Умри, Джерри!

Валя Шопорова, 2019

Проснуться в странной больнице с законами тюрьмы, не помня, как ты сюда попал. Страшно? А с Томом это случилось. И ему придётся понять, что куда-то исчезли четыре года жизни. И вновь окунуться в кошмар прошлого. И «познакомиться» с Джерри, и расплачиваться за то, что он сделал.Серия "Том vs. Джерри". Книга #2.

Глава 5

В следующий раз к Тому зашли вечером того же дня. Это была доктор Айзик.

Том успел задремать и, когда сквозь сон услышал звук открывающейся двери, сел, протёр кулаком глаза.

— Том, пошли со мной, — проговорила доктор.

— Опять что-то рассказывать? — спросил Том. — Не хочу. Надоело.

Он снова лёг, дёрганым движением накинул на себя верхнее покрывало.

— Нам необходимо разговаривать, это для твоего же блага. И сейчас говорить буду в основном я.

— Я хорошо себя чувствую и даже не понимаю, почему я в больнице, наверное, это какая-то ошибка.

— Никто не попадает на лечение без причины.

— Но я же попал? — Том перевернулся на спину, поверх одеяла, закрывающего половину лица, смотря на доктора.

Это выглядело мило и забавно, но умиляться сейчас не время. В этих стенах вообще не должно быть подобных эмоций.

— Об этом я и хочу поговорить, — ответила мадам Айзик, — о причине твоего нахождения здесь.

Том посомневался, но опустил одеяло и сел.

— И в чём она? Я же здоров, почему я в больнице? И почему папа меня не навестил, вы же сказали, что сегодня можно?

— Мы обязательно свяжемся с твоим отцом. А пока расскажи о нём, — вильнула в сторону доктор, поймав удачный момент, чтобы пополнить сведения о пациенте.

— Вы забыли, как его зовут? — с наивной уверенностью в том, что привёз его сюда именно отец, уточнил Том.

Мадам Айзик кивнула, этот жест меньше обязывал, чем вербализированный ответ, тем более лживый.

— Как его зовут? — на всякий случай отзеркалила она слова Тома, чтобы он точно понимал, что от него требуется ответ.

— Его зовут Феликс.

— А полностью?

— Феликс Йенс Каулиц.

— Где и кем он работает?

Том задумался, отведя взгляд в сторону, нахмурился. Никогда он не интересовался тем, чем отец зарабатывает им на жизнь, и сам Феликс об этом тоже особо не говорил.

— Он работает на дому, — ответил Том после паузы. — В компьютере что-то делает… Кажется, пишет.

— Он программист?

— Нет.

— Он связан с интернет-бизнесом?

— Нет.

— Он писатель?

— Нет.

— Том, ты не знаешь, чем занимается твой отец? — предположила мадам Айзик.

— Я не знаю, как это называется.

— Ладно, оставим пока работу…

— Да, мадам, говорите уже вы. Вы обещали.

Доктор тихо вздохнула. В принципе, даже хорошо, что они не пошли в кабинет, а остались беседовать в палате, потому что здесь Тому некуда бежать и нечего схватить в руки. Момент, когда психиатрический больной узнаёт о том, что является таковым, всегда критический. Невозможно предугадать, как поведёт себя человек после такой новости, но чаще всего проявляется агрессия.

Пришёл час для первой порции горькой правды. Главное преподносить её грамотно и дозировано.

— Том, — заговорила женщина, — то, что я сейчас скажу, может тебя шокировать, но постарайся воспринять мои слова спокойно. Тебе не четырнадцать лет.

— Как это? Мне месяц назад исполнилось четырнадцать.

— Тебе семнадцать лет, меньше, чем через три месяца исполнится восемнадцать.

На лице Тома отразилось даже не удивление, а настолько сильное непонимание, что оно походило на оглушение шоком.

— Мне четырнадцать, я точно знаю, — негромко, но упрямо повторил он.

— Какое сегодня число? — вздохнув, спросила доктор, решив пойти немного другим путём.

