Позывной – Питон! Рассказы нахимовцев

Борис Седых

Страна Питония располагается на территории Нахимовского училища, что на набережной Санкт-Петербурга, возле «Авроры». Каждый, кто туда попадает, навсегда становится её обитателем и гордо несёт принадлежность к этой стране всю жизнь, именуясь «питоном». Кто они, странные выходцы из этой страны? Как мальчишки жили в Питонии, какие уроки вынесли, как пригодился детский опыт в дальнейшей службе и судьбе – об этом в личных историях авторов сборника. Нет прочней и надёжней питонской дружбы!

Юнга подводного флота

Никогда ничего не бойся.

Борис Седых

Седых Борис Николаевич родился в 1965 году в Петродворце. В 1980 году поступил в ЛНВМУ (2 рота, 23 класс). Одним из главных результатов учёбы в Питонии считает осознанный выбор будущей флотской специализации — служить на подводных лодках. В 1982 году поступил на штурманский факультет ВВМУПП имени Ленинского Комсомола. В 1987 году направлен для прохождения службы в 41 дивизию подводных лодок КСФ (Гремиха). Проходил службу на РПКСН «К-279», проекта 667Б. В 1994 году уволен в запас. На «гражданке» работал в различных производственных предприятиях в сфере судоремонта, создания новейшей техники и оборудования для горнорудной и перерабатывающей промышленности. Увлечения — автоспорт, яхтинг. С 2018 года занимается общественной работой в Совете ветеранов Нахимовского училища. Писатель, член Российского союза писателей, награждён медалью Достоевского за вклад в развитие русской литературы в 2021 году. Проживает в Санкт-Петербурге.

Эта удивительная история произошла с моим товарищем. Возможно, в Советском Союзе она была не единственной, но точно редкой и захватывающей, благодаря отчаянному папе Вале. Делюсь от первого лица.

Валентин Яковлевич, мой отец, в то время служил в Севастополе флагманским штурманом 153-й бригады подводных лодок. Тот день — 27 сентября 1976 года — мне запомнился на всю жизнь. У одиннадцатилетнего пятиклассника случилось приключение, повлиявшее на дальнейшую судьбу и определившее жизненный выбор.

Вечером в воскресенье, после очередного рабочего дня (тогда служили без выходных) папа Валя пришёл домой и объявил:

— Завтра в школу не идёшь, подъём в два часа ночи, отведу тебя на подводную лодку.

Ура! Не в школу. Тут-то я сразу подводный флот и полюбил. Вышли из дома как договаривались. Папа меня взял за руку и повёл в сторону бригады.

— Я тебе обещал показать подводную лодку, запомни, Андрей, обещания всегда надо выполнять, только тогда ты вырастешь настоящим мужчиной.

— Хорошо. Очень хотелось посмотреть, только немного боюсь. — Я засеменил рядом с отцом.

— Никогда ничего не бойся. Я же не боюсь, — ответил отец, и мы ускорили шаг.

С высоты сегодняшних лет трудно вспомнить детали того дня в подробностях. Помню, переживал. Несмотря на то, что город был покрыт тёмной осенней ночью и дорогу лишь изредка освещали тусклые фонари, спать совсем не хотелось. Был в возбуждённом состоянии, предвкушая спуск на настоящую боевую подводную лодку, и меня слегка потряхивало.

В бригаду прошли через УТС (учебно-тренировочная станция), проходную отец решил миновать, чтобы на вопрос «чей мальчик?» не делать удивлённого вида «какой мальчик?».

Отец оставил меня за УТС и пошёл на корабль проверить, чист ли фарватер. Дело нешуточное — ребёнку показать секретное оружие Черноморского флота. Флагманский штурман дружил с командиром лодки проекта 641Б с тактическим номером «Б-498» Солодовым Фёдором Савельевичем.

Накануне Валентин Яковлевич как бы невзначай спросил у командира:

— Фёдор, давай сыну моему покажем, как и где мы воюем.

— А давай, приводи своего балбеса. Подрастающую смену надо взращивать с малых лет. Будет подводником! — согласился командир без каких-либо сомнений в правильности принимаемого решения.

Я терпеливо простоял в укромном месте, как мне казалось, больше часа. В малолетнюю бестолковую голову лезли противоречивые мысли. Судьба благосклонна — и давала мне шанс отказаться от экскурсии, приведя аргумент: «Мне это не пригодится никогда в жизни! В железную бочку не полезу!»

Но детское любопытство подмывало, сдуру решил, что надо. Прибежал отец.

— Фарватер чистый, бежим, скоро отходим.

Слово «отходим» пропустил мимо ушей. Спускаюсь через верхний рубочный люк, как в неизвестность, словно в пасть гиене, которая источает запах дизельных газов, проспиртованного хлеба, гнилой картошки и прочего смрада — специфическое отвратительное зловоние утробы. Не Гагры! Тяжёлый воздух ударил сначала в нос, потом в голову, вызвав головокружение. Меня спешно положили на пропахший, далеко не чистый матрас. Чуть погодя привык и немного ожил. Тем временем лодка в 05.00 отошла от причала, к чему, честно сказать, не был готов морально и психологически.

Оказывается, Валя и Федя решили меня взять на выход в море. Даже представить себе сложно, как и чем рисковал Фёдор Савельевич, узнай об этой авантюре его начальники. Я поднялся на мостик, проветрился. Вроде адаптировался.

Командир отдал приказ, не терпящий возражений:

— Поступаешь в моё распоряжение, назначаю тебя юнгой подводного Черноморского флота. Слушать мои команды и немедля их исполнять, — и он добавил крепкое словцо, не то «глядь», не то «медь», но тут же извинился: — Ой, забыл, что на борту дети.

— Так я не знаю ничего, я же первый раз, — было заскулил я по-щенячьи в поисках мамкиной сиськи.

— Первый раз — не водолаз, — сострил командир, — не переживай, сынок, все мы когда-то имели первый раз, потом рождаются такие вот несмышлёныши. Научим, подскажем, наказывать не будем, — и добавил вскоре ставшее сакральным: — Куда ты денешься с подводной лодки?

Подводный корабль курс держал в море. По корме берег вместе с Севастополем потихоньку уходил в небытие. Стоял я на мостике, обдуваемый лёгким бризом, рядом с командиром, созерцал гладь Чёрного моря, отражавшего зарево зарождающегося рассвета. Картина чёткой линии горизонта, отделяющего свинцовое море от красных лучей, светившихся откуда-то из-под воды, запечатлелась в цепкой детской памяти чёрно-белых фотографий моей детской жизни. Распирало грудь от гордости, что нахожусь на боевом корабле и буду участвовать… пока сам не знаю, в чём, но точно в чём-то важном и захватывающем. Командира все беспрекословно слушались, сыпались бесперебойно доклады и команды, в которых я ничего не понимал. Стоять рядом с таким человеком и быть в его распоряжении посчитал за великую честь, отчего грудь ещё больше наполнялась воздухом фанаберии. Несмотря на суровость и грубоватость настоящего морского волка, вперемешку с «глядь и медь» из его уст магически изливалась уверенность, передаваясь экипажу и мне, малолетнему пистону. Береговая черта окончательно скрылась за горизонтом. Накрыло удивительное романтическое ощущение одиночества в открытом море.

Но ненадолго. Вдруг командир обратился ко мне:

— Вниз! Находиться в центральном посту!

— А зачем? — по своей бестолковости пятиклассника спросил я, не подумав.

Командир рявкнул:

— Ёперный театр! Нужно ответить: «Есть!» — и тут же выполнить приказ беспрекословно! Ой, извините, забыл, что дети на борту, — и потом спокойным тоном добавил: — Сейчас всё увидишь. Чтобы не затоптали!

Уже в центральном посту услышал голос командира:

— Все вниз! Срочное погружение!

Пронзительно зазвучал ревун частыми короткими сигналами. Все, кто находился на мостике, гроздьями посыпались сверху в центральный пост. У меня учащённо заколотило сердечко: «Блин, мы ещё погружаться будем? Круто!»

Начали погружаться, через верхний рубочный люк заструилась забортная вода. Я испугался — вода проникает внутрь, а они ничего не делают. Морские слёзы маленькими ручьями стекают куда-то в трюм, а всем пофигарю. Утонем же! В то время я этого не знал, а бывает так, что через верхний рубочный люк при погружении допустимы небольшие протечки, потом давление обожмёт метрах на девяти, и течь прекратится.

Погрузились на глубину сорок метров. Отработали важный манёвр «срочное погружение» с оценкой «отлично». Через несколько часов всплыли в надводное положение, курс взяли к берегу, в полигон близ Фиолента. Пришли, куда планировали, погрузились под перископ, уже не боялся ручейка из рубочного люка. Начали проходить какую-то «мерную милю». Папа мне ранее рассказывал про морскую милю, и я знал, что она равна 1852 метрам. Стало очень интересно, как и зачем они будут «мерить» её?

Один офицер стоял на перископе и командовал:

— Створные знаки номер один. Товсь!

Затем:

— Ноль!

Командир разрешил мне посмотреть в окуляр перископа.

— Видишь, справа по борту створные знаки на берегу? Один стоит повыше другого и подальше.

Удивительно, но я их нашёл и доложил:

— Так точно! Один треугольник далеко на холме, другой у берега, чуть ниже.

— Молодец, юнга! Теперь дуй в штурманскую рубку, Валентин Яковлевич тебе расскажет, чем мы здесь занимаемся. Запоминай, буду спрашивать!

— Есть! — бодро выпалил я.

Ученье даётся быстро, когда интересно. Теперь я понял, что на подводной лодке вопрос «зачем?» задают полные идиоты. Другой офицер в штурманской рубке нажимал на секундомер, потом по команде: «Створные знаки номер два. Товсь! Ноль!», — останавливал секундомер и вносил записи в бланк: количество секунд между створными знаками и скорость по приборам. Затем ложились на обратный курс, и всё повторялось. Сколько раз ёрзали туда-обратно, не помню. Тем временем папа в подробностях рассказал, что и зачем мы делали. Я был счастлив — мне доверили два раза пощёлкать секундомером, сделать замеры.

Валентин Яковлевич, флагманский штурман бригады, пошёл в море проконтролировать, как штурмана работают на мерной линии, заодно и меня научил азам навигацких наук. Затем всплыли в надводное положение. Теперь один офицер стоял у пеленгатора, контролировал визуально момент совмещения створных знаков по вертикали. Когда один вставал над другим, давал команду по внутренней связи в штурманскую рубку: «Ноль».

Фёдор Савельевич, показывая мне на створные знаки, распорядился:

— Докладывай, зачем мы проходим мерную милю?

— Узнать ошибки, то есть поправки к показаниям скорости по приборам подводной лодки.

— Как мы узнаем истинную скорость?

— По формуле: расстояние, пройденное между створными знаками номер один и два, делим на время, измеренное секундомером.

— Хорошо, — ответил командир, — а зачем делаем это несколько раз?

— Больше ёрзаем, точнее рассчитаем поправки.

— Великолепно, молодец, юнга. Иди, отдохни в штурманской. Не пропусти команду «второй боевой смене обедать» и руки перед едой помой обязательно.

Незабываемый получился выход в море! Даже трюмный меня научил, как гальюном пользоваться. Запомнил сразу и навсегда очерёдность открытия и закрытия клапанов и вентилей. Кому хочется испражнениями умыться, если что перепутаешь? Обедал и ужинал в кают-компании вместе со второй боевой сменой и папой. Поход по времени занял почти сутки. Вернулись в 01.00 28 сентября. За всё время удалось поспать всего четыре часа, ещё ночь перед походом не спал.

«Было очень интересно, я был такой гордый, что ты! Жаль, похвалиться было не перед кем. Папа строго-настрого предупредил: „Не болтать, иначе капитана 2 ранга Фёдора Савельевича снимут с должности и разжалуют в лейтенанты“. Удивительно, что никто не заложил, видать, экипаж сплочённый. Странно, такой факт утаить невозможно. Но Валю после моего участия в буднях подводников не вызывали в политотдел и особисты не беспокоили. А через год назначили выше — флагманским штурманом 14-й дивизии Черноморского флота», — так закончил рассказ Андрей Валентинович. После этого похода Андрей, сын Вали, не представлял иного жизненного пути, нежели служение Отечеству на подводных лодках. Согласно теории чисел в судьбах людей, ровно через 11 лет, отучившись в Нахимовском училище и штурманском факультете ВВМУ подводного плавания имени Ленинского Комсомола, Андрей в качестве лейтенанта, командира группы БЧ-1, вступит на борт такой же лодки проекта 641Б, только в славном городе Полярный на Северном флоте. Андрей непомерно благодарен отцу, Валентину Яковлевичу Шнееру, и с теплом вспоминает своего первого командира подводного корабля — Фёдора Савельевича Солодова.