Позывной – Питон! Рассказы нахимовцев

Борис Седых

Страна Питония располагается на территории Нахимовского училища, что на набережной Санкт-Петербурга, возле «Авроры». Каждый, кто туда попадает, навсегда становится её обитателем и гордо несёт принадлежность к этой стране всю жизнь, именуясь «питоном». Кто они, странные выходцы из этой страны? Как мальчишки жили в Питонии, какие уроки вынесли, как пригодился детский опыт в дальнейшей службе и судьбе – об этом в личных историях авторов сборника. Нет прочней и надёжней питонской дружбы!

Путь в моря

Александр Калинин

Калинин Александр Евгеньевич родился в 1965 году в городе Новокузнецк Кемеровской области в семье военнослужащего. Полковник юстиции запаса, кандидат юридических наук с 2001 года, Государственный советник Российской Федерации 3 класса. Женат, отец двух дочерей и сына. Награждён восемью государственными и ведомственными наградами. В 1980 году закончил с отличием 8 классов в Группе советских войск в Германии, в 1982 году выпустился из Ленинградского Нахимовского военно-морского училища, в 1987 году закончил Высшее военно-морское училище радиоэлектроники имени А. С. Попова (радиоинженер) в Ленинграде — Петродворце, в 1995 году — юридический факультет Военного университета с отличием в Москве. В 1987—1992 гг. проходил военную службу на кораблях Северного флота — ТАКР «Киев» проекта 11—43 и ЭМ «Расторопный» проекта 956. С 1995 года служил в Главкомате ВМФ юрисконсультом, старшим юрисконсультом, заместителем начальника и с 1998 года начальником Юридической службы ВМФ — помощником Главнокомандующего ВМФ по правовой работе. С 2002 года в запасе, по настоящее время — работа в Федеральной комиссии по рынку ценных бумаг России, различные коммерческие компании и банки, АО «Объединённая двигателестроительная корпорация».

Первый свой «морской» опыт я получил на всегда холодной, могучей и стремительной сибирской реке Енисей. Я тогда проживал с родителями в столице Тувы Кызыле, где служил отец. В то время город, окружённый невысокими, но очень живописными Саянами, был очень чист, зелен, уютен, преимущественно с русским населением. А наш двухэтажный деревянный восьмисемейный дом на улице с непонятным названием Чульдум, был расположен всего в пятидесяти метрах от берега реки, протекающей через город. Естественно, массу времени мы с другом детства Клабуковым Сергеем проводили на берегу. Ловили мальков банками с хлебом, закрытыми крышками с вырезанным отверстием, привязав их верёвкой, чтобы не унесло течением. Бросали в воду плоские камешки, соревнуясь, у кого будет больше «блинчиков», купались и любовались рекой со смотровой площадки на крыше своего «штаба», построенного с помощью родителей во дворе нашего дома между стволами громадных тополей.

Кроме того, в уютном дворике, окружённом со всех сторон трёхметровым деревянным глухим забором, зачем-то стоял большой заброшенный катер с каютой, отданный на потеху местной малышне, то есть нам. Позже я узнал, что этот катер построил отец моего дружка Серёги, дядя Юра, но, не обладая специальными знаниями и не являясь моряком, ошибся с расчётами и катер получился неустойчивым (мог легко опрокинуться на волне), поэтому и был брошен во дворе как бесперспективный для плавания.

Рядом с домом, за нашим забором располагалась средняя школа №1, на дворовой территории которой располагались кружок моделистов и картинговый клуб. Не заметить этот клуб в то время было невозможно, так как частенько тишину нашего двора нарушал рёв двигателей летающих авиамоделей на спортивной площадке перед школой и маленьких, вёртких, но довольно шумных машинок — картингов — простейших гоночных автомобилей без кузова. В эти секции мы с Серёгой не подошли по возрасту — принимали только школьников. А вот Сергей Шойгу наверняка мог пользоваться их услугами, он к тому времени заканчивал нашу школу. Так что с будущим Министром обороны РФ мы росли в одном дворе.

Наконец-то нам с Серёгой повезло, причём крупно, так как нас взял «матросами» на борт капитан патрульного катера, по совместительству Серёжкин родственник. Катер имел экипаж всего в несколько человек, которые зачем-то занимались взятием образцов забортной воды в разных местах многоводного Енисея для отправки этих проб на проверку. Мы с другом сидели в каюте и наблюдали в бинокль за проплывающими за бортом береговыми красотами. Порой даже участвовали в швартовых операциях, одна из которых и послужила трагическим основанием для «списания» нас на берег из экипажа за потерю здоровенной и «очень ценной» рукавицы «верхонки», свалившейся за борт с моей малюсенькой руки при выборе троса.

