Шофёр. Назад в СССР. Том 3

Артём Март, 2023

Решил я в старости вернуться на родную Кубань. Пенсия, домик, пасека. Ехал-ехал, и не доехал. Автокатастрофа, смерть и… 1980 год? Я снова молодой шофер в колхозе? Вокруг поля, станицы, хутора, а на носу уборка урожая. Союз во всей красе! Сказка! А главное, в моей семье еще не случилась беда, и я смогу ее предотвратить. Но сначала дотяну до гаража свой сломанный "Газон". Эй! Товарищ! Возьми на буксир! Э?! Ты куда прешь?! А ну стой!Всех с наступающим Новым годом! В период с 30 по 2 число главы выходить не будут. Следующая глава 3 января.

Глава 2

— Зачем пришел? — Глядя на меня снизу вверх спросила Екатерина Ивановна, — коль уж не пришел бы, остался бы мой сын со мною!

Я нахмурился, глядя в жалостливое лицо Екатерины Ивановны. Скрестил руки на груди.

М-да… Даже после того, что на ее же глазах сотворил Матвей после того, как бил он свою жену, как стрелял в Мятого, держится она Матвейкиной стороны. Материно сердце, иной раз, против всякой головы идет. И понимал я, что бесполезно ее как-то переубеждать.

— За что же ты так со мной? — спросила она тихо, — за что же ты так со мной, Господи! Всех мужиков у меня отнял!

— Пойдемте, — повторил я, — отведу вас в хату к Ваньке Кашевому. Вам сейчас нужна какая-никакая душевная опора. Одной нельзя.

Потянулся я к ней аккуратно. Положил руку на плечо. Екатерина Ивановна, что секунду назад возводила очи горе, зыркнула на меня хищной змеею.

— Не тронь меня! — Отмахнулась она, — не тронь! Уйди! Не хочу я тебя видеть! Не желаю!

Я не стал возражать. Поглядел на эту бедную женщину еще полминутки и пошел на выход. Во дворе я снова погладил беззаботного Фомку и пошел за калитку. Как только вышел наружу, увидел, как бежит ко мне соседка Екатерины Серой, Ваньки Кашевого мамка.

Грузная женщина в косынке узелком назад, раскрасневшаяся, с обеспокоенным лицом, мчалась она через дорогу. Позади, у двора ее, стояла старая копейка. С водительского места вышел наружу седой дед. Лег он локтями на крышу, стал глядеть на нас.

— Игорь! Игорь Землицын?! — Закричала соседка.

— Ну да, — ответил я женщине, — чего случилось?

Та ничего не сказала. Бухнулась передо мною на колени. Уселась прямо на подъеденную индоутями травку. А потом расплакалась.

— Да чего вы? — Не понял я, когда женщина принялась хватать меня за руки и целовать кисти.

— Спасибо! Спасибо, что Катьку мою уберегли! Без вас бы она…

— Да чего вы?! — Вырвал я руки возмущенно, — что творите-то?

Женщина глядела на меня блестящими глазами. Утерла грязноватой рукою накопившуюся у уголка слезинку.

— Как мне тебя поблагодарить? — Всхлипнула она, — ты единственный, кто решился против Матвея пойти. А я боялась! Он так смотрел на меня, что дух с грудки выбивало! Что страшно глядеть ему в ответ! А ты спас ее! Не побоялся!

— Коль хотите поблагодарить, — я опустился к женщине и взял за локти, помог подняться, — так поблагодарите по-человечески, а не вот так.

Женщина смотрела на меня пару мгновений, а потом бросилась на грудь, прижалась.

— Спасибо… Храни тебя Господь, — прошептала она, — теперь уж когда стало все известно всем соседям, нам не отвертеться. Надобно Катьку выручать из этого семейства.

— Не боитесь, — проговорил я, отняв женщину от себя, — что соседи запазорят?

— Я больше боюсь, — она с трудом, громко сглотнула, — что дочка моя не переживеть ихнего с Серым брака. Теперь в два раза сильнее боюсь.

— Все будет хорошо, — кивнул я, — Катя выздоровеет.

Женщина посмотрела на меня теплым, благодарным взглядом. Потом снова прижалась.

— Помогите Екатерине Ивановне, — сказал я, — она там, в хате осталась. Не хочет выходить. Заберите ее к себе на немного. Ей одной сейчас нельзя.

— Заберу, — принялась заверять меня женщина, — обязательно заберу! Не оставлю ее на произвол судьбы!

— Ну и хорошо, — сказал я и вежливо выбрался из объятий женщины, — а мне пара. Еще в больницу надо успеть, да Белку на ночевку поставить.

К девяти утра роса уже почти спала. Все еще теплое, щадящее утреннее солнце высушило травы в лугах и полях, что лежали в низине, под Красной. Вдали, за лесополосой, поблескивал посветлевший после обильных горных дождей Уруп.

Я глядел на реку, серебряной полосой протянувшийся вдали, вдыхал полевой хлебный дух созревшей пшеницы.

Сегодня весь наш шоферский отряд собрался на учения. Ждали мы, пока приедут секретные комбайны, которые, впрочем, уже посмотрел каждый мальчишка в Красной.

Пока мы ждали, прислонился я к Белкиному носу. Отказался от самокрутки, что подсовывал мне шофер по имени Валька Семирикин. Оттого что мало мы общались с этим молодым человеком, не знал он, что я не курю.

После этого как-то задумался я, глядя на солнечные блики, которыми полнилась вдали лента Урупа, вспомнил вчерашний вечер.

Ох и долго же проторчал я вчера в больнице. Врач — дородная строгая женщина за пятьдесят, обработала мои ранки. Наложила повязку. Наказала приходить в отделение раз в день, чтобы менять ее на новую. На мой вопрос про Катьку Серую уклончиво ответила:

— Да не бойся, Игорь. Будет с ней все хорошо.

Дома мать со Светкой подняли вой. Утаить мою рану от них не получилось, и у Мамы чуть было не случилась истерика, когда я честно признался ей, что в меня стреляли из ружья.

С отцом мы долго разговаривали. Обсуждали, что случилось в Серовской семье и вообще, почему я туда полез.

— Смотри, — сказал он мне строго, — когда-нибудь оттяпают тебе нос, если уж продолжишь в чужие дела соваться.

— А у меня по-другому как-то и не выходит, — спокойно улыбнулся ему я.

— Горжусь я тобой, Игорек, — ответил отец, помолчав, а потом вышел во двор, покурить.

— Вон! Едуть! — Выкрикнул кто-то из шоферов, глядя на широкую проселочную дорогу.

— Наши?! Иль Немцы?!

— Красные!

— Знач наши!

— А ежели немцы тоже на красных?! Кто видал ихние комбайны?

Шоферы, что до этого разбились в маленькие группки: кто сидел на солнышке, у машин, кто болтал о том о сем, став лицом к полю, собрались вместе. Пошли к дороге. Из тех шоферов, с которыми я общался, были тут Титок, Сашка Плюхин ну Васька Ломов. С остальными был я знаком, да толком и не говорил никогда. Много нас было в гараже.

Я оглянулся к самосвалам, стоящим рядком у поля. Всем раздали новые машины на время соревнований. Несмотря на, это Белка со своей сине-белой головой практически не выделялась среди таких же сине-белых сто тридцатых зилов. Издали так и вовсе не отличишь. А немец и подавно не сможет.

Я отпрянул от Белки. Пошел к дороге вместе с остальными.

По широкой насыпи, по обе стороны, от которой пролегли убранные поля, спускалась к нам механизированная колонна. В голове ее шла белая Волга. За ней следовала Нива. А дальше ехали красные высокие комбайны.

Без труда угадывал я в них Енисеев, которые повсеместно появятся в колхозах страны только через пять лет.

Шли к нам похожие на комбайны Нива, но более массивные машины. Красная их шкура была чистой, без надписей, названий, номеров. Была на ней одна лишь только краска. Вытянутые и широкие кабины глядели на нас большими ветровыми стеклами. Более широкие, чем на Нивах молотилки, покачивались, пока мощные передние колеса валко катились по землистой дороге.

— Мда, — сказал Титок и прикрыл глаза ладонью от солнца, — сдалека так просто не отличишь. Красный, что и Нива. Такой же квадратный, что и Нива.

— И реактивных двигателей нету. Насвистел нам все Боевой, — вклинился кто-то, и все шоферы рассмеялись.

— Там, наверное, — проговорил Васька Ломов, — самое главное все внутре находится.

— Наверное, — поддакнул Сашка Плюхин.

Комбайны медленно подъехали к нашей стоянке, завернули на прокос. Выстроились перед самосвалами. Волга съехала дальше, под кусты терна, что росли рядом с дорогой. Нивы, которых было две: передняя и задняя, стали возле грузовых наших машин.

Из нив повыскакивали какие-то незнакомые мне мужики. Из Волги же вышла комиссия в составе Аллы Ивановны, Николая Ивановича Егорова и Евгения Герасимовича Вакулина. Чиновники оглядели поле. О чем-то поговорили. Потом пошли к комбайнам.

Туда же побежали и двое с нив. Как я понял, были то инженер да какой-то опытный комбайнер, что уже имел дело с этими новыми машинами. Остальные двое были простыми водителями с колхоза. Остались они при своих нивах.

Комбайнеры повыпрыгивали из Енисеев. Собрались кучкой, слушая наставления инженера, который активно размахивал руками, бормотал что-то торопливо, указывал на поле.

— Ну что, товарищи! — Начала Алла Ивановна, когда после комбайнеров подошла к нашему отряду, — готовы вы к началу ваших двухдневных учений?

— Готовы, — пожал плечами Титок.

— Готовы.

— А чего ж нам быть неготовыми? Чего мы, под комбайнами не ходили?

— Ну да! Уж который год. Тут много ума не надо.

Алла Ивановна повела колким своим взглядом по всем нам. Задержалась на мне, сузила глаза. На этот ее взгляд я только ухмыльнулся. Скрестил руки на груди. Поморщился от боли в плече, но не разъединил рук.

— А что это у вас, товарищ Землицын? — Нахмурилась Алла Ивановна, — повязка?

— Травмировались? — Егоров, с обеспокоенным лицом, слегка склонил голову набок.

— Ага, — пожал я плечами, — травма на производстве.

Комиссары переглянулись.

— Да как же это вы? — Растерялась Алла Ивановна, — как выступать-то вы собрались с искалеченной рукою? Сможете?

— Игорь, — улыбнулся Вакулин, — рука, я вижу, у тебя гнется. Рулем крутить можешь?

— Могу, — улыбнулся я, — а чего бы не мочь?

— А на малой скорости? Насилу можешь?

— Конечно!

— Ну тогда, — сказал Вакулин, у вас, Алла Ивановна, нету поводов для беспокойств.

Алла Ивановна поджала свои краснющие губы. Отвернулась так, будто надо ей пару мгновений перевести дыхание. Потом глянула на Вакулина.

— Есть. Еще как есть! Он же травмирован! А как же его такого на глаза нашим гостям показать? Это же катастрофа! Ужас! Кошмар!

— И чего тут кошмарного? — Пожал я плечами.

— Вы не понимаете! Советская команда должна показать высокий класс!

— Так мы и покажем, — улыбнулся я, — чего эти немцы, любоваться на нас будут, что ли? Им дело надо показать. А это мы можем. Да, мужики?

— Ну да!

— Ага. А чего тут? Дело привычное!

— Ну!

Шоферы загалдели, поддержали меня словом.

— Настроение боевое, — заулыбался Вакулин, — а чего вам еще надо, Алла Ивановна? Или распорядитесь их причесать да побрызгать тройным одеколоном?

Шоферы грянули дружным смехом.

— Ну вот и я того же мнения, — улыбнулся я, — отработаем как надо.

— Мда, — Алла Ивановна немного помялась. Поправила пышную свою прическу, — сейчас я вам расскажу о том, что от вас будет требоваться на учениях. Как вам предстоит работать.

— Да чего мы, — развел руками Титок, — под комбайном не ходили? И так все знаем!

— Таков регламент учений, товарищ Титков, — строго сказала Алла Ивановна, — надо мне его соблюсти от и до!

— Ой, — отмахнулся Вакулин, — давайте, Алла Ивановна, без вашей этой канцелярщины. Чего тут сложного? Перед вами профессионалы, а вы с ними как с детьми возитесь! Чего они не знают, с какой стороны к комбайну подъехать?

— Евгений Герасимович! — Возмутилась Алла Ивановна, — вы подрываете мой авторитет перед всем отрядом!

— Вы сама его подрываете, — хмыкнул Вакулин, — а тут все просто, — Вакулин посмотрел на нас, — соревнования будут проходить в три этапа, но вы будете участвовать только в одном, потому как остальные два проводятся в лабораторных условиях, когда зерно, собранное нашими и иностранными машинами, будут изучать на целостность и сорность.

— А какой наш? — Спросил я.

— Сбор на скорость нескольких зерновых культур, — опередил Вакулин Аллу Ивановну, которая уже открыла было рот. Ваша работа тут освобождать бункера, да переправлять урожай на ток. Тихо, спокойно, дисциплинированно. Вот, и дело с концом!

— А зачем тогда ученья? — Спросил Сашка Плюхин, — все ж и так ясно!

— А учения, товарищ Плюхин, нужны чтобы… — Осекся Вакулин, поглядел куда-то вдаль.

— Это что за машина? — Нахмурилась Алла Ивановна, — я же дала распоряжения, лишних машин в этот район не направлять!

Все обернулись. По широкой дороге, по которой десять минут назад прошла колонна комбайнов, мчался, поднимая пыль, пятьдесят второй газон. Когда приблизился он так, что смог я рассмотреть, кто сидит в кабине, то сказал, с улыбкой потирая шею:

— Кажется мне, что пришла эта машина по мою душу.