Большие Надежды

Варвара Оськина, 2023

Добро пожаловать в Город, где евгеника давно стала наукой, люди добровольно утратили человечность, а смерть – самое настоящее милосердие. Здесь сострадание – это проклятие, каждому предопределено своё место, и жизнь под тенью Щита длится столько, сколько отвёл Великий Канцеляриат. Но что случится, если однажды кто-то захочет всё изменить?Что, если доктрина даст крошечный сбой?Флоранс Мэй, будь осторожна!Артур Хант, помни – Город превыше всего!

Глава 3

Человечностью называют способность участвовать в судьбе других людей. Но что это значит? Будет ли человечностью отстаивание своих личных идей ради жизни многих других? Или это забота о большинстве в ущерб единицам? Кто более человечен — тот, кто до последнего оказывает помощь смертельно больному, или другой, который решит проявить своё милосердие просто добив? Где та грань, что определяет человека в самом человеке?

У меня не было на это ответа. Мало того, у меня никогда не должно было даже возникнуть такого вопроса, но… Всё изменилось в тот день, когда я вдруг поняла, что стала той гранью. Что только моя мораль, предпочтения, вкусы определяли необходимый уровень человечности. Я оказалась мерилом, и мне стало страшно.

Мы назвали его в честь себя. Довольно самовлюблённо, но он действительно был нашим творением во всех смыслах. Мой и Алекса. Вторая попытка. Эксперимент, что увенчался успехом и положил начало новой теории совершенных людей.

Дневник Руфь Мессерер

Флор сильнее запахнула тёмно-серое пальто и надвинула капюшон, скрывая лицо от вездесущих датчиков слежения. Из-за магнитного поля Щита обычная техника работала в Городе нестабильно, но эти маленькие «глаза Канцеляриата» реагировали на движение и немедленно сообщали о местонахождении нарушителя режима или комендантского часа прямиком в службу Карателей. Так что приходилось быть осторожным и не попадать в полосы холодного света чахлых уличных фонарей. Флор осторожно посмотрела по сторонам и быстро перебежала пустую мостовую.

В воздухе летала мелкая морось, от которой щекотало в носу, и было так сыро, что синтетическая ткань не справлялась. Стук маленьких каблуков эхом разносился по каменной улице, и как бы Флор ни старалась ступать тише, казалось, на этот звук сейчас слетится все патрули Города. Она нервно оглянулась, уклоняясь от скользившего луча прожектора, и в последний момент успела прижаться к грязной стене, растворяясь в сумраке ночи. Послышался рокот двигателей, и мимо ниши, где спряталась Флор, один за другим пронеслось пять чёрных глиссеров. Сердце нервно всхлипнуло, ладони вспотели, а ругательства повисли на языке, который она успела прикусить в последний момент. Флор прикрыла глаза, медленно выдохнула и хотела было по нервной привычке пригладить волосы, но вовремя одёрнула себя. Обновлённый идентификационный номер живорождённой мерзко зудел, горяча тонкую кожу головы. Это была ещё одна унизительная процедура, на которой, слава богу, не было никого, кроме человека из отдела Регулирования Единообразия. Так что поморщившись от неприятных ощущений, когда тонкая короста на голове зацепилась за ткань, Флор осторожно высунулась из укрытия, от чего за спиной тут же с тихим шорохом посыпался на землю бетонная крошка обветшавшей с годами стены, и прислушалась к удалявшемуся гулу машин.

Вот уже несколько дней Хант и его люди рыскали по всему Городу. Они прочёсывали каждый уголок рядом с местом, где была оставлена надпись: исследовали жилые кварталы, трущобы, иногда вылавливали людей прямо на улицах. И Флор, которая едва не попалась, нервно вздохнула.

Всё это время она была сама не своя. В голове царил кавардак, который никак не давал сосредоточиться, а прошлой ночью одолело такое отчаяние, что хотелось завыть. Мир рухнул. В этом Флор призналась себе едва ли не сразу, как за Хантом закрылась белая дверь, и она осталась один на один с открывшейся правдой. Флор её не хотела. Отчаянно сопротивлялась малейшим попыткам анализа, но перед глазами стояли лысые головы девушек в камерах, их животы и, конечно же, Руфь, чей призрачный взгляд смотрел в самую душу. А ещё тот самый указ Канцеляриата. Флор буквально вчера нашла его в архивах, и стоило лишь дать себе подзатыльник, что никогда прежде ей не приходила мысль прочитать его полностью. Всю свою жизнь воспринимая этот проклятый указ как данность, она никогда хотела узнать — почему. Почему так всё случилось? А сейчас, глядя на подписи и заключение главы Лаборатории Перспективных Исследований, поняла, что просто мешалась. Флор и ей подобные были слишком уже неудобными, а значит опасными. И никогда не должны создавать подобных себе. Вот и всё.

И интересно, что она сказала бы Руфь, будь такая возможность? Кричала бы? Требовала извинений? За враньё, за двуличность, наконец, за своё ущербное тело? Ведь это из-за неё Флоранс стала такой! Она не «генетическое совершенство». Она — куча проблем и насмешка над системой, что в погоне за идеальностью сама убила себя.

Флор выдохнула и покачала головой. Так, что бы она ей сказала? Увы, ответа не было. Флор почувствовала, как в груди опять тоскливо заныло, когда от быстрого шага в искалеченных лёгких закончился воздух. Она постаралась медленно выдохнуть и вновь огляделась по сторонам, сквозь гул Щита вслушиваясь не раздаются ли шаги или рёв двигателей. В лицо летели мелкие капли дождя, и дышать было чертовски трудно, но она сделала ещё пару шагов, прежде чем снова настороженно остановилась. Идти не хотелось. Вообще ничего уже не хотелось, но надо было добраться до места встречи и постараться не нарваться на новый патруль.

Оглянувшись, Флор показала язык увешанной плакатами стене тёмного дома. «Сила и Справедливость» гласил многократно повторявшийся слоган, тщательно выписанный поверх маски Карателя. Какая же чушь! Фыркнув, она поспешила дальше по тёмной и узкой улице, где, кажется, даже безумные ветра Бурь не могли справиться с вечным запахом плесени. Фу!

Если честно, для служб Канцеляриата в этой части Города не было ничего интересного. Несколько фабрик, два городских водогенератора и завод по очистке воздуха для резервных систем вентиляции, который усердно выбрасывал клубы неприятно пахнувшего дыма. Тот стелился по углам улицы, и Флор брела в нём, точно в тумане. Несколько лет назад автоматизированные заводы, которые дымили сладковатыми выхлопами, служили притоном для городских наркоманов, но после очередного рейда здесь никого осталось. Именно поэтому Стив выбрал это место для экстренных встреч, и до позапрошлой ночи оно было весьма безопасно, однако теперь Хант был настороже.

Как они и предполагали, Цербер Канцлера страдал паранойей, что лишь усугубляло шаткое положение их Сопротивления. Поэтому Флор честно выждала пару дней, боясь вызвать малейшие подозрения, прежде чем смогла отправить Стивену весточку, о чём теперь успела пожалеть уже трижды.

«Хант идёт за тобой», — гласила нацарапанная впопыхах записка от Бет, о которой Флор давным-давно позабыла. О ней она вспомнила только сегодня, когда обнаружила смятый листок в кармане своего платья, и грустно хмыкнула. Поздно. Уже пришёл. Так что сбегать на встречу сегодня было действительно глупо, но Флор не могла заставить себя спасать шкуру, пока другие рисковали своей. Вот, например, тот же Герберт… Он ведь тоже предупреждал.

В том, что однажды главный Каратель заинтересуется личностью протеже Мессерер, никто из них не сомневался. Сразу после ареста Руфь взволнованный Стивен настаивал, чтобы Флор скрылась. Он уговаривал спрятаться, кричал и даже один раз угрожал, — в конце концов, допрос под инъекцией психотропов казался вполне логичным следующим ходом для Ханта, — однако ни во время расследования, ни перед казнью, ни позже Флор так и не тронули. Каждый день спускаясь в Теплицы, она ждала что её вот-вот схватят, но… Вместо этого Флор допустили туда, где дочери мятежников было не место. Уж скорее на плахе рядом с Руфь Мессерер! Однако, вопреки любой логике, она была жива. До сих пор. И это наводило на странные мысли, будто за ней наблюдали и ждали малейшего повода перерезать Флор глотку на виду у равнодушной толпы. Если, конечно, не свершится вселенское чудо и она не переманит главу Карательной службы на свою сторону.

От мысли, что Хант может растрогаться и с чувством вселенского сожаления предать Канцлера, встав на сторону сепаратистов, Флор едва не зашлась истерическим смехом. Глаза заслезились, в носу защипало, и она едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. Зажав рукой рот, Флор покачала головой и поспешила укрыться от очередного светового луча в тупике. Стук каблуков стал ещё громче, и пришлось стянуть обувь, чувствуя, как немедленно стынут ноги на холодных камнях. Дерьмо! Чёрт возьми, ну в какое же дерьмо их вляпала Мессерер со своим Хантом. Почему нельзя было просто взорвать эту Башню вместе со всеми ублюдками, что там засели? Со всеми карателями, шлюхами, лаборантами, беременными и даже младенцами, что мирно спали в электронной утробе Генетической Фермы в южном крыле? Почему она должна сожалеть о смерти этих… будущих уродов системы и, будь всё проклято, действительно сожалела?!

Флор замерла на середине дороги и прикрыла глаза. Судорожный вздох вырвался сам, когда она сжала в руках свои ботинки так сильно, что металлические клёпки больно впились в ладонь. К сожалению, она знала ответ на каждый провокационный вопрос. Давным-давно нашла объяснение порой не самым счастливым чувствам, которые будила внутри мутация того самого гена. В конце концов, что ещё остаётся тем немногим, кто не хочет уподобиться Канцеляриату? Только сомнения, сожаления и одиночество. Сомнения в каждом поступке и действии, сожаление, когда вновь окажешься прав, и… как итог всему — одиночество. Видимо, о чём-то подобном и думала Руфь, когда просила дать шанс даже Артуру Ханту.

Впрочем, если хорошенько подумать, все цепочки всё равно вели именно к этому человеку. Всё в жизни Флор и остальных вертелось вокруг его личности, дел и возможных поступков. Затевая любое предприятие, будь то очередное исследование катакомб или вылазка за пределы Щита в поисках проклятого «Тифона», необходимо было учитывать совершенно непредсказуемые действия Артура Ханта. Он был тем неизвестным, что тянулось из уравнения в уравнение, сколько ни совершай итераций, и от которого невозможно было избавиться. Хант был везде, в каждом вздохе, движении, мысли и невероятно мешал.

Флоранс снова вздохнула, чувствуя, как прорезало болью, видимо, одну из сожжённых долей правого лёгкого. Бок обожгло так, что она согнулась пополам и почти минуту безрезультатно хватала ртом воздух. Чёртова жизнь! До места встречи оставалось совсем немного, но чем ближе был Щит, тем труднее становилось дышать. Организм будто бы вспоминал, как плавились от магнитного поля ткани, и отказывался двигаться дальше. Что-что, а инстинкт самосохранения не убить никакой идеальной селекцией.

