Большие Надежды

Варвара Оськина, 2023

Добро пожаловать в Город, где евгеника давно стала наукой, люди добровольно утратили человечность, а смерть – самое настоящее милосердие. Здесь сострадание – это проклятие, каждому предопределено своё место, и жизнь под тенью Щита длится столько, сколько отвёл Великий Канцеляриат. Но что случится, если однажды кто-то захочет всё изменить?Что, если доктрина даст крошечный сбой?Флоранс Мэй, будь осторожна!Артур Хант, помни – Город превыше всего!

Глава 6

То, что эта девочка послана для искупления всех моих грехов, я поняла, когда она появилась на пороге Лаборатории. Сколько ей было отведено законами Города? Может быть, десять лет, может, пятнадцать, а может, всего пара лет. Флоранс Мэй знала об этом и принимала свою реальность естественно, но без смирения, которое многих вынуждало просто проживать жизнь. Наоборот. Флор была самой жизнью. Кипучей. Настоящей. Облечённой в хрупкую живую плоть истинной квинтэссенцией человечности. Она была точно Спаситель, который пришёл из ниоткуда и однажды должен туда же уйти.

За эти годы я пыталась исправить многое из того, что натворила. Видит бог, я воевала против себя самой достаточно долго, но такие сражения не выигрываются на земле или в лабораториях. Они ведутся в душе. В голове. В сердце. А Флор оказалась достаточно упряма, чтобы заставить цвести даже камень. И в тот момент, когда я увидела её проект… Когда только посмотрела в глаза… Я поняла, что у меня есть ещё один шанс. Последний. Да, я знала, что возложить на неё такую ответственность было эгоистично, но не могла не попробовать спасти если не тело, то хотя бы душу. Не свою, нет. Моего сына. Потому что невозможно запугать или остановить человека, которому уже нечего терять.

Прости, Флоранс Мэй, но теперь ты моя последняя надежда хоть что-то спасти.

Дневник Руфь Мессерер

Система оповещения о начале рабочей смены застала Флор на полпути к Башне. Она снова опаздывала, но виной тому были не проволочки службы регулировки движения, даже не сломавшийся на одном из виадуков гиробус, откуда едва не вывалились пассажиры. Нет. Флоранс Мэй проспала. Банально и совершенно недопустимо. И тем удивительнее, что с ней это случилось впервые.

Вчера, едва за Хантом закрылась дверь и сработали датчики герметичности, Флор почувствовала, будто из неё разом выпустили весь накопленный воздух. Она сдулась, опёрлась плечом на шершавую стену и последним усилием стянула с себя свой серый плащ. От этого мир перед глазами подёрнулся рябью, вывернутую ногу свело тупой болью, а глаза защипало, словно туда намело груду песка. Вытянув руку, Флор нащупала впереди дверной проём в спальню и сделала неуверенный шаг. Затем ещё. И ещё один, прежде чем больно налетела коленом на узкую койку и едва не рухнула рядом, но всё-таки удержалась и осторожно опустилась на самый край.

Какого чёрта с ней происходит?

Этот вопрос включал в себя не только недовольство собственным состоянием (здесь, как раз, всё было до скукоты очевидно), но, скорее, именно то, в чём Флор было неловко признаться даже себе. Она вяло фыркнула, прикрыла глаза и осторожно легла на твёрдый матрас. Прямо так — в форменном платье и высоких ботинках, на которых наверняка осталась радиоактивная пыль. В комнату ворвался лёгкий перезвон колокольчиков, словно кто-то провёл по ним рукой, и Флор спрятала лицо в дрожащих ладонях. Господи! Как же она не хотела всего этого. Ни борьбы, ни риска, ни геройства, ни чужих тайн. Ей это ненужно! Она маленький лаборант из Теплиц, которого почему-то выбрали для чьих-то безумных игрищ, хотя её дело — пробирки, корни и листья. И Руфь прекрасно знала об этом, как знал Стивен, а теперь и Хант… Хант, которого, если честно, тоже не должно было быть в этих Лабораториях. Но вот он — увяз в этом по уши вместе с Флор, которая совершенно запуталась.

Это было тревожно. Всё сегодня тревожило и смущало так сильно, что мозг заходился в бесконтрольных эмоциях. Он то вынуждал дёргаться чему-то внутри, когда в стуке расхлябанных лопастей вентиляции ему чудилось чужое биение сердца, то обрывал дыхание, стоило в низком гудении генераторов померещиться знакомому, словно пропущенному через вокодер смешку. В этот момент Флор замирала, чтобы прислушаться к малейшему шороху за стеной или дверью. Но зачем? Ведь Хант ушёл. Конечно же. Что ему делать в этой дыре? Флор не знала. Как не представляла, зачем ему вообще сюда приходить.

Думать об этом было неправильно, но в уставшей голове роились тысячи образов. И Флор хотела бы остановиться, перестать выхватывать из разрозненных воспоминаний самые странные и неловкие, но не могла сдержать улетавшие со скоростью света опасные мысли. Например, что у главного ужаса Города есть чувство юмора. Хромоногое, конечно, весьма ограниченное какими-то личными рамками, но довольно забавное. А ещё он способен принимать решения с удивительной скоростью. И весьма категоричен (что, кстати, неудивительно). И, самое главное, отчего уши Флор вспыхнули подобно Щиту, а сама она зажмурилась от неловкости, Артур Хант действительно был человеком. Больше в этом сомнений у неё не осталось. Он выглядел, дышал и ощущался, как человек. Она знала, что у него крепкая хватка и сильные руки. А под обычным пальто — тонкий доспех. Он был способен устоять на ногах даже под ветром Бури, но при этом от него пахло обычной кофейной эссенцией, карамельным выхлопом глисса и чем-то ещё… чуть горьковатым или, может, по-металлически кислым. Как осевшая на языке таблетка берлинской лазури, которой Флор пичкали в медблоке после ожога. Лечебная, но такая противная! Фу… Но Хант, похоже, был просто лечебным.

Флор застонала, посильнее прижала ладони к лицу, словно хотела там спрятаться от стыда, но лишь скрипнула зубами от злости. На себя, конечно. Хант теперь наверняка считал её чокнутой. Медленно выдохнув, она открыла глаза и сквозь нервно переплетённые пальцы посмотрела на грубый необработанный потолок, откуда на неё то и дело сыпалась чёрная бетонная пыль.

Разумеется, она наврала Ханту, и ей было страшно. Постоянно. Каждый день. Каждую ночь. И самодельные колокольчики лишь помогали окончательно не свихнуться в минуты, когда приходилось сидеть на полу в собственном доме с нацепленной на лицо маской и ждать, гадая, хватит запаса в кислородных баллончиках, или она всё-таки задохнётся, если Буря продлится чуть дольше. Кого Флор хотела обмануть своей чушью? Уж точно не Ханта. Он наверняка ей не поверил. Да и в целом, ему всё равно, как и любому, чей ген симпатии давно стал рудиментом или вообще напрочь отсох.

Флор снова зажмурилась, но теперь от затаившейся в сердце грустной обиды. Серьёзно, а есть ли в Городе кто-то, кому было не наплевать? Как вообще работал этот проклятый ген, кроме того, что отравлял жизнь проснувшейся совестью? Руфь никогда толком не говорила… Флор мотнула головой, прогоняя ненужные мысли. Нельзя. Ей нельзя сомневаться. Потому что тогда вообще незачем жить, а значит, можно идти сразу к Щиту и класть голову меж силовых линий. Это будет легко и почти безболезненно. Последнее, что Флор увидит — голубая искра, а потом её телу будет уже на всё наплевать. Но она обещала Руфь, что попытается… Что попробует.

Из груди вырвался тяжёлый вздох, а воспоминания обратились к дневнику Мессерер, который неведомым чудом удалось стащить из Лаборатории. Флор не сомневалась, что там крылось нечто невероятно важное, но… Не сегодня. Свесив руку с кровати, она, не глядя, нащупала на полу карман плаща, а в нём твёрдую маску. Вытащив ту без каких-либо усилий, Флор всё так же, не открывая глаз, улеглась на бок, прижала посильнее к груди твёрдый каркас сменного фильтра и только потом натянула на себя тонкое одеяло. Она осторожно засунула под щёку его колючий уголок, после чего медленно выдохнула и провалилась в напряжённо кружившие вокруг ощущения. Не хватало только ряда холодных пуговиц, но в целом…

На утро она так и очнулась — с колючим одеялом под щекой и прижатой к груди чужой маской. Тусклое солнце светило сквозь грязное желтоватого цвета окно, неведомым образом делая комнату ещё более сумрачной и неуютной. Раздражающе капала в раковину вода из подтекавшего концентратора, хрипела трудившаяся целую ночь вентиляция. Флор вылетела из дома, на ходу застёгивая на себе плащ, откуда в последний момент успела выложить украденный лабораторный журнал. Воровато оглядевшись, она с нервным смехом засунула его под матрас, хотя прекрасно осознавала, что в случае обыска там будут шариться в первую очередь. Но времени на раздумья не оставалось, и сейчас, пристроившись в хвост ждавшей разрешения на переход улицы колонны, если верить расцветке их формы, работников с электроподстанции, Флор досадливо морщилась от собственного скудоумия.

На неё странно поглядывали, но она старалась не обращать внимания, хотя знала, что её одежда слишком уж выделялась на фоне однородной тускло-синей группы. Путь к городским генераторам проходил мимо Башни, а значит у неё получится добраться до работы в кратчайшие сроки, не нарываясь на отметки в карточке поведения. Однако, стоило им всем замереть около очередного перехода, Флор машинально огляделась по сторонам и нахмурилась. Что-то мелькнуло на краю сознания. Какая-то очень важная мысль, что умчалась, не успев как следует проявиться. Она вновь оглянулась и упёрлась взглядом в плакат.

Этими листовками оказалась украшена вся длинная улица. Ровные прямоугольники с изображением женской руки, на ладони которой уместилось схематичное изображение Города, были наклеены так плотно, что походили на цельное полотно. «Город превыше всего!» гласила стандартная надпись на продукте очередной пропаганды, и Флор скептически хмыкнула. Близилась годовщина правления последнего из Супримов, и Город постепенно обрастал вот такими плакатами. Она вновь вгляделась в утрированно аккуратное изображение Города и едва заметно скривилась. Что же, весьма символично — все они, как на ладони. Горстка людей, вынужденная жить в подобии клетки. Порция оставшегося в живых человечества. Пай.

Пай… Флор почувствовала, как по спине пробежал холодок, а в следующий миг она едва не выругалась вслух. И как можно было об этом забыть?! Видимо, во всём виновата рассеянность и вчерашний «универсалиум» Ханта, который оказался на удивление сытным. Ещё бы! Флор усмехнулась. Вряд ли Канцлер стал бы кормить свою гвардию переработанным мясом или спрессованным зерном вперемешку с каким-нибудь сеном, которое обозначалось в составе как «витамины». Карателям доставалось самое лучшее.

Флор нервно стиснула в руках маску, которую, разумеется, захватила с собой, а потом оглянулась по сторонам. Если она не зайдёт за порционом сейчас, то о еде можно забыть. Уж до завтрашнего вечера точно! Она вновь судорожно осмотрелась, но тут её группа колыхнулась и одновременно с раздавшейся командой ровным чеканным шагом направилась через дорогу, чтобы через сто метров свернуть на соседнюю улицу. Но та вела совсем в другую сторону, а потому Флор резко выдохнула, мысленно обругала себя самыми грязными словами, и, когда их поток поравнялся с завершавшим свой переход поперечным движением, ловко перестроилась в его конец. Она пересекла улицу, оглянулась, опасаясь, что её манёвр был замечен, но всё было тихо. В следующее мгновение Флор скользнула в грязный и тесный переулок, а потом бросилась в сторону самого дальнего зубца Башни.

