В закрытом гарнизоне. Книга 3

Валерий Николаевич Ковалев, 2019

На берегу жизнь кажется серой и безрадостной. Дни текут вялой чередой, скучно и неинтересно. Совсем другое дело, Военно-морской флот, особенно Краснознаменный Северный. А на нем – подплав, где нет места грусти. Там романтика дальних плаваний – можно побывать на Полюсе и в Бермудском треугольнике, видеть Северное сияние и слышать щебет дельфинов. А еще в море дают вино, а к нему икру и шоколад, что вызывает любовь к Родине, в базе же все весело ходят строем и душевно поют песни. Короче, всего не расскажешь. Лучше нажимай кнопку и отдавай швартовы. Счастливого плавания!

«Гарсуны»

Отражаясь в воде, утреннее солнце скачет зайчиками по выкрашенному слоновкой подволоку, в отдраенные иллюминаторы вливается свежий запах моря, легкий ветерок чуть колышет раздернутые на них занавеси.

Мы с Витькой сидим в офицерской кают-компании плавбазы «Иртыш» и предаемся безделью. Приятель наяривает на пианино «собачий вальс», а я, развалившись на кожаном диване, лениво попыхиваю сигаретой и в такт музыке покачиваю ногой.

Уже почти месяц, как помощник командира капитан-лейтенант Колбунов снял нас с лодочной вахты в заводе и определил «гарсунами» в эту самую кают-компанию.

Сначала мы, было, заартачились — негоже нам, служащим по второму году и классным специалистам выступать в роли холуев-официантов, но Михал Иваныч в качестве альтернативы предложил гарнизонную гауптвахту и мы быстро согласились.

На следующее утро, после осмотра корабельным врачом, облаченные в накрахмаленные белые курточки мы уже шустро рысили по кают-компании, обнося завтракающих там отцов-командиров положенными им закусками, соком и горячим кофе.

— Молодца, хорошо шустрите, — довольно изрек сидящий за длинным столом справа от командира помощник и щелкнул пальцами — еще кофе!

Затем были обед с ужином, которые тоже казались необременительными и мы с Витькой поняли, что попали «в струю».

Во-первых, рано утром не надо выпрыгивать из подвесных коек и бежать обязательный в ВМФ трехкилометровый кросс. Вместо этого мы неспешно вставали и с деловым видом направлялись досыпать в примыкавшую к кают-компании «гарсунку».

Во-вторых, в силу солидности определенного Главкомом морского офицерского пайка, который последними съедался далеко не полностью, в нашем распоряжении ежедневно оставались всяческие деликатесы, вроде сливочного масла, копченой колбасы, соков, меда и печенья, служившие хорошим подспорьем для двух растущих организмов, а также значительно повысившим наш рейтинг среди сослуживцев.

И, наконец, в третьих, что было самым главным, мы получили дополнительную возможность схода на берег, манивший к себе желанной свободой и всяческими приключениями.

На этом достоинстве следует остановиться дополнительно.

Тот, кто служил, знает, как приятно получить увольнительный билет, облачиться в парадно-выходную форму, с чувством собственного достоинства выйти за КПП части и окунуться в море желаний и искусов.

Можно сходить в кино или на танцы, приударить за местными девчатами, немного выпить и для полноты ощущений подраться с гражданскими или представителями других родов войск. Короче, можно много чего.

После заваленного снегами заполярного гарнизона, откуда мы прибыли в Северодвинск, нас увольняли регулярно, но хотелось еще и еще.

И вот теперь у нас с Витькой такая возможность появилась.

Дело в том, что по давно существующей на флоте традиции, в офицерской кают-компании всегда имеется старший, который всячески улучшает ее повседневный рацион. Делается это в интересах питающихся, которые отчисляют в «общий котел» известные суммы.

На них приобретаются минеральная вода «Нарзан» или «Боржоми», свежие овощи и фрукты, марочные вина, водка и коньяк, а также все то, что может пожелать богатое воображение морского офицера.

Наши начальники обладали им в достаточной мере и помощник командира, он же старший кают-компании, регулярно отряжал нас с Витькой в город, снабдив увольнительными билетами списком необходимого (за исключением спиртного) и соответствующей денежной суммой.

Как правило, эти вояжи осуществлялись сразу же после завтрака, и до обеда мы возвращались на плавбазу, затаренные всем необходимым.

Доставленная провизия помещалась в холодильник и буфет, а с неистраченной части суммы мы получали небольшую премию.

Когда она накапливалась в необходимом количестве, при очередном сходе на берег мы приобретали для себя пару бутылок портвейна «Три семерки», по дороге назад заходили в расположенный рядом с портом обширный парк и, расположившись где-нибудь в укромном месте, посасывая портвейн, предавались философским беседам.

В это погожее утро настроение у нас лирическое, мы не прочь совершить променад в город, но уже почти неделю помощник нас туда не отправляет.

— Слышь, Валер, — прекращает Витька долбить пальцами по клавишам и захлопывает крышку рояля. — А давай его сподвигнем, а?

— Это как? — вскидываю глаза на приятеля.

— Очень просто, — белозубо скалится Витька, подходит к встроенному в переборку буфету и извлекает из него десяток ножей и вилок. Затем он направляется к ближайшему иллюминатору, высовывает в него круглую башку и, поглядев по сторонам, швыряет их за борт.

— Буль, — весело доносится оттуда, и Витька довольно шмыгает носом.

— Ты че, совсем охренел? — делаю я большие глаза и вскакиваю с дивана. — А чем офицера жрать будут?!

— Верно мыслишь, — многозначительно поднимает вверх палец Витька.

— Пошли к помохе.

Спустя пару минут, шаркая кожаными тапочками по ковровому линолеуму, мы топаем по длинному коридору офицерской палубы и останавливаемся перед одной из кают, где по ночам изредка обитает помощник. Сегодня он там и с утра что-то долбит на машинке.

— Тук, тук, тук, — легонько стучит Витька костяшками пальцев в металлическую дверь и осторожно нажимает входную ручку.

— Прошу разрешения, товарищ капитан-лейтенант.

— Валяй! — доносится изнутри, и мы переступаем высокий комингс.

Ну? — отрывается от машинки недовольный капитан-лейтенант. — Чего пожаловали?

— Так что, офицера опять растащили столовые приборы, — пялясь на помощника честными глазами, сокрушенно разводит руками Витька.

— Ага, растащили, — подпрягаюсь я и тяжело вздыхаю.

— Опять, говорите? — недоверчиво косится на нас Михал Иваныч и начинает барабанить пальцами по столу. — И много?

— Считай половину. Бухают по ночам в каютах и требуют тарелки и приборы, а потом в иллюминатор все выкидывают, вы ж сами знаете.

— Ну, это не вашего ума дело! — повышает голос помощник и тянется волосатой рукой к сейфу. — Вот, держи, — извлекает оттуда радужную кредитку и сует ее Витьке. — Топайте в город и купите новые.

Потом он выписывает нам увольнительные, шлепает на них корабельную печать и машет рукой — идите.

— Есть! — скрывая радость, бодро вякаем мы и быстро покидаем каюту.

— Ну вот, а ты глупенькая боялась, — подначивает меня Витька словами из анекдота и, радостно гогоча, мы мчимся в баталерку переодеваться.

Спустя десять минут, облаченные в отутюженные клеша и форменки и сдвинув на затылок щегольские бескозырки, мы звеним подковками надраенных до зеркального блеска хромачей по верхней палубе, тычем в нос верхневахтенному увольнительные и, козырнув развевающемуся на корме флагу, быстро скатываемся с крутого трапа плавбазы на причал.

Миновав его обширную пустоту, дружно рубим шаг по деревянному тротуару КПП с дремлющей у закрытого шлагбаума вооруженной допотопным наганом ВОХРой и выходим на одну из припортовых улиц.

Она застроена двухквартирными щитовыми домами с цветущей в палисадниках сиренью и в ее душистом запахе мы следуем дальше.