— Ну же! Хватит страдать! — прошипела Флор и со всей силы залепила себе оплеуху, звон от которой разлетелся по каменному тупику.

Вышло больно, но перед глазами всё прояснилась, и, медленно вдохнув влажный воздух с каплями мороси, она поспешила вперёд. Капюшон едва не слетел, но Флор успела подхватить его край и натянула поглубже, скрывая под ним лысую голову. Это тоже предстояло как-то объяснить Стивену…

Встреча была назначена в одном из старых складов, который раньше использовался службой обслуживания Щита. Стивен обнаружил его ещё во время работы на Город, и теперь тщательно оберегал. Здесь хранились тонкие свинцовые плиты, что составляли главный контур защиты от налетавших время от времени Бурь, а значит, нуждались в частой замене. Однако после создания сети подземных тоннелей по периметру города, помещение оказалось заброшено и поэтому подходило вот для таких экстренных встреч, когда выбраться из Города было попросту невозможно.

Сегодня Флоранс опаздывала. Она знала, что собрание уже началось, и отчаянно спешила. С трудом толкнув тяжёлую металлическую дверь, Флор торопливо нацепила злосчастные ботинки и сбежала по лестнице в полуподвальное помещение, откуда доносились людские голоса. Едва не споткнувшись на последней ступеньке, она резко затормозила рядом с высокой мужской фигурой, одетой в стандартную форму Карателя, и махнула рукой Стиву. Он стоял в центре толпы и что-то старательно объяснял.

— Ах, вот и ты, — тихо проговорил Герберт Льюис, посмотрел на неё сверху вниз и улыбнулся одной половиной рта. Вторая была парализована после одного из допросов у Ханта и оставалась трагично серьёзной, придавая лицу лёгкий оттенок постоянной насмешки. — Стив уже несколько раз спрашивал. Кажется, готов был сам бежать под прожектор на твои поиски.

Флор усмехнулась и молча стиснула его руку в чёрной перчатке — точно такой же, что два дня назад едва не оставила синяки на её челюсти.

— Я слышал новости, — тихо продолжил тем временем Льюис, заметив, как Флор натянула поглубже капюшон. — Вард плохо держит язык за зубами, если его что-то злит. А ты, похоже, постаралась на славу.

— Он был груб.

— А ты ждала реверансов?

Светлая бровь Герберта взмыла вверх, и Флор хмыкнула. Хорошо было иронизировать над ситуацией, когда опасность уже миновала. Впрочем, Льюис явно считал иначе, потому что тут же нахмурился.

— Это было слишком рискованно. Когда Стивен узнает, он тебя не отпустит.

— Тогда стоит ли ему говорить? — тихо откликнулась Флор и получила в ответ осуждающий взгляд.

— Шутки закончились, Колокольчик. Ты попала в лапы к самому Ханту, и хотя я не знаю, чем ты там занимаешься, но простым допросом уже не отделаешься. Он с тебя кожу живьём снимет, если заподозрит хотя бы в малейшем нарушении закона Лояльности. — Герберт поджал тонкие губы, и его серые, как небо, глаза чуть прищурились. — Стоит ли дело такого риска?

— Если в конце мы всё-таки победим, то безусловно.

Льюис посмотрел на неё с укоризной, сомневаясь не шутит ли опять Флор, и по привычке сцепил за спиной руки в позе «Спокойствия». Он молчал долго, видимо, взвешивая на каких-то своих внутренних весах варианты и возможные последствия, прежде чем всё же тихо сказал:

— Я не смогу тебя защитить, если что-то случится.

— Если что-то случится, меня уже никто не спасёт, — так же едва слышно отозвалась Флор и натянуто улыбнулась, заметив брошенный на неё встревоженный взгляд. — Тебе нельзя больше рисковать своим положением. Хант не простит во второй раз.

— Он и в первый меня не прощал.

Льюис чуть дёрнул подвижной щекой и посмотрел на что-то вещавшего Стивена, молча показывая, что разговорам стоило пока подождать. Флоранс же перевела взгляд на стоявшую неподалёку девушку, которая делала вид, что усиленно слушает речь их нового предводителя, пока сама то и дело украдкой смотрела на Герберта. Её рука словно бы невзначай покоилась на большом животе, и Флор вдруг подумала, что Стивену не стоило разрешать ей приходить. Было слишком опасно, а срок Джуди уже подходил, однако… Из груди в который раз за сегодня вырвался тяжкий вздох. К сожалению, для Джуди и Герберта сегодня была одна из немногих возможностей наконец-то увидеться. Никто не знал, когда это получится снова — быть может, лишь через месяц или же два, или полгода… или вообще никогда. Поэтому Флор прекрасно понимала и Джу, которая искала любую возможность хоть немного побыть рядом с Гербертом, и, конечно же, Стивена. Флор не знала, как именно они повстречались. Джуди тогда работала в городских Теплицах, а Льюис…

Льюис был одним из Карателей в личной гвардии Ханта. Почти такой же высокий и широкоплечий, как и сам Хант, в своих стандартных доспехах он производил пугающее впечатление, даже сняв неизбежную маску. Что и как нашла в нём когда-то Джу, вечно скептичная Флор не представляла. В силу работы и полученного в академии образования Льюис был нелюдим. Даже на собраниях он обычно молчал, а если и открывал рот, то лишь для того, чтобы коротко с чем-нибудь согласиться. В остальных случаях ему достаточно было бросить презрительный взгляд, и споривший с ним человек умолкал. Он был светловолосым, как и все «дети пробирки», абсолютно здоров и невероятно силён.

Джуди же была совершенно другой. Тонкая, вся будто сотканная из радужных отблесков, что вечно плясали на дорожках в вверенной ей тридцатой теплице — самой красивой, полной цветов для Оранжереи Суприма. И она была точно такой же: светловолосой, как бутоны белых цветов, и забавно курносой. Джуди звонко смеялась, пела весёлые песенки и рядом с ней было удивительно хорошо. Флор не сомневалась, что та станет восхитительной матерью. Однако, что именно произошло между ней и Льюисом и как вообще такие отношения оказались возможны, доподлинно не знал никто.

Впрочем, о многом Флор догадалась сама. Например, она знала, что их первый ребёнок погиб ещё у Джуди в утробе и что только это спасло тогда Льюиса от немедленной казни. Хант никому не прощал нарушения правил, и этих двоих неизбежно ждала бы «инъекция смерти», но в нужный момент Герберта нашла Руфь и предложила довольно циничную сделку. Мессерер не давала гарантий, что сам он выживет, но обещала позаботиться и спрятать Джу в обмен на нужные сведения. Льюис согласился и с риском для жизни стал ценным шпионом их небольшого Сопротивления. Ну а Джуди, как и обещала Мессерер, по всем документам была вот уже пару лет как мертва.

Был ли такой выбор приемлемым? Флор не бралась судить этих двоих. Она ещё никогда никого не любила, чтобы поставить себя на их место и попробовать поразмышлять. Ей вообще часто казалось, что найденная у неё мутация гена так и осталась где-то в зачатке, не развившись до полноценного сострадания. Впрочем, именно это помогало ей без подозрений вот уже несколько лет работать в самом центре Канцеляриата, добывая нужные сведения.

— У меня есть новости о «Тифоне», — неожиданно проговорил Герберт, и Флор подняла на него взгляд.

— Это отлично. Потому что у меня тоже есть несколько новостей, — мрачно отозвалась она.

— Судя по твоему тону, ничего хорошего ждать не стоит.

— Когда было иначе? — хмыкнула Флор и перевела взгляд на Джуди. Следующие слова вырвались сами: — Ей больше не безопасно сюда приходить.

— Я знаю.

— Это место слишком близко к Щиту, если сейчас объявят тревогу, плохо будет всем. Но ей особенно.

— Я. Знаю.

— У неё слишком большой срок. Нельзя так рисковать и…

— Я. ЗНАЮ! — не выдержал Герберт. Он стиснул зубы и упрямо наклонил вперёд голову, с такой силой сжав за спиной руки, что кожа перчаток испуганно затрещала. Флор смотрела на него несколько долгих мгновений, прежде чем покачала головой и отвернулась. Вот дура!

— Прости, я… Мне… — Флоранс хотелось дать себе хорошего тумака, чтобы перестать наконец заикаться, но холодный взгляд Льюиса, от которого по спине побежали мурашки, не настраивал на разговоры. Так что она прикусила до боли язык и ровным голосом проговорила: — Идём, мне надо вам кое-что рассказать.

К тому моменту, как они добрались до Стивена, толпа вокруг него поредела. Возможно, этому поспособствовало упрямое выражение лица Флор, но, скорее, огромная фигура Льюиса, что возвышалась у неё за спиной. Герберта здесь не очень любили. Вернее, не доверяли. Он это понимал и относился к подозрениям весьма философски, отвечая фирменным взглядом на все вопросы недоброжелателей. К счастью, Стивен, который взял на себя бремя лидерства, хоть и был склонен к излишним предубеждениям, но смог трезво оценить ту удачу, какой оказался для них Льюис. Поэтому, стоило им только приблизиться, он немедленно оборвал разговор и повернулся.

— Флор! — зашипел Стивен и попробовал было то ли обнять, то ли что-то ещё, но вовремя остановился, заметив её недобрый взгляд. — Где тебя носит? Я уже думал отправлять на твои поиски Герберта…

Несмотря на всё своё здравомыслие, Стивен был слишком категоричным. Особенно его почему-то всегда беспокоило поведение Флор, которая не находила ни одной дельной причины для такого внимания и невольно морщилась, когда, по её мнению, он хватал через край. Но сегодня волнение было оправдано, так что она поспешила его успокоить. Ну… насколько это было возможно в их весьма непростой ситуации.

— Всё в порядке. Просто пару раз нарвалась на патруль, — пробормотала она и осторожно взяла Стива под локоть, чтобы отвести в сторону.

— Слышал. Похоже, уродец Хант окончательно рехнулся на почве своей подозрительности, — процедил Стивен, а потом повернулся к шедшему следом Льюису. — Напомни, почему ты не можешь просто свернуть ему шею?

— Потому что он успеет свернуть мою мгновением раньше, — сухо откликнулся Герберт и вдруг добавил. — Приказ Верховного Канцлера.

В этом была ещё одна ещё одна странность Льюиса, которую не понимали все остальные, но очень ценила Флор. Он никогда не говорил плохо об Артуре Ханте. Какое бы бесчинство, по мнению Стивена, тот ни творил, у Герберта всегда был один ответ — приказ. Хант жил по инструкции, потому что действительно искренне верил в правильность буквы закона. Лишённый, кажется, даже обычных человеческих чувств, не говоря уж о сострадании, он подменял их преданностью Канцлеру и видел своей единственной целью служение Городу. Хант был, как инструмент: острый, прочный, безжалостный, но… не уникальный. Стоит ему лишь слегка затупиться, как его тут же заменят другим. Флор не сомневалась, что он это знал. И эта фанатичная жертвенность, вопреки здравому смыслу, вызывала если не одобрение, ввиду полной бесчеловечности главы Карательной службы, то хотя бы толику уважения. Ну а Герберт, который до недавнего времени был точно таким же, прекрасно понимал мотивацию Ханта.

— Ах, главный психованный выродок этого гадюшника, — прорычал Стивен, видимо, о Канцлере, и Флор брезгливо передёрнула плечами. На это возразить было нечего да, в общем-то, и не хотелось. — Ничего. Скоро мы до него доберёмся, и он за всё ответит.

— Кстати, о Канцлере, — тихо пробормотала она, огляделась и потащила Стивена в самый дальний и тёмный угол этого полуподвального помещения. Льюис молча последовал за ними и своей широкой фигурой загородил от возможных любопытных взглядов остальных. Убедившись, что их не подслушивают, Флор заговорила, глядя прямиком Стиву в глаза: — Сейчас я тебе кое-что покажу, но пообещай мне не кричать, не возмущаться и не ругаться. Хорошо?

— Что за бред?

— Обещай.

— Я никогда…

— Обещай, Стив!

— Ладно. Обещаю, конечно… — оскорблённо было фыркнул Стивен, но осёкся, услышав за спиной хмыканье Льюиса. — Что? Это так ужасно?

— Само по себе нет, — замялась Флор. — Но в ближайшее время я не смогу приходить на собрания. Это больше не безопасно.

— Да в чём дело? Бет говорила, у вас всё по-прежнему. Она успела передать тебе запис…

Стивен резко замолчал, когда одним плавным движением Флор стянула с головы капюшон, затем едва слышно присвистнул и окончательно затих. Кажется, он не верил свои глазам, настолько непонимающим был его взгляд. Он смотрел на чуть сероватую кожу на голове Флор, где алел обновлённый идентификационный номер живорождённой, и едва заметно шевелил губами, словно не мог подобрать слов. Наконец, он ожил, потянулся было, чтобы дотронуться до выжженных на коже символов, но одёрнул себя и тихо спросил:

— Что это?

— Это досмотр, — ответил за Флор невозмутимый Герберт. — Не знаю, для чего именно, но это стандартная процедура проверки живорождённых.

— Брить налысо?

— Сверять и обновлять идентификационные номера, если для живорождённого оформляется специальный допуск, — невозмутимо кивнул Льюис, чем заслужил подозрительный взгляд от Стивена. — Это один из обязательных пунктов.

— Один из? Значит, есть что-то ещё?

— Так. Ладно. Не будем углубляться в детали, — вклинилась Флор, которая не хотела обсуждать то самое «что-то ещё», но Стивена было не остановить.

— Нет-нет, подожди. Что ты имел в виду?

Он посмотрел на Герберта, который вопросительно взглянул на Флор, словно спрашивал разрешения. Но ответить она не успела. Стивен, кажется, сам обо всём догадался.

— Ты сказал досмотр? Я правильно понял?

— Да. Каратель должен проверить каждый миллиметр.

— Миллиметр чего? — прищурился Стив.

— Тела. Иногда осматривают ещё ротовую полость, носоглотку, ушные проходы и… остальные отверстия.

Герберт замолчал, давая Стивену возможность додумать подробности, а Флор отвернулась и закусила губу. Ох, ладно. Подумаешь! Унижением больше, унижением меньше. Не в том сейчас суть… Однако на плечо опустилась чья-то рука, и Флор оглянулась.

— Прости, — мягко сказал Льюис. — Но иногда полезно знать, какую приходится платить цену.

Флор хотела было сказать, что понимает, но в этот момент послышалась ругань, а в следующий миг от пинка Стивена на пол полетели полуразложившиеся коробки из-под каких-то деталей. Послышался грохот, затем звон, и гул голосов вокруг на мгновение стих, из-за чего в уши немедленно впился звук разнёсшейся над Городом сирены. Она какое-то время надрывно выла в полной тишине, прежде чем люди вновь зашумели, возвращаясь к своим разговорам.

— Я говорил, что тебе нельзя туда возвращаться! — прошипел Стив, почти тыча пальцем в лицо Флор, отчего она отшатнулась. — Я говорил! Ты понимаешь, что случилось бы с нами, устрой Хант допрос? Что случилось бы с тобой?!

— Стивен, — попробовал было урезонить Герберт, но тот не слушал.

— Он же больной урод! Долбаный психопат. Он же шею тебе свернёт, если решит, что ты как-то не так моргнула!

— Стив!

— А ещё он касался тебя! Эта… эта мразь посмела…

— Это был не он!

— У него приказ! — одновременно с ней рыкнул Герберт, которому, очевидно, надоели бесконечные причитания. — Таков протокол, Стивен. Поверь, им тоже это не доставляет особого удовольствия.

— Только не вздумай их защищать!

— Я и не пытался. Просто хочу, чтобы ты уже понял: Хант не так прост, как тебе хочется. Ты ничего не добьёшься, оскорбляя его. Только убедишь себя в том, что твой противник глуп и предсказуем, а это будет ошибкой. Он не такой. Поэтому вместо того, чтобы брызгать слюной, лучше подумай, зачем им понадобилась именно Флор. Почему они не тронули её раньше? Её досматривал Вард — правая рука Ханта и один из наиболее фанатичных Карателей. Он почти никогда не ошибается. Его натаскивали на «Симпати», значит, он чует таких, как мы, так же остро, как и сам Хант.

— «Симпати»? — настороженно спросил Стивен и нахмурился, когда Льюис отвёл взгляд. — Что это?

— Что-то вроде наркотика, — нехотя ответил он, но под внимательным взглядом продолжил: — Создаёт короткий эффект, сравнимый с очень сильной эмоцией. У каждого она своя, но основная цель — научиться понимать, как влияют разного рода переживания на действия или решения. Один укол, и твой мозг готов воспринимать все чувственные ощущения с двойным усердием. Некоторые этим пользуются не только в образовательных целях.

Льюис скривился, а у Флор вдруг часто забилось сердце в ожидании чего-то очень нехорошего.

— Ты тоже его пробовал? — спросила она.

— Это обязательный этап обучения, — пожал плечами Герберт, а потом усмехнулся. — Только никто не учёл, что у него бывает побочный эффект. Иногда он пробуждает тот самый ген.

— Она не учла. Верно? — с нажимом спросила Флор и посмотрела в серые глаза Герберта, не оставляя шанса соврать.

— Она? Кто она? — вмешался ничего не понимавший Стивен, но на него никто не обратил внимания. Флор смотрела на Льюиса, тот смотрел на неё, и каждый из них пытался понять, сколько же правды известно другому. — Эй!

— Нет, — наконец коротко ответил Льюис.

— Что «нет»?

— Нет? — Флор удивлённо приподняла брови.

— Такой эффект был просчитан, но экспериментально не подтверждён.

— До тебя, — она не сводила взгляда с Герберта, игнорируя нетерпеливого Стивена.

— До меня, — согласился Льюис. — Так что мой случай представлял для неё определённый академический интерес.

— Почему ты не сказал?

— О чём он должен быть сказать? — опять влез Стивен, которого уже бесили непонятные ему игры в шарады.

— Это было одним из её условий.

— Ах, — с поганой улыбкой протянула Флор. — Разумеется.

— Да, о чём вы?

— Флор, она не гордилась тем, что сделала. И пыталась это исправить, — примирительно вздохнул Герберт.

— А ты знал, что она ещё делала?

— Кто?!

— Нет. Она наблюдала за нами только во время обучения с «Симпати», больше я ничего не знаю.

— Но не рассказал нам даже этого.

— Флор…

Она нервно дёрнула плечом.

— Нет, согласна. Это должна была сделать она…

— ДА ВЫ СКАЖЕТЕ ИЛИ НЕТ?! — неожиданно проорал Стивен, привлекая внимание. — В чём дело?

Флор поджала губы, наконец-то отвела взгляд от Герберта и повернулась к взбешённому Стивену.

— Хочешь знать, в чём дело? Хорошо. Как тебе идея, что Руфь Мессерер была главным идеологом Канцеляриата?

— Что? — Стивен растерянно моргнул и, кажется, даже невольно отступил.

— А новость, что все эти годы она работала на Центр Воспроизводства? Настоящий Центр Воспроизводства, а не поставленный на конвейер поток пригодных для Фермы клеток.

— Какого…

— Или что она более тридцати лет проводила эксперименты на женщинах?

— Бред!..

Но Флор лишь едва заметно усмехнулась.

— Это не бред, Стив. Мессерер — автор идеи «генетического совершенства». Именно она придумала, разработала и внедрила практику генетических карт. Она создала критерии отбора годных для размножения и тех, кого отправляли на… — Флор споткнулась, задыхаясь от бешенства, не в силах выдавить из себя слово «стерилизация». Унизительно! Мерзко! Она с шумом втянула воздух: — Не удивлюсь, если Фермы тоже её идея. Всё… ВСЁ В ЭТОМ ГОРОДЕ! Всё, против чего мы пытаемся сейчас бороться, создала Мессерер. Ты понимаешь?!

Флор не знала, как сумела не сорваться на крик. Тщательно упакованные за эти два дня эмоции вдруг дрогнули и посыпались, словно рухнувшая от удара стена. Там было всё: пережитый страх, брезгливость, неверие, разочарование, сомнения, безысходность и боль. В общем, всего было так много, что Флоранс сначала спрятала лицо в рукаве мокрого от дождя пальто в безрезультатной попытке взять себя в руки, а потом впервые за эти дни провела рукой по своей голове. Не с опаской. Не кончиком пальца. А всей ладонью, с каким-то отчаянным мазохизмом ощутив, как больно врезаются в кожу едва заметные тёмные волоски, и как саднит проклятое клеймо.

— Откуда ты знаешь? — тихо спросил Стивен, о котором в буре своих переживаний Флор успела уже позабыть.

— Мне рассказали, — коротко ответила она и добавила, пресекая любые попытки оспорить: — И показали.

— Кто?

— Хант. Он теперь отвечает за эти исследования.

Послышалось злобное фырканье.

— И ты ему веришь? ТЫ веришь шавке Канцлера? — Стивен ударил по бетонной стене с такой силой, что с той посыпалась какая-то крошка. — Ради всего святого! Да тебя же развели, как…

— Посмотри на меня! Я была там. Я видела своими глазами!

— Но это не доказывает участие Мессерер…

— Насколько я поняла, у них есть все шансы на успех, Стив. И довольно скоро, — холодно усмехнулась Флор. — Совершенные люди. Ни болезней, ни возможных мутаций. Стабильный геном, равных которому нет. Ты знаешь, чем занималась Руфь…

— Под видом работы на Канцеляриат! — не сдавался он. — Город всегда занимался селекцией.

— Не на живых, Стив. Игра с генами в пробирке и их выращивание на Фермах в коллекторах, точно это лабораторные мыши, даже на миллиметр не приблизилась в своём цинизме к тому, что происходит сейчас.

— Это по-прежнему ничего не доказывает.

Флор отвернулась, борясь с желанием швырнуть что-нибудь в многострадальную стену. Она сама не могла объяснит, почему так легко и сразу поверила Ханту. Просто было в его интонации, словах и жестах нечто такое, что убивало любые сомнения. Он не врал. Наоборот, Флоранс была почти уверена, что Хант едва не сболтнул лишнего в порыве собственной заинтересованности в этой странной игре. Вряд ли он уже о чём-то догадывался, но явно подозревал. И это было чертовски опасно, о чём, по всей видимости, подумал и Стив. Он успел успокоиться, взлохматил золотистые кудри, которые выдавали в нём образец кропотливой селекции, а потом примирительно поднял руки.

— Хорошо. Допустим. В любом случае, возвращаться в Башню опасно. Хант достаточно хитрая тварь, чтобы обеспечить за тобой круглосуточное наблюдение при первых же подозрениях. Ты сегодня же отправишься в Убежище…

— Боюсь, с этим придётся подождать, — впервые за время перепалки в разговор вмешался Льюис, и сердитый взгляд Стивена обратился к нему.

— В смысле подождать? Я не понимаю, на чьей ты стороне. Будем терпеть, пока её не изнасилуют и не свернут шею в порыве очередной забавы? Или ты даже тогда станешь защищать этого «падальщика»?

— Нет, — коротко ответил Герберт, проигнорировав очевидное оскорбление.

«Падальщиками» в народе называли Карателей, чьи плащи и маски на вид напоминали обглоданный птицами череп. Ассоциация со смертью и трупами была хоть и банальна, но всё же оправдана. Впрочем, Льюиса сложно было вывести из себя подобным мелочным выпадом. Он лишь свысока взглянул на Стивена и продолжил:

— Я уже говорил, что у меня есть новости о «Тифоне». И если сначала я считал их лишь глупыми слухами, то теперь всё становится намного серьёзней.

— Покороче, — нетерпеливо огрызнулся Стив. Флор хотела было сделать ему замечание, что подобное поведение неприемлемо для лидера, но Льюис едва заметно мотнул головой.

— Я поговорил с некоторыми девушками из обслуги…

— Шлюхами?

–…их покровители из отдела Технического обслуживания не любители потрепаться, но под «Симпати» языки развязываются даже у этих…

— А у тебя?

— Стивен! — не выдержала Флор, но тут Герберт поднял руку, призывая к тишине.

— Так вот. Они утверждают, что некие испытания выходят на финальный этап. Разумеется, это держится в строжайшем секрете, но если знать, что искать, то ответы лежат на самой поверхности. И недавняя Буря тому доказательство. Она оказалась сильнее, чем мы думали.

— Сколько погибло? — тихо спросила Флор, чем заслужила тяжелый взгляд Герберта.

— Дело не в том, сколько их было, — медленно проговорил он. — Важно, как они умерли и кто именно.

Последовала пауза, которая давала время подготовиться к самому невероятному и болезненному исходу, но реально превзошла все ожидания. Льюис посмотрел на Джуди, которая стояла в противоположном углу подвала, и задержал взгляд на её животе.

— Их просто расплавило, — проговорил он не поворачиваясь. — Всех из первой линии домов у Щита с северной стороны. Живорождённых, неудачные генетические образцы, даже тех, кого через несколько дней ждала инъекция «Милосердия» и уютное погребение в котле переработки. Убиты были все, кто хоть сколько-нибудь не дотягивал до понятия «средний стандарт», словно… Словно кто-то специально целился именно в них. Соседние дома остались нетронутыми, в этих же служба Утилизации нашла лишь растекшиеся вонючие пятна, вместо людей. На кроватях, на стенах, на полу. В этом районе нет искусственной фильтрации воздуха, и многие не успели дотянуться до масок, но тех, кто смог, это всё равно не спасло. Излучение было такой силы, что без защитных доспехов организм просто взрывался. Каждая клетка. Те, кто был в ту ночь вместе с Хантом у Щита, жаловались, что хотелось содрать с себя кожу. Они говорили, что будто горели заживо. И, похоже, это не бредни под «Симпати». Вся заводская территория северной части действительно оказалась выжжена полностью.

— Они думали, что мы где-то там, — неожиданно зло процедил Стивен. — Хотели загнать в ловушку.

— В ловушку? — ошарашенно переспросила Флор. — Ты был там? Опять?! Стив, это же…

— Хотел оставить Ханту послание.

— И он его видел, — спокойно ответил Герберт, а Флор раздражённо взглянула на Стивена.

— Да ты, никак, рехнулся!

— Я всего лишь передал Канцлеру пожелания долгих лет жизни. В Аду! — сардонически хохотнул он, а потом нервно взлохматил светлые волосы. — Ну и этому выродку заодно! Что, чёрт возьми, намешали в лаборатории, пока лепили это чудовище? Почему в ту ночь Хант не сдох? Как вообще смог дотронуться до Щита?

Герберт лишь молча пожал плечами.

— Сейчас это не так важно, — коротко отозвался он. — Меня беспокоит неизменно повторяющийся в сообщениях факт, что испытания подходят к концу. Если раньше мы думали, что «Тифон» грозит нам лишь небольшими проблемами, то теперь ставки выросли.

— Что ты хочешь сказать? — нахмурился Стивен.

— Они нас уничтожат. — Герберт наконец оторвался от любования Джуди и повернулся. — Сотрут весь Город с лица земли и заселят новым видом людей. Идеальными. Беспроблемными.

Повисла тишина, прежде чем, шумно выдохнув, Флор устало спрятала лицо в ладонях.

— Просто, легко и удобно. Больше никаких забастовок и саботажей. Только процветающее общество, — пробормотала она, чувствуя такую невыносимую тоску, что захотелось то ли немедленно броситься спасать людей у Щита, то ли с Башни. Флор прикрыла глаза и опёрлась спиной на холодную стену. Повеяло запахом сырости. — Сам Канцеляриат, как и вы, полагаю, выживет и поведёт Город к дальнейшему процветанию с помощью железного кулака Карателей?

— Доспехи тех, кто был у Щита в ту ночь, показали неплохую устойчивость. Правда, в последнее время всё чаще барахлят фильтры в масках.

— Думаешь, это связано? — Стивен недоверчиво приподнял бровь и наткнулся на спокойный взгляд Герберта. У Карателя явно не было никаких сомнений, так что, вздохнув, Стив едва слышно закончил: — Значит, выживут не все.

— Нет.

— И шансов склонить их на нашу сторону тоже?

— Эти люди готовы умереть, выполняя приказ. Нас создавали защищать Город, и мы будем это делать до конца.

— И Хант? — в принципе, не надеясь на что-то хорошее, спросила Флор на всякий случай.

— Я всегда говорил Руфь, что её идея сомнительна. Он фанатик и будет защищать Город даже ценой своей жизни, так что нам придётся хорошенько постараться, чтобы дать ему нечто большее. Какую-то совершенно невероятную цель, что перевесит врождённое чувство долга.

Герберт говорил уверенно, не оставляя ни малейшего повода на хоть какие-то споры. Не сказать, что Флор собиралась, но теперь в планах будто поставили точку. Видимо, Стивен тоже почувствовал что-то подобное, потому что вдруг неуловимо подобрался, словно где-то внутри сжалась пружина, и в сером взгляде появилась решимость.

— Значит, его надо убить, — выплюнул он, и Флор едва не расхохоталась. По её мнению, это было так же нелепо, как и завербовать этого Цербера. Но тут Стивен посмотрел ей в глаза, и всё дурное веселье мгновенно исчезло. — Флор…

— Что? Безумие! — воскликнула она. — Не тебе ли несколькими минутами раньше Герберт доходчиво объяснил, чем закончится просто попытка подумать об этом! А ты предлагаешь мне своими руками…

— Нет, — скривился Стивен и поморщился. — Ты сказала, Хант отвечает за исследования?

— Ч-что? — Флор показалось, что она рехнулась, когда её осенила догадка. — Не-ет. Нет-нет-нет! Это живые люди, Стив! Это девушки, которые просто… Я не буду этого делать! Я не стану их убивать, чтобы подставить Ханта!

Она замотала головой, но взгляд Джонса был неумолим.

— У нас нет других вариантов. Если опыты будут сорваны, Хант ответит за это собственной головой. Канцлер не прощает подобных ошибок.

— А если нет? Что, если мы попросту убьём несколько ни в чём не повинных людей?

Стивен поджал губы.

— Тогда мы хотя бы выиграем время до запуска «Тифона». Если Льюис прав, то я почти уверен, что без этого звена план Канцлера не имеет особого смысла. Мы успеем найти его и обезвредить.

— Ты отвратителен… — пробормотала Флор, и Стив отвёл взгляд.

— Наша цель слишком важна.

— Важнее, чем жизни других?

— Если ради достижения большего, придётся пожертвовать меньшим, значит, так надо. Идея свободы превыше всего. Наши надежды, цели, поступки — все они заключены в одной лишь свободе, за которую мы и боремся. Не за тебя, не за меня, но за них всех. — Стив махнул рукой в сторону собравшихся людей. — Они наша идея. А потому мы должны расчистить ей путь.

С этими словами он быстро поцеловал её в лоб и направился прочь, таким своеобразным, немного хамским образом поставив точку в их спорах. Ну а Флор неверяще посмотрела в спину друга, который вот так легко принял решение о чьей-то смерти. Без капли сомнений! Без… сочувствия! Малейшего сострадания и… Она перевела на Герберта растерянный взгляд в поисках хоть какой-то поддержки, однако вместо этого тот произнёс:

— Если не будет другого способа остановить это массовое убийство, я буду вынужден согласиться со Стивеном. Но до тех пор, я буду на твоей стороне, Флор. — Едва ли не впервые Льюис назвал её по имени, а потом заговорил так тихо, что ей пришлось шагнуть к нему ближе: — Не знаю, зачем и почему Хант выбрал тебя, но это наш шанс. Он промахнулся так сильно, что уже никогда не сможет это исправить.

— Он пошёл на поводу Мессерер, — с неохотой призналась она. — Руфь меня рекомендовала…

— Вот видишь. — На лице Герберта появилась тень весьма бледной улыбки. — Возможно, ты права в своём гневе на её прошлое, однако чем дольше я на это смотрю, тем больше вижу тонких верёвочек. Они ведут в один очень запутанный клубок.

— Хотела бы я видеть нечто подобное, — пробормотала Флор. — У тебя нет ощущения, что тебя предали?

— Нет, — без капли сомнений ответил Льюис, и Флор горько хмыкнула. — Я не могу её осуждать. Мы оба делаем… делали не самые добрые дела. Но ты должна понимать, у неё тоже была однажды идея. Возможно, слишком честолюбивая. Возможно, тщеславная. Но она была, а потом на её смену пришла другая. Для меня вполне достаточно знать, что она пожертвовала собой ради нас, чтобы не сомневаться.

Флоранс вздохнула и покачала головой. Хотела бы она, чтобы и для неё всё было настолько же просто. Однако слова Герберта навели на новую мысль, которую Флор поспешила озвучить, пока была такая возможность:

— Ты говорил, что вас обучали на «Симпати». Скажи, Хант тоже его принимал?

— Нет, — после недолгого раздумья ответил Герберт. — Руфь говорила, что у него врождённое чутьё.

— Странно, — задумчиво пробормотала Флор. — Что-то не сходится.

— Он даже ради развлечений его не использует.

— Странно… — снова повторила она, но Герберт только пожал плечами.

— Руфь как-то сказала, что он был выведен особенным образом.

Особенным? Куда уж ещё экзотичнее! Флор нахмурилась и отступила в тень. Ей надо было подумать.

***

Артур Хант стремительно поднимался по воздушным переходам, что возносились вместе со светлыми стенами Башни под разрисованное имитацией чистого неба подобие потолка. Он легко перескакивал через несколько ступенек то и дело встречавшихся на пути лестниц, прежде чем впечатывал шаг с такой неимоверной тяжестью, что, казалось, гнулись стальные перекрытия пола. И если сначала путь ему приходилось прокладывать через спешившую по делам разношёрстную толпу, которая шарахалась от него в стороны, то чем дальше он углублялся в один из «зубцов», тем безлюднее становилось вокруг. Наконец стеклянные желтоватые стены сменил грубый бетон, а воздух даже сквозь респиратор показался удивительно влажным.

Теплицы Города располагались в западном крыле и представляли собой гигантскую карусель из стеклянных кубов. Три ряда по сорок ячеек на каждом. Конструкция была настолько высокой, а сами теплицы такими большими, что находившийся в экстремуме куб неизбежно терялся под сводами бетонного «зуба». Остальные же светились в сумраке искусственным светом, напоминая яркие звёзды, которые зачем-то спрятали в хрустальный сосуд. По каменным стенам ползли бледные блики, здесь было прохладно, гулко и почему-то пахло стерильностью.

Остановившись около входа в одну из теплиц, переведённую в нижнее положение, чтобы можно было зайти, Хант огляделся. Он редко бывал здесь. А если точнее, то всего пару раз, когда выполнял очередное поручение Канцлера. Ему здесь не нравилось. Это застывшее в стекле напоминание о некогда живой природе казалось ему ненужным и довольно бессмысленным, когда за стеной Щита мир представлял, в общем-то, мёртвую степь. Однако личные сады Суприма требовали периодического обновления, да и сам Канцлер в редких порывах философского благодушия любил прогуляться по Оранжерее.

Впрочем, сегодня Ханта интересовали вовсе не цветы. Искомый объект он нашёл сразу, несмотря на почти скрывшую проход зелень. Визоры маски отлично справлялись с пестротой окружения. Большие тёмные листы гибридных кустов лоснились от напитавшей их влаги и тяжело свешивались сквозь поддерживающие их упоры, но белый лабораторный халат Флоранс Мэй было видно даже издалека. И, если честно, это раздражало так же, как и сама Мэй. Но, ступив на покрывавшую теплицу утоптанную землю, которая превосходно глушила шаги, Хант осторожно двинулся вдоль каких-то растений. Он старался не повредить свисавшие гроздьями листья, из которых потом, наверное, сделают модифицированный хлеб или… или ещё что-нибудь нужное, ибо каждый лепесток, плод и корешок здесь тщательно подсчитан и распределён на пищевые дотации. И это, кстати, было одной из причин, почему Хант никак не понимал восхищения Суприма очередным редким цветком. Всё, произведённое в западном «зубце» являлось потенциальной едой, а любоваться пищей было, на взгляд Артура, весьма странно. Он ел, чтобы жить. Не больше.

Однако стоявшая около одного из деревьев Флоранс явно считала иначе. Замерев с зажатым в руках инструментом, в котором Хант предположил подобие гомогенизатора, она зачем-то гладила кончиками пальцев тонкий ствол и что-то бормотала себе под нос. Артур не видел её лица, зато его взгляду в очередной раз предстал восхитительно ровный череп, который чуть портил обновлённый идентификационный номер. С их встречи прошла неделя, и потому Хант хотел услышать хоть какой-то отчёт. Однако, когда он пришёл в Центр Воспроизводства, Мэй там не оказалось, как не нашлась она и в Лаборатории. Лишь заикавшийся на каждом слове Кеннет Миллер, от лебезящего вида на весьма туповатом лице у которого Хант испытал приступ бешенства, смог пробормотать что-то вразумительное. И то, лишь когда его шею сжала рука. Здоровая. Правая всё ещё причиняла Артуру беспокойство, что лишь туже закрутило спираль раздражения. К тому же, бегающие глазки вырожденца Миллера выглядели настолько виновато-лживыми, что к тому моменту, как Хант дошёл до Теплиц, гнев вырос до неведомых ранее абсолютных значений. Ну а вид ненавистных оранжерей поставил последнюю точку. Что бы ни натворила эта девчонка, будет чудом, если он её не убьёт.

— Может быть, объяснитесь, что вы здесь делаете? — холодно произнёс Хант, и голос, пропущенный через динамик чёрного шлема, прозвучал грубо и хрипло. Ну а Мэй, явно незнавшая о его приближении, вздрогнула и обернулась так резко, что пошатнулась, а в следующий момент с тихим вскриком споткнулась о какой-то выступавший бордюр.

С какой-то невообразимой усталостью Хант смотрел, как она инстинктивно сначала попробовала уцепиться за ствол дерева, а потом, поняв, что этого ни в коем случае нельзя делать, ещё больше наклонилась и окончательно потеряла равновесие. Второй тихий вскрик Артур услышал, когда уже схватил её за плечо и дёрнул наверх, в попытке вернуть вертикальное положение. И возглас этот прозвучал настолько болезненно, что он чуть было не разжал и без того ноющие пальцы правой руки. Ту прострелило дикое жжение, но Хант стиснул зубы и резко потянул Мэй на себя, пока вдруг не увидел взгляд полный недоумения. Он смотрел в широко распахнутые синие глаза, что пуще прежнего выделались на лишённой волос голове, и мысленно проклинал долбаный древесный реликт, свою реакцию и, конечно же, Мэй… Мэй, во взгляде которой плескалась обида напополам со слезами. Вот ведь дерьмо!

Поставив дурочку на ноги, Артур брезгливо отряхнул руки и, на всякий случай, скрестил их за спиной. Он сам не понимал, отчего решил помешать такому нелепому падению. В конце концов, какое ему было дело сломает эта уродка себе шею или проломит свой удивительно правильный череп? Таких, как она, в Городе оставались ещё тысячи. С другой стороны, именно Мэй, возможно, могла привести его к сепаратистам. И от осознания, что ради этого ему придётся опуститься до общения с самым ничтожным существом Города, раздражение внутри Ханта вспыхнуло с удвоенной силой.

— Я жду ответа, — процедил он, а пытавшаяся привести в порядок перекрутившийся халат Мэй снова вздрогнула и подняла голову.

Она смотрела на Ханта несколько мучительно нудных секунд, прежде чем тихо сказала:

— Пожалуйста, повторите вопрос. Я, кажется, не расслышала.

Хант не знал, каким чудом не сломал ей шею в ту же секунду. Хрустнули сжатые в кулак пальцы, затрещала кожа перчаток, казалось, даже воздух вокруг загудел, вторя оставшемуся за бетонными стенами гулу Щита. Однако Артур не шевельнулся. Он медленно вдохнул, затем выдохнул, отчего испуганная Мэй было попятилась, но наткнулась на всё тоже злосчастное дерево. Прижавшись к нему спиной, она замерла в неестественной позе, точно её пригвоздили прямо к стволу. И, смерив взглядом сквозь визоры маски её щуплую серую фигуру, Хант наклонился вперёд и прошипел бледной Мэй прямо в лицо:

— Я спросил, что вы здесь делаете.

— Ра… работаю, — сипло пробормотала она и, откашлявшись, добавила: — Это тоже моя работа.

— Мне казалось, я достаточно внятно обозначил ваши обязанности.

— Да, но при этом не соизволили сообщить о них Миллеру! — попробовала было возмутиться Мэй.

— Я не обязан… — начал было Хант, но тут произошло нечто совсем непонятное.

Ещё недавно едва не падавшая в обморок Мэй вдруг выпрямилась и шагнула вперёд, отчего её лоб упёрся прямиком в маску Артура. Он хотел было отшатнуться, но тут перепачканный в земле тонкий палец ткнул его в грудь, и это прикосновение Хант ощутил даже сквозь углепластик доспеха. Визоры маски позволили сфокусировать взгляд на лице Мэй, и Артур увидел, как, чуть прищурившись, та посмотрела ему точно в глаза. Разумеется, она ничего не могла разглядеть, но на мгновенье Ханту впервые стало не по себе.

Было во всём этом что-то такое знакомое, отчего Артур нахмурился, а потом неожиданно для себя отвёл взгляд. Мэй, конечно, не знала об этом, зло скалясь в сторону маски, зато Хант вдруг увидел ссадину на её левой щеке, которая протянулась до самого уха, а потом и едва затянувшие ранки коросты. В памяти всплыла помятая рожа убогого Миллера, и с какой-то тоской Хант вдруг подумал, что лучше бы он свернул ему шею. Распускать руки на подчинённых, пускай и таких, как эта Мэй, было запрещено. Но Артур знал, что мало кто следовал этому правилу.

Тем временем девчонка сильнее вдавила грязный палец в доспех и зло процедила:

— Разумеется, вы ничего и никому не обязаны. Однако напомню, Лаборатория подчиняется только службе Регулирования Единообразия Населения. И главой значится Миллер, а не Артур Хант. Поэтому даже если вы и привыкли, вследствие своей безнаказанности, вести себя столь же взбалмошно, то здесь так не выйдет. Мне всё равно предстоит отчитываться перед Миллером.

— Это вы сейчас жалуетесь? — с чумным весельем вдруг хмыкнул Хант.

— Нет, — выплюнула она и отвернулась, уставившись на проклятое дерево. — Всего лишь объясняю, что я здесь делаю. Вы же это хотели узнать?

— Допустим. — Артур чуть склонил голову набок, разглядывая тощие плечи, что торчали даже под мешковатым лабораторным халатом. С высоты своего роста и благодаря беспощадному освещению, что придавало и без того бледной коже девчонки оттенок свежего трупа, он мог разглядеть каждую кость вплоть до формы лопаток. Это было жалкое зрелище, но вслух Хант произнёс: — А ещё было бы неплохо получить от вас отчёт за неделю.

— Установлено ещё три потенциальных кандидатуры на воспроизводство в рамках исследования. Ожидаются дополнительные проверки, — пришёл сухой ответ. Всё.