Бежать пришлось со всех ног, но Флор старалась. Едва живые лёгкие, которые пребывали в ужасе ещё со вчерашнего марафона, немедленно взбунтовались, впрочем, с задачей более или менее справились. А потому через несколько минут запыхавшаяся и вспотевшая Флор едва не врезалась в толпу людей, ожидавших около окошка службы Снабжения. Она резко затормозила, чувствуя, как обиженно бухает в груди сердце, и мысленно перед ним извинилась. Да уж. С такой хозяйкой ему приходилось непросто. Неожиданно, отчего Флор едва не подпрыгнула, кто-то схватил её за рукав и резко дёрнул вперёд.

— Совсем с ума сошла? — прошипела Бет, которая одновременно вежливо улыбнулась заворчавшим вокруг неё людям.

— Что? — не поняла Флор.

— Она со мной, извините. Мы очень спешим! — Бет ещё раз оскалилась на послышавшиеся со всех сторон недовольные возгласы.

— Здесь все спешат, — недовольно откликнулась какая-то женщина, что упрямо работала руками, пытаясь добраться поближе к окошку.

— Вряд ли здесь хоть кто-то торопится на встречу с главой Карательной службы. А вот она — да! — прорычала всегда скромная Бет и ловко толкнула Флор в спину, отчего та оказалась почти в начале длиннющей очереди. Убедившись, что фраза произвела должное впечатление, а значит, все вокруг инстинктивно шарахнулись в сторону, Бет зашипела. — Где тебя носит? Хант уже дважды за это утро наведывался в Лабораторию, чуть не довёл до паники Миллера и, кажется, был весьма раздосадован, что тебя до сих пор нет! Так и сказал: разочаровывающе.

Она выкатила глаза и пугающе повращала ими, словно хотела передать степень тревожности, которую будил во всех Хант.

— Я… — растерялась Флор. Если честно, она понятия не имела, что происходит. Вчера её ни о чём не предупреждали. Уж это бы Флор запомнила точно! А во-вторых, её рабочий день начинался лишь через пару минут.

— Что «ты»? — заворчала Бет и опять легонько толкнула в спину, вынуждая двигаться вперёд вместе с очередью. — И так постоянно пропадаешь не понять где. Так ещё и Ханта на нашу голову привела. Что ему нужно?

— Не знаю, — недоумённо покачала головой Флор и заметила, как коллега нахмурилась.

Бет, хоть и работала в лаборатории Руфь, не состояла ни в сопротивлении, ни в повстанческой группировке, которая занималась слежкой за всеми важными фигурами Башни. Её личный ген сострадания находился настолько в зачаточном состоянии, что позволял лишь сочувствовать неким идеям, которыми поделилась с ней Мессерер. В целом, Бет была по-своему доброй, честной и мягкой, но Флор не питала иллюзий. Этот белобрысый ангелок выдала бы её и многих других, пересиль долг перед Городом зачатки сочувствия.

Тем временем очередь наконец-то подошла к небольшому полукруглому окну, где за прозрачным просвинцованным стеклом сидел уже почти доживший до инъекции «Милосердия» человек, одетый в бледно-зелёную форму службы Снабжения.

— Идентификационный номер, — безлико произнёс он, только взглянув на замерших по ту сторону стекла парочку.

— Эф — эл — зеро — эр, — торопливо пробормотала Флор и оглянулась на Бет.

— А у меня карта, — куда более радостно откликнулась та и протянула свой пропуск искуственнорожденной.

Преклонного возраста человек лениво ткнул что-то на переносном экране, провёл удостоверением Бет по специальному считывателю, и на стекле перед Флор высветились контуры ладони. Быстро приложив к голубым линиям руку, она повернулась к Бет.

— Хант что-то ещё сказал?

— Не-а, — машинально откликнулась та, в свою очередь проходя идентификацию. — Да, знаешь, мы не особо и спрашивали. У меня вообще дар речи рядом с ним пропадает, а у Миллера, кажется, в очередной раз едва не случилось недержание. И, страшно сказать, я его понимаю…

Бет хохотнула, а Флор недоумённо уставилась на неё в ответ.

— В смысле «в очередной раз»?

— В прямом. А ты не в курсе?

— В курсе чего? — нахмурилась Флор, и Бет как-то странно на неё посмотрела.

— Что Хант угрожал Миллеру. И, похоже, из-за тебя. Довёл нашего дурачка до того, что тот слегка напрудил в штаны. Правда, было ли это от испуга или из-за того, что Хант едва не придушил его прямо посреди коридора, я не уверена, но о случившемся знает вся Лаборатория. Видимо, кроме тебя.

— Видимо… — машинально повторила растерянная Флор, чем заслужила встревоженный взгляд Бет.

— Мэй, тебе стоит быть осторожнее.

Флор приоткрыла рот, потом закрыла и отвернулась, невидяще глядя перед собой на окошко службы Снабжения. Во рту неожиданно пересохло, и она нервно облизнула враз покрывшиеся коркой губы.

— Когда это было? — едва слышно спросила она.

— Да вот неделю назад или около. Миллер как раз отправил тебя тогда в Теплицы.

Да. Значит, Флор всё правильно поняла, но абсурдности фактов это не отменяло. Серьёзно? Хант был настолько обеспокоен её состоянием, что пошёл выяснять отношения с Кеннетом? Да это же бред! Нелепость! Полная чушь! Флор почти презрительно фыркнула, но тут мозг ловко подсунул воспоминания, как она почти два часа просидела на коленях у главы Карательной службы, а потом пряталась в его же объятиях, спорила, шутила, пустила в собственный дом… И её почти затошнило от нахлынувшего волнения. По рукам пробежала мелкая дрожь, а в глазах потемнело. Наверное, ей стоило как-нибудь отшутиться, чтобы не вызывать подозрений. Наверняка, это было бы правильно! Но в тот момент, когда Флор открыла рот, окно перед ней отъехало в сторону, и их с Бет глазам предстал весьма странный набор.

— Ну знаешь ли… — раздался рядом с ней вздох, и Флор судорожно сглотнула. — Это за какие такие заслуги?

Они обе смотрели на две небольших кучки пакетиков, в которых обычно хранилась сублимированная еда, но упаковок с отпечатанным на них идентификационным номером Флор было больше. А ещё они были крупнее. И разнообразнее. И Флор могла поклясться, что заметила среди них пару упаковок «универсалиума».

— Это ошибка, — твёрдо сказала она, глядя прямо в прозрачные глаза работника. — Проверьте ещё раз…

— Эф — эл — зеро — эр? — скучающим голосом занудно протянул «зелёный» человек.

— Да, — нетерпеливо отозвалась Флор, в спину которой уже упиралась недовольная проволочкой толпа. Но работнику службы Снабжения было на это глубоко наплевать. Он уставился в свой переносной экран, что-то там полистал, а потом устало вздохнул.

— Вы правы, — процедил он. Однако прежде, чем Флор успела облегчённо вздохнуть, перед ней прямо поверх пакетов приземлилась новая защитная маска. Она холодно отразила утренний свет своим серым углепластиковым боком и гордо потухла. Флор машинально тряхнула головой, прогоняя странные мысли, и услышала монотонный бубнеж: — Размер стандартный, защитное стекло класса экстра. Прошу простить за задержку.

Но Флор и не думала никого обвинять. Только непонимающе смотрела на всё это богатство, которое никак не могло ей принадлежать, и ошалело моргала. Наконец, она отмерла и перевела ошарашенный взгляд на мужчину, который уже недовольно поджимал губы. И от напряжения его губы были уже под цвет бледно-салатового комбинезона.

— Я не уверена…

— Слушайте! Эф — эл — зеро — эр или как вас там, — не выдержал он. — Либо забирайте, либо проваливайте. У меня приказ…

— Чей приказ? — встряла Бет, которая успела уже собрать свои пакетики с порционами.

— Главы Карательной службы, — рявкнул в ответ служащий, который явно начинал нервничать. — Вы задерживаете очередь!

Флор рефлекторно дёрнулась, но тут над ухом зашипела Бет.

— А сразу надо было всё выкладывать! Ждите теперь, — съязвила она и принялась распихивать по широким карманам плаща остолбеневшей Флор особо большие упаковки. Однако тех оказалось слишком много, и в ход пошла маска, внутрь которой Бет сгрузила оставшиеся пакеты.

Наконец, освободив окошко выдачи, она сунула в руки Флор набитый доверху шлем, подхватила всё ещё нахмуренную подругу под локоть и поволокла прочь.

— Ну? — спросила Бет с нажимом, когда они достаточно удалились от гомонившей толпы. — Если ты хочешь мне что-нибудь объяснить, то сейчас самое время.

— Я не знаю, что тебе сказать. Честно, — со вздохом ответила Флор и заметила, как недоверчиво покосилась Бет в её сторону.

— Не будь ты живорождённой, я бы подумала, что вы переспали. Но таких, как ты, Каратели обходят стороной. Только если… — глаза Бет расширились, когда она повернулась к Флор. — О, Боги! Что он тебе сделал?!

— Что? О чём ты?

— Он тебя мучал? Насиловал? Проводил какие-то опыты? Девочки рассказывали, что в подвалах Башни держат кого-то… Тебя тоже? Они же обрили тебя ради идентификатора. И ты пропадаешь где-то целыми днями… О, чёрт! Ты беременна?! От Ханта?!

— ЧТО?! Я стерильна, Бет! — прервала возмущённая Флор этот поток безумных догадок. — Хватит выдумывать чушь! Ничего не было. Это попросту бессмысленно и невозможно.

— Тогда… в чём дело?

Флор поджала губы, не зная, сколько имела права сказать, дабы не породить новых сплетен, но и молчать было неправильно. Судя по всему, воображение Бет достраивало реальность быстрее, чем двигались стрелки в часах.

— Я занята кое-какой работой для Ханта в центре Регулирования Единообразия, — осторожно начала она и, когда новых нелепых возгласов не последовало, продолжила: — Видимо, меня решили таким образом отблагодарить, хотя, если честно, я ещё ничего толком не сделала. Только вот разбила маску вчера… м-да…

Язык окончательно запутался в словах, и Флор замолчала, когда поймала скептический взгляд. Чёрт возьми. Из неё никудышная лгунья.

— Я бы скорее поверила, что ты трахаешься с кем-нибудь из Карателей, чем во всю эту чушь с благодарностями и поощрениями, — вздохнула коллега. — Канцеляриат никогда бы не одобрил тебе повышение в уровне рациона. Только если… Только если Хант решил всё единолично. Это вызывает, конечно, вопросы, но твоя такая же безумная, как и у дурацкого Ханта, страсть к законам убивает на корню любую романтическую подоплёку. Так что я понимаю, чем ты так ему подошла. Вы же одинаковые! Серьёзно, ему стоит исследовать твой геном.

— А смысл? — хмыкнула Флор. — Для потомства я бесполезна.

— Ну, тебя можно клонировать. И будет у нас много маленьких законопослушных девочек Мэй, — рассмеялась Бет, но потом вдруг резко нахмурилась. — Не нравится мне это. Будь осторожна.

Флор молча кивнула. Ей это тоже всё очень… очень не нравилось. Но что она могла сказать белокурой коллеге? Ничего. О, зато Хант наверняка выдал бы целую сентенцию из возражений на тему послушности Флоранс Мэй, её воспитания и поведения в целом. Однако вместо очередного выговора он устроил такое… Хант вообще понимает, что, чёрт побери, творит?!

От этих мыслей Флор окончательно замолчала и замкнулась в себе, не слушая болтовню Бет о каком-то новом стажёре из соседней Лаборатории. В конце концов, у той были вполне реальные шансы найти себе генетическую пару, так почему бы не воспользоваться этим прямо сейчас. Бет уже двадцать пять, до инъекции «Милосердия» осталось не так уж и много… В общем, под её восторженный голосок они вошли сначала в Башню, затем перешли в нужный «зубец», и когда до Лаборатории оставалось совсем немного, Флор поняла, что больше не может. Остановившись около поворота, за которым разветвлялся коридор, она на секунду замялась, а потом обратилась к ничего не заметившей Бет.

— Знаешь, ты иди, а мне надо, наверное, узнать, чего хотел Хант, — проговорила она, и коллега остановилась, прервавшись на середине мысли о предпочтительной форме подбородка у будущего избранника. Бет чуть прищурилась, но потом согласно кивнула.

