Коктейль под названием «муж»

Арина Ларина, 2007

Если взять немножко наглости, горстку доброты, ложку любви, море обаяния и каплю порядочности, то получался он – Машин муж. Она искренне любила Алексея, а он любил жену и сына. И что вы думаете? Выключенный телефон, непонятные отлучки, уединенная ночь на диване в гостиной, сбор вещей – и вот уже мужа как ветром сдуло из Машиной жизни. У него появилась другая женщина... Этот кошмар свалился на Машу именно тогда, когда ее папа решительно ушел из семьи и подался в женихи, автоматически сделав маму невестой, а дедушка пытался устроить свою личную жизнь, охмуряя юных прелестниц...

Пролог

— Надя! Ты когда-нибудь видела, как должен выглядеть нормальный английский газон? — устало-раздраженный женский голос с плаксивыми нотками словно призывал в свидетели всех и вся. Даже не глядя на упомянутый газон, можно было предположить, что, по мнению говорившей, он не нормальный и не английский. И, учитывая трагический надрыв в интонациях, вероятно, и не газон вовсе.

— А то как же? Нам-то, хохотухинским, и не видать аглицких газонов! Да мы на них выросли, можно сказать, и с козьим молоком впитали ихние интерьеры! — в сердцах пробормотала не менее раздраженная собеседница, от души добавив пару непечатных конструкций, выражающих весь спектр эмоций местной жительницы деревни Хохотухино по отношению к барским замашкам городских.

— Что ты там бормочешь? Я тебе деньги плачу, между прочим! А ты мне лужайку испортила. Тут вчера были голубенькие цветочки! Где они?

Смачным шепотом удачно срифмовав в пространство ответ, Надя елейным голоском, словно успокаивая буйного пациента или неразумное дитя, громко ахнула:

— Как? Нету цветиков? Как же так? Не иначе улитки съели. Но вы, Диана Аркадьевна, не блажите. Я новые посею. Непременно сию минуту посею, раз без них никак.

— «Не блажите», — оскорбленно передразнила Диана Аркадьевна. — Перестань так со мной разговаривать. Почему трава криво пострижена? Ты чем стригла?

— Ножницами, — подобострастно сообщила Надя и, подумав, добавила: — Маленькими такими.

— Какая дикость! — простонала Диана Аркадьевна. — Тебе косилку купили специальную! Какими ножницами?

— Так сейчас ребятенок спит! Куды ж я с тарахтелкой вашей полезу! А до обеда вы спите! — рявкнула Надя, утром без зазрения совести презревшая импортный агрегат и скосившая «лужайку» обыкновенной косой.

— Клумбу надо переделать, — неожиданно перескочила на другую тему хозяйка. — У нее вид неэстетичный. Вон те оранжевые цветы не гармонируют с общим фоном.

— Выдеру к чертям…

— Надя! Их надо пересадить вон туда, к голубым!

— Пересажу, — покладисто согласилась Надя.

— И добавить красненького, мне кажется, не помешает…

— Добавлю!

— И…

— Все сделаю в лучшем виде.

— Корни не повреди…

— Да ни боже мой, — убедительно затрясла головой Надя, мечтая об одном — чтобы хозяйка от нее наконец-то отвязалась.

— Да, у нас сегодня будут вечером гости. Накрой стол парадным сервизом.

— Опять этот проглот заявится? — неодобрительно констатировала Надя.

— