Белорусские сказки

Сборник

Белорусские сказки сочетают в себе юмор, фантазию, и обычаи тысячелетней истории, особенности быта и культуры славянского народа. По живописности и красоте повествования они не имеют себе равных и открывают перед слушателем галерею древнейших художественно совершенных образов, ярких картин и сцен из героического прошлого. Сказочный эпос славян явился формирующей основой, из которого произрастает феномен белорусских волшебных сказок. В настоящий сборник включены лучшие белорусские волшебные сказки.

Сестрица

Близко ли, далеко ли, а в одном селении жили мужик с бабой. Мирком да ладком жили, но кручинились частенько. Дочка Аленка, как могла, веселила их: сказки родительские слушала да им пересказывала.

Одного Аленка понять не могла: почему соседи не Аленкой зовут ее, а Крапивницей. Крапивница да Крапивница! Прибежала однажды Аленка к матушке, плачет и спрашивает:

— Матушка, почему все меня Крапивницей кличут? Ведь меня Аленкой звать!

— Не сердись, доченька, — отвечает мать, — растешь, как крапива у ворот: ни братьев, ни сестер у тебя нет!

— А почему у меня нет ни сестер, ни братьев?

— Есть братья. Жили с нами три твоих брата до поры до времени. Налетела однажды страшная буря. Только не буря это была: стая черных драконов! Налетели, все дома пожгли огнем. Людей тогда много полегло, чай, все! Вот мы с батюшкой остались… А братья твои в бой с драконами вступили, многим из них головы порубили, а потом братья пропали. Горестно думать, что погибли они. Может, живут где-то, о нас думают…

— Матушка, не хочу Крапивницей жить, пойду братьев искать!

— Аленушка, милая, коли б знать, где искать, так давно б уже я пошел да нашел, — батюшка ласково погладил Аленку по русой головенке.

— Пустите меня, я найду, — стала умолять Аленка родителей. А им страшно было и дочку потерять, долго не соглашались. Потом видят: не пустят — сама уйдет!

— Ладно, — как-то однажды матушка сказала. — Иди! Только Сивку бери, пешком долго не походишь. Вдруг в дальние края придется идти.

— Спасибо, матушка! Благослови, батюшка! — бросилась на шею родителям Аленка.

Собрали Аленку в дорогу, хлебушка дали, молочка, а водицу сама найдет по дороге.

Вот отправилась Аленка в путь. Сивка рядом, а тут еще и собака домашняя, Лыска, следом увязалась. Радуется Аленка: все же веселее, не так страшно!

Долго ли коротко ли шла Аленка, только притомилась, на спину Сивки взобралась. Лыска рядом бежит, зорко в степь поглядывает: вдруг волки!

Вдруг видит Аленка, впереди перекресток. Куда же направиться?

Спросить решила Аленка у Сивки:

Сивушка-голубушка,

Мне дорожку укажи,

Братьев где искать-

Скажи!

Сивка умницей была, мордой влево повела. Заржала — путь указала!

Обрадовалась Аленка, повернула влево. Долго ехала Аленка полями заливными, лесами густыми, мимо озер глубоких, вдоль ручьев прозрачных. В сумерках уже увидела избушку, обрадовалась несказанно: будет, где переночевать, матушкиного хлебца поесть да друзей верных — Сивку и Лыску — покормить.

Слезла, еле живая от усталости, с Сивки, в избушку вошла. А там — старая, костлявая, с длинным носом, что к узкому да беззубому рту свесился, бабка сидит.

— Чего тебе, девонька? — спрашивает, а сама злыми глазами смотрит.

— Да вот, братьев своих пропавших ищу. Не знаете, где они?

— Не знаю. Оставайся ночевать, завтра с утра вместе пойдем искать.

— Спасибо, бабушка, только матушка не велела нигде ночевать. Надо бы идти дальше! — и заплакала.

— Куда ты, на ночь глядя, пойдешь? Волкам на поживу, что ль?

Осталась Аленка. Вышла только Сивку в луга выпустить, чтоб свежей травки пощипала да в ручье воды напилась. А еще хлебушка, что матушка с собой в дорогу дала, Лыске дала. А та щерится, рычит и на избушку косится. Не нравится ей, видимо, хозяйка избушки. Тявкает как-то складно да понятно:

Не ложись в избушке спать,

Не велела ночевать

Матушка родимая.

Тяв, тяв!

Погладила Аленка Лыску, но не послушалась, ушла в избушку ночевать. Пока не уснула, все рассказывала старухе про матушку да батюшку, про братьев, что пропали так давно. Не заметила, как в сон провалилась, а бабка, оказывается, настоящей ведьмой была. Обрадовалась, услыхав о братьях.

— Это они со свету всю мою родню сжили! Вот теперь поквитаюсь! — и от радости руки потирает.

Утром вскочила ведьма ни свет ни заря, одежду нарядную, в которой Аленка к ней пришла, спрятала, а ей обноски старые да рваные кинула.

Проснулась Аленка — хвать, а одежды ее любимой, что матушка сшила, нет!

— Где мое платьице? — спрашивает у бабки.

— Надевай, что есть! Чай, не на праздник собралась — по чащобам рыскать придется! — и расхохоталась ведьма, довольная, что отобрала красивое платьице. Сама-то нарядилась, что на ярмарку.