— Давай сюда свои пожитки. Уберу их тебе в стол, пока Миллер не заметил такого вопиющего нарушения субординации, — важно проговорила она, а потом совсем по-детски хихикнула. — У него последние извилины откажут, если увидит, что у тебя теперь есть «универсалиум». О-о-о, я бы посмотрела на это!

Флор криво улыбнулась в ответ, но промолчала. Молча выложив из карманов во всю ту же многострадальную маску пакеты с едой, она сунула один из них Бет в карман и пробормотала:

— Спасибо.

— Ты странная, Флоранс.

— Я знаю. — И кривая улыбка стала ещё некрасивее. — Мне уже говорили.

С этими словами она кивнула нахмурившейся Бет и зашагала по второму из коридоров, который вёл в другую часть «зуба» Башни. Поджав губы, Флор торопилась, уже зная, что сделает. Она попросит Ханта вернуть всё назад, как бы в глубине души ни хотелось оставить эти пакеты себе. Господи, уже только от воображаемого вкуса «универсалиума» у неё сводило желудок! Но нельзя. Это, конечно, весьма мило с его стороны, но сплетни в Городе распространяются с удивительной скоростью. А сегодня полсотни людей видели и, конечно же, слышали, что некая Мэй теперь ходит в любимчиках у главы Карательной службы. Это неправильно. Это неприемлемо!

В общем, окончательно заставив себя поверить, что поступает обдуманно и верно, Флор влетела в служебный лифт, спустилась на подземные этажи и прошла в белые двери центра Регулирования Единообразия. Шансов найти здесь Ханта было немного, но раз он постоянно поднимался в Лабораторию, то, видимо, был где-то неподалёку. Так что Флор торопливо помылась, едва ли не халтурно оттёрла с себя всю возможную радиоактивную пыль, что скопилась после Бури на коже, переоделась и вылетела в пустой коридор. Где-то вдалеке хлопнула дверь, ну а она, упрямо наклонив голову и закусив машинально губу, двинулась в сторону «круглого зала».

В этот раз Флор с осторожностью ступила в помещение, где вчера едва не распрощалась с жизнью, а потом нервно огляделась. Было тихо. И как-то пусто. А ещё удивительно темно. Свет горел лишь в одном из пяти обычных отсеков, и что-то в груди Флор сжалось в тревоге. Она сглотнула и прошла в сумрачный зал, на ходу отмечая, что Ханта здесь нет. Впрочем, почти сразу наличие или отсутствие главы Карательной службы отошло куда-то на задворки сознания, потому что Флор, всё ускоряясь, торопилась к единственному яркому огоньку в этом кромешном сумраке. Она заставляла себя не верить, до последнего отрицать, но видела аккуратно прибранные камеры, где чистота и установленный протоколом порядок могли значить только одно. И именно в это Флор отчаянно не хотела поверить. Он ведь не мог этого сделать? Он ведь не стал бы? Он ведь… спросил бы сначала её? И на этой мысли Флор вдруг зажмурилась. Нет-нет. Их, наверное, увели на очередное обследование!

Однако, когда она подлетела к единственной светившейся внутренним светом двери, то уже знала ответ. Вообще-то, Флор знала его задолго до этого дня. Сама же себе говорила. Но одно дело думать об этом чисто гипотетически, исходя из математически строгого ряда цифр и букв, и совсем иначе, когда приходится неожиданно осознать, что вот за этими самыми символами кроется живой человек. Люди! Девушки, которые…

Флор рванула на себя стеклянную дверь и встретилась взглядом с напуганной тридцать первой. И та смотрела на неё так, что сомнений уже не осталось. Во рту вдруг стало горько, когда в голове вспыли собственные равнодушные мысли: «остальные пойдут на отходы». И Флор почувствовала, как её затошнило, когда, отступив, она всмотрелась в пустые камеры, где уже ничего не напоминало о прошлых жильцах. Это невозможно. Так же нельзя! Это… это…

— Ублюдок! — прорычала Флор и со всей силы шарахнула дверью, отчего закалённое стекло пошло трещиной. Ай, да плевать! — Ублюдокублюдокублюдок! УБЛЮДОК!

Её крик многократно отразился внутри круглого зала, превратившись в невнятный сгусток из отчаяния и бессильного гнева. Глаза защипало, и стало так больно, что бешенство Флор вспыхнуло с удвоенной силой.

— Вот ведь тварь, — прошипела она, растерянно оглядываясь по сторонам, словно хотела найти Ханта прямо сейчас и свернуть ему шею. О! Это Флор сделала бы с большим удовольствием.

Внутренности сжались в тугой комок, от которого стало трудно дышать, но она упрямо втянула ставший враз густым воздух сквозь плотно сжатые зубы. Это она ему не простит! Ни за что и никогда! Флор зарычала от бессильной досады и краем глаза заметила, как подошла к двери тридцать первая. Видимо, она собиралась о чём-то сказать, но слушать её не было сил. Тело и душу разрывало от желания заорать и избить чем-нибудь Ханта, хоть как-нибудь выплеснуть злость, и ни в чём не повинная девчонка, чей живот уже был больше её самой, вряд ли могла в этом помочь. Ради бога!

На задворках бившегося в агонии неверия разума Флор понимала, что в ней говорят ужас вперемешку с едким чувством полнейшей обречённости. Право слово, они с самого рождения все здесь приговорены. Но ведь не так! Не настолько бесчеловечно! И, знакомо вытерев рукавом нос, отчего из груди вырвался истерический всхлип вперемешку с каким-то едким смешком, Флор оскалилась, после чего развернулась и стремительно направилась к выходу.

Пускай она бессильна что-либо изменить. Пускай её затея обречена на провал, но прямо сейчас ей жизненно важно посмотреть Ханту в лицо. Увидеть его глаза, чтобы окончательно убедиться, какая он тварь. Потому что только напрочь лишённое души существо могло поступить так жестоко — хладнокровно отправить в плавильные печи четырёх человек, которые не просто… кожаные оболочки! Не убийцы, мятежники или отжившие своё старики! А люди! И внутри их тел, было ещё кое-что! Тот, кто не виноват, что получился не идеальным. Что эксперимент ублюдочной Мессерер пошёл не по плану! О, эти двое точно друг друга достойны! Но человек не машина…

— Мразь, — всхлипнула она.

Впервые в жизни шрам внизу живота мерзко заныл, и Флор споткнулась, понимая, что всё-таки плачет. Не от жалости к безымянным подопытным. Не от сочувствия или какого-нибудь сострадания. А от безысходности. Кажется, у неё не было больше сил бороться с бездушностью этого Города. К чёрту всё это. К чёрту Стивена с его безумными планами. К чёрту амбиции, Руфь, Герберта, Джуд и всех остальных. Она больше не может! Не хочет! Она откажет Ханту в сотрудничестве, и пусть он делает с этим, что хочет. Четвертует её, перережет глотку прямо на площади или молча прикопает где-нибудь в земельке Теплиц. Плевать! Уже всё равно. Ей терять нечего.

Флор тряхнула головой и попыталась унять ставшие бесконтрольными всхлипы, от которых она задыхалась. Без толку. Похоже, организм тоже окончательно задолбался, и значит, пора всё закончить. Но сначала она заставит Ханта снять маску!

***

Артур стоял у самого края большой платформы, нависавшей над ровными рядами яйцеобразных инкубаторов, и пытался вникнуть в речь одного из лаборантов. А тот, словно нарочно, сыпал специфической терминологией и не делал поблажек, что стоявший перед ним Хант имел лишь общие познания о геноме. Здоровый минимум, который в Академии считали достаточным, чтобы отличать живорождённых от селективных. Артур скосил взгляд на своего сопровождающего и нахмурился.

Молодой парнишка лет двадцати был носителем отборного гена, неплохих способностей, но, похоже, отчаянно волновался. Из-за этого каждое его новое предложение начиналось с утомительного «так вот», после чего шла очередная зубодробительная формулировка. Хотелось дать лаборанту хорошенький подзатыльник и заставить говорить по-человечески, но Хант не мог. Как бы ему ни хотелось, это было непрофессионально, а значит, придётся слушать этого индивида, пока тот не выдохнется.

Чёрт!

Ему нужна Мэй. Вот прямо сейчас. Сию же минуту. Уж она бы наверняка сразу отделила ядро смысла от выспренней болтовни. У этой девчонки вообще страсть к прямолинейности.

Артур криво улыбнулся, едва ли не впервые осознанно радуясь почти приросшей к лицу маске. Да, Мэй была бы сейчас как нельзя кстати. Однако та до сих пор не появилась, и где-то на краю сознания мелькнула тревожная мысль, что следовало бы дождаться её, прежде чем принимать окончательное решение, но Хант лишь пожал плечами. Время вышло, и очередные попытки бегать за Мэй, вызвали бы новые вопросы у Канцлера. Артур поморщился от воспоминаний об утреннем разговоре и попытался сосредоточиться на словах этого… этого… Чёрт. Как его звали?

Он так и не вспомнил. А тем временем лаборант повёл его в следующее помещение, откуда открывался потрясающий вид на большой зал, заполненный нежно-розовым свечением. Хант на мгновение задержал дыхание, а потом огляделся.

Больше всего Генетическая Ферма напоминала поле цветов. То, каким его изображали на картинках в той приснопамятной галерее Суприма — ровное, почти бескрайнее, чья далёкая часть сливалась в единый оттенок. Индикации у заполненных капсул нежно мерцали, и в полумраке одного из «зубов» Ханту казалось, что они едва заметно качаются будто бы на волнах. Здесь было тепло. Даже жарко. Так было легче поддерживать нужную температуру для эмбрионов, и Артур невольно повёл плечами, чувствуя, как липнет к шее жёсткий ворот защиты.

— Так вот, мы можем подобрать вам ряд образцов из тех, что сейчас находятся в стазисе.

— Мне нужно полное совпадение по всем параметрам, чтобы исключить возможность спонтанных мутаций или нарушений генома.

— Мы сделаем. — Молодой человек подобострастно склонил голову, и Хант мысленно скривился.

— В прошлый раз, вы тоже обещали, что проблем не будет. — Артур перевёл взгляд с побледневшего лица на видневшиеся под ногами капсулы с эмбрионами. Интересно, сколько из них будет предателей?

— Это досадное недоразумение. Так вот теперь мы будем отбирать тщательнее.

— А до этого отбирали не тщательно? — слегка насмешливо спросил Хант и повернулся обратно, глядя сверху вниз на покрасневшего лаборанта.

— Нет! Мы всегда работаем на благо Суприма! Город превыше все…

— Но лишь один из пяти образцов в итоге отвечает заявленным стандартам.

— Человеческий организм склонен к динамическим изменениям. И так вот индивиды XX всегда будут более приспособленные, чем… — Парень окончательно сбился и всплеснул руками. — Вы должны понимать, всего учесть невозможно!

— Мне казалось, в этом и состоит ваша работа, — с лёгким смешком поинтересовался Хант, которого это начало забавлять.

— Да, но…

— Но?

— Евгеника как гражданская наука достаточно нестабильна. Приходится учитывать много факторов, и совершенно непросчитываемую эмоциональную составляющую живой инкубационной системы. А это, в свою очередь…

— Так уберите её, — перебил Хант и посмотрел на удивлённо замолчавшего юношу.

— Что?

— Уберите эту эмоциональность. Вы смогли избавиться от гена сострадания, значит, сможете и от остального. Я прав? Как там говорится… Нет эмоций, есть покой.

— Да, но… Возможны риски. Неизвестно, как это может повлиять на будущие поколения.

Неожиданно Хант резко наклонился к лицу лаборанта, отчего тот прервался, и процедил:

— Кто здесь генетик? Я или вы?

— Я, но…

— Так делайте свою работу! — рявкнул Артур. — Потому что моя — разбираться с последствиями.

— Д-да, господин Хант, — пролепетал испуганный мальчишка и хотел, видимо, сказать что-то ещё, но тут за тяжёлыми стеклянными дверями, которые отделяли Ферму от остальной части здания, послышался шум.

Сначала это был просто грохот, словно что-то упало, однако затем Хант смог различить приглушённые голоса. И когда те достигли своего апогея, медленно выпрямился, сложил руки за спину и слегка склонил голову набок, приготовившись к неизбежному. И оно, конечно, не заставило себя ждать. Флоранс Мэй его ещё ни разу не подвела.

Стеклянные двери разъехались в сторону с такой силой, что едва не разбились. Жалобно тренькнула их металлическая окантовка, и этот звук немедленно отозвался в голове Артура воспоминаниями о колокольцах. Чёрт побери! Однако дальше подумать он не успел, потому что Флоранс Мэй влетела на смотровой балкон, словно призванная упавшей чашей весов Немезида, и её голос гневно заметался меж бетонными сводами одного из «зубцов».

— Я не позволю! И мне плевать, насколько он занят! Я хочу знать, что происходит, и я узнаю, чёрт вас дери! — прокричала она своим преследователям, которые безуспешно пытались её остановить. Но куда там!

Какая неожиданная сила крылась в этом тощем на вид теле, Хант знал лучше их всех, но и не подумал помочь. Наоборот, он вдруг понял, что готов рассмеяться. Вопреки всем нарушениям правил, субординации и безопасности, его отчаянно веселило происходящее. Он сделал незаметный шаг вправо, сливаясь с тенью, и посмотрел на резко остановившуюся посреди балкона Мэй. А она была похожа на взбешённую молнию. Саму Бурю в женском обличии. Он понял, что улыбается, когда в белом лабораторном костюме, который в ультрафиолете отсвечивал немного потусторонним сиреневым цветом, и побледнев, кажется, ещё больше, Флоранс Мэй приняла самую воинственную для себя позу — сжала в бешенстве кулаки. Настоящее пламя! Резко оглянувшись, Мэй простёрла вперёд руку и одним лишь жестом остановила ковылявших за ней лаборантов. Хант был готов ей поаплодировать, но в этот момент она холодно процедила:

— Где он?

Тишина.

— Я спрашиваю: где он?

И вновь молчание.

— ГДЕ! ОН?!

Безумный крик взвился в воздух, и Артуру показалось, как на некоторых экранах мелькнула и исчезла рябь мелких помех. На самом деле, он подозревал, что Мэй будет в бешенстве. Не мог не догадываться. В конце концов, за эти недели у него было много возможностей изучить её поведение, и её саму. А после вчерашнего… после странных разговоров и дурацких колокольчиков, Артур знал, что просто так она не смирится. Но ей придётся это принять. Это и всё остальное, что ему только предстояло с ней обсудить. Так что Хант вновь шагнул под тусклый свет ламп и замер за спиной Мэй.

— Кто? — спросил он и удивился, насколько стремительно она повернулась.

Флоранс уставилась на него с такой яростью, что Артур недоумённо приподнял брови. Похоже, она действительно его не боялась. Забавно.

— Вы! — раздалось шипение, и тонкий палец упёрся в грудь Ханта. — Как вы посмели?! Как могли?!

— Мог что?

И даже помехи от фильтра не смогли скрыть короткий смешок, с которым Артур наблюдал за взбешённой Мэй. Но она не оценила. Наоборот, в её широко распахнутых глазах мелькнуло что-то такое, отчего веселье Артура мигом исчезло. Он медленно выпрямился и нахмурился, вглядываясь в кажущуюся неестественно тёмной радужку, где не осталось ни следа синевы. Теперь там плескалось что-то удушающее, как знакомая каждому Буря, и Хант невольно задумался — а были ли столь «говорящими» взгляды нормальных людей? Тех, кого выращивали прямо сейчас у них под ногами. Он не помнил. Или ни разу не замечал.

Артур на мгновение поджал губы, а потом резко выдохнул. Ладно. Это можно было назвать красивым. Примерно так же, как была красива та ажурная ваза на столе Лины, мозаика на полу в оранжерее Суприма и старые книги. Это притягивало взгляд. К этому хотелось возвращаться, а потому Артур никак не мог перестать выискивать яркие синие всполохи посреди тёмного марева.

Тем временем Мэй, кажется, пыталась оформить бушевавшие в ней эмоции хоть в сколько-нибудь приличную речь. Она раскраснелась, отчего перестала походить на бледную немочь, прикусила, а потом поджала нижнюю губу, которая была чуть больше верхней, и гневно нахмурилась. Артур и сам не знал, зачем это заметил. Просто… увидел и вспомнил, что у той же Лины рот был какой-то более правильный, и, если она сердилась, это походило на гримасу у куклы. Мэй же, на удивление, выглядела более человечной в своём гневе. Что он там говорил про покой? Хант опять было усмехнулся, но улыбка тут же превратилась в оскал, когда Флоранс заговорила:

— Вы ублюдок! Жестокая мерзкая тварь, которая мыслит лишь категориями мясника. Всё, что вам дано, — убивать. Бездумно. Бессмысленно. Бесконечно. Но кто дал вам право на этот раз? Кто?! Вы не Канцлер, не Суприм и не Бог, чтобы так отбирать жизни! Я не спрашиваю, чем провинились четыре подопытные. Чёрт с ними! Возможно, в их головах крылись планы предательства, мятежи или заговоры. Вы же везде ждёте подвох! Даже от проклятых железяк на нитках. Но дети? Нерождённые дети, которые виноваты лишь в том, что это мы где-то ошиблась. Я и ещё с десяток людей! Так какого дьявола вы наказываете их, а не нас? И насколько нужно быть никчёмной мразью, чтобы сделать это исподтишка! Вы абсолютно омерзительный гнусный моральный урод…

Последние слова Мэй заглушил многоголосый возмущенный гул проснувшейся толпы, который прервался едва слышным:

— Хватит.

Решив, что на этом характеристика его личности вышла достаточно исчерпывающей, Артур слегка поднял руку, чтобы остановить поток новой брани.

— Давайте по существу. Что вы хотели?

— Хотела?! — взвизгнула Мэй, и Артур поморщился.

Ей не шла истеричность. Вся её натура говорила, что именно она самый рассудительный и дельный человек из всех, кого встречал Хант. Но в этот раз, кажется, что-то случилось внутри самой Флоранс. Что-то очень глубокое и потаённое, о чём не знала она сама. И поэтому Артур заметил, как подозрительно заблестели её глаза, когда она прошептала.

— Нет уж! Так просто вы от меня не отделаетесь. Снимите эту чёртову маску, я хочу высказать вам в лицо, какая вы тварь!

— Вы забываетесь, Флоранс Мэй.

— А вы берёте на себя слишком многое! Снимите эту дрянь, я ещё не закончила.

— Зато на этом закончил я.

— Трус!

— Даю последний шанс подумать, прежде чем вы снова откроете рот.

— Плевать! Пусть все знают, какой вы ублюдок!

Её голос вновь улетел болезненным эхом куда-то в темноту невидимого здесь потолка, и стало тихо. Настолько, что показалось, будто уши вдруг заложило. Артур чуть склонил голову, отвёл от себя едва заметно дрожавшую руку, чуть ощутимо успокаивающе сжал тонкие пальцы, а потом тихо проговорил, разрывая эту тягостную пелену:

— Вдох-выдох, Флоранс. — Он внимательно следил, как в её глазах мелькнуло удивление, а потом она вдруг неожиданно послушно медленно выдохнула. Ну вот. Так уже лучше. — Полегчало?

Последовала короткая пауза, пока Мэй непонимающе пялилась на свои пальцы, зажатые в его кулаке, прежде чем отступила. Она резко отдёрнула руку, и послышался короткий истеричный смешок.

— Я не знаю… — долетел до Ханта шёпот, и он снова посмотрел ей в глаза.

А те были едва ли не чёрными. Похоже, полыхавшее внутри инферно эмоций резко схлынуло, оставив после себя два уголька. Артур поморщился от досады. Ну почему с Мэй всегда так… непредсказуемо? Он вздохнул.

— Либо говорите, зачем пришли, либо уходите.

— Вы их убили. — И в черноте глаз что-то дрогнуло. — Вы. Их. Убили. Зачем?

Хант помолчал, прежде чем тихо ответил:

— А зачем вы убиваете неудачную культуру в пробирке?

— Но люди не бактерии! И даже не скот, — опять прошипела Мэй. — Это слишком жестоко.

— Это селекция.

— Это убийство.

— Приходится убирать то, что не может жить.

— Всё ещё не вижу противоречий. Вы палач!

Артур вздохнул.

— Мы ограничены в ресурсах и времени, — проговорил он тихо. — А значит, нам просто необходима жестокость и беспощадность ко всему, что мешает. К тому, что становится слабым, больным, старым или ущербным. В этом и суть нашего общества, Мэй. Общества, свободного от ненужного сострадания.

Она промолчала. И Артур увидел, как на мгновение сжались кулаки, прежде чем Флоранс прикрыла глаза и резко втянула ртом тёплый воздух. Ожидаемо, тот не принёс облегчения, поэтому она сжала зубы, пытаясь хоть как-нибудь успокоиться. «Ох, девчонка… Что же тебя так задело?» Хант снова посмотрел в сторону Мэй. Теперь казалось, что она не дышала, неподвижно замерев перед ним, и он нахмурился.

— Мы ведь свободны от сострадания. Верно? — будто невзначай уточнил Артур и небрежно поправил перчатки. — Вы, я, эти люди и дети вон там, внизу.

Он кивнул в сторону уходивших в темноту капсул с плескавшимися в них эмбрионами, будто маленькими крылатыми насекомыми, чьё название Артур уже и не помнил. Зато его наверняка знала Мэй. Так что он вновь повернулся к замершей и парапета девчонке, которая, видимо, только сейчас окончательно поняла, где оказалась. Забавно. Как она вообще его отыскала? Хант заинтересованно чуть наклонился вперёд, но Флоранс смотрела на простиравшиеся у неё под ногами ровные ряды с наполненными телами контейнерами и не обращала на него никакого внимания. Она медленно шевелила губами, словно считала или хотела что-то сказать. Увы, похоже, совсем не то, что требовалось от неё прямо сейчас. Артур выпрямился и скрестил на груди руки.

— Так, вы со мной согласны, Флоранс Мэй? Мы все здесь ждём ваш ответ, — с нажимом проговорил он, не сводя с неё взгляда. И когда пауза подозрительно затянулась, повторил уже медленнее. Так, чтобы его голос пробрался прямо Мэй в мозг. — Вы свободны от сострадания?

Артур видел, как она вздрогнула, но так ничего и не сказала. И это дурацкое то ли упрямое, то ли растерянное молчание вдруг разозлило его. В конце концов, они здесь не одни. Вокруг них в распахнутых настежь дверях застыли несколько лаборантов, которых, вероятно, привлекли громкие голоса. А значит, они слышали всё до последнего слова. Весь их странный, скандальный разговор. И Артур знал, что как только они оба покинут чёртову Ферму, о неподобающем поведении Мэй сразу доложат в Канцеляриат. И это вдруг пробудило внутри него настоящее бешенство. Бога ради! Не Башня, а настоящий гадюшник.

Сжав в бешенстве кулак, он услышал тонкий треск ткани и поднял на Флоранс рассерженный взгляд, но она лишь поджала бледные губы. Вот ведь зараза! Ну почему этой девчонке всегда надо быть настолько упрямой?

А вокруг них уже начали тихо переговариваться. «Ну же! Ты ведь знаешь, что надо сказать!» Кажется, он был готов уже хорошенько потрясти это тщедушное тельце, чтобы из клацанья зубов выбить лишь один звук. «Одно слово! Одно!» — мысленно прорычал он, хотя и сам не знал, почему его так беспокоила эта звенящая тишина. «Флор!»

— Флор?! — похоже, её имя всё-таки сорвалось с языка.

И вот тогда Мэй подняла голову. Она посмотрела ему прямо в глаза, и Артур вдруг с удивлением понял, что она знает… Знает, чего он от неё хочет и почему! Флоранс вообще поразительно точно улавливала каждую из его сумбурных эмоций. Хант видел это в её синей радужке, в чёрных зрачках, чуть дрогнувших длинных ресницах. Мэй смотрела на него опасливо и настороженно, но прямо сейчас Артур, к собственному удивлению, совсем не хотел пугать. Скорее, наоборот. Но, к сожалению, именно это Хант умел лучше всего — запугивать. И всё же она ответила.

— Да.

— Что «да»?

— Я свободна от сострадания, — чётко произнесла Мэй, и её голос зазвучал в голове эхом знакомого колокольчика. Тревожного. Напряжённого. А затем она шагнула к нему и тихо добавила: — Но, надеюсь, когда вы сочтёте себя слабым и старым, то первым перережете себе глотку.

— Разумеется, — так же тихо ответил Хант, не отводя взгляд, и ещё никогда в жизни не был так честен.

Мэй повела себя благоразумно, и ему хотелось показать, что он это ценит. Так что Артур не нашёл ничего лучше, чем сказать правду. Он действительно это сделает. Таков долг. И, видимо, ощутив в его голосе или заметив сквозь стекло визоров… В общем, уловив каким-то совершенно нечеловеческим чутьём его спокойную искренность, Флоранс нахмурилась, а потом — и Хант едва было не дёрнулся следом! — отступила и отвела взгляд.

— Я могла бы догадаться, — донеслось недовольное бормотание, и он чудом не расхохотался. Внезапно. Совершенно нелогично. Ох уж это её ворчание!.. Артур покачал головой.

Мэй была странная, но это, похоже, его больше не раздражало. А потому, понаблюдав немного за её растерянностью, Артур вдруг повернулся и махнул ей рукой.

— Идёмте. Я вам кое-что покажу. — Он направился к выходу с Фермы, пробормотав, скорее, для себя, чем для Мэй: — Полагаю, смогу снять с себя хотя бы одно обвинение.

Но она услышала.

— Сомневаюсь, — процедила Флор, и под своей маской Хант улыбнулся.

Вот ведь… Зараза! Он подождал, пока Флоранс догонит его, и только тогда ступил в один из бесчисленных коридоров Башни.

Артур не выбирал дорогу. Следуя своей внутренней логике, которую он даже не пытался анализировать, Хант вёл их кратчайшим путём. Они поднялись на лифте, прошли через ярко освещённый холл, где в послеобеденный час суетились группы людей, спешивших занять рабочее место. Он видел, как нервно оглядывалась по сторонам Мэй. По правилам ей разрешалось ходить только установленными общественными коридорами, и теперь она инстинктивно боялась возможного наказания. На несколько мгновений Артур снова задумался, как той удалось найти Ферму, но потом ответ пришёл сам. Флоранс была этим Городом и этой Башней ровно настолько же, насколько ими был и он сам. В этом чувствовалось что-то символичное. Нечто особенное, в чём ему ещё предстояло разобраться чуть позже. Сейчас же, повинуясь своей мимолётной прихоти, Артур вёл её на тридцатый этаж, чтобы, чёрт возьми, действительно перед ней оправдаться. Ему отчего-то казалось это удивительно важным.

За всё время пути Мэй не проронила ни слова. Насупившись, она торопливо семенила с ним рядом и старательно игнорировала удивлённые взгляды, которыми их иногда провожали. Возможно, старалась не замечать. А может, думала о своём. По крайней мере, бросив на неё взгляд, Артур заметил уже знакомый рассеянный вид. Как и тогда в Теплицах, Мэй была словно не здесь, и от этого нахмурился уже сам Хант, чья мужская гордыня — или что это было — требовала компенсации. Ему хотелось, чтобы она оценила порыв и то доверие, которого, если честно, мало кто удостаивался. Так поступают… партнёры. А в том, что он не хотел видеть Флоранс врагом, Артур уже не сомневался. Поэтому в медицинский отсек он ступил с твёрдой уверенностью, что Мэй всё поймёт. Однако, стоило ей подойти к смотровому окну, что вело в большую палату, Артур понял свою ошибку.

Вопреки расхожему мнению, слухам и высказанным в лицо обвинениям, Хант не наслаждался убийствами. Никогда. Он же не сумасшедший! Только в страшилках да детских сказках ходят безумные существа и потусторонне смеются, пока ломаются шеи их бесчисленных жертв. Артур в себе такой радости не находил. Однако излишней сентиментальностью тоже не обладал, а потому приказ на стерилизацию и утилизацию негодных образцов эксперимента был отдан сразу, как только он прочитал отчёт Мэй. И тем обиднее оказались сказанные ею слова, когда в окне она увидела ряд кроватей, из которых были заняты только четыре.

Если честно, Артур ожидал увидеть на лице Флор облегчение. Ну или радость. На худой конец, простое удовлетворение. Ведь он прекрасно понимал гнев и её задетую гордость, с которой не посоветовались. Но то, что происходило с ней прямо сейчас было совсем непонятно.

— С вами всё хорошо? — спросил он, вглядываясь в опять потемневшие от гнева глаза. Мэй была бледна и, кажется, мелко дрожала. Её взгляд хаотично метался от кровати к кровати, от лежащих там тел, что сонно дышали под действием седативов, к мерцавшим экранам аппаратуры. И только окончательно убедившись в том, что увидела, она прислонилась лбом к холодному окну, зажмурилась, а потом прошептала:

— Лучше бы вы их и правда убили…

Она замолчала и отвернулась. Что ж… Нет, Артур не надеялся на благодарность. В конце концов, гордость Мэй была сравнима с его собственной, но… Дьявол! Он сохранил им жизни, чего она ещё от него хотела?! Хант поджал губы и сцепил за спиной руки в попытке найти то самое спокойствие, однако терпение стремительно улетучивалось.

— Я всегда могу исправить это досадное недоразумение, — процедил он, и Мэй подняла голову. Она смотрела на него, наверное, с минуту, прежде чем вымученно улыбнулась, отчего Хант поджал губы.

— Вот в этом я не сомневаюсь, — проговорила она и едва слышно скрипнула зубами.

Теперь её откровенно трясло, и Артур не понимал, чем это вызвано. Последствие недавнего выплеска адреналина? Слабость после «Иерихона»? Она в бешенстве? Ей холодно? Больно? Что, чёрт возьми, происходит в голове этой женщины?! Он смотрел на неё, впервые не зная, как будет правильнее поступить. А Мэй тем временем нервно хмыкнула, отвернулась и толкнула белую дверь, которая вела в полупустую палату.

Они вошли тихо. Даже Хант, который обычно плевал на чьё-либо удобство, осторожно прикрыл за собой створку, не дав громко щёлкнуть электронным замкам, а после замер около входа. Мэй же помедлила ровно секунду, прежде чем едва слышно подошла к одной из кроватей.

— Номер «семнадцать», — проговорила она. — У неё были неплохие шансы.

— Но она ими не воспользовалась.

Флоранс пожала плечами.

— Будь всё так просто, я бы вообще не появилась на свет, — задумчиво проговорила она, зачем-то коснулась видневшейся из-под простыни из синтезированной ткани тонкой руки, а потом отвернулась. — Что с ними будет дальше?

— Как написано в протоколе. Нет смысла что-то выдумывать, — равнодушно ответил Хант, но вдруг насторожился. Ему показалось или… — Вы же читали?

— Нет, — отозвалась Мэй. Она переплела пальцы, стараясь унять непроходившую дрожь, а потом рассмеялась. Тихо и так тоскливо, что Хант поднял голову, отрывая взгляд от пошевелившейся за спиной Флоранс «семнадцатой». — Всё откладывала, надеялась, что до этого не дойдёт.

Он поджал губы, а потом бросил короткое:

— Глупо.

— Глупо, — неожиданно покладисто согласилась Мэй. — Так, что их ждёт?

Хант промолчал, сделал несколько бесшумных шагов в сторону кровати и только потом соизволил ответить:

— Ничего такого, за что меня можно было бы снова назвать жестоким ублюдком. К вашему сожалению, полагаю. — Он усмехнулся, но Мэй лишь отвела взгляд. — Их подлатают, а после отправят работать куда-нибудь в службу Отдыха…

— Ублажать ваших… коллег? Боюсь, вы ошиблись. Моё определение по-прежнему актуально! — голос зазвенел гневными колокольчиками, но в этот раз Артур оказался готов и поднял руку, молча приказывая закрыть рот.

— К вашему сведению, основная задача этого подразделения — реабилитация и интеграция, а вовсе не то… что вы подумали. Там работают десятки специалистов, которые помогают восстановиться после несчастных случаев, что то и дело случаются во время Бурь. Поэтому оставьте свои предрассудки при себе, — холодно ответил Артур, но осёкся, когда заметил растерянное выражение на лице Мэй. Ох, право слово! Вард и его компашка постарались на славу, испортив всю репутацию, чёрт бы их побрал. Так что неожиданно для себя Хант мягко добавил: — Им помогут. Поработают с психикой, дадут работу и цель.

— Они теперь стерильны?

— Да.

— А… дети?

Хант с тревогой посмотрел на стоявшую перед ним Мэй, которую теперь трясло с такой силой, что едва заметно качало. Это было ненормально, и Артур нахмурился. А потом он заметил то, что заставило его выпрямиться и настороженно замереть.

— Пункт пятнадцатый. Думаю, будет лучше, если вы ознакомитесь с этим сами.

— Но…

Он не хотел говорить этого вслух. Не здесь и не сейчас. Но взгляд Флоранс оказался таким растерянным, что Артур сдался.

— Их тела будут преданы земле. Никто не станет над ними глумиться, — ровно произнёс он, однако Флоранс это, похоже, не убедило. Она дёрнулась, и в этот момент всё пошло наперекосяк.

То, что их подслушивают, Хант понял сразу, как только они вошли в комнату. Ему достаточно было бросить лишь один взгляд и окончательно убедиться, что, как минимум, у одной из кроватей выросли уши. А потому, он был готов. Единственное, чего не учёл Артур, это как быстро дёрнется к Флоранс «семнадцатая». Её движение вышло настолько нечеловеческим и оттого совершенно непредсказуемым даже для Ханта, что на мгновение ему показалось, будто он не успеет. И всё же Артур этого ждал, а потому в самый последний момент потянул ничего не понимавшую Мэй на себя, уже привычно прикрывая спиной, а затем бок обожгло. Он зарычал от досады, но сверху на него навалилось тело «семнадцатой», и перед глазами заплясали чёрные искорки боли.

***

Флор не понимала, как это произошло. Вот она ещё стояла у одной из кроватей, а в следующее мгновение Хант со всей силы потянул её на себя, вынудив отступить и повернуться. Это было внезапно. Настолько, что она растерялась. Флор только успела заметить мелькнувшее перед глазами знакомое чёрное, словно копоть, пальто, а потом пол и потолок внезапно поменялись местами. Или так показалось, когда её со всей силы швырнули прочь. Она проскользила пятками по гладкому полу, но смогла выпрямиться и даже сделала несколько хаотичных шагов, прежде чем всё же споткнулась и налетела на шкаф с какими-то инструментами. Послышался звон. Сверху посыпались герметичные пакеты с неведомым содержимым.

Чёрт!

Когда она смогла проморгаться, то в первое мгновение чуть не рассмеялась. Картина, представшая ей, показалась настолько нелепа, что Флор было уже улыбнулась, но в следующую секунду ошарашенно охнула. А потом сердце от страха забилось так часто, что стало больно.

Повиснув на Ханте, словно хотела его повалить, «семнадцатая» пыталась ногтями и зубами добраться до его горла. Она скребла и кусалась, пока глава Карательной службы пытался отодрать её от себя, но даже пришедшийся на челюсть случайный удар локтем не остановил сошедшую с ума женщину. С перекошенным и залитым кровью лицом из разбитого носа и в становившейся красной рубахе, которая влажно облепила не самое мощное тело, «семнадцатая» с самоубийственным отчаянием пыталась то ли выцарапать Ханту глаза, то ли перегрызть ему горло. Он попробовал отпихнуть её от себя, несильно ударив коленом в живот, но добился лишь нового приступа совершенно безумной атаки.

Хант явно боялся или не хотел навредить впавшей в состояние одержимости несчастной «семнадцатой», но она, словно бескостное существо извернулась, и в её руках Флор заметила что-то блестящее.

Наверное, кричать было дурацкой идеей. Но возглас вырвался сам, и это, как назло, отвлекло Ханта. Он вскинул голову, повернув к Флор перепачканную чужой кровью маску, а в следующее мгновение «семнадцатая» занесла руку и что-то вонзила в открывшийся бок.

— Да чтоб тебя! — прорычал Хант. — Успокойся, девочка. Ну же.

Видимо, решив, что на этом игры с безумием пришло время заканчивать, он сумел извернуться и скрутить за спиной руки «семнадцатой», которая несмотря на открывшийся шов, теперь лягалась и извивалась. Это был совершенно животный порыв. Без крохи разума или мысли.

Обезумевшая от горя мать…

Флор неоткуда было знать, каково это… Она даже не могла представить, на что это похоже, но ясно видела, как под её намокшей рубашкой проступили контуры живота, который вскрыли совсем недавно. И это зрелище словно парализовало. Флоранс знала, что должна помочь Ханту, пока «семнадцатая» себя окончательно не убила, но не могла даже сдвинуться с места. Она смотрела на проступавший под мокрой тканью огромный рубец и почти не дышала.

В голове, одновременно с пронзившей низ живота резью, мелькнула ужасная мысль, что, может, нужно спасать вовсе не Ханта… И что прямо сейчас убить его было бы проще простого… Что от этого стало бы легче. Всем! Флор посмотрела под ноги и увидела множество инструментов. Она не знала и половины из них, но почти наяву видела, как отлично войдёт в прорезь между бармицей и шлемом тонкое лезвие. И если его повернуть, то всё будет кончено за каких-то пару секунд. Артур Хант совершил ошибку, и было бы правильно ею воспользоваться. Разве не этого они все хотели?.. Разве не этого только что хотела она?

Все эти мысли длились одно лишь мгновение, и, казалось, решение принято. Но когда Флор подняла на Ханта отрешённый взгляд, она вдруг увидела, как из его рук прямо к ней под ноги летит выбитый свихнувшейся «семнадцатой» какой-то предмет. И Флор знала, что это значит. Видела несколько раз, когда прямо на улице Каратели ловили кого-то из нарушителей. В следующее мгновение, подхватив нагретый теплом тела Ханта узкий цилиндр с тонкой иглой, Флор шагнула вперёд. Она знала, что делать.

«Семнадцатая» её не заметила. Она вообще, похоже, не видела ничего, кроме своей единственной цели, с которой боролась. А потому, когда Флор вонзила ей в шею иглу, в обезумевших серых глазах появилось первое за эти минуты осмысленное удивление. «Семнадцатая» моргнула, но затем раздался щелчок сработавшего дозатора, и тяжёлые веки смежились сами. Послышался тихий вздох, и Хант в последний момент успел подхватить обмякшее тело, прежде чем то рухнуло на пол. Он аккуратно уложил его на кровать и только потом оглянулся на Флор. Повисло молчание, прежде чем она всё же услышала тихий вопрос:

— Скажите, в вашем обществе всегда настолько опасно, или только мне так везёт?

У неё ушла пара секунд, чтобы осознать всю абсурдность подобного заявления, после чего Флор чуть было не рассмеялась, но вместо этого резко всхлипнула и вытерла рукавом нос, заслужив в ответ тихий смешок. Похоже, это становилось традицией.

— Только вам, — отозвалась она наконец и почувствовала, как дрожат ноги.

Осторожно подойдя к кровати, она посмотрела на «семнадцатую», которая показалась бы мирно спящей, но залитая кровью рубашка не оставляла шансов забыть, что сейчас было. Всё случилось настолько стремительно… Флор почувствовала, как её замутило, и быстро спросила:

— Что с ней случилось?

— Я полагаю, аффект. Отсюда такая агрессия. Сумеречное состояние. Она не спала, когда мы вошли. Видимо, наши разговоры послужили своеобразным триггером. Знать бы ещё почему.

Флор помолчала, а потом отрицательно качнула головой и вымученно улыбнулась. «Знать бы ещё почему…» Серьёзно? Артур Хант не может сложить две переменные? Впрочем, действительно, откуда бы ему знать. Для него всё это — погрешность в вычислениях жизни. Мелочь. То, чем можно легко пренебречь. Флор протянула руку и осторожно, хотя в этом не было уже никакой нужды, убрала с лица «семнадцатой» прилипшие к щеке светлые волосы.

— Мы сами стали триггером. Вы и я, — прошептала она.

— Возможно, — равнодушно откликнулся Хант, и Флор захотелось его ударить. — Вы не пострадали?

— Нет, — сухо откликнулась она, а потом спросила, хотя прекрасно знала ответ. — Что я ей вколола?

— «Милосердие».

Фильтр в маске Хант издал что-то, что напоминало тяжёлый вздох, и стало тихо. Флор смотрела на спокойное лицо «семнадцатой», и сейчас оно ничем не напоминало ту искажённую внутренней болью гримасу, с которой та пыталась восстановить кажущуюся ей справедливость. Что ж, жизнь за жизнь. В этом был смысл даже для бессмысленного на первый взгляд поступка. Флор ещё раз коснулась пока тёплой щеки. Казалось, что «семнадцатая» улыбается.

— Никогда не думала, что оценю это название, — тихо проговорила она, не думая, что её услышат. Однако рядом с ней прозвучал такой же негромкий ответ:

— Это хорошая смерть, — проговорил Хант, который неслышно подошёл и замер у Флор за спиной. — Без боли. Без горьких мыслей. Короткое мгновение радости, а за ним пустота. Абсолютный покой.

— Вы так говорите, будто бы знаете, — горько усмехнулась Флор, однако, когда в ответ пришло лишь молчание, оглянулась и неожиданно поймала взгляд сквозь красноватые визоры. Вот же… — Они пробовали это на вас? Что ещё? Яды? Пытки? Немного увечий?

— Всего понемногу, — с лёгким смешком откликнулся Хант и оглянулся, словно что-то искал. — Мы должны быть готовы к любой неожиданности.

— Значит, от «Милосердия» есть противоядие?

— Всё, что однажды было создано человеком, может быть обратимо, — пожал он плечами, а потом в два немного прихрамывающих шага настиг валявшиеся на полу пакеты с инструментами и пнул ногой парочку. Флор, что до этого равнодушно за ним наблюдала, хмыкнула и покачала головой.

— Хотелось бы верить…

— Верой занимается Церковь. Наша с вами задача — это воплощать. Мы здесь Боги и их Архангелы, остальное вторично, — пробормотал Хант и вдруг добавил: — Не поможете?

Он оглянулся на Флор, которая сначала не поняла, что у неё просят. Однако затем взгляд зацепился за то, как сильно Хант прижимал к левому боку ладонь, и она впервые услышала свист сбившегося от неровного дыхания фильтра. И в этот момент в памяти всплыла серебристая вспышка и сильный удар, который в тот момент оказался совершенно беззвучным. Хант ранен? Всё это время он стоял рядом с дырой в боку и молчал?! Вёл дурацкие разговоры и даже не намекнул, хотя ему наверняка было больно и… Флор едва не залепила себе оплеуху за совершенно дурацкие мысли. Этого человека ядом поили, что ему какой-то удар. Может, там вообще у него под пальто крепкий доспех, и он хочет, чтобы она прибрала учинённый ею же кавардак.

Но когда Флор подняла на него растерянный взгляд, все эти глупости разом вылетели из головы. Хант действительно был ранен. И, похоже, серьёзно, потому что звуки, которые издавала его перепачканная в чужой крови маска, теперь походили на хрип. Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт!

— Надо кого-то позвать, — выдала неожиданную сентенцию Флор, но Хант её понял и махнул свободной рукой.

— Обязательно, но сначала вы мне поможете. Знаете, немного неловко дышать, когда в кишках застрял кусок железа.

— ЧТО?!

Флор задохнулась.

— Там что-то есть. — Хант кивнул в сторону своего бока. — Скорее всего, она стащила инструмент во время осмотра. Я не успел разглядеть…

Ещё бы!

–… Он застрял в тканях и вошёл достаточно глубоко, — закончил Хант и выжидающе посмотрел на Флор. А она застыла наверняка с самым глупым выражением на лице, потому что, чуть склонив голову набок, главный Каратель терпеливо добавил: — Я не смогу достать его сам.

— Надо позвать… кого-нибудь… — снова пролепетала Флор.

— Обязательно, — деловито, но уже чуть раздражённо опять согласился с ней Хант. — Вы обязательно кого-нибудь позовёте. Но прежде, чем броситесь искать парочку медиков по всем ста этажам этой проклятой Башни, вытащите из меня эту дрянь. Немного… неприятно, когда ваши кишки на что-то наматывают.

— Но…

— Пожалуйста. Флор. Вытащите её! — процедил Хант, теряя терпение. А она всё никак не могла собраться с мыслями.

— Но я не умею!

— Вот и научитесь, — раздался рык, и Хант сильнее вцепился в собственный бок.

Это движение вывело Флор из лёгкого ступора, и она осторожно приблизилась. Ладно. Это должно быть не сложнее, чем возня с гомогенизатором. Верно? Разумеется! Она может разобрать живую клетку на части, так неужели не справится с какой-то железкой? Закусив губу, Флор осторожно отвела ладонь Ханта. Надо осмотреть рану и решить, как поступить.

Кровь была тёплой. Почти горячей на ощупь. А ещё немного осклизлой, как и было положено. Она уже хорошо пропитала плотную ткань форменного пальто, отчего Флор не сразу заметила, где было отверстие. На мгновение ею вновь овладел ступор, но потом фильтр Ханта в очередной раз поперхнулся на вдохе, и это привело в чувство.

— У вас есть здесь дополнительная подача кислорода?

— Да. Сзади. На шлеме.

— Сможете?.. Хотя нет. Лучше зажмите сильнее рану, у вас это получится лучше, чем у меня, — неожиданно деловито проговорила Флор, а потом чуть толкнула Ханта назад, вынудив прислониться плечом к полупустому шкафу. Им обоим будет нужен упор. Свинцовые контуры шлема оказались совсем рядом с её лицом, и Флор тихо заметила: — Наверное, в этот раз я действительно рада, что вы никогда не снимаете маску.

Послышалось ехидное хмыканье, и её ладонь накрыла рука в перчатке. Флор ощутила, как под пальцами сильнее намокает и без того влажная ткань, и нервно сглотнула. Ох, это будет непросто. Убедившись, что Хант давит в правильном месте, она освободилась, поднялась на цыпочки и наклонилась вперёд, почти обняв его за плечи, чтобы дотянуться до переключателя. Левая рука вцепилась в жёсткий рукав, пока правой она пыталась нащупать нужный рычаг. Наконец, ей удалось вдавить его внутрь, раздался щелчок, и Флор облегчённо выдохнула. Она повернула голову, чтобы убедиться в ровном дыхании Ханта, и вдруг поняла, что почти улеглась на него. Да, иначе дотянуться до его головы просто не получилось бы, но Флор всё равно торопливо отстранилась и почувствовала, как покраснели мочки ушей. Заметив это, Хант хохотнул:

— Господи, Флоранс! Вы всего лишь включили мне кислород. В этом нет ничего аморального!

Она покраснела сильнее. Вот обязательно было говорить это вслух? Флор отвела взгляд, чувствуя, с какой насмешкой следит за ней Хант. Наконец, он прервал эту пытку и пошевелился, чтобы поудобнее опереться плечом на многострадальный шкаф. Тот скрипнул под навалившимся на него весом, но устоял.

— Сейчас я повернусь, а вы расстегнёте пуговицы на кителе.

— Но…

Флор удивлённо моргнула. О БОЖЕ!

— Я не справлюсь одной рукой. Так что соберитесь и сделайте эту малость. Пожалуйста, — процедил Хант сквозь зубы, и Флор ничего не оставалось, как быстро кивнуть.

