Субботние сказки

Ольга Юрьевна Богатикова, 2023

Говорят, вечер субботы – самое лучшее время для сказок. Страшных или смешных, грустных или трогательных, главное – волшебных....Зачем драконы на самом деле похищают принцесс? Что случилось с Емелей после того, как он стал царем? Как деду удалось вырастить такую гигантскую репку? Почему нельзя злить художников, а с незнакомыми девушками следует разговаривать, взвешивая каждое слово?В нашей жизни сказки попадаются на каждом шагу. Главное – уметь их видеть.

Подменыш

— Эй, уродка! Какого черта ты тут делаешь?

Я вздрогнула и прибавила шаг.

— Я говорил, чтобы ты не смела ходить по этой аллее?

Позади громко и решительно застучали подошвы грубых тяжелых ботинок.

Глубоко вздохнула. Главное — не сорваться на бег. Не хватало еще, чтобы этот придурок решил, будто я его боюсь.

— Ты глухая, уродка? Проваливай отсюда. Слышишь? Разворачивайся и шуруй через свой вонючий переулок!

Вдох-выдох. Только не злиться, только злиться…

— А ну стой! Стой, тварь!

Я резко остановилась, обернулась. Шагавший вслед за мной парень остановился тоже. Его кулаки были сжаты, а глаза метали молнии.

— Что тебе надо, Торн? — холодно спросила я.

— Ты тупая? — раздраженно ответил он. — Забыла, где находишься? Разве я не говорил, что таким вонючим страшилкам, как ты, нечего делать в моей аллее?

— Я иду домой.

— И что? В этом городе закончились улицы? Вали в обход, дура!

Господи, как он мне надоел. А еще Эсса, Марк, Диана, Кик… Я живу здесь уже пять лет, и все пять лет эти «милые соседи» тянут мои нервы. Уродка, страшилка, дура, тварь…

Впрочем, в том славном захолустье, где наша семья жила прежде, ко мне относились еще хуже. Я, конечно, к такому положению дел привыкла, но как же оно порой утомляет!

— Отстань от меня, Торн. Я не сделала тебе ничего плохого.

Парень криво усмехнулся.

— Если б ты мне что-то сделала, я уже давно свернул бы твою цыплячью шею. И знаешь, Лола, меня бы даже не посадили. Таких уродов надо давить еще в младенчестве. И я не понимаю, почему родители до сих пор не задушили тебя подушкой.

Что ж, Бог видел, я пыталась разрешить конфликт миром.

Сняла очки, потерла глаза. А потом резко подняла голову и поймала взгляд Торна своим взглядом. Парень тут же поперхнулся воздухом, побледнел.

— Значит так, — по-прежнему спокойно произнесла я. — Я хожу и буду ходить там, где захочу и когда захочу. Ты же с этой самой минуты оставишь меня в покое. И проследишь, чтобы твои друзья и подруги не приближались ко мне ближе, чем на десять метров. Понял?

Взгляд Торна стал пустым, как бездонная пропасть.

— Понял, — ответил он тихим бесцветным голосом.

— Вот и хорошо. Теперь отправляйся домой. И забудь о нашей встрече.

Сосед послушно развернулся и потопал по дорожке обратно.

Некоторое время я молча смотрела ему в след.

За что они так меня ненавидят? Я веду себя вежливо, ни с кем не ссорюсь, никому не делаю гадостей. Наоборот, держусь тихо и, если меня о чем-нибудь просят (что, к слову бывает очень редко), никогда не отказываю в помощи.

Впрочем, людям свойственно ненавидеть все, что вызывает у них непонимание и страх. Те же, кто находятся рядом со мной, эти чувства испытывают систематически. У особо чувствительных пресловутые ощущения и вовсе зашкаливают.

Я дождалась, когда Торн скроется из вида, и продолжила свой путь.

Впрочем, стоило пройти всего пару метров, как из-за ближайших кустов мне навстречу вышел высокий широкоплечий мужчина с короткими седоватыми волосами.

Дюк. Муж моей матери. Называть его отцом у меня никогда не поворачивался язык. Хотя в документах написано, что мы — кровные родственники.

— Что ты сделала с этим юношей, Лола?

Мысленно закатила глаза. Вот еще один человек, который жалеет, что в младенчестве меня не задушили подушкой. Хотя ему сожалеть глупо, лично он в свое время делал все от него зависящее, чтобы это произошло. В какой-то момент мама даже оформила с ним развод — после того, как узнала, что супруг попытался накормить дочь крысиным ядом. Потом, правда, приняла обратно — воспитывать ребенка в одиночку ей было очень тяжело.

Так что с отцом у меня всегда были сложные отношения.

— Я попросила его больше мне не докучать.

— Не ври! Я все видел! Он стал белым, как бумага, а потом просто развернулся и ушел. Это снова твои штучки, да?

Неужели этот мужчина тоже никогда не угомонится?

— Мама сейчас на работе?

— Да, — буркнул Дюк. — Так что ты мне скажешь? Я задал вопрос!

— Я устала после уроков и очень голодна. Если тебе хочется обсудить мои «штучки», давай сделаем это дома.

Возражать он не стал. Мы молча прошли по аллее, потом свернули на соседнюю улицу. Наш дом был вторым слева. Едва я закрыла за собой входную дверь, как отец одним резким движением развернул меня к себе.

— Не вздумай лгать! — прошипел он. — Я больше не намерен терпеть чертовщину, которая происходит в моем доме! Ты мастерски претворяешься обычной девчонкой, но я-то знаю, это не так! Лира может сколько угодно называть меня сумасшедшим, но даже она признает — порой рядом с тобой становится так жутко, что хочется бежать без оглядки. И мне известно почему. Потому что ты — кто угодно, но только не наша дочь. Кто ты такая?

И что мне ему ответить? Разреветься и заявить, что его обвинения ужасны и несправедливы? Или убежать к соседям и сообщить, что мой отец — псих?

А смысл? Мне этот цирк тоже ужасно надоел. Сегодня я уже нарушила табу, думаю, не будет ничего страшного, если нарушу его снова.

— Дюк, — я внимательно посмотрела на него сквозь толстые стекла очков, — ты не боишься, что домыслы могут оказаться правдой?

Он отступил от меня в сторону.

— Почему я должен этого бояться? — неуверенно спросил мужчина.

— Потому что правда бывает страшной. Что тогда станешь с ней делать?

— Это не твоя забота.

— Ладно, — кивнула я.

А потом сняла очки и тряхнула волосами.

Дюк охнул и шарахнулся в сторону. Собственно, я его понимаю. Без иллюзии моя внешность может несколько шокировать. И если миндалевидный разрез глаз и высокие скулы еще терпимы, то острые длинные уши и синие локоны действительно смотрятся необычно.

— Доволен? — усмехнулась я.

Он растерянно хлопнул ресницами.

— Что это?.. — пробормотал, глядя на меня круглыми глазами. — Как?.. Это, что, колдовство?

— Так я выгляжу на самом деле, — спокойно ответила ему. — Нравится?

Дюк громко сглотнул.

— Кто ты такая? — с ужасом прошептал он.

— Фейри, — снова усмехнулась я. — Самая обычная фейри.

— Но как ты оказалась в нашей семье?!

О…

— Ты когда-нибудь слышал о подменышах, Дюк? В детстве тебе наверняка рассказывали сказки о существах, которые крадут человеческих младенцев и подменяют их своими.

Лицо мужчины стало бледно-зеленым.

— Где моя настоящая дочь? — глухо спросил он.

— Умерла, — пожала плечами я. — Очень давно. Не исключено, что это случилось еще до того, как нас поменяли местами. Ваши сказки правдивы лишь наполовину, Дюк. Фейри не трогают крепких здоровых детей, они забирают слабых и больных, чьи дни сочтены и смерть неизбежна. Причем, делают это редко, только если есть необходимость.

— Необходимость? Какая еще необходимость?!

— Важная. Например, вырастить своего ребенка в безопасном месте. У нас ведь тоже бывают конфликты, интриги, войны. А человеческие младенцы выглядят и пахнут в точности, как малыши фейри.

Щеки Дюка стали красными, как кровь.

— Погоди негодовать, — махнула рукой, и мой приемный отец рухнул на стул, стоявший неподалеку. — Я не собираюсь жить с вами вечно. В день совершеннолетия вернусь к своему народу, и вы с Лирой меня больше не увидите. Тебе осталось потерпеть всего три месяца, Дюк.

— Лира сойдет с ума, если ты уйдешь из дома, — хрипло сказал он.

— Не сойдет, — улыбнулась я. — Я буду время от времени присылать ей весточки о себе. И небольшие подарки, чтобы в старости она ни в чем не нуждалась.

А еще я буду по ней скучать. Мама — единственный человек, который все эти годы относился ко мне хорошо. Как и другие люди, она, конечно же, чувствовала флер чужого таинственного существа, однако все равно любила и ласкала. Жаль, что я не могу взять ее с собой — человеческой женщине в мир фейри путь закрыт.

— Так значит, среди нас бродят и другие твари, подобные тебе? — прохрипел Дюк.

А вот по нему я скучать не буду. Ни капельки.

— Нет. С чего ты это взял? Я же сказала, в ваш мир мой народ приходит очень редко.

— Врешь. Ты — сопливая девчонка, которую вырастили простые работяги. Я ведь помню, в каком возрасте тебя подбросили в мой дом! Нашей Лоле было всего четыре месяца, когда случилось эта беда. У нее обнаружили серьезный порок сердца, собирались делать операцию. А тут вдруг — раз, и нет никакого порока. И родинка с правой ручки пропала, и глаза стали другого цвета. Я тогда сразу Лире сказал: это не наш ребенок! А она не поверила… Понимаешь, к чему я веду? Как ты узнала, что являешься фейри, если всю жизнь прожила в нашей семье и ни разу их не видела?

— А я никогда об этом не забывала, — усмехнулась в ответ. — Наша память устроена не так, как человеческая. Да и способы общения с сородичами сильно отличаются от ваших.

— Ясно, — хмыкнул Дюк. — Значит, через три месяца ты уберешься восвояси?

— Да, — кивнула я. — И я хочу хотя бы эти три месяца пожить нормальной спокойной жизнью.

Подошла к стулу, заглянула приемному отцу в глаза и отпустила магию — совсем немного, как в аллее полчаса назад.

— Теперь ты станешь вести себя со мной доброжелательно, Дюк, — сказала ему. — Перестанешь следить за каждым шагом. А по вечерам будешь приносить Лире цветы и пирожные, она ведь так их любит! И да — ты забудешь о нашем разговоре. Навсегда.