Честное слово, не будь Мэй наживкой, Артур давно отправил бы её тощее тело гнить в цехах переработки. Но она была нужна, а потому всё ещё стояла к нему спиной и делала вид, что чертовски занята каким-то зелёным листом. Отчего-то Ханта это позабавило.

— Вы слишком дерзкая.

— Мы с вами это уже проходили. В прошлый раз вы нашли это приемлемым, — огрызнулась она, но Артур видел, как предательски заалело пострадавшее ухо, и усмехнулся.

Право слово, наблюдать за Мэй оказалось куда интереснее, чем он мог предположить. В ней было много эмоций. Целый шквал самых разных, что пронзали Ханта, словно лучи, а потому разобраться в них было сложно. Он чувствовала гнев и досаду… О, определённо, было раздражение на него, сильно болела щека, на которую, похоже, пришёлся тяжёлый удар. Так же то и дело появлялось навязчивое беспокойство из-за его присутствия. Остальное проскальзывало почти незаметно и разобрать этот поток оказалось едва ли невозможно. Там был лёгкий голод, потому что до обеда ещё далеко; усталость; обида на что-то или кого-то; и, конечно же, ставшее обыденным одиночество. К удивлению Артура, места для страха в разуме Мэй уже не нашлось. Она ничего не боялась.

Обойдя едва заметно напрягшееся от звука шагов тело, Хант демонстративно прислонился к одному из реликтовых деревьев, чем заслужил весьма испепеляющий взгляд. Кажется, он посягнул на святое. Прекрасно.

— Хотите, я освобожу вас от… этого? — Он небрежно махнул рукой, показывая на видневшуюся повсюду зелень. Последовала пауза, когда на лице Мэй появилось немного задумчивое выражение, а потом она неожиданно покачала головой. Хант закатил глаза. — Я не знаю языка жестов.

— Нет, — пришёл ответ. — Мне нравится здесь.

— Но это работа не вашего уровня. Вы медицинский генетик, а не ботаник.

— И что с того? Я могу быть кем угодно, но моё происхождение явно против любого карьерного роста. А поскольку других мест в Лаборатории нет, меня определили сюда. Думаю, это лучше, чем отправиться в отдел переработки и стать биотопливом. Так от меня больше пользы.

Мэй рассуждала по-деловому, почти равнодушно, как и положено говорить о неизбежности, которая в конце жизни ждала каждого жителя Города. Но что-то беспокоило Ханта. Это вилось неясным туманом и кололо в предвкушении кончики пальцев, однако следующая фраза спугнула едва оформившееся чувство.

— Вы просто предупреждайте в следующий раз, чтобы не пришлось искать по всей Башне. Я вас дождусь.

От той простоты, с которой эта Мэй ставила ему условия, Хант было взбесился, но потом неожиданно фыркнул и покачал головой. Он отчаянно не понимал, что творилось в её голове.

— Непременно учту, — саркастично ответил Артур и склонился в шутливом поклоне.

Его маска вновь оказалась около лица Мэй, и это произвело интересный эффект. Видимо, вспомнив, кто стоит рядом, она невольно шарахнулась в сторону. Послышался хруст, Флоранс вздрогнула, и в этот момент какая-то ветка хлестнула её по щеке. Хант выпрямился и заложил руки за спину, с любопытством разглядывая застывшую в неудобной позе девчонку. Как назло, удар пришёлся по ссадинам, показались несколько капель крови, а в следующий миг Мэй закрыла лицо грязными ладонями.

— Вот видите, даже глупая древесина разочарована вашей дерзостью.

Мэй ничего не ответила. Судя по тому, как медленно поднимались и опускались её плечи, она пыталась взять себя в руки. Наконец, когда Хант уже был готов потерять терпение, Мэй пошевелилась. Она выпрямилась, но в глаза теперь не смотрела.

— Прошу прощения. Этого не повторится, — скучным тоном проговорила она, и Артур в удивлении приподнял брови. Однако…

— Не сомневаюсь, — тем не менее ответил он и, оглядевшись по сторонам, неожиданно сам для себя спросил: — Что произошло в Лаборатории?

Вопрос вызвал неожиданную реакцию: Мэй отвернулась и вдруг направилась куда-то вглубь теплицы. От удивления Хант опомнился, лишь когда она уже почти скрылась за густой зеленью раскинувших свои ветви деревьев. Что за… Чувствуя, как опять поднимается раздражение, Артур всё же двинулся следом. Вопрос, почему он продолжает бегать за этой юродивой настойчиво повис в воздухе. Потому что, если быть честным, эта наживка была не настолько ценна.

И всё же Артур направился следом, чтобы обнаружить Мэй около заваленного аппаратурой и пластиковыми документами стола. Она нервно переставляла какую-то стеклянную посуду и упрямо не обращала на Ханта внимание, стоило ему замереть у неё за спиной. Чуть склонив голову набок, он долго разглядывал затылок с коротким ёжиком едва проклюнувшихся волос, а потом вдруг со смешком подумал, что эта Мэй даже без слов умудрялась выразить своё недовольство удивительно дерзко. Ну, и что ей на этот раз не понравилось?

Впрочем, ответ Артур прекрасно знал сам. И чувство презрения к Миллеру, которое зародилось минут двадцать назад, стало ещё нестерпимее. Будет чудом, если в следующий раз он не отправит главу Лаборатории полировать пол в самой убогой камере Канцеляриата. Честное слово, Миллер заслужил это и, может быть, ещё что-нибудь сверху за свою феноменальную глупость. Да, жизнь Города весьма аскетична. Здесь чёткая иерархия подразумевала ясную систему приказов и подчинения, которую нельзя было оспорить, и каждому отведена роль согласно эволюции его родительских генов. На основе созданных Мессерер карт можно было сразу сказать, каким будет человек в будущем. Кто-то годился только в уборщики улиц, кто-то в обслуживающий персонал, и только с живорождёнными никогда нельзя доподлинно предсказать, что из них выйдет. Да, их геном так же разбирали на составляющие и можно было делать прогнозы, но… Но их врождённая свобода воли подчас оказывалась непросчитываемой. И Мэй была из таких, чем доводила образчик отменной селекции Кеннета Миллера до зубового скрежета. Она была лучше его, умнее, сообразительнее, даже, пожалуй, исполнительнее, если верить тому, что Артур узнал про неё. И это, разумеется, раздражало всех, кто оказывался достаточно глуп. Ну а Миллер был непроходимым тупицей, из-за чего страдал излишней агрессией и несдержанностью в общении со службой Отдыха, а теперь, похоже, ещё и с подчинёнными.

Осознав это, Хант поинтересовался:

— И даже после этого вы хотите продолжать здесь работать?

— Я уже говорила, что мне нравится в Теплицах, — процедила Мэй, так и не соизволив повернуться.

— Что-то не слышу в вашем голосе ноток бурного восторга. Или, может, вы сами бились головой о… Что это было? Стена? Стол?

— Вас не касается…

— Меня касается всё, что происходит в стенах Башни и Города! — рявкнул Хант, которого достали непонятные реверансы и хождения по кругу.

— Ну тогда вы очень дерьмово выполняете свою работу! — неожиданно едко сорвалась в ответ Мэй, а в следующий миг изо всех сил вцепилась в руку, которой Хант сжал её горло.

Она пыталась царапаться, но Артур с силой вдавил большой палец в подъязычную мышцу, и Мэй затихла не в силах сопротивляться. По расчётам Ханта у него была пара минут, прежде чем его жертва сначала потеряет сознание, а потом задохнётся, но, похоже, воздух в лёгких у Мэй таял с чудовищной скоростью. Сквозь кожу перчатки Артур чувствовал, как она попыталась сглотнуть, а потом её глаза закатились. В этот же момент он отпустил несчастную шею и нахмурился. Это было… неправильно.

Мэй приходила в себя медленно. Она сидела на утоптанной земле, машинально схватившись за горло, и никак не могла отдышаться.

— Я предупреждал, — проговорил Хант. — Слишком дерзко.

Ответа, разумеется, не последовало. Артур знал, что при всём желании, Мэй не могла сейчас даже пошевелить языком. Едва не порванные мышцы недвусмысленно намекали молчать, и она — о чудо! — молчала.

— Чем вам здесь так нравится, что вы готовы терпеть домогательства Миллера? Он ведь приставал к вам. Верно? — Артур перевёл взгляд на сидевшую рядом с ним женщину и увидел лёгкий кивок. Что же, похоже, гордыня едва не задохнулась вместе с хозяйкой и стала сговорчивее. — Полагаю, не в первый раз.

И снова едва заметный кивок.

— Тогда, думаю, я не ошибусь, если предположу, что он получил по заслугам? — невинно спросил Хант и вдруг увидел, как на посиневших губах появился намёк на улыбку. — Неудачный у вас выдался день, Флоранс Мэй.

Она потупила взгляд и пожала плечами, как бы говоря, что ей не привыкать. И почему-то это столь необычное смирение от девчонки, которая только что дерзила ему в лицо, разочаровало Ханта. Однако он заложил руки за спину и нехотя произнёс:

— Я поговорю с Миллером. Его поведение недопустимо.

Взгляд, которым после этих слов одарила его Мэй, был достоин ещё одного удушения. В нём оказалось столько презрения напополам с возмущением, что Хант едва не расхохотался. Ей были даже слова не нужны, чтобы утопить Артура в своей неприязни. Он смотрел в синие глаза, которые опять напомнили ему небо с картин, что висели в одной из галерей Башни, и мог отчётливо прочитать всё, что Мэй думала насчёт него, помощи, Миллера и всей этой ситуации в целом. Поистине её дерзость не знала границ. Однако, сделав вид, что ничего не понял, Хант повернулся к одному из деревьев, чьи мясистые тяжёлые листья настырно пытались зацепиться за его плащ, и дотронулся до одной из согнувшихся под тяжестью веток.

— Вы тратите свои мозги на это. — Он махнул рукой в сторону влажной земли. — На какие-то глупости вместо того, чтобы приносить настоящую пользу. Я вас не понимаю. Вы будто прячетесь здесь.

Послышался шорох одежды, пока Мэй поднималась, а потом Хант увидел её рядом с собой. Она остановилась, глядя на возвышавшееся над ней дерево, и вдруг дотронулась до покрывавшей его грубой коры с лёгким налётом зелёного мха.

— Им плевать, кто я такая, — хрипло проговорила она и откашлялась.

— А вас это беспокоит?

Хант заметил, как она чуть скосила глаза, посмотрев на него чуть насмешливо, но следующая её фраза вышла неожиданно тактичной и отдавала фальшью.

— Это беспокоит Канцеляриат, а значит, должно беспокоить каждого добропорядочного гражданина. Иерархия по селекции должна соблюдаться. Город превыше всего.

— Город, конечно, превыше всего, но не скромничайте. Вы уже неделю как знаете, что Канцеляриат признал преимущества естественного размножения. Да, с некоторыми уточнениями, но эти люди будут подобны вам. Разве вас это не радует?