Она видела, как осторожно он повернулся, упираясь спиной в торчавшие и наверняка неудобные полки, а потом услышала тихую ругань. Флор могла только догадываться, с какой болью застрявший внутри инструмент травмировал органы всякий раз, когда Хант решал вдохнуть или пошевелиться. В целом, тот неплохо держался. Угу.

Дождавшись, пока он замрёт, Флор подошла ближе и, стиснув зубы, принялась вынимать из петель уже знакомые серебристые пуговицы. Те, разумеется, не поддавались. Закусив от напряжения нижнюю губу, она сердито сопела. Серьёзно, это какое-то издевательство, шить подобные вещи! Её влажные от крови пальцы то и дело соскальзывали с гладкого металла и никак не хотели толкать его в нужные узкие прорези, руки вообще будто потеряли способность к координации. От напряжения и необходимости тянуться вверх кровь от них отлила, и они окончательно перестали слушаться. Флор тихо выругалась.

— Вы всегда ходите в такой амуниции?

— Нет, только по четвергам, или когда собираюсь к вам на встречу.

— Что? — Флор замерла и подняла на Ханта недоумённый взгляд. Наверное, он закатил глаза от её дурости, потому что медленно выдохнул.

— Разумеется, Флоранс! Я долбаный Каратель, а не сапожник. А это моя форма.

— Тогда где ваш доспех? — обиженно спросила она, чувствуя, будто её только что обвинили в постоянных ранениях Артура Ханта. Однако в ответ услышала лишь тишину и сопение. Вскинув в удивлении брови, она подняла голову и пристально посмотрела в визоры маски. — Так, где доспех?

— Утром мне было не до него, а потом некогда, — туманно ответил Хант, но Флор всё равно покраснела, и сама не поняла почему.

Они помолчали, прежде чем Флор всё же коварно заметила:

— Это вам в наказание, что не дождались меня, и всё сделали сами. Возможно, будь я в тот момент в Лаборатории, такого бы не случилось. Так что сами виноваты.

— И почему сегодня каждый стремится меня отчитать? — устало выдохнул Хант, и Флор неожиданно для себя хохотнула.

— Это всё ваша гордыня, — самодовольно протянула она и хотела добавить про самомнение, но в этот момент поддалась последняя пуговица, и полы чёрного кителя, как назвал его Хант, распахнулись.

Взору Флор предстала рубашка. Обычная. Белая там, где ещё не успела окраситься в цвет сочившейся крови. Очевидно, с длинными рукавами и, конечно же, наглухо застёгнутым воротом. Флор сама не знала, почему этот вид так её удивил. Видимо, подсознательно она ожидала, что и под своей хламидой Хант будет закутан во что-то тёмное, сверхтехнологичное и ультрапрочное. Так что открывшийся вид её невольно смутил, и она молча, проигнорировав очередное ехидное хмыканье на тему её красных ушей, помогла избавиться сначала от одного рукава кителя, который оказался тяжелее, чем она думала, из-за тянувшихся вдоль позвоночника пустых ножен, а потом осторожно вынула руку Ханта из второго. На рубашке немедленно появилось свежее пятно тёмной крови. Освободившись от слоя ткани, который служил дополнительной преградой, та бодро и весело устремилась наружу.

Флор смотрела на это несколько долгих секунд, прежде чем метнулась к одной из кроватей, стянула чистую простыню из синтезированного волокна и вернулась к Ханту. Аккуратно подняв влажный край ставшей алой рубахи, она уставилась на перепачканный бок и опять растерялась.

— Может, всё-таки, позовём хоть кого-нибудь? — жалобно поинтересовалась она, не надеясь на успех.

— Потом, — раздался у неё над головой короткий вздох. — Достаньте эту дрянь и зовите хоть Канцлера, хоть Суприма.

— У меня грязные руки, — попробовала Флор последний свой аргумент.

— Мне плевать, — пришёл тихий ответ.

Видимо, Ханту стало совсем тошно, но он держался достойно. Не дрожал, не покрывался испариной. Его тело, и тут Флор опять покраснела, вело себя так, будто ничего не случилось. Дыхание было ровным и чётким, а движения плавными.

— Здесь есть инструмент, которым можно будет сделать разрез. Дальше вам придётся наощупь, — заметил он, и Флор кивнула. Сходить с ума, так по полной.

Она наклонилась, шаря рукой по герметичным пакетам в поисках чего-то пригодного, пока не наткнулась на ножницы. Ну… лучше, чем ничего. Вздохнув, она подняла их и надорвала упаковку. Однако придумать в голове план оказалось намного проще, чем воплотить его в жизнь. Попытавшись оттереть кровь, что залила всю бледную кожу, Флор откинула перепачканную теперь простыню и уставилась на три рваные раны. Ну, и в какой ей искать?

— Их здесь несколько, — проговорила она.

— Знаю. Режьте между ними, как сочтёте нужным, — процедил Хант, и Флор замутило.

— Это будет очень больно…

— Переживу. Режьте.

— Но останется шрам, — зачем-то заметила она, всё ещё не решаясь коснуться бледной упругой кожи, по которой бежали красные ручейки.

— Вот ведь трагедия! Режьте уже!

Флор вздрогнула, но перехватила поудобнее ножницы с длинными, чуть искривлёнными на концах лезвиями. Не самый лучший инструмент, но искать что-то другое моральных сил уже не было. Так что она вновь по своей дурацкой привычке закусила губу, а потом осторожно вставила кончики в два ближайших отверстия и сжала кольца на рукоятках. Послышался влажный, чавкающий звук, но кожа поддалась легко, словно бумага. Господи… По рукам заструилась кровь, которая мешала разглядеть в ране хоть что-то.

— Дальше. Ну! — поторопил её Хант, и Флор надавила сильнее, продвигая лезвие ножниц вглубь мягких тканей. Это безумие. Чёртово безумное безумие!

— Вы больной, — пробормотала Флор, пока осторожно придерживала разрезанные края разведёнными так, чтобы открыть себе хоть какой-нибудь доступ. — Просто свихнувшийся. Почему здесь? Почему я? Почему вы вообще свалились на мою голову? Чем я так провинилась, что теперь вынуждена общаться с самым гадким, отвратительным, беспринципным, жестоким, эгоистичным, мерзким, самовлюблённым…

Она прервалась, чтобы набрать в лёгкие воздуха для продолжения, но тут наконец-то в ране что-то блеснуло, и Флор замолчала. Она уставилась на тонкую рукоять какого-то инструмента и задумалась, что делать дальше. Неожиданно над головой прозвучал довольно холодный голос Артура Ханта.

— Что же вы замолчали? Продолжайте. У вас, похоже, отлично получается работать, пока вы ругаетесь.

Она фыркнула, бросила быстрый взгляд на уставившуюся в потолок маску, а потом осторожно запустила пальцы в открытую рану. Если получится ухватить эту штуку… Как «семнадцатой» вообще удалось так изловчиться?

— И нет, не надо меня благодарить, — меланхолично заметил тем временем Хант.

— За что же опять? — раздражённо отозвалась Флор, которая никак не могла поймать торчавший кончик у рукояти.

— Я снова спас вашу жизнь.

— Вообще-то, это я вас спасла. И продолжаю спасать… прямо сейчас, — процедила Флор, наконец-то ухватила скользкий металл перепачканными в крови пальцами и осторожно вытянула его наружу. Помахав им около визоров Ханта, она победно выпрямилась.

— Ладно, — отозвался он, глядя на то, что, видимо, было небольшим ножом или скальпелем. — На этот раз мы с вами квиты.

— Ну а теперь-то можно уже кого-то позвать? — Она кивнула на разодранный бок, который агрессивно истекал кровью. — Вас надо зашить и обработать.

— Разумеется, только сначала ещё кое-что.

— Господи, что опять?! — гневно воскликнула Флор. Кровь на её руках начинала постепенно высыхать, неприятно стягивая кожу своей липкой плёнкой.

— Сзади на поясе есть аптечка. В ней голубой флакон из литого металлостекла. Достаньте его и откройте.

— Что?..

— Пожалуйста, Флор. Обещаю, это последнее на сегодня.

То, с каким нажимом, но при этом удивительно осторожно Хант позвал её, вырвало из груди лёгкий вздох. Это был уже второй раз, когда он использовал не полное имя и не фамилию. И от осознания этого, на первый взгляд, глупого факта, внутри Флор взметнулось разом столько эмоций, что она нервно сглотнула. Видимо, почувствовав что-то или прочитав на её лице отразившиеся там сомнения, Хант зажал рану и осторожно повернулся к ней здоровым боком.

— Давайте.

Она потянулась к нему, даже не успев осознать, что именно делает. Руки сами собой ощупали спину и спустились на пояс, вызвав новый приступ усиленного сердцебиения, стоило Флор ощутить под пальцами мышцы, изгиб позвоночника и гладкую тёплую кожу, когда она случайно зацепила край торчавшей рубашки. Аптечка нашлась не сразу и представляла собой мягкий кофр, плотно крепившийся на чём-то вроде магнитов. Отстегнув её, Флор непослушными от непонятного волнения руками раскрыла края и только с третьего раза заметила нужный флакон. Тот был длинным, тонким и с заострившимся краем, словно стилет.

— Отломите кончик и вылейте в рану. Попадите так глубоко, как только сможете, — раздался голос Ханта, и Флор от неожиданности едва не выронила из рук дурацкую склянку.

— Дьявол.

— О, меня повысили? — хохотнул Хант и пояснил, заметив растерянный взгляд. — В прошлый раз я был просто ублюдком. А ещё мерзавцем. Ну и тварью, конечно.

— Хватит, — рыкнула Флор, надломила флакон и уже хотела принюхаться к содержимому, но была остановлена стальной хваткой.

Хант держал её за руку так крепко, что мышцы тут же заныли от такой грубости.

— Даже не думайте, если не хотите распрощаться со вторым лёгким, — процедил он, и фильтр приблизившейся к лицу маски сердито застрекотал. — В рану. И не дышите что ли… А ещё лучше засуньте туда обратно то, что достали, и лейте прямиком по рукояти.

— Вы и вправду рехнулись, — прошептала она, когда ей под нос сунули перепачканный в крови нож. — Я не буду…

— Делайте.

Приказ был отдан таким тоном, что Флор дёрнулась. Поджав губы, она снова медленно ввела в сочившуюся кровью рану инструмент, а потом чуть придавила мягкие ткани.

— Теперь выливайте. Осторожно. Избегайте попадания на руки.

Хант говорил отрывисто. Так, чтобы у неё не возникло и мысли поспорить. Но когда чуть голубоватая жидкость заскользила по окровавленному металлу, от раны поднялся густой едкий пар, напоминавший по запаху подгоревшее растмясо.

— Что это, — спросила Флор. Она смотрела, как пенятся и тут же превращаются в ржавую плёнку струйки сочившейся крови. Они становились всё тоньше, пока не иссякли вовсе, а потом такой же плёнкой покрылись и края раны.

— Яд. И к вечеру я умру. Довольны?

Рука Флор отдёрнулась с такой скоростью, что часть жидкости из флакона взлетела в воздух и с лёгким дымком упала на перепачканный пол. Она испуганно уставилась на равнодушную маску и услышала, как Хант издал невнятный звук, затем ещё один и ещё… и с удивлением Флор поняла, что он смеялся.

— Гад, — процедила она и мстительно надавила на рану, вызывав в ответ мешанину глухих ругательств. Зато смех прекратился.

— Зараза, — пробормотал Хант, когда «шипучка» достигла особо чувствительных тканей.

Они замолчали, обиженно дуясь друг на друга, а потом Флор не выдержала.

— Это вам за неуместные шутки.

— Да-да, я уже понял, что сегодня кругом виноват. Но если уж мы решили пойти по тропе претензий в чащобы взаимных обвинений, то замечу — вам следует приходить на работу раньше. Я вас искал.

— Да, Бет мне сказала, — нехотя согласилась Флор.

— Бет? — в голосе Ханта послышалось удивление вперемешку с сомнением. — А, та дура.