Офицером флота я твёрдо решил стать уже в третьем классе средней русской школы №2 города Ахалкалаки Грузинской ССР, в госпитале военного городка которого проходил военную службу мой отчим Анатолий Евграфович. Этот грузинский городок располагался высоко в горах и был населён исключительно армянами. От дивизии военный городок отделяло глубокое ущелье с небольшой горной речушкой, через которую был перекинут навесной мост, по нему каждый день мы, дети офицеров гарнизона, ходили в школу и обратно.

Ещё была жизнь в отапливаемых буржуйками бараках, мальчишеские игры в рыцарей с массовыми театрализованными побоищами между «кланами» на стадионе городка, вечное скрытое пребывание на танковом полигоне, выменивание у солдат на отцовские значки патронов и взрывпакетов — необходимых каждому настоящему мальчишке вещей. Изготовление и подрыв самодельного боезапаса на основе незаменимого карбида, стрельба уже в 10 лет из многих видов оружия, включая танк. Битвы с армянскими мальчишками, перекрывавшими нам после уроков выход на мост. Вечные ссадины, ушибы, ожоги. О многих наших проделках родители не догадываются и до сих пор!

Кажется, что может навить у сына офицера-врача, служащего в горах Кавказа, на высоте около 3500 метров над уровнем моря, мысль о военной службе на ни разу не виданном море?

Но пути Господни неисповедимы. Когда в третьем классе в семью школьного товарища Карена Сиродегяна вернулся со срочной службы старший брат, подаривший Карену бескозырку, а мне — флотский ремень, с которым потом не расставался, мы сразу же твёрдо решили стать моряками и посвятили свободное время чтению книг о людях флотской профессии.

Вскоре вернулся со срочной службы и мамин родной брат дядя Боря, выдал и мне, наконец, чёрную бескозырку, почему-то удивительно маленького размера (мне тогда она была в самую пору) с ужасно длинными лентами с надписью «Тихоокеанский флот» и очень вкусным запахом, если нюхать внутри.

Когда я учился в пятом классе, отчима перевели служить заграницу, в группу советских войск, и мы с мамой отправились к нему, в далёкую Германию. Прекрасная русская школа №121 ГСВГ, школьные друзья, очаровательное курортное место городок Бад-Эльстер (переводится как «Сорочьи ванны» или «Купающаяся сорока»), кстати, снова в горах! Только уже в Альпах. Тишина, покой, размеренный и такой благоустроенный немецкий быт. Боже мой, как же жизнь в социалистической Германии отличалась от советской! Другой мир, отсутствие проблем. И опять никаких водоёмов, даже речушки.

Но к тому времени я уже знал о море многое, постоянно носил тельник, подпоясанный флотским ремнём, и от своего желания отказываться не собирался. Поэтому, когда я случайно в седьмом классе, в какой-то газете прочитал о наборе в Нахимовское училище, незамедлительно поставил родителей в известность, что собираюсь туда поступать, а если понадобится, то сбегу из дома. Отец не стал со мной спорить, а в ответ выдвинул ультиматум — окончить школу только на отлично и подтянуть физическую подготовку.

Тут же был мобилизован на помощь родителям, не желающим меня отпускать от себя так рано, отдыхающий в нашем военном санатории капитан 1-го ранга Купустин. Отец дружески попросил капраза отговорить меня от затеи с поступлением в нахимовцы. Папа хотел, чтобы я стал военным врачом, а мама — инженером.

Капустин убедительно рассказывал о трудностях и превратностях флотской службы, на прощание подарил чёрный ремень для ношения кортика и великолепную чеканку с мчащимся на всех парусах корабликом. Не удивительно, что его миссия была успешно провалена.

Однако при предварительном производстве рентгеновского снимка в военном госпитале Плауэна (древний южно-саксонский город, основан славянами в XII веке) выяснилось, что у меня есть затемнение в одной из гайморовых пазух, и мне поступить в военное училище не случится. Но разве это остановит мальчишескую мечту?! В ответ тут же был использован безупречный снимок моего школьного друга Танакова Алексея, параллельно поступавшего в суворовское училище, и заменён на мой (кстати, после этого при производстве многочисленных медосмотров к моему здоровью у врачей претензий не было никогда, вплоть до определения годности к плавсоставу на пятом курсе высшего училища).