Мэй промолчала. Хант внимательно следил за ней, но её лицо оставалось столь же пустым, как у какой-нибудь дурочки из службы Отдыха, которых так обожал Вард. Ноль мыслей на квадратный сантиметр мозгов. Но если у тех и правда была всего пара извилин, то Флоранс Мэй могла похвастаться нетривиальным интеллектом. В тот вечер Хант внимательно ознакомился со всем содержимым её досье. Запрещённые эксперименты по клонированию! Это же надо! И пусть это были всего лишь вот эти вот дурацкие корешки да травки, но подобная дерзость действительно впечатляла. Что уж скрывать, Флоранс Мэй была интересной.

— Вы знали, что у деревьев тёплая кора? — раздался неожиданный вопрос, и Хант медленно повернул свою маску. Мэй ощутимо передёрнуло при виде очертаний черепа, которые наверняка бликовали в ярком искусственном свете, однако она не растерялась и продолжила свою мысль: — Я раньше никогда не задумывалась, пока не попала сюда. Камень, бетон, стекло… всё оно становится ледяным, а эти… — Она кивнула в сторону другой части теплицы. — Будто всегда тёплые. Вы знали?

Откуда?! Зачем?! Хант едва не выругался. Он ненавидел это место и предпочитал обходить его стороной, однако в этот момент ненормальная Мэй вдруг повернулась к нему и спросила:

— Я иногда представляю, каким был мир до катастрофы. Наверняка там было много деревьев…

— Вы всегда можете выйти за пределы Щита и полюбоваться, — саркастично протянул Хант, недвусмысленно намекая на торчавшие с западной стороны ржавого цвета обрубки. Всё, что когда-то осталось то ли от рощи, то ли от парка. В хорошую погоду эти колья на фоне зеленовато-серого неба были видны из всех окон Башни, как ядовитое напоминание, чего человечеству стоила свобода выбора, воли и действий. Ходить туда было строжайше запрещено, впрочем, никто и не пытался.

Мэй, видимо, решив, что Хант попросту издевался, невольно поморщилась.

— Это не то.

— Уж не сожалеете ли вы? — вкрадчиво поинтересовался Хант, и Мэй обернулась. Артур не надеялся, что ему чертовски повезёт, и она тут же признается, но реакция показалось странной. Мэй посмотрела на него так удивлённо, словно он сказал какую-то чушь, а потом пожала плечами:

— Это академический интерес. Неужели… неужели вам не интересно? Неужели вы никогда не задавались вопросом — как? Как это было? Чем пахло? На что было похоже?

Она смотрела прямиком в визоры маски, опять без труда находя взглядом его глаза, и это разозлило Артура. Так что, собрав всё презрение, на которое он был способен, Хант коротко выплюнул:

— Нет.

Он видел, как разочарование промелькнуло на лице Мэй и тут же исчезло.

— Действительно. С чего бы, — пробормотала она едва различимо, но Артур услышал. Ну а в следующий миг Мэй отвернулась и направилась куда-то в глубь оранжереи, походя буркнув, что ей надо работать.

Послышался шорох шагов, который удалялся быстрее и быстрее, а потом Хант неожиданно остался один. Он медленно оглядел пустую теплицу, где кроме дурацких растений не было ничего, и вдруг беззвучно расхохотался. Какой абсурд! Нет, ну какой же абсурд! Артур покачал головой, не понимая, что произошло прямо сейчас. Он сошёл с ума? Она? Оба?! Здесь распылён какой-то галлюциноген или яд? Потому что ничем иным Хант не мог объяснить ни своё, ни её поведение, которое было таким же недопустимым и наглым, как и весь их неприемлемый разговор. За такое её следовало немедленно сдать дознавателям. Да и его, если быть честным. Однако вместо жалобы и доклада в Канцеляриат, Хант стоял и смотрел на то самое дерево, которым только что так восхищалась безумная Мэй. Он разглядывал испещрённый мелкими трещинами ствол, прежде чем неожиданно шагнул вперёд и резким движением, почти зло сдёрнул с руки перчатку. Он точно рехнулся, если делает это, но…

Артур замер в миллиметре от кажущейся грубой коры, а потом осторожно, едва задевая подушечкой указательного пальца, провёл по краю самого некрасивого на его взгляд участка. Ствол в этом месте давно треснул, и в получившейся расщелине виднелась какая-то застывшая жидкость, оказавшаяся неожиданно тёплой и липкой на ощупь. Хант легко надавил на неё ногтем, и та тут же осыпалась, отчего он невольно затаил дыхание.

— Это смола, — послышался за спиной голос, и Артур прикрыл глаза. Нет, однажды он точно убьёт эту Мэй. Хотя бы за вопиющую бестактность и неуместность. — Интересное вещество. Богато углеродом и ещё некоторыми веществами, которые раньше использовали. Удивительно, как мы быстро…

Она прервалась, не дочитав свою, безусловно, зануднейшую лекцию, и Хант услышал нервный вздох.

— Что… что у вас с рукой?

Рукой? Ах! Ну да. Артур перевёл взгляд на искалеченную излучением кисть, с которой как раз слезал уже третий слой кожи. Новая была ярко-розовая и постоянно сочилась какой-то жидкостью, которая засыхала и прилипала к перчатке. Из-за этого её приходилось каждый раз отрывать, и процесс заживления начинался по новой. Да, надо было признать, конечность выглядела не очень приятно. Хант давно хотел дойти до медицинского блока, но, как и в случае с испорченным респиратором, необоснованно медлил. Тем временем раздался тихий лязг, а потом грохот, из-за чего Артур инстинктивно развернулся и схватился здоровой рукой за спрятанный вдоль спины чёрный клинок. Однако из опасностей была только Мэй, которая, опустившись на корточки, что-то сосредоточенно искала в одном из выдвижных ящиков лабораторного стола. И тихо, будто стеклянные колокольчики, звенели бесчисленные склянки, которыми тот был уставлен.

Медленно опустив руку, Хант выдохнул, но пропущенный через фильтр воздух исказился до злого шипения, и Мэй вздрогнула. Она подняла испуганный взгляд и поспешно пробормотала:

— Я сейчас, подождите.

Хант хотел было устало поинтересоваться, какого именно кошмара ему ждать на этот раз, но тут девчонка удовлетворённо цокнула и поднялась.

— Дайте, пожалуйста, руку, — попросила она.

Хант не пошевелился. Вместо этого он смотрел на Мэй, как на умалишённую, размышляя, будет ли уместно снести ей голову прямо здесь или всё-таки лучше за пределами теплицы. И, видимо, почувствовав его сомнения или догадавшись своим недюжинным интеллектом, Флоранс Мэй на мгновение закатила глаза, а потом серьёзно произнесла:

— Клянусь. Я не причиню вам вреда. — Она кивнула в сторону пострадавшей руки. — Её надо обработать, иначе вы рискуете подхватить заражение. — И когда Хант никак не отреагировал, Мэй, видимо, привела последний аргумент, который, по её мнению, должен был стать решающим. — Я знаю, о чём говорю.

— У вас нет половины правого лёгкого. Я в курсе, — равнодушно ответил Артур и чуть склонил голову набок, разглядывая растерявшуюся Мэй. — Хотел, кстати, спросить — как оно?

— Приемлемо, — скупо отозвалась она и грубо добавила: — Особенно, если тебя не душат или не приходится подыхать в нашем медблоке.

Это замечание вызвало у Ханта кривую улыбку. Похоже, у них нашлось что-то общее — нелюбовь к весьма убогим медикам Города. Генетически идеальные люди болели здесь редко, а потому эта профессия считалась весьма непрестижной и туда отправляли самых дефектных. Так что, хмыкнув, Хант неожиданно сам для себя протянул руку и сунул под нос приготовившейся к новым спорам девчонке, которая, очевидно, не ожидала такого. Впрочем, её растерянность длилась не дольше пары секунд, и с удивившим его самого удовлетворением Хант наблюдал, как быстро та собралась.

— У вас неплохая реакция, — заметил он, и Мэй отчего-то смутилась.

— А… да… наверное, — пробормотала она, и заметно выделявшиеся на коротко остриженной голове уши покраснели.

Артур перевёл взгляд на её руки. А те оказались внезапно такими до странного тонкими, что Хант удивился, как она их ещё не сломала. На его взгляд, эти пальцы, больше похожие на длинные узкие льдины, которыми зимой обрастал Щит, должны были трескаться от любого усилия. Но такие же бледные, едва не прозрачные, они на удивление ловко управлялись с замысловатым паутинным бинтом, что был пропитан белёсой жидкостью и пах слишком уж приторно.

— Я бы хотела привести их сюда, — неожиданно проговорила Мэй, и Хант с силой заставил себя оторваться от созерцания её рук. Движение пальцев походило на танец, пока они разглаживали, сворачивали, ощупывали и делали ещё уйму мелких почти незаметных движений, от которых почему-то было тяжело отвести взгляд.

— Кого? — спросил он и вновь наткнулся на осуждающий синий взгляд.

— Девушек…

— Подопытных? — хохотнул Хант и увидел, как при этом дёрнулась щека Мэй. Забавно… — Зачем?

— Им будет полезно, — коротко ответила она и чуть сильнее, чем нужно дёрнула конец бинта, закрепляя. Тот на мгновение растянулся, а потом плотно обхватил кисть, приняв нужную форму. Если бы не волокна, можно было подумать, что на руке ничего нет.

Хант мысленно усмехнулся. Очевидно, Мэй злилась, оставалось только понять почему. На его непонятливость или же всё-таки сопереживала? «Мессерер… Сколько же змей ты приютила в нашем гнезде?» Он мысленно скрипнул зубами и резким движением натянул обратно перчатку. Отступив от замершей Мэй, он сцепил за спиной руки и отчеканил:

— Нет. Инструкции говорят об обратном. Никаких внешних контактов.

— Значит, инструкции ошибаются, — упёрлась Мэй.

— Инструкции никогда не ошибаются.

Хант начинал уставать от этой беседы, но, когда уже было хотел развернуться и уйти прочь, за спиной раздался неожиданно ядовитый шёпот:

— О! Ну вы-то в этом отличный специалист. Наверное, даже испражняетесь по приказу!

Артур медленно повернулся, глядя сверху вниз на нервно сжавшую кулаки Мэй, и шагнул к ней навстречу, подавляя всем: ростом, весом, словом. Дыхание вырвалось из респиратора с такой силой, что тот захрипел.

— А вы, я посмотрю, решили попробовать себя в качестве знатока естественной репродукции? — негромко проговорил Хант, но Мэй едва не шарахнулась в сторону. Быть может, она бы и попыталась, но только что перебинтованная ею рука снова вцепилась в тонкую шею, вынуждая остаться на месте. — На что будете опираться? Книги или… быть может, собственный опыт? М-м-м?