— Она не дура.

— У меня вообще сложилось стойкое впечатление, что в свою Лабораторию Мессерер отбирала вас по степени убывания интеллекта. Я прав?

— Что?! — Флор даже на мгновение прервалась и с возмущением взглянула на Ханта, но понять шутит он или нет, разумеется, не получилось. Вместо этого он пренебрежительно бросил:

— Кроме вас, там нет ни одного достойного кандидата. Каждый тупее другого.

— Ну знаете!

— Почему вы обижаетесь? К вам это не относится.

— Это слишком нелицеприятный комплимент. — Флор покачала головой.

— Даже не пытался вас ублажить. Я просто говорю правду.

— Иногда лучше молчать.

— Вы обиделись на то, что я назвал вас умной?

— На то, что считаете тупыми других.

— Но если они такие…

— Они не такие.

— Серьёзно? Даже этот ваш… Миллер?

Хант знал, насколько коварным был этот вопрос. Флор чувствовала на себе взгляд и не сомневалась, что под своей маской он насмехался над ней и её растерянностью. И всё же… всё же… Флор устало вздохнула. Чёрт бы побрал этого Ханта!

— Ладно, — согласилась она. — Возможно. Но только он.

— Аминь. Мы хоть в чём-то сошлись.

— Только в этом.

— Снова дерзите?

Тяжёлый вздох.

— Вы невыносимы…

— Вы тоже.

Флор поджала губы, отбросила на пол опустевшую склянку и потянулась к лежавшей рядом простыне, чтобы оторвать от неё достаточно длинный кусок. Надо было как-то прикрыть непотребство у Ханта в боку.

— Так что, ничего не скажете в своё оправдание? — тем временем насмешливо поинтересовался он. — Мои поиски, ваши претензии…

Он небрежно махнул рукой, и Флор нехотя пробормотала:

— Сегодня вторая неделя. Дополнительный день для порционов.

— А.

И это было то самое короткое «а», которое включало в себя одновременно и пренебрежительность, и лёгкое недовольство, и даже обиду, что у Флор всё же нашлось оправдание. Однако, собрав в кулак оставшуюся вежливость, она ровно произнесла:

— Я хотела бы вас поблагодарить и…

— Не за что.

–…И сказать, что не надо.

Наступила пауза, во время которой Флор нервно теребила кончик самодельного бинта, а потом Хант холодно проговорил:

— Не надо что?

Он повернулся, и его маска знакомо склонилось набок, а визоры уставились прямо на Флор. Ну а она, торопливо намотав на локоть отрезанную всё теми же ножницами полосу ткани, опустила голову. Надо было бы перебинтовать Ханта, но от покрывшейся коричневой плёнкой раны исходил такой странный запах, что Флор растерялась. Направленный на неё взгляд давил, а необходимость коснуться обнажённой кожи (ведь рубашку придётся задрать!) откровенно пугала. «Господи, Флор! Он всего лишь человек. Две руки. Две ноги. Голова вот, на месте…» Однако легче от самовнушения почему-то не стало, а Хант всё ещё ждал ответа и, кажется, был опять недоволен. Так что, резко выдохнув, Флор попросила:

— Вы не могли бы… поднять рубашку. Надо забинтовать.

Какое-то время он не шевелился, прежде чем медленно, словно нехотя отлепился от шкафа и неаккуратно задрал один край, обнажая испещрённую шрамами бледную кожу. И во всей его позе было столько пренебрежения, что Флор сглотнула. Человек. Надо помнить, он лишь человек. И плевать, что она сейчас пялится на главу Карательной службы. Может, Хант вообще потом свернёт ей шею, чтобы лишний раз не болтала о том, что увидела. Впрочем, судя по всему, это случится не раньше, чем он получит ответ, потому что едва покрасневшая Флор сделала три оборота бинта, над головой раздался ещё более ледяной голос.

— Я вас не понимаю. То дерзите по любому поводу, то молчите, словно забыли, как говорить. Может быть, просветите, чего мне не стоило делать?

— Всего. В смысле, вам не надо было повышать мне ранг пая. Верните всё обратно. Такое выделение неуместно. Это не ваша обязанность.

— Моя обязанность — Город. А вы непосредственная его часть, — отчеканил Хант, и даже искажённый вокодером голос вынудил Мэй вздрогнуть.

Она замолчала, не зная, какие ещё привести аргументы. Но тут бинт закончился, Флор неловко закрепила его конец и отступила, гадая, что делать дальше. Господи, не день, а сущий кошмар! Она растерянно посмотрела на Ханта, который чуть неуклюже нагнулся и подцепил кончиками пальцев брошенный китель, а потом так же неловко накинул его на плечи. Было немного странно видеть этого человека без обычной горы доспеха и неизменного плаща. В одной рубашке наполовину красной от крови и в неизменной маске Хант выглядел… не таким уж и пугающим. Да, высокий. Да, крупный. Он действительно выделялся и шириной плеч, и длиной ног в чёрных штанах и тяжёлых ботинках, но сейчас Флор его не боялась. Даже изуродованные излучением руки выглядели не так устрашающе. Только маска и полностью закрывавший голову шлем казались теперь инородными. Странно, а раньше она и представить его без них не могла.

— Вы можете полемизировать сколько хотите, но не со мной, — заметил Хант, останавливаясь около Флор, отчего она хотела было попятиться, но упёрлась спиной всё в тот же злополучный шкаф. — Вы работаете на меня, а значит, будете получать улучшенный порцион.

— Но…

— Да вы можете хоть раз обойтись без споров?! — неожиданно взорвался Хант, и Флор вздрогнула. Заметив это, он на мгновение отвернулся, словно пытался взять себя в руки, а потом продолжил уже спокойнее: — Будет так, как я решил. Это не обсуждается. Вы меня поняли?

— Да, — тихо выдохнула Флор и осторожно подняла взгляд.

Хант стоял очень близко. Настолько, что она чувствовала проходившее сквозь фильтр дыхание, которое шевелило её короткие волосы на правом виске. И это было так странно. Не пугающе, нет, но тревожно тем самым чувством, от которого по спине побежали мурашки. «О, Флоранс, тебе нельзя так думать об Артуре Ханте! Ты не его круга, не его статуса, рода и вообще бесперспективна. В твоей жизни нет ни крошки надежды, но…» Но, кажется, у неё не осталось ни единого шанса, ведь, похоже, парочки приключений и одной спасённой жизни оказалось достаточно, чтобы стрелка на шкале отношения к Артуру Ханту качнулась от нуля вправо. Именно поэтому сегодня, когда она увидела, что он натворил, стало так больно. Флор боялась разочароваться.

И словно в ответ её мыслям, донёсшийся будто издалека тихий голос вынудил сердце забиться удивительно часто.

— Я пришлю кого-нибудь здесь убрать. Не переживайте, — проговорил Хант мягко. Он отступил и по своей привычке чуть склонил голову набок, словно ожидая ответ, но когда того не последовало, быстро кивнул на прощание. — Спасибо за помощь.

С этими словами он отвернулся, обвёл взглядом палату, убедившись, что остальные подопытные крепко спят, и действительно направился прочь. И как только за его спиной закрылись стеклянные двери, Флор медленно выдохнула и прошептала:

— Всё, что попросишь…

То, что Хант так и не позвал никого из медиков, хотя обещал, она поняла уже на полпути в Лабораторию. Однако, вопреки всему, это не вызвало у неё раздражения. Наоборот. Флор хохотнула, чем привлекла внимание пары проходивших мимо экологов, а потом покачала головой. Однажды Хант всё-таки пострадает от своей неуёмной гордыни, а то, что дело именно в ней, она не сомневалась.

Об этом Флор думала целый день, который с удовольствием провела в своих любимых Теплицах, возясь с особо вредным видом съедобного папоротника. Выслушав от Миллера нудную высокопарную речь, что через неделю им всем необходимо быть на празднике в честь годовщины правления Великого Суприма, развеселившаяся Флор, которая никак не могла перестать вспоминать данную ему Хантом характеристику, состроила спине Кеннета рожицу, подмигнула хихикнувшей Бет и направилась заниматься любимой работой. Она почему-то не сомневалась, что после такой неудачи ни Хант, ни Канцлер не станут продолжать свой отвратительный эксперимент. Они же не идиоты. Верно? Возможно, в том и был хитрый план Руфь. Иногда ради большего должно умереть меньшее.

А потому на душе Флор впервые было спокойно. В конце концов, если замысел Стивена всё же удастся, то ей будет, что предложить Городу в обмен на Щит. Идея высадить устойчивые к ветрам деревья была грандиозна, но Руфь верила ей. Да и Флор больше не сомневалась, что она хороший генетик, ведь так считал сам Артур Хант.

Поэтому когда вечером она забралась в холодную и немного сырую кровать с украденным вчера лабораторным журналом, то не ждала никакого подвоха. Флор была готова прочитать всю неприятную правду, какой бы та ни была. Она видела всё. Чем ещё её могли удивить? Но, пролистав несколько страниц с формулами, которыми начинался дневник, она остановилась на одной из записей и прочла её трижды, прежде чем подняла взгляд и уставилась на бетонную стену.

Этого просто не могло быть. Физически невозможно. Абсолютно нереально, только если… Флор опять уставилась на пожелтевшие от времени страницы. Этот журнал содержал ещё много остаточной целлюлозы, а потому та от времени начала рассыхаться и крошиться, но написанный, бесспорно, рукой Мессерер текст читался ясно и однозначно.

«В этот раз план удался. Индивид XY. Мальчик. Вариация XX, что я сделала раньше, была устойчивее, но генный набор у XY вышел удивительно идеальным. Само совершенство. Поэтому от первого эмбриона я решила избавиться. И я не смогла устоять от нотки тщеславия, поэтому в записях особь фигурирует, как AR2_r (Alex-Ruth №2_result). Боюсь загадывать, но если у нас всё получится, мы с Алексом сотворим историю. Дадим старт новой программе воспроизводства идеальных людей! Наверное, надо было поставить его в известность, однако пока рано говорить об успешности всего эксперимента. Поэтому я завела дневник, где буду описывать все происходящие изменения.

Итак, срок 10 недель. Самочувствие в норме. Продолжаем наблюдения».

Дальше шёл список стандартных параметров, которые Руфь фиксировала с дотошностью учёного, но Флор смотрела только на один столбик. Туда, где были вписаны две до ужаса знакомые фамилии.

Донор X: Руфь Мессерер (искуственнорожденная, Генетик)

Донор Y: Алекс Росс (искуственнорожденный, Каратель)

От последнего имени в душе что-то оборвалось, и стало так страшно, что журнал в руках Флор задрожал и едва не упал на кровать. Но с испугавшим её саму упрямством, она вцепилась в старую тетрадь с такой силой, что та затрещала. Флор пока не могла заставить себя читать дальше. Слишком силён был внушаемый вторым именем ужас. Однако непослушной рукой она всё же перевернула пару страниц, а потом вовсе открыла журнал где-то на середине.

Флор видела, что постепенно записи становились длиннее и более личными. Они словно были адресованы кому-то, но вникать в них она оказалась пока не готова. Поэтому, захлопнув с силой дневник, Флор откинулась на подушку, прикрыла рукой глаза и наконец-то сформулировала для себя действительно страшную правду.

Итак, у Руфь Мессерер и Великого Канцлера Алекса Росса есть сын.

Из груди вырвался болезненный смешок. Даже в голове эта идея звучала, как нечто абсурдное, но… Флор сильнее стиснула лабораторный журнал, а потом вдруг застыла и почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Ведь, если он жив… Если этот эксперимент Руфь всё-таки удался… Господи! Флор зажала рукой рот и уставилась в тёмный потолок. Если этот ребёнок родился на свет, то оказался первым и пока что последним удачным итогом за все тридцать лет, что длилась эта ужасная, бесчеловечная программа!

Флор резко села на кровати. Внезапное осознание, что этот человек, возможно, ходит где-то среди них, заставило сердце безумно заколотиться. Если так… Боже! Боже… Если он действительно существует, Флор должна его найти!