Вскоре улица заканчивается, ее сменяет массив новостроек, и мы оказываемся в городе. В эти утренние часы он просторен, чист и безлюден. Изредка по широким, обсаженным деревьями проспектам проносятся полупустые пассажирские автобусы или военные грузовики, редкие прохожие следуют по свои делам.

И это не удивительно. Практически все население Северодвинска судостроители и военные моряки, занимаются своей повседневной деятельностью в цехах засекреченного СМПи в море, а вернувшиеся оттуда отдыхают.

У центрального универмага мы пытаемся завести знакомство с двумя явно скучающими симпатичными девчонками, но дальнейшему развертыванию событий мешает появившийся неподалеку патруль.

— Ко мне! — делает нам знак рукой монолитно шагающий в центре здоровенный старший лейтенант, и под задорный смех девчат мы быстро рысим к блюстителям порядка.

За несколько шагов до них переходим на строевой шаг, бросаем руки к виску и принимаем подобие строевой стойки.

— Тэ-экс, — критически окидывает нас взглядом старлей, — документы.

Стоящие с двух сторон от него курсанты местной школы мичманов делают начальственные рожи и ухмыляются.

Мы с Витькой извлекаем из рукавов форменок военные билеты с вложенными в них увольнительными и поочередно протягиваем их начальнику.

— Так откуда вы сюда прибыли? — перелистывает страницы офицер.

— Из Гаджиево, для приемки нового корабля.

— Ну-ну, — благодушно гудит он и похлопывает нашими книжицами по ладони. — А почему в увольнении во время боевой подготовки?

— Направлены помощником командира для хозяйственных покупок.

— И вместо этого трепитесь с девицами?

— Да это мы так, между делом.

— А еще, товарищ старший лейтенант, у них форма неуставная, — подобострастно заявляет один из курсантов. — Клеша заширены, а форменки заужены. Непорядок.

— Ладно, Яковлев, не сепетись, послужишь и у тебя такие будут, — осаживает уставника начальник.

— Можете быть свободными, — возвращает нам документы, а его подчиненные изображают разочарование.

Когда патруль удаляется, мы с Витькой облегченно вздыхаем и топаем в универмаг, от греха подальше.

— А сундучонок то с гнильцой, — недовольно брюзжит Витька. — Надо его отловить в субботу в увольнении и накидать банок.

— Надо, — соглашаюсь я. — Что б служба раем не казалась.

Купив все необходимое, решаем снять возникший от нежелательного общения с патрулями стресс и тенистыми переулками направляемся в расположенный неподалеку от парка небольшой магазинчик.

В нем, у знакомой продавщицы, покупаем две бутылки портвейна и пару плавленых сырков, после чего ныряем в парк, где находим заветную лужайку. Она покрыта зеленой травой, окружена цветущей сиренью и практически скрыта от посторонних глаз.

Там мы усаживаемся на прогретую солнцем землю, сковыриваем с горлышек жестяные кепочки и не спеша смакуем вино. Оно терпкое, пахнет мускатом и приятно освежает. Затем сдергиваем фольгу с сырков, и неспешно закусываем.

— Хорошо, — щурит выпуклые глаза Витька.

— Не то слово, — киваю я, и мы снова прикладываемся к бутылкам.

Портвейн чуть туманит наши головы, мы закуриваем и лениво перебрасываемся словами.

Высоко в небе плывут белоснежные облака, где-то в заливе грустно кричат чайки, на душе благостно и спокойно.

— Вот так бы и припухал до самого ДМБ, улегшись на спину и заложив руки за голову, — мечтательно бормочет Витька.

— Хорошо бы, — соглашаюсь я с приятелем. — Полтора года припухать не хило.

После этого мы надолго замолкаем, и каждый думает о своем.

Ровно в полдень, когда солнце стоит в зените, мы возвращаемся на плавбазу и отчитываемся перед помощником о покупках.

— Молодца, хорошо служите, — кивает он рыжей головой. И вручает нам премиальные — серебряный рубль.