Делать нечего: надела рванье на себя Аленка да пошла запрягать Сивку. Старуха, тем временем, под юбку нож да толкач спрятала — пригодится, небось!

Уселась ведьма в повозку, как барыня, а Аленке приказала с лошадью управляться.

Ох, не нравится Лыске ведьма старая: рычит на нее, чует злобную душу и мысли подлые. Бежит сбоку и лает:

Барабаха темной ночью

Ножик и топор заточит.

Уходи, Аленка, прочь,

Или утром или в ночь!

Тяв, тяв!

Ведьма Барабаха и впрямь в мыслях такое держала, потому схватила толкач да как швырнет в Лыску!

От боли завизжала собачка — лапку перебила ей злая старуха. Хотела Аленка соскочить, перевязать да в повозку Лыску взять, а Барабаха как закричит на нее:

— Ну-ка, на место! И сиди тихо, пока жива!

Заплакала Аленка — никто никогда с ней так грубо не обращался! И Лыску жалко. Смотрит Аленка, а собачка верная следом, на трех лапках, но все равно бежит.

Далеко ли, близко ли проехали — снова развилка.

— Куда дальше? — растерялась Аленка, Сивку верную спрашивает:

Сивушка-голубушка,

Снова путь мне укажи!

Братьев где искать,

Скажи!

Сивка аж затанцевала и направо показала. А дорога была в рытвинах да ухабах, через темную дубраву вела, потом мимо болота на луг.

Видит Аленка, а на лугу три коня пасутся, на пригорочке шатер стоит. Обрадовалась:

— Братики миленькие!

А ведьма как дернет Аленку за косу тяжелую:

— Сиди молча! Здесь мои братья живут — не твои!

Слезла ведьма с повозки, сама пошла к шатру, а Аленке приказала сидеть на облучке.

Вышли три добрых молодца из шатра. Да такие крепкие, красивые — кровь с молоком!

— Чего тебе, бабушка?

— Аль не признали? Да сестрица я ваша, любезные вы мои! Полсвета прошла, вас разыскивая, состарилась совсем в дороге, умаялась, а вы вон как встречаете!

— Ты жива после той бури осталась?

— Да что ж с тобой такое сталось — старая совсем?

— Не может быть… — это третий, самый старший, засомневался.

— Да я это, братцы, я! — старуха кинулась молодцев обнимать, чтоб совсем не засомневались, на нее, сморщенную, глядя.

Завели старуху в шатер, а та давай пересказывать, что от Аленки слышала. Совсем сомнения пропали у братьев.

Старший спрашивает:

— А кто та девица, что лошадью правит?

— А так, наняла одну попрошайку, — и сверкнула злобно очами.

— Уж мы так по матушке с батюшкой соскучились! Вот еще ведьму старую, Барабаху, изведем, и домой поедем, — и старший допытливо так, внимательно, глянул в очи ведьмы. Та быстро взгляд отвела.

— Ну, и ладно, — средний брат говорит. — Пускай твоя наймичка и наших коней попасет.

Ведьма вернулась к Аленке и пригрозила:

— Мои братья строгие! Чуть лишнее что скажешь — вмиг язык тебе отрежут! И не суйся к шатру, коли жить хочешь!

А сама уже размечталась, как изничтожит и братьев, и девчонку эту настырную.

— Зарежу ночью — и все!

Плачет на лугу Аленка, про матушку, батюшку да братьев думу думает. А Лыске травками лапку больную лечит.

Солнышко ясное,

Сырая землица,

Мелкая росица,

Что матушка делает?

Ответили и земля, и солнце:

Матушка,

Холсты ткет,

Золотом-узором

Вышивает,

Аленку

С братьями ожидает…

Услышал разговор Аленки с солнышком, землицей и росицей старший брат. Вышел и прислушался: голос-то знакомый! Да приговорки матушкины помнит хорошо.

Вернулся в шатер и говорит:

— Что-то до боли знакомый голосок у девицы этой! Да и слова знакомые — матушка говаривала…

Запылало злобой ведьмино лицо, изрытое морщинами, выкрикнула:

— Девка эта хитрая да ленивая! Меньше слушайте ее!

Средний брат не выдержал, вышел послушать голос Аленки. Старуха за руки братьев хватает, выходить не дает. И младший вышел, отвел крючковатую руку старухи — и вышел.

Слушают братья Аленкин плач, а тут и Лыска заскулила:

Ведьма Барабаха

С братьями сидит.

Ночь придет — зарежет.

Братьям отомстит.

Тяв, тяв!

Повернулся средний брат и говорит старшему:

— Что-то тут не так!

Переглянулись братья — и все поняли! Да это сама ведьма Барабаха их за нос водит, хочет отомстить за своих родичей — нетопырей!

Кинулся младший брат к Аленке, обнял ее, защищая, а старший и средний братья схватили ведьму и в костер бросили. Пепел потом в чистом поле развеяли, чтобы мерзким духом ее и не несло по округе.

Сестрицу свою настоящую обняли и поцеловали.

— Ну, что ж, — говорит старший брат. — Теперь можно и к матушке с батюшкой возвращаться.

Сели они на своих коней, Аленка с Лыской на руках в повозку села. Сивка — мудрая лошадка — следом за братьями пошла.

Вернулись все к матушке и батюшке. Теперь никто Аленку больше Крапивницей не называет: есть у нее братья!