— Двадцать шестое октября.

— Если бы это было так, то тебе на самом деле было бы четырнадцать лет. Но сегодня четвёртое июля две тысячи шестнадцатого года.

— Нет, — Том не нашёл, что сказать, кроме этого, покачал головой.

— Я бы показала тебе дату на мобильном телефоне, но он остался в моём кабинете.

— Я уже видел ваш календарь. Вы так шутите?

— Ни я, ни кто-либо другой не стал бы и не станет над тобой шутить в этих стенах.

— Но шутите же? Сейчас не может быть две тысячи шестнадцатый год. Никак!

— Может, Том. Со временем ты всё поймёшь и примешь, мы поможем тебе в этом.

Том ничего не ответил и, поджав губы, быстрым шагом направился к двери, предпринял попытку открыть её. Затем упёр руки в бока и, развернувшись к женщине, требовательно сказал:

— Я хочу уйти. Откройте дверь.

— Том, прошу тебя, вернись в постель.

Том не послушался и снова попытался отпереть дверь, подцепить, но добился только боли в пальцах, а после пнул её. Из-за неё послышался голос сотрудника охраны:

— Доктор Айзик, у вас всё в порядке?

— Да, всё в порядке, — поспешила ответить женщина и снова обратилась к Тому: — Пожалуйста, иди сюда. Сядь.

— Нет. Почему вы меня не выпускаете?!

Смекнув уже, что если шуметь, то дверь откроют, Том опять ударил в неё. И ещё раз. Охранник действительно не смог не отреагировать на грохот и отпёр дверь; Том хотел протиснуться мимо него в коридор, но был пойман.

— Осторожнее с ним! — крикнула доктор, испугавшись за едва пошедшего на поправку пациента.

Охранник ничего не делал, только сжимал хрупкое запястье Тома, как в тисках, не позволяя покинуть пределы палаты. Тот слабенько вырывался, пытаясь высвободить руку: бороться по-настоящему было боязно, а непонимание того, насколько всё серьёзно, не позволяло усвоить, что нужно исполнять приказы и лишних движений не совершать.

И снова завязался диалог о нём при нём. Том ошарашено слушал, вертел головой, мечась взглядом от одного работника к другой. А потом его оставили одного, ушла и доктор Айзик. Своей реакцией на её слова Том показал, что конструктивной беседы у них сегодня более не получится. Необходимо запастись терпением. А пока пусть отдохнёт, обдумает всё и хотя бы отчасти примет.

Оставшись в одиночестве, Том нарезал не один круг по палате — перевозбуждённое состояние не давало усидеть на месте. Но через какое-то время всё же вернулся в постель, завернулся в кокон всё того же верхнего покрывала.

Он даже не обдумывал то, что сообщила ему мадам Айзик, просто был уверен в том, что она врёт или так странно шутит. Ему четырнадцать, он это точно знал, помнил, как чуть меньше месяца назад они с отцом праздновали его день рождения. Помнил свечи на именинном торте, так красиво смотрящиеся на фоне темнеющего вечера, их дрожащие огоньки и то немного абсурдное, волшебное ощущение того, что всё непременно изменится, которое обычно приходит, когда становишься чуточку старше.

Помнил свои мечты и планы — надеялся, что в течение четырнадцатого года жизни сумеет уговорить папу отпускать его погулять и на соседнюю улицу, а то и по всему огромному (!) пригороду. И, конечно, кто-то из тех прекрасных людей по ту сторону окна рано или поздно обратит на него внимание. Мечты-мечты: простецкие, наивные, чистые, искренние.

Он помнил. Это было не вчера, но совсем недавно. А вчера утром он был дома с отцом.

Почти четыре года не могли просто взять и пропасть, как в фильме про прыжки во времени.

«Хотя на будущее было бы интересно посмотреть, — подумал Том, в который раз переворачиваясь, пытаясь устроиться удобнее. — Может быть, там машины летают и люди живут с роботами, у которых есть сердца».