Итак, восьмилетняя школа закончена с отличием, и из шести мальчишек нашего маленького выпускного класса трое поехали поступать в суворовские и нахимовские училища (поступили двое, но, к сожалению, доучился до выпуска только я один).

А потом было жаркое олимпийское лето 1980 года, омрачённое безвременной кончиной моего любимого поэта Владимира Высоцкого. Залитая лучами летнего солнца Петроградская набережная, вечно многолюдная и поэтому шумная от обилия туристов, величественный легендарный крейсер «Аврора» на многоводной и кажущейся всегда неподвижной Неве, и итог моих устремлений — грациозное бело-голубое пятиэтажное здание со шпилем и сорокапятимиллиметровыми салютными пушками у парадного входа (в дальнейшем мы любили крутить ручки наведения, проходя мимо них строем в спальный корпус). Кто знал тогда, как дорог станет моему пылкому сердцу однажды и на всю оставшуюся жизнь этот «теремок», ведь «бывших» питонов не бывает!

Незабываемо первое посещение Нахимовского училища! Мой чрезвычайно деятельный и энергичный отец добился приёма у начальника училища Льва Николаевича Столярова, которого, как я потом узнал, ласково называли «Слон» за его отцовскую доброту и внушительную комплекцию. Подобные прозвища, порой довольно неблагозвучные, по традиции, присваивались нахимовцами почти всему командованию и преподавателям: «Пиллерс», «Мормон», «Анкерок», «Мама», «Дядя Слава», «Джон», «Слониха», «Бес». Наряду с ними одноклассники тоже имели шуточные прозвища. Например, в 23-м классе были такие персонажи: «Ляпис», «Гном», «Пит», «Кокос», «Чук», «Жора» и «Седов».

Это было 9 июля 1980 года. Освещённый с набережной лучами летнего солнца просторный кабинет на первом этаже, с моделями кораблей, картинами маринистов и другой флотской атрибутикой, напоминал небольшой музейный зал. За массивным столом сидел целый контр-адмирал, да ещё и со Звездой Героя Советского Союза на груди!

Лев Николаевич вышел из-за стола, обменялся с отцом рукопожатием и, выслушав его, сразу же обратился ко мне, обрушив град вопросов: к чему стремлюсь, что читал о флоте, каковы впечатления от прочитанного. Тут я немного растерялся, потому что за свою маленькую жизнь преимущественно в горах ни разу ещё не видел настоящего моря, но Сергиев-Ценский, Соболев, Колбасьев, Конецкий, Хемингуэй, Пикуль и другие выдающиеся писатели лучше всех мне поведали о выбранной профессии. Выслушав, начальник училища достал из стола вариант контрольной работы по математике и тут же посадил меня за стол для решения.

Пока отец разговаривал с адмиралом, я решал задачи, а по окончании Лев Николаевич, сверившись с вариантами ответов, произнёс: «Не волнуйтесь, поступит!». Я выполнил обещание отцу, школу закончил с похвальным листом, и мне предстоял только один экзамен по математике, который я предварительно успешно прошёл.

Я попал в 3-ю роту, 18-ю группу, 1-е отделение.

Вскоре, пятнадцатого июля был настоящий экзамен по алгебре, двадцать первого — медкомиссия, жуткие минуты ежедневного изучения списка отчисленных, при построении во внутреннем дворе учебного корпуса. Двадцать третьего июля прошла мандатная комиссия, на которой капитан 1-го ранга сделал мне замечание по поводу джинсов, не приветствовавшихся в СССР, являя собой «тлетворное влияние Запада». Но всё-таки я поступил и попал снова в 3-ю роту! В этот же день парикмахер всех поступивших постригла налысо. Я был, мягко говоря, не в восторге от полной потери растительности на голове, и даже стеснялся выходить после этого по-гражданке в город, и только через несколько дней мы получили первую собственную настоящую военную форму — рабочее платье из грубого материала светло-синего цвета без погон, флотский ремень, с вечно темнеющей и требующей постоянной чистки бляхой, тельняшку, берет с кокардой и тяжеленные ботинки, ласково именуемые на флоте «гадами». В награду мы получили завистливые взгляды ещё не принятых в училище мальчишек (я оказался зачислен в первую волну).

И вот я в рядах доблестного 33-го класса (получившего вскоре красную табличку лучшего класса в училище) у опытного и строгого офицера-воспитателя Владимира Васильевича Надеждина, следую с вещмешком за плечами, в сопровождении более трёх сотен своих новых товарищей на Финляндский вокзал для отбытия в первый лагерь на Карельском перешейке — Нахимовский.

Путёвка во взрослую жизнь получена. Путь в моря начался!