О том, что удар достиг цели, Хант понял по взгляду. Глаза Мэй переполнила такая дикая ненависть, что он невольно растянул губы в жуткой улыбке. Это было прекрасно! Так хорошо, что за накатившим удовлетворением, Артур едва не пропустил самое важное. Он узнал его! И предчувствие, что терзало его всякий раз, стоило посмотреть в лицо Мэй, наконец обрело форму и смысл. Взгляд! Тот самый, как в день казни Мессерер. Ошибиться попросту невозможно. И понимая, что наконец-то нашёл нужную нить, Хант отпустил шею, на которой уже проявлялся красный след от его пальцев.

Но, когда он уже отвернулся, Мэй нашла в себе силы в последний раз огрызнуться. И это было напрасно…

— Вам прекрасно известен ответ, — процедила она, но Артур лишь пожал плечами. — У вас может быть хоть целый свод правил, но книги не врут. Я читала…

— Разумеется, что вам ещё остается, — перебил он, не поворачивая головы. — На большее вы всё равно непригодны.

Мэй замолчала, ошеломлённая столь равнодушно выданным оскорблением, и Артур направился прочь. Он мысленно считал секунды и усмехнулся, когда в спину ударил злой крик.

— А вам, как погляжу, недоступно даже такое! Вы всего лишь тупой исполнитель!

Гнев Мэй разлетелся по оранжерее, зазвенел колокольчиками лабораторной посуды, а потом неожиданно оборвался, словно споткнулся, налетев на замершего в дверях Ханта. И в теплице №3 стало удивительно тихо. Настолько, что было слышно, как капала скопившаяся в поливочных конденсаторах жидкость. Хант чуть повернул голову, давая Мэй осознать всю глубину совершённой ошибки, и когда позади раздался отчаянный всхлип, спокойно заметил:

— Всё сказали? Тогда, пожалуй, на сегодня дерзостей уже через край. Вам не кажется?

Мэй ничего не ответила. И, пожав плечами, Артур закончил:

— Жду ваш отчёт.

С этими словами он вышел прочь и спокойно прикрыл за собой стеклянную дверь. В её отражении он успел заметить, как Мэй было ринулась за ним следом, но затем остановилась и отвернулась, зажав рот ладонью.

— Раз, два, три… тебе некуда идти, — пробормотал он весьма самодовольно и направился прочь.

Хант понимал, что эта девчонка сбежит, если, конечно, не дура. Вот прямо сейчас, едва стихнут в западном «зубце» эхо его шагов. Но ещё Артур был почему-то уверен, что она так не сделает. Каждый поступок, каждое слово или действие Мэй, включая совершенно дикую эскападу с бинтами, не укладывались в привычную картину предательства. Ей зачем-то нужно было остаться именно здесь, а потому она словно пробовала, как далеко может зайти и, похоже, перестаралась. Хант усмехнулся.

«Неудачный у тебя выдался день, Флоранс Мэй… Ох, неудачный».

На верхних этажах Башни всегда было довольно пустынно. Далеко внизу остались суетливые службы Канцеляриата, залы для совещаний, Архив, сотни людей, что сновали по переходам и коридорам… Однако сюда, на сотый этаж, не долетал гомон их голосов. А потому в этот час тишину здесь нарушал только шум вентиляции и неизбежный гул от Щита, чей верхний край маячил аккурат под ногами. Из больших желтоватых окон можно было, как на ладони, рассмотреть его состоявшую из гексагонов тяжёлую сетку, что едва заметно переливалась в закатных лучах тусклого фиолетового солнца. Это было довольно красиво, и Хант, замерев напротив одного из оконных проёмов залюбовался его голубоватым флуоресцентным свечением.

Город был всем, что представлял собой Артур. Его плотью, кровью, мыслями, телом. Тем, что он поклялся защищать ценой своей жизни, и что ни разу за десять лет, находясь во главе службы Карателей, не подвёл. Город это ценил. Сложно сказать имелись ли у искусственного разума, хоть какие-то чувства, но всё здесь было готово рассказать Ханту свои тайны, стоило лишь попросить. Центральные площади, кварталы рабочих, даже заводские трущобы на самой окраине немедленно раскрывали секреты. Артур дышал этим Городом, а тот отвечал своей преданностью.

По крайней мере так было до той странной Бури неделю назад. С тех пор Ханта не оставляло неприятное чувство, будто от него что-то скрывают, но Город упрямо молчал. Он вообще словно бы вымер под потоками странного ветра, а на утро едва дышал, захлёбываясь ранеными лёгкими вентиляции. Так много смертей! С чего бы? Артур не понимал.

Из всех жителей он, наверное, лучше других знал пыльные Бури, что проходили ежемесячно через Город. Он наблюдал за ними со стороны, был в их эпицентре, встречал под Щитом и перед ним. Знал их на вкус, видел их цвет, чувствовал приближение шторма задолго до первого воя сирены. Задолго до того, как столбы поднятой пыли заслонят горизонт, подобно грязной стене! Но в тот день, когда была казнена Мессерер, не было ничего. Буря будто возникла прямо у самого Города. Но откуда? И почему?

Устало стянув шлем, Хант провёл рукой по взлохмаченным волосам и машинально нащупал скрытый под ними и сгладившийся от времени старый шрам, что остался от давно позабытого пореза. Рубец привычно засаднило, однако, скользнув по нему забинтованной ладонью, Артур на мгновение замер, а потом резко отбросил мешавшуюся маску на небольшой столик. Раздался грохот, скрежет, от которого он невольно поморщился, а потом с тихим шипением открылась дверь, что вела в ещё одну комнату. На пороге возникла эфемерная фигура белокурой Лины, и Хант улыбнулся. Вышло до отвращения формально, но здесь никто не проверял на искренность чувств.

— Ты сегодня поздно, — тем временем негромко проговорила она и, тихо ступая босыми ногами, подошла к Артуру. Лина потянулась к нему, явно намереваясь помочь снять тяжёлый плащ, и полупрозрачные зелёные рукава её робы мягко скользнули по белоснежным рукам.

Она вся была сделана будто из снега. Светлая настолько, что терялась на фоне молочного цвета стен. Белые волосы, белая кожа, даже глаза, хоть и были, как положено серыми, казались прозрачными и словно выгоревшими в обрамлении таких же светлых ресниц. Идеальный продукт селекции. Канцлер был в восторге от её вида, Ханту же оказалось глубоко всё равно. И сейчас, смотря на её отражение, что бледной тенью в полумраке заката виднелось в оконном стекле, он в этом лишний раз убедился. Лина была удобна, как мебель. Послушна, тиха, неприхотлива и отменно воспитанна. На этом пункте Хант мысленно хмыкнул и позволил снять с себя плащ. Да уж, разница между ней и той же Мэй была поистине колоссальна. Бледная утончённость и кричащая грубость. Светлые кудри и тёмный ёжик волос. Хант до сих пор помнил, как блестели в ярком искусственном свете тёмные пряди, что после отправились на сжигание. По мнению Города внешность Мэй была жутко вульгарной.

Скривившись от воспоминаний, Хант повернулся.

— Поздно? — спросил он и бросил взгляд на часы, в которых медленно сыпался чёрный песок. — Да, пожалуй. Надо было решить одно дело.

В памяти всплыло перепуганное лицо Миллера, когда перед его носом замаячил тусклый клинок, и Хант недобро усмехнулся. Кажется, глава лаборатории слегка обмочился, пока они с ним вели беседы об этике и допустимости подобного поведения. Артур сам точно не понимал, что вынудило его вернуться в Лабораторию после всех разговоров в Теплицах. Право слово, за своё поведение Мэй заслужила, чтобы с ней так обращались. С другой стороны, Хант не терпел лжи, тупости и когда трогали его вещи. И, если подумать, Мэй можно было отнести к разряду предметов. В конце концов, она была нужна Канцеляриату и Ханту лично.

— Вижу, всё прошло довольно успешно, — заметила Лина, когда на лице Артура появилась кривая усмешка. — У меня тоже есть несколько новостей.

Она аккуратно повесила плащ и повернулась, ожидая команды. Та не заставила себя ждать.

— Раздень меня, и, заодно, поговорим, — кивнул Хант и поднял руки, позволив расстегнуть тяжёлый доспех. Лина молча шагнула вперёд.

— Сегодня я спускалась на третий уровень, — тихо начала она, ловко справляясь с тугими защёлками. — Предлога особого не было, но никто и не спрашивал.

Хант хмыкнул.

— Уверен, ты бы нашла, что сказать, — пробормотал он, а потом с удовольствием размял плечи, которые наконец-то избавились от тяжести чёрных доспехов. Лина тонко улыбнулась.

— Возможно. Так вот, поскольку за мной не следили, я сумела пообщаться с некоторыми девочками из обслуги. В основном, с теми, чьи патроны любители «Симпати».

Хант хмыкнул вновь. Лина действительно была неглупа, чему он каждый раз удивлялся. Видимо, сказывалось общение с «подругами» Варда, чей интеллект плескался в районе абсолютного нуля. Однако подсунутая однажды Канцлером молчаливая Лина стала для Артура вторыми глазами, а порой и ушами. Вот как сейчас. И было плевать, что с тем же рвением она шпионила за ним самим. Ему нечего было скрывать.

Тем временем, стянув с него рубашку, Лина вдруг замерла и серьёзно посмотрела на Артура своими выцветшими глазами. От неё пахло цветами, и это почему-то снова напомнило Ханту о Мэй. Он мысленно выругался. Чёрт побери, за что?!

— Ты зря их недооцениваешь. — Лина подошла ближе. — Хант, что-то творится. Слухи разнятся, но одна деталь всегда общая. Каждая несколько раз повторила фразу «прошлая Буря». И, похоже, это именно та, что была неделю назад. Говорят, Канцлер с ней связан. А ещё какой-то Тифон.

— Тифон? — тёмные брови Артура сошлись на переносице.

— Да. Мне не удалось узнать, кто это…

Лина замолчала, когда Хант отстранился и подошёл к окну, глядя на раскинувшийся под ногами Город. А тот словно вымер. Пустые лабиринты каменных улиц, редкие провалы квадратных площадей, и тёмные окна домов. Только Башня светилась подобно вечному символу и отбрасывала на влажные от недавнего дождя стены и дорожные плиты свои жёлтые блики. Свет в жилые кварталы дадут лишь через час. Виски заломило, предупреждая о надвигавшейся Буре. На этот раз совершенно обычной, но Хант нахмурился ещё больше. Тифон… Бог жаркого ветра, смерти, опустошения. Кто в здравом уме назвал бы так человека? И что случилось в ту ночь?

— Артур?

Маленькие тёплые ладошки скользнули по обнажённым плечам, погладили шею, поигрались с прядями длинных русых волос и перебрались на подбородок. Артур поднял голову и оглянулся. Нежные пальцы Лины соскользнули, оцарапавшись об уже выступившую на его лице щетину, и она игриво прижала их к своим пухлым губам, будто хотела подуть.

— Пойдём, — прошептала она. — Тебе надо отвлечься.

Хант в последний раз взглянул на тёмный Город, прежде чем отвернулся и направился вглубь тонувших в полутьме комнат.