздуха стремительно таял в изувеченных лёгких. Она попробовала отвлечься, думать о чём-то совершенно другом, но сначала заныло в груди, потом от напряжения заболели глаза, и все мысли сосредоточились на таком примитивном, почти животном желании вздохнуть. Эта мысль завладела Флор полностью, но, когда уже казалось, что она не выдержит, а под плотно зажмуренными веками поплыли пёстрые пятна, рта и носа неожиданно коснулся пластик фильтра. Тот был немного великоват для её лица, но рука Ханта придавила его с такой силой, что края впечатались в кожу. Это была не полноценная маска, — всего лишь запасная деталь — однако и этого было достаточно.

— Медленно. Осторожно. Почувствуете жжение — задержите дыхание, — раздалась команда над головой, и Флор послушно кивнула, давая понять, что услышала.

Каких трудов стоило сдержаться и не вдохнуть полной грудью, знала только она, однако даже такое количество воздуха принесло облегчение. Флор дышала мелко и часто, отчаянно прислушиваясь к себе, чтобы не опалить лёгкие, но всё было в порядке. Фильтр, который едва не закрывал ей пол-лица, работал исправно. И откуда Хант его только взял?

Тем временем Буря вокруг постепенно стихала. Всё тише барабанил песок по плащу; опадал вокруг ветер, превращаясь в позёмку; выравнивалось и дыхание Ханта. Флор чувствовала это плотно прижатой щекой. Ткань чёрной формы уже не кололась, теперь было тепло и удивительно спокойно. Странное ощущение, учитывая, что рядом стоял самый опасный человек в Городе, который мгновенно свернёт шею Флор, лишь узнав, кто она на самом деле такая.

От этой мысли она поёжилась, а в ногу, словно напоминание, впился угол дневника Руфь. Вот чёрт. Тем временем, железная хватка, что до этого держала голову Флор в неподвижности, наконец-то исчезла, и Хант пошевелился. Он отстранился, но фильтр с лица не убрал.

— Всё почти закончилось, — проговорил он, и Флор рискнула приоткрыть один глаз.

Она взялась за фильтр, прижимая его к лицу, и Хант с видимым удовольствием смог расправить плечи.

— Спасибо, — глухо пробормотала она и услышала хмыканье.

— За что?

— За то, что не дали умереть… третий раз за день. — Она отняла от лица подобие маски и осторожно попробовала вдохнуть ещё мерцавший от наэлектризованной пыли воздух. Сильно пахло озоном, но было уже терпимо. — Держите.

Флор протянула было фильтр, но Хант отвернулся, чтобы бросить взгляд на удалявшийся столб пыли. Он аккуратно сложил свой длинный плащ, стараясь не дотрагиваться до испачканной пылью поверхности, и равнодушно пожал плечами.

— Оставьте себе.

— Спасибо…

— Да хватит уже! — огрызнулся он. — Может, хоть это научит вас осторожности.

— Может быть. Но вы спасли мне жизнь и…

Флор прервалась, когда перед ней замаячила спина Ханта. Он направился дальше по улице и то ли небрежно, то ли задумчиво бросил:

— И очень хотел бы знать почему.

К дому Флор они подошли, когда часы на Башне пробили отвратительную полночь. Снова пошёл дождь, и теперь желтоватые облака смешивались с клубившимся в этой части Города сизым дымом от заводских труб. Здесь делали топливо для глиссеров и общественных каров, так что в воздухе всегда витал лёгкий аромат карамели, который в безветренную погоду оседал на языке тошнотворной сладостью. Флор зябко поёжилась и толкнула тяжёлую дверь, что вела на общую железную лестницу. Однако, когда не услышала за спиной знакомых тяжёлых шагов, остановилась и оглянулась. За время их сумбурного пути Флор как-то привыкла, что Хант всегда рядом, и теперь растерянно смотрела на его высокую фигуру. Серьёзно, уж не думала ли она, что он её спать уложит и в лоб поцелует для радужных снов? Так что Флор открыла было рот, чтобы ещё раз поблагодарить и попрощаться, но так ничего и не сказала. Просто смотрела на Ханта, а он…

Хант стоял в дверном проёме и, кажется, любовался полосатым небом, в котором цветной дым и облака подсвечивались синими всполохами от граней Щита. Здания на окраинах города были намного ниже, чем в центре, поэтому ничто не закрывало обзор. Флор видела, как на маске, в том месте, где её контуры были укреплены свинцовыми вставками, пробегали яркие всполохи, а дальше всё терялось в абсолютной черноте его формы. Даже памятные пуговицы не выдавали себя металлическим блеском. Неожиданно Хант повернулся, уставившись на Флор едва заметно светившимися визорами, и она вздрогнула. От собеседника, который не так давно мог пошутить, не осталось и следа. Перед Флор был глава Карательной службы, и только тяжёлый клубок эмоций, который опутывал его личность так же плотно, как стягивала широкие плечи тяжёлая ткань, казалось, стал ещё гуще.

— Пойдёмте, — приказал Хант, а она вдруг растерялась.

Зачем ему к ней домой? Уж здесь-то, в родных стенах, ей точно ничего не угрожало. Но её провожатый явно считал иначе. Поднявшись на пару ступеней, он взглянул на Флор сверху вниз, но, когда она так и не шевельнулась, устало заметил:

— Давайте в последний раз сыграем в вежливость. Вы пойдёте впереди и сделаете вид, что это нормально. Я же просто удостоверюсь, что опасности нет, и уйду.

Она промолчала, но послушно направилась вверх по шатким металлическим ступеням, чей ржавый скрип противно резал по ушам.

— Вы живёте одна?

— Да. У меня было два соседа, но оба недавно получили инъекцию.

— Причина?

— Возраст, — сухо откликнулась Флор, которой не нравилось это подобие допроса. — Им было тридцать четыре.

— Рановато.

— Они работали на производстве, — ещё суше отрезала Флор.

— Ясно, — пришёл негромкий ответ, и Хант замолчал.

Ему действительно было нечего сказать. Любое производство в Городе было убийственным, несмотря на все предпринимаемые меры. В свои тридцать молодые парни, к которым подселили Флор в распределительном центре после интерната, походили на ссохшиеся развалины. Их кожа была покрыта язвами из-за химических ожогов, а от тела несло медленным некрозом внутренних органов. Оуэн и Гэрри были живорождёнными с минимальным уровнем умственного развития, а таких всегда отправляли на самые безнадёжные работы. Они никогда особо не общались, разбредаясь по своим комнатам и сталкиваясь только на общей кухне, но даже Флор, которая вечно пропадала в Лаборатории, ощутила приступ невероятного одиночества, когда в один день вернулась в пустую квартиру. Эти двое никогда не стали бы спорить. Бога ради! В их головах места хватало только на слепое исполнение простейших инструкций, и всё же Флор не ожидала. Какой-то частью сознания, она не верила, что мыслящий человек мог так просто собраться и молча уйти, чтобы умереть.

— Вы будете открывать, или мы постоим здесь ещё пару минут?

Каркающий голос Ханта вывел Флор из задумчивости. Она вздрогнула от неожиданности и с удивлением обнаружила, что стоит около обшарпанной двери в квартиру и зачем-то перебирает ключи. Спохватившись, она торопливо открыла скрипучий замок.

Дом встретил её привычной затхлостью из-за давно не меняных воздушных фильтров и темнотой. Свет включать не хотелось, но ради гостя Флор нащупала на стене тумблер, и после нескольких щелчков тесный коридор озарила одна-единственная лампа, что находилась в самом конце. Света она давала немного, но зато стала для Ханта чем-то вроде приглашения войти. Он ступил через порог, и в этот же миг раздался переливчатый звон.

Дальше всё случилось с какой-то немыслимой для Флор быстротой. Вот Хант ещё стоит в дверном проёме, оглядывая голые стены и ряд дверей с облупившейся краской, а вот он уже в боевой стойке держит на острие своего клинка одну из свисавших с потолка тонких металлических пластин. Где он нашёл место, чтобы сгруппироваться и достать оружие, Флор просто не понимала. Однако вид устрашающего главы Карательной службы, сражающегося с самым обычным украшением, оказался настолько нелепым, что Флор сначала улыбнулась, затем фыркнула, а потом не выдержала и разразилась смехом. Она понимала, что за это её, скорее всего, прямо сейчас и убьют, но переживаний этого дня оказалось слишком много, чтобы не выплеснуться через край. Поэтому она смеялась почти до слёз и лишь каким-то невообразимым усилием заставила себя подойти к Ханту, а потом осторожно отвести клинок от тревожно колыхавшихся и переливавшихся глухим звоном свёрнутых в тонкие трубочки пластин.

— Они не причинят вам вреда, — выдавила Флор, стараясь унять неконтролируемый смех, но не выдержала и снова постыдно хихикнула.

Впрочем, тут же испугавшись своей невоспитанности, она было взглянула в визоры Ханта, но вся его поза и выразительное недоумённое молчание вновь защекотали что-то в груди. Флор закрыла лицо руками и всхлипнула от раздиравшего её хохота. Это нервное. Да. Точно. Осталось только объяснить это Ханту, который всё же решил не убивать свисавшие с потолка на тонких проволоках железки и спрятал клинок. Правда перед этим он легко ударил по одной из них чёрным лезвием. Послышался звон, и именно он оборвал безумное веселье Флор. В коридоре стало тихо.

— Забавно, — медленно произнёс Хант.

Было непонятно, оскорблён он или нет, весело ему, неуютно или… или никак. Однако, взглянув в визоры, Флор вдруг поняла, что шкалу веселья немедленно развернули в противоположную сторону. И с той же скоростью, с какой она лишь минуту назад разразилась хохотом, теперь её лицо залила краска стыда. Стало неловко. Впрочем, Хант ничего не сказал. Он какое-то время гипнотизировал молчавшую Флор своим взглядом, который ощущался даже сквозь маску, а потом отвернулся и осторожно коснулся пластин. Послышался мягкий переливчатый звон.

— Что это? — спросил Хант, разглядывая металлические огрызки разных форм и размеров. Те висели на подвесах разной длины и образовывали что-то вроде спирали ДНК.

— Уловитель ветра, — откликнулась Флор, чем заслужила поворот головы в свою сторону. Хант молча требовал пояснений, и она торопливо продолжила: — Его придумал Гэрри. Мой сосед. Бывший сосед. Он увлекался предсказанием Бурь, и сделал это.

— И что, это работает?

В голосе Ханта явно слышалась насмешка над творением Гэрри, но Флор упрямо наклонила голову и процедила:

— Конечно.

Послышалось невоспитанное фырканье, и это почему-то задело Флор. Она нахмурилась, стремительно подошла к Ханту, который, похоже, смотрел на неё с откровенной насмешкой, а потом встала на цыпочки и едва ощутимо дунула на неподвижно висевшие металлические цилиндрики. Те дрогнули, отчего воздух вокруг наполнился звоном.

— Вибрация, — пояснила Флор. — Перед Бурей, какой бы слабой она ни была, ветер уплотняется и вибрирует. Уловитель реагирует на малейшее колебание. Его звон нарастает по мере приближения фронта, а потом резко стихает, когда включается Щит. Воздух становится слишком разреженным, чтобы проводить звук. А значит… Буря уже здесь.

Флор замолчала, чувствуя себя перед Хантом немного неловко. Право слово, какое ему дело до баловства какого-то Гэрри, который вот уже месяц, как и не Гэрри вовсе, а удобрение или топливо, или бог его знает что. Поэтому следовало бы простить ему такое пренебрежение, но вместо этого она с какой-то тоской смотрела, как Хант отвернулся и снова уставился на Уловитель. Он взял в руки одну из пластин, повертел, словно разглядывал, а потом небрежно отпустил, отчего та обиженно стукнулась о соседку и грустно зазвенела.

— Забавная вещица.

— Немного. Она срабатывает раньше сирены, а потому с ней… — Флор замялась, не зная, стоит ли озвучивать такое, но Хант продолжил вместо неё.

— Не так страшно?

— Да.

— Но вам должно быть страшно. — Скрестив за спиной руки, он оглянулся на Флор. — Если вы хотите выжить, то вам нужно бояться, а не маскировать страх перезвоном каких-то железяк. Я считаю это баловство вредным. Даже опасным.

— Вы его заберёте? — тихо спросила она и в ожидании ответа стиснула пальцы в кулак.

Хант помолчал. Он какое-то время изучал стоявшую перед ним Флор, которая сама едва не звенела от напряжения, прежде чем неожиданно спросил:

— Вы ведь не ради безопасности его держите, я прав? Используй вы изобретение этого Гэрри действительно по тому назначению, которое мне описали, то повесили бы его около окна или прямо над дверью. Но ваш Уловитель болтается в углу. В том месте, где не только приближающаяся Буря вызовет дрожание пластин, но и каждое ваше движение. Я хотел бы знать, зачем вы так делаете, однако опыт общения с вами подсказывает, что правду мне не узнать. Верно?

Умей маска Ханта по-человечески улыбаться, то прямо сейчас она точно выдала бы какой-нибудь особо жуткий оскал. Но вместо этого на Флор уставились равнодушные визоры, и предстояло только догадываться, какие эмоции вились в том клубке, что сгущался вокруг главы Карательной службы. Хант был глух, точно стена генератора, которую Флор видела накануне. Ни щербинки, ни выбоины, ни хотя бы крошечной трещины. Монолит, будь он проклят.

— Вы молчите. Значит, скорее всего, я прав.

— Нельзя постоянно бояться. Да и нет смысла. Я отношусь к той когорте людей, чью смерть Город точно не заметит.

— Ошибаетесь. Городу важна каждая жизнь…

— Это неправда. — Флор мягко улыбнулась. — Я вполне заменима. В конце концов, если Канцлеру понадобится парочка отчаянных смельчаков, которые решат пренебречь правилами безопасности, он всегда может их сделать на Генетической ферме. Их, и ещё сотню других. Всё, что даёт мне Город, — это поблажка и снисхождение к тому, чем я являюсь. К моему происхождению.

— И к вашей дерзости.

Флор улыбнулась чуть шире и пожала плечами. Возможно. Хотя она была уверена, что при первой возможности Город вколол бы ей «Милосердие», и лишь Артур Хант пока удерживал руку с неизбежным шприцом. Так что ей действительно следовало быть осторожнее и меньше дерзить.

— Вы странная, Флоранс, — неожиданно тихо заметил Хант, и она вздрогнула. — Но я пока не уверен, опасно ли это для Города.

— Я всего лишь повесила дома ловушку для ветра, кому это может навредить?

— Вам.

— Мы ходим по кругу философского диспута, — хохотнула было Флор, но осеклась, когда Хант сделал шаг и встал почти к ней вплотную.

И это было не тревожно, но как-то неправильно волнительно. После перипетий этого дня, она никак не могла отрешиться от воспоминаний. В конце концов, Флоранс Мэй теперь знала, как бьётся сердце Артура Ханта. Она облизнула пересохшие губы и посмотрела в лицо чёрной маске.

— В Теплицах, когда включается вентиляция, можно услышать, как шумит листва на деревьях. Она заполняет своим шелестом всё помещение. Вокруг становится так звонко, словно где-то перебирают осколки. И если закрыть глаза, то можно представить, как это было когда-то давно. Пахнет трава. Гудит в кронах ветер. Знаете, я так люблю это ощущение…

— Догадываюсь, хотя не уверен, что понимаю.

— И это, — она махнула рукой в сторону поникших на своих нитях пластин, — всего лишь имитация. Попытка найти что-то хорошее тогда, когда очень страшно. В нашем Городе ветер — это смерть. Но ведь не всегда было так…

— Вы сожалеете?

— Я мечтаю, — тихо откликнулась Флор, встречаясь взглядом с ярко вспыхнувшими в полумраке визорами. — Это ведь не запрещено.

— Нет.

Повисла пауза, во время которой Флор боялась даже вздохнуть, а потом тихо зазвенели металлические колокольчики. Несколько долгих секунд на них никто не обращал внимания, пока их дребезжание не заполнило весь небольшой коридор. Только тогда Флор почти заставила себя оторвать взгляд и отвернуться, глядя, как вибрируют тонкие грани. Она невольно нахмурилась.

— Вам пора. Скоро здесь будет Буря.

Хант проследил за её взглядом, помедлил одно мгновение, словно о чём-то раздумывал, но затем послушно отступил. Он вернулся на порог её дома, разрывая тот странный, почти неправильный контакт, который сам же и установил. Ну а Флор инстинктивно поёжилась, когда стало пусто и почему-то неуютно.

— Спокойной ночи, Флоранс Мэй, — долетел до неё едва слышный вздох.

Она подняла голову, чтобы ответить, но Хант уже вышел на железную лестницу и плотно прикрыл за собой старую дверь. Щёлкнули автоматические замки, и стало тихо.

***

Когда Хант зашёл в свои комнаты, уже занимался рассвет. Его слабый свет продирался сквозь остатки пылевой Бури, которая уже несколько часов носилась над Городом и тревожно стучала в герметичные окна. Скинув грязный плащ прямо на пол, Артур дождался, пока система сдует с него хотя бы большую часть радиоактивного мусора, и стянул с головы опостылевший шлем. По-хорошему, следовало бы отправиться в душ, смыть с себя остатки уличной дряни и долгого дня, но вместо этого Хант тряхнул влажными от пота волосами и замер около большого окна. На удивление ничего не хотелось. Ни спать, ни есть, ни думать. Обычное напряжение вдруг сменилось… не апатией, нет. Это было больше похоже на умиротворение, которому было совершенно не место в жизни Артура Ханта. Внизу, у подножия Башни бушевала очередная пыльная Буря, а он просто стоял и смотрел, как под напором ветра и пыли едва не рвались штандарты Суприма из сверхпрочного пластика. Как вибрировали опоры проходившего рядом транспортного виадука. Как танцевали натянутые между домами толстые кабели.

Артур прикрыл глаза и вдруг услышал знакомый звон, от которого вздрогнул. Он резко обернулся, вглядываясь в царивший вокруг полумрак, но ничего не нашёл. В комнате было пусто и… тихо. Переливы металлических колокольчиков исчезли так же внезапно, как и появились, вынудив Ханта тряхнуть головой. Он просто устал. Похоже, даже его организм иногда нуждался в перерыве между спасением дерзких девиц и поддержанием порядка в вверенном ему Городе. От этой мысли Артур устало хмыкнул, отбросил маску на серый диван и расстегнул первую пуговицу кителя. Дойдя до пятой, он на мгновение остановился, а потом быстро расправился с остальными, не дав себе даже задуматься, что пальцы ожидали ощутить нечто совершенно иное, чем холодный металл. Что именно, Хант не хотел знать… Вернее, не позволил. Это могло породить в голове неуместные мысли и звуковые галлюцинации, которые только с натяжкой можно было списать на усталость. Так что он резко отбросил пальто, стянул сапоги и, стараясь не шуметь, направился в душ.

Спальня встретила темнотой закрытых ночными панелями окон и тихим сопением Лины. Растянувшись под одеялом, она будто даже во сне пыталась выглядеть соблазнительно, но сегодня это было последним, что занимало мысли Артура. Наоборот. Обычно почти неслышное дыхание казалось удивительно громким, а запах дряни, которой Лина обычно мазала себя с ног до головы, слишком приторным.

Хант поморщился и с силой надавил ладонями на виски, пытаясь расслабиться. Однако взбудораженный мозг никак не желал успокаиваться, подсовывая картины прошедшего дня. На обратном пути пришло сообщение, что пойманный уборщик неожиданно сдох, не дождавшись допроса. И эта новость вызвала в Артуре такую волну неконтролируемого бешенства, что снесла последний барьер у накопленной за день усталости. Глядя на убогое тело, которое захлебнулось от страха в собственной рвоте, он сначала помедлил, а потом ударил мёртвую тушу с такой силой, что та отлетела в бетонную стену. Череп идиота проломился, испачкав своим никчёмным мозгом каменный пол, и Хант грязно выругался. Цепочки, которые могли привести к засевшим в подполье мятежникам, обрывались одна за другой, и в этом он был виноват сам. Ах да, и, конечно, чёртова Мэй. Бессмертная дура со своими дурацкими колокольчиками.

Резко выдохнув, Артур повернулся на бок и притянул сонную Лину к груди, зарываясь носом в светлые волосы. На фоне почти белокурых кудрей его собственные выглядели едва ли не чёрными, отчего он усмехнулся, вдохнул поглубже, но едва не скривился от всё того же приторного запаха. Однако не отпустил, а лишь упёрся подбородком в макушку и прикрыл глаза.

В голову пришла внезапная мысль, что Мэй, похоже, была темноволосой. В то утро, когда она впервые появилась в отделе Единообразия, Хант, конечно, не запомнил ни оттенка волос, ни даже общего цвета, но сегодня, сидя на полу Лаборатории, у него было время на подобное праздное любопытство. А потому он не мог не заметить, что обритые волосы уже достаточно отросли. И что они оказались внезапно удивительно мягкими не только на вид, но и на ощупь. И что череп теперь выглядел ещё более аккуратным. Серьёзно, Мэй следовало завещать своё тело генетикам. По крайней мере, одну его часть.

Усмехнувшись, Хант прижал было Лину сильнее, но тут в замутнённом дремотой сознании вспыхнул непонятный сигнал. Что-то было не так или неправильно, отчего Артур сначала нахмурился, а потом вовсе открыл глаза и уставился в темноту комнаты, пытаясь поймать навязчивое ощущение. Оно сопротивлялось и ловко избегало попыток быть узнанным, пока Лина в его руках вдруг не заворочалась. И вот тогда в голове всплыло давным-давно забытое слово. Неудобно. Ему было чертовски неудобно.

Это был не физический дискомфорт. К счастью, Артур был приучен спать, есть, дышать и просто жить в самых невероятных и неприятных условиях. Но, скорее, его просто всё раздражало. Шум вентиляции, пересушенный воздух, гул Щита за окном. Чёрт возьми, даже Лина дышала как-то иначе: невпопад и не в унисон. Артур попробовал было подстроиться, решив, что это проделки воспалённого от усталости мозга, но на смену одним ощущениям тут же явились другие. Лина внезапно оказалась совсем не такой, как помнили руки. А те, похоже, обзавелись собственным разумом, раз решили в точности воссоздать ощущение тощего тела, узких плечей и угловатых коленок. Вместо знакомой мягкости кожи они подсовывали воспоминания чужих обветренных рук, синих глаз и тёмных ресниц, что щекотали указательный палец, пока Хант прижимал к лицу маску.

Чёртова Мэй!

Едва не зарычав от досады, Артур перевернулся на спину, закинул руки за голову и почти заставил себя смежить веки. И зачем он её спас? Ответа на этот вопрос у него не нашлось. Или он не хотел его знать…

…Из сна, наполненного перезвоном идиотических колокольчиков, его выдернули голоса. Кто-то, наверное, Лина, негромко рассмеялся, послышался шорох закрывшейся двери, и стало тихо. Артур открыл глаза и уставился в потолок. Минуту он пялился в облицовывавшие его панели в поисках стыков или неровностей, но так и не нашёл. Идеально. Совершенная, будь она проклята, имитация неба в солнечный день. Один в один, как на картинах в галерее Суприма. Один в один, как…

— Дерьмо, — прошептал Хант и резко сел на кровати.

Если вчера ещё оставалась надежда, что подобные мысли — происки уставшего мозга, то сегодня явно следовало искать причину в чём-то другом.

— Как прошёл день? Ты вернулся так поздно.

Лина стояла около двери, прислонившись плечом к сложенной створке. Её светлые одежды искрились и переливались бледным золотом в свете унылого солнца, и впервые глядя на неё, Артур подумал, что вся он такая же никакая. Что внутри, что снаружи. Ни одной яркой краски, заметной детали, малейшего нюанса, который сделал бы из неё личность, а не инструмент, чтобы оттенять самого Ханта. Как ни крути, Лина создавалась быть удобной, а ещё для слежки. В том, что она была предана Канцлеру больше, чем самому Артуру, он не сомневался. Но если раньше ему было на это плевать, то теперь стало вдруг интересно, сколько выносится за пределы его личных комнат.

— Да. Обнаружили гнездо очередных сепаратистов, — произнёс он, глядя в светло-серые глаза. — Пришлось повозиться, зато выяснили, насколько глубоко те окопались в Башне.

— Я слышала, пострадала девушка. Её пытались убить.

Ого, видимо, связь была налажена в обе стороны. «Хорошая работа, Канцлер. Что ещё вы слышали? И откуда».

— Об этом уже болтают все шлюшки Варда? — хмыкнул Артур.

— Нет. Юджин сам был здесь.

— Вот оно что.

Ещё один соглядатай. Да у них здесь целая шпионская сеть! Артур едва сдержался, чтобы не хмыкнуть.

То, что произошедшее застало Канцлера врасплох, он понял мгновенно. Неизвестной оставалась только причина для подобной осведомлённости. Ведь доподлинно о случившемся знали только Артур и сама Мэй, которая просто не успела бы кому-нибудь рассказать. Лабораторную утварь в лице беременных дур Хант в расчёт не брал. Оставался Вард. Права рука Артура был не глуп, а потому, разумеется, сумел сложить вчерашнюю тревогу, состояние Мэй и бешенство Ханта этим же вечером, о чём и доложил утром самом Канцлеру. Похвальная работоспособность. Оставалось только узнать, с чего Мэй удостоилась такого внимания, раз о ней решили спрашивать вслух.

— М-м-м… — Артур потянулся и поднялся с кровати. От выстуженного за ночь прохладного воздуха по обнажённому телу немедленно пробежали мурашки, однако Лина не отрывала взгляда от лица Ханта. Оу. «Забавно. Похоже, тебе сказали, что это важно. Значит, это важно и мне». — Говоришь, пострадала девушка?

— Да. Ты не знаешь?

— Может быть, и знаю, — вкрадчиво отозвался Артур и подошёл вплотную к замершей Лине.

— Как это возможно?

— Хороший вопрос, — пробормотал Хант, накручивая на палец прядку светлых волос. — А почему тебя это так волнует?

— Если мы не в безопасности даже в Башне, то это проблема.

— Разве я хоть раз дал тебе повод сомневаться в моей защите? — Левая бровь Артура взмыла вверх в немом вопросе, но Лина выдержала взгляд.

— Нет. Конечно, нет.

— Тогда тебя не должно это беспокоить. Это мои проблемы, и я с ними разберусь, — мурлыкнул он, поцеловал Лину в шею, но едва не поморщился.

Неожиданно захотелось сплюнуть. Сладкий запах, что бесил ещё вчера, никуда не исчез. Вместо этого он осел на губах синтетической горечью, от которой тонкие губы Артура недовольно скривились. Тем не менее он продолжил дорожку из поцелуев и толкнул Лину к стене, забираясь рукой под её широкую тунику. Знакомое до последнего миллиметра тело встретило вмиг выгнувшейся навстречу спиной и тихим стоном. Всё-таки было что-то приятное в том, как работала генетическая дрессура. Лина могла ничего не хотеть, она даже могла искренне ненавидеть Артура (и кто знает, быть может, оно так и было), но её организм создавался для него и под него. Что, как ни крути, чертовски удобно.

— Юджин говорит, ты зря её нанял.

Артур на мгновение замер, услышав хриплый шёпот. Как Лина ещё умудрялась соображать с приспущенными штанами и рукой Ханта меж ног, оставалось загадкой. Тем не менее эта настойчивость уже раздражала.

— Варду следует держать язык за зубами.

— Но…

— И чем же тебя так волнует её судьба? — прорычал Хант, впрочем, ответа уже не последовало.

Надавив Лине на плечи, он занял её рот более важным делом, чем разговоры о чёртовой Мэй.

В этот раз Верховный Канцлер ждал его в своём излюбленном месте, которое Артур ненавидел всем сердцем. Даже больше, чем приснопамятные Теплицы, потому что личная Оранжерея Суприма была вместилищем всех форм долбаной жизни. О, Мэй бы точно нашла это место великолепным! Кропотливо собранный и сохранённый, улучшенный самыми именитыми генетиками, он был местом отдыха Суприма и приближённых. Здесь всё напоминало тот мир, который они потеряли. От вонючих цветов, большие лепестки которых опадали стоило лишь подумать в их сторону, до крошечных птиц, чей галдёж каждый раз вызывал у Ханта мигрень. От шелеста искусственного ветра, необходимого для опыления, до стрекота насекомых. В этой круглой комнате почти на самом верху Башни концентрация запахов, шума и распылённой в воздухе влаги была так велика, что Артуру каждый раз чудилось будто на следующем вздохе он задохнётся. Р-раз и в лёгких полно воды вперемешку с пыльцой, от которой хотелось чихать. Тем не менее Канцлер мог часами блуждать по узким дорожкам, что закручивались в неизбежную спираль с крошечным фонтаном по центру. Именно там и нашёл его в этот раз Хант.

Как всегда, одетый в доспех и маску, которая, благодарение фильтрам, не пропускала ни одной крошечной частицы пыльцы, он замер за спиной правителя Города и слился с окружающим сумраком. Здесь солнце проникало сквозь стёкла без каких-либо преград в виде сетки Щита или расположенных рядом домов, но чем ярче был его свет, тем чернее отбрасывали тени кряжистые деревья с большими мясистыми листьями. А потому, у самого фонтана, где и стоял Канцлер, всегда царил полумрак.

Разумеется, он слышал, как вошёл Хант, — не заметить тяжёлую поступь главы Карательной службы было попросту невозможно — но виду не подал. Вместо этого он зачерпнул пригоршню воды и медленно вылил её обратно в каменную чашу. Затем ещё раз. И ещё. И опять. До тех пор, пока ему, видимо, не надоело. Наставник ждал, что Артур не выдержит такой бессмысленной траты времени, и в любом другом случае так бы и было, но не сегодня. Утро в обнимку с Линой настраивало на философско-ленивый лад. Наконец, Канцлер небрежно отряхнул от воды руку и, не поворачиваясь, процедил:

— Я бы предпочёл, чтобы сначала ты выполнял мой приказ и только потом развлекался со своей девкой.

— Когда пришло сообщение, я был уже занят, — ровно отозвался Хант. — Не люблю оставлять задачу незавершённой. Какой бы та ни была.

Он знал, что своими словами вызовет гнев, и не ошибся. Канцлер резко повернулся, отчего полы его алого с золотом одеяния патетично взметнулись вверх, и презрительно уставился на главу Карательной службы.

— Ты подвёл меня.

— Искренне сожалею об этом. — Артур покаянно склонил голову.

— И разочаровал.

— Такого больше не повторится.

— Я ожидал от тебя большего.

— А вот это вряд ли. Физиология штука такая…

— ХВАТИТ ПАЯСНИЧАТЬ!

Крик Канцлера вспугнул стайку маленьких пёстрых птиц, которые роем упорхнули куда-то в глубину оранжереи. Артур замер, а потом медленно расправил плечи и выпрямился, глядя в глаза наставника сквозь визоры маски. Любопытно.

Не сказать, что Верховный Канцлер отличался большим терпением. Вовсе нет. Поговаривали, что в молодости, когда он ещё служил таким же главой Карательной службы, его жестокость и резкость не знали границ. И что лишь заступничество предыдущего Суприма помогло ему после какой-то провинности избежать инъекции смерти. Впрочем, с годами Канцлер всё же стал осторожнее и теперь редко позволял себе хоть какие-то чувства, отчего эта внезапная вспышка выглядела ещё подозрительнее.

— Я так и не понял, в чём виноват, — резонно заметил Хант и скрестил за спиной руки.

— Ты заставил себя ждать.

— А мы куда-то спешим?

Канцлер не ответил и лишь потёр своими узловатыми пальцами не по возрасту гладкий лоб.

— Сними, пожалуйста, маску. На меня подобные попытки устрашения не действуют, к тому же я привык видеть глаза своего собеседника.

Артур помедлил ровно секунду, прежде чем всё так же молча потянулся к застёжкам на шее, с тихим щелчком открыл замки и с шипением отсоединил фильтр. В нос немедленно ударила влажная сладость здешнего воздуха, но Хант не позволил себе даже скривиться. Привычно тряхнув головой, он посмотрел на Канцлера выжидающим взглядом.

— Тебе надо подстричься, — неожиданно заметил тот и махнул рукой в сторону Артура. — Знаешь, устав был написан не только ради веселья. Длина твоих волос достигла критической отметки «чудовищно», и если ты всё ещё хочешь войти в совет Канцеляриата, то…

— Не знал, что туда отбирают по этому признаку.

— Для Суприма важны дела. И выполнение правил — важнейшее из них.

— Тогда я удивлён, что какой-нибудь очередной Кеннет Миллер ещё не избран главой Совета.

— Кто?

— Человек с мозгом улитки. Но, без сомнения, отличный образец послушания.

— Я не удивлюсь, если однажды так оно и будет. Твоё место займёт чей-нибудь протеже, и мы останемся с носом.

— Вы останетесь. Напомню, идея с Канцеляриатом была вашей. Мне же нравится моя работа, которая, благодарение Всевышнему, никак не зависит от моего внешнего вида.

— А почему, Артур? Уж не потому ли, что здесь ты можешь творить, что тебе вздумается? — процедил Канцлер, и Хант не стал увиливать. В конце концов, они оба отлично знали, чем именно занимались Каратели.

— Да, — просто ответил он. — Потому что это кратчайший путь, чтобы решить массу проблем. Городе превыше…

— Городу нужно лучшее, а не быстрейшее, — холодно отчеканил Наставник.

Он подошёл к Ханту и замер напротив, глядя прямо в глаза, отчего Артуру впервые захотелось поёжиться. Они были одного роста, почти одного телосложения, но годы и власть вложили во взгляд Канцлера столько свинцовой тяжести, что она почти была способна задавить Ханта. Почти.

— У меня складывается впечатление, что ты заигрался, — едва слышно начал Канцлер, не отводя своих бледных глаз от яркой радужки Артура. — Я дал тебе многое. Свободу, силу, возможности. Я дал тебе власть и железный кулак, чтобы нести правосудие. И ни разу за эти годы не упрекнул тебя в излишне поспешных или слишком жёстких решениях. Я закрывал глаза на твои облавы и незаконные рейды, я оправдывал твою жестокость перед Канцеляриатом. Артур, я клялся в твоей преданности Суприму. И, чёрт возьми, даже убедил себя, что твой план имеет хоть какую-то толику смысла, а не служит прикрытием очередных игр бравурного мальчика. Но объясни мне, как я должен понять, что вместо того, чтобы придушить змею прямо в гнезде, ты пускаешь её в наш дом? Чем оправдать, что ты привёл в самое сокровенное место не только толпу своих дуболомов, но и шпиона, а потом ещё и устроил целое дефиле через всю Башню? Ну и, наконец, где хоть одна причина, почему, когда наконец-то представилась возможность хоть что-то исправить, ты отправился спасать эту Мэй? Отвечай!

Голос Канцлера достиг такой громкости, что стихли даже глупые птицы, что без устали чирикали весь монолог. Они испуганно замолчали, но Артур лишь чуть склонил голову набок.

— Это то, почему вы так срочно хотели меня видеть? — холодно спросил он, и Канцлер презрительно скривил тонкие губы. Он чуть отстранился, потом знакомым жестом скрестил за спиной руки и повернулся к фонтану.

— Когда мы виделись с тобой в прошлый раз, ты обещал, что разберёшься в загадке Руфь Мессерер, — проговорил он, глядя, как резвятся в мелкой чаше две крошечные птицы.

— Насколько мне помнится, своих слов я обратно не брал.

— Прошло две недели. Но вместо итогов я слышу лишь жалобы на твоё безрассудство, агрессию и сомнительные решения.

— Так это причина для недовольства?

Повисла пауза, во время которой Канцлер небрежно перебирал листья какой-то обвившей фонтан лианы, словно что-то обдумывал, а потом, наконец, недовольно откликнулся.

— Флоранс Мэй, — процедил он. — Ей не место в службе Единообразия.

— Могу я узнать почему? — немедленно отозвался Артур, чей ответ заставил Канцлера вскинуть светлые брови.

— Я удивлён, что ты задаёшь мне этот вопрос. Она ближайшая помощница Мессерер.

— И? — невозмутимо отозвался Хант.

— И уже только этого достаточно, чтобы считать её потенциальным шпионом, — вновь раздражённо процедил Канцлер.

— Достаточно для кого? — Артур прищурился и шагнул вперёд. — Для Варда, который преподнёс вам эту мысль, как свою, в надежде выслужиться, или лично для вас? И чего вдруг возникло такое недоверие к моей работе? Мне казалось, никогда прежде я не давал повода для сомнений, что все мои действия направлены исключительно на благо Города.

— Но никогда прежде я не доверял тебе подобной задачи.

— Я вылавливаю сепаратистов каждый месяц по несколько штук. Но в чём отличие в случае Мессерер? И не отрицайте, что оно есть. С самого начала вы методично вели меня к тому, что она опаснее любого оголтелого фанатика. Вы устроили показательную казнь. Вы даже заставили меня быть её палачом…

— Ради бога, не начинай снова…

— Но я хочу понять. — Хант шагнул ещё ближе. — Что в ней было такого? Чем она вас так напугала? И почему вы боитесь Мэй.

— Ты забываешься!

— Разве? — Артур вскинул брови, невольно повторив жест Канцлера, от которого он нахмурился. — Флоранс Мэй всего лишь ботаник, который с удовольствием бы не вылезал из своих дурацких Теплиц. Но при этом она действительно хороший генетик, за что я и выбрал её. Так чем она заслужила такое внимание от самого Канцлера? Потому что лично мне достаточно, что она самоотверженно делает свою работу, как и положено истинному жителю Города. Мэй, может, и живорождённая, но вовсе не дура и знает, насколько мучительна будет смерть, посмей она хотя бы только задуматься о предательстве. Так в чём причина вашего намеренного предубеждения к ней?

Артур прищурился, глядя в глаза Канцлера, а тот с тем же упрямством смотрел в ответ. Между ними могло быть почти тридцать лет разницы, но в чём-то они были определённо похожи. Наверное, в своей резкости, категоричности и, конечно, уверенности в собственной правоте. Говорят, Алекс Росс был блестящим главой Карательной службы, прежде чем стал занял высший пост в Башне, но теперь это задача Ханта. И он не позволит кому-либо вмешиваться в его работу.

— Флоранс Мэй пытались убить, — медленно произнёс он, глядя Канцлеру прямо в глаза. — Никому неизвестную девчонку, которая и месяца-то не проработала на отдел Единообразия, довольно жестоко подставили. Подкинули «Иерихон» и сделали всё, чтобы представить это актом своеобразной мести за мою деятельность. И, право слово, сначала я даже поверил. Даже оголтелый сепаратист не станет врать перед смертью, значит, он действительно в это верил. Верил, что мстит. Но это отчаянно не сходится.

— С чем?

— С чем?! — недоумённо хохотнул Хант и покачал головой. — Канцлер, эта Мэй никому не нужна. Она никто и никогда не станет чем-то действительно важным. Она ничтожна, и мстить мне, убивая, в общем-то, рядового безымянного работника — пускай, действительно талантливого, — это шизофрения. Полный бред!

— Бунтовщики редко бывают адекватными, — пожал плечами Канцлер. — Не вижу с этим проблемы.

— А я вижу. — Артур сцепил за спиной руки и уставился поверх плеча Канцлера куда-то в полный зелени полумрак. — Они фанатики, но не безумцы. У них всегда есть чёткий план, структура и даже идеология. Мэй хотели убить, потому что кто-то внушил им, что это правильно. Им кто-то помог. Обеспечил доступ в Башню, дал код не только от внутренних залов, но и от подземной Лаборатории. Кто-то, кто потом даже сумел устранить исполнителя этого подставного убийства.

— Ну это уж слишком! Ты намекаешь, что в стенах Башни засела целая группа диверсантов?

— Достаточно одного человека, который будет весьма влиятелен, чтобы без проблем провернуть такое дельце.

— Мне не нравятся твои намёки.

— Канцлер, это не намёки. Целью была Мэй ради самой Мэй, и это очевидный факт. Осталось понять почему.

Хант поджал губы и вновь посмотрел на наставника, который задумчиво гладил кончиками своих грубых пальцев шершавый бортик фонтана. Судя по всему, ему очень не нравился их разговор. Впрочем, сам Артур тоже не испытывал удовольствия. Всё внутри него было будто натянуто до предела. Каждая мышца, связка и сухожилие едва не звенело от того напряжения и предчувствия, которые растекались внутри. Что-то однозначно происходило. Что-то, что очень беспокоило Канцлера. Что-то, в чём он видел угрозу. Что-то, что грозило лично ему. Не Городу, не людям, а лишь Верховному Канцлеру. И в этом оказалась виновата никому не известная Флоранс Мэй самим фактом своего существования. Очаровательно! Вот только тайн внутри верхушки Города им не хватало.

Артур скривился и отвёл взгляд, равнодушно глядя на свои сапоги. С другой стороны, есть ли у него самого повод для переживаний? Он резко поднял голову, когда где-то в глубине Оранжереи раздался перезвон колокольчиков, спрятанных в лабиринте часов, и вдруг понял — нет. Его задача — сберечь этот Город, и чутьё, которое ещё ни разу не ошибалось, подсказывало, что для этого Флоранс Мэй должна жить. Зачем? Ну, оставалось надеяться, что она лучше знает причины.

— Хорошо, — неожиданно проговорил Канцлер, который тоже пришёл к каким-то выводам. И в том, что они ему не понравятся, Артур не сомневался.

— Есть ещё одна вещь, которую мне хотелось бы обсудить, — совершенно будничным тоном произнёс Хант.

Он перехватил поудобнее шлем и скрестил за спиной руки в привычной позе, будто ничего не случилось. Канцлер с явным нежеланием повернулся, но вежливо протянул руку, приглашая встать рядом. В один шаг оказавшись рядом с наставником, Артур медленно зашагал в сторону выхода из Оранжереи.

— Пару недель назад я столкнулся со странным явлением, — начал он.

— Погодным? — спросил Канцлер, срывая один из больших белых цветов, что так выгодно контрастировал с его мантией.

— Я не уверен, — осторожно заметил Хант и нехорошо усмехнулся, когда поймал заинтересованный взгляд наставника. — Вернее, всё указывало на событие естественного характера, но его сила и мощь выходили за рамки того, что я видел. Было много жертв. Слишком много. И странно, что это не заинтересовало никого из Совета.

— Ах, ты про недавнюю Бурю. Я видел отчёты, но не стал передавать на обсуждение кворума.

— Вы не нашли их интересными?

— Нет. — Канцлер остановился и внимательно посмотрел на Артура. — Я ценю твоё усердие. Я уважаю твоё чутьё. Но иногда такое случается. Если поднять архивы, то ты найдёшь несколько упоминаний о подобных Бурях…

— Семь.

— Что?

Артур чуть вздёрнул подбородок и посмотрел в глаза Канцлера.

— Их было семь за последние пять лет. Последние три прошли почти одна за другой, и каждый раз удивительно много жертв из числа обычных людей. Однако ни разу Буря не добиралась до Башни, хотя обычно воздушные потоки на улицах несут её на центральную площадь.

— И что?

— Это странно.

— Артур, ты слишком много думаешь.

— Это плохо?

— Это неуместно, — раздражённо откликнулся Канцлер, смял сорванный цветок и швырнул его на дорожку. — Я не спорю, гибель людей всегда печалит. Тем более незапланированная. Нам приходится менять расчёты, тратить энергию на новые инкубаторы, чтобы восполнить население Города, но это наша жизнь. К сожалению, мы не можем предусмотреть всё.

Артуру показалось, что он сейчас что-нибудь разобьёт. Однако его лицо осталось всё так же бесстрастно.

— Это единственное, что вас беспокоит? Расход мощности на работу Человеческих Ферм? — спросил он, и Канцлер небрежно пожал плечами.

— Да. А тебя волнует что-то ещё?

Хант помедлил мгновение, прежде чем уважительно склонил голову.

— Нет. Город превыше всего.

— Город превыше всего, — откликнулся Канцлер.

Артур выпрямился и поудобнее перехватил шлем. Неожиданно пришла мысль, что чёртова Мэй снова права, — ему стоит почаще снимать маску, чтобы не забывать, как играть с открытым забралом.

— Я жду, что в этот раз ты осчастливишь нас своим появлением, — неожиданно заметил Наставник, резко меняя предмет разговора. Хант непонимающе вскинул брови. — Приём, Артур. Ежегодный приём в честь Суприма.

— Хм.

— О, ради бога! Ты уже давно не пубертатный юнец, чтобы чураться таких мероприятий.

— Обычно это люди обходят меня стороной. Не вижу смысла пугать наше нежное общество, — зло улыбнулся Хант, но лишь заслужил этим недовольный взгляд Канцлера.

— Хватит. Зубоскалить и ёрничать будешь среди своих дуболомов. Это официальное мероприятие, на котором ты обязан присутствовать. Причём, без твоей обожаемой маски и в официальном облачении. Тебе пора заводить знакомства среди тех, кто уже состоит в Совете Канцеляриата, и тех, кто войдёт в него в ближайшем будущем. Пришло время искать своих личных союзников, если хочешь однажды занять моё место.

— Напомню, это не…

— Всё решено, — с нажимом проговорил Канцлер, обрывая любые возможные возражения. — Заодно, может, найдёшь подходящий генофонд.

— Это вечеринка для девиц на выданье или официальный приём? — процедил Хант.

— Это политическое мероприятие. И твои гены — такой же товар, как пай, вода или парочка фильтров. У меня на тебя большие надежды, Артур, и я не позволю никому их испортить. Даже тебе. Надеюсь, на этом никчёмные возражения наконец-то закончились?

— Я предпочёл бы решить этот вопрос самостоятельно.

— Ради всего святого! — не выдержал Канцлер. — Можно подумать, я прошу тебя… спать с кем-то! Я делаю одолжение, позволяя тебе самому выбрать мать для развития и улучшения твоих генов. Развлекайся со своей Линой, сколько захочешь, но не забывай, что ты должен этому Городу.

— Я помню, — процедил Хант сквозь зубы.

— Нам нужен чистый селекционный материал, чтобы исключить любую возможную фатальную мутацию. Так что, надеюсь, ты не построил каких-нибудь несбыточных планов на кого-то вроде Мэй? Вард сказал, ты уделяешь ей слишком много внимания. И, судя по нашему разговору, я вынужден с ним согласиться.

Артур прикрыл глаза, пытаясь тремя глубокими вздохами усмирить вспыхнувшее в крови бешенство, но не выдержал и процедил:

— Похоже, Юджин стал забывать, где находятся границы ему дозволенного.

— И всё же, его болтовня показалась мне любопытной.

— В ней нет и не может быть ничего интересного, — отчеканил Хант. — Во-первых, Флоранс Мэй стерильна, о чём Варду прекрасно известно, ведь он досматривал её сам. Во-вторых, эта особь бесит меня так сильно, что я, возможно, скоро сам её придушу.

Канцлер хрипло рассмеялся и с улыбкой положил руку на плечо Артуру, глядя ему в глаза.

— Я в тебе не сомневался, мой Артур, — проговорил он. — Надеюсь на твоё благоразумие и усердие. И поговори всё-таки с Вардом. Одно дело болтать в моём обществе, другое — распускать язык под воздействием «Симпати».

— Да, Канцлер.

Хант коротко поклонился, чувствуя, как внутри клокочет колючее раздражение, и, как только наставник его отпустил, развернулся и стремительно направился прочь. На ходу он торопливо натянул обратно маску, впервые за всё это время наслаждением вдыхая пустой фильтрованный воздух. Чёрт возьми, как же он ненавидел эти Оранжереи!

Вибрацию тягучих басов Артур почувствовал ещё на подходе к тяжёлым дверям из искусственного красного камня. Одним своим видом те будто бы уже намекали, какого уровня содержимое скрывалось за их плотными створками. И их цвет был весьма однозначен: тёмный, чуть бархатистый. Однако в этот раз Хант не думал об этом. Стремительно войдя с шипением открывшиеся створки, он поморщился от налетевшей волны громкой музыки, которую не смогла заглушить даже прочная маска, и отмахнулся от немедленно поспешивших к нему девиц. Артур Хант был нечастым гостем у службы Отдыха, а потому каждое его появление неизбежно вызывало раздражающие перешёптывания. Впрочем, сегодня это мало его беспокоило. Мельком взглянув на помост, где под рваный и медленный ритм музыки извивалась парочка полуголых телес, он двинулся вдоль стены, прекрасно ориентируясь в полумраке.

Было людно. В нишах то и дело мелькали руки, ноги или голые задницы, слышался звонкий смех, который перебивал оравшую музыку, стоны и вскрики, по полу стелился голубоватый туман. Артур поморщился. Здесь «Симпати» употребляли любым доступным способом. Особо отчаянные и торопливые кололи концентрат в вены, другие медленно выкуривали разведённый в специальной жидкости порошок, ну а кто-то просто глотал его, не зная меры. Иногда стелившийся по полу дым достигал такой плотности, что поднимался на уровень кресел, и тогда веселье переходило на новый уровень изощрённости. Наркотик действовал точечно, доводя до предела органы чувств и оставлял после себя сладкое послевкусие.

Хант дёрнул щекой и с наслаждением вдохнул чистый безвкусный фильтрованный воздух. Нет, он передумал, и Мэй неправа. Однако от очередной мысли о чёртовой дурочке из Лаборатории раздражение вспыхнуло с новой силой. Это уже не смешно. И даже совсем не забавно. Флоранс Мэй стало слишком много в жизни Артура Ханта, и это надо менять. Прямо сейчас. Поэтому, возможно, чересчур резко распахнув одну из тяжёлых тканевых занавесок, Хант вошёл в полутёмную нишу, и от его появления вздрогнули все. Даже Вард, который полулежал на низком диване, резко вскинул голову, однако сказать ничего не успел. Одним резким движением Хант выбил из его рук полупустую упаковку из-под «Симпати», отчего порошок взвился в воздух нежно-голубой пылью, а потом сжал пальцы на горле, резко дёрнув на себя и вынудив встать. Не обращая внимания на испуганно вскрикнувших шлюх, что висели на Юджине, словно бледные насекомые, он протащил Варда к стене и со всей силы приложил затылком об стену. Затем ещё раз. И снова, почти до хруста сжимая шею.

— Какого!.. — прохрипел Вард, наконец-то придя в себя.

Он вцепился в руку Артура в попытке отодрать ту от себя, но было поздно. Затуманенный «Симпати» мозг, похоже, окончательно впал в наркотическую эйфорию и выдал реакцию на внезапную боль в виде хорошего стояка, который торчал теперь из расстёгнутых брюк. С удивительным хладнокровием Хант понял, что лучшим выходом было бы сломать Варду шею, но вместо этого он отступил и холодно приказал:

— Приведи себя в порядок.

Юджин на мгновение замер, но потом зло передёрнул плечами, поправляя перекрученную рубашку, и резкими, немного не точными движениями принялся застёгивать на себе штаны. Закончив это нехитрое дело, он выпрямился и выплюнул:

— Теперь доволен? Или мне нацепить на себя полное облачение?

— Надеюсь, ты не опустишься до того, чтобы позорить форму, — процедил Хант.

— Позорить? — фыркнул Вард и оглянулся, словно искал поддержки. — Я отдыхаю. Или, по твоему мнению, я должен нести здесь караул? Ну, если так посмотреть, то один стойкий солдатик у меня всё же есть…

Хохотнул он, и в ответ откуда-то из полумрака дивана послышались ответные смешки смущённых девушек. Однако Артур не оценил шутки и, одним незаметным движением убрав руку за спину, в следующее мгновение уже прижимал к яйцам Варда клинок.

— Артур! — ахнул откуда-то слева знакомый голос, и Хант впервые заметил здесь Лину. Впрочем, его удивление длилось не дольше мгновения, после чего он медленно сдвинул лезвие в сторону паха, и на напрягшейся шее Юджина вздулись синие вены.

— Ещё раз ты посмеешь себе даже подумать, что можешь открыть рот и говорить не по моей команде, то отправишься грудой мяса в утиль. Ты меня понял?

— Хант…

— ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛ?! — заорал Артур, которого порядком уже достали эти дурацкие игры.

— Да, командир, — коротко отозвался Вард, в чьих мозгах, видимо, наступило долгожданное просветление.

— Убирайся. Будешь сегодня патрулировать Город. Один. Чтобы не было соблазна открывать рот!

— Но сегодня не моя очередь!

Хант на мгновение отстранился, чуть отводя клинок, а потом вскинул его резким движением и в последний момент остановил кончик лезвия в нескольких миллиметрах от глазного яблока едва не дёрнувшегося Варда.

— Пошёл вон. Немедленно, — процедил Артур.

Юджин понял всё сразу. В конце концов, кто как не он был прекрасно осведомлён, что Хант никогда не давал второй шанс. Зачем? В инкубаторах ждали своего часа сотни таких же, как Вард, так смысл носиться с очередным образцом человека, который оказался немного бракованным. Незаменимых в Городе не было. Почти.

— Она действительно того стоит? — с тихим смешком спросила Лина, когда за Вардом закрылась тяжёлая дверь. — Эта девчонка.

— Не люблю, когда трогают мои вещи.

— Она такая же собственность Суприма, как ты или я.

Лина обошла его сбоку и обняла за талию.

— Но до того, как Суприм вспомнит об её существовании, она нужна мне.

— Зачем?

Вместо ответа Артур немного брезгливо отцепил от себя руки Лины и вышел из ниши, не соизволив задёрнуть за собой тяжёлую ткань интимного занавеса. Ему было плевать. Плевать на оставшихся там потаскух, на Лину и даже на взгляды, которым его провожали, пока он шёл мимо замерших в самых немыслимых позах людей. В конце концов, Артур Хант был не обязан что-либо объяснять никому, кроме себя. Только вот и себе он объяснить пока не мог. Хант просто знал. И это знание, которое зародилось ещё вчера под завывания очередной Бури и звон колокольчиков, будто нашептал ему Город. Как умел. Да, Артур всегда чувствовал каждый его бессловесный порыв, но теперь Город, похоже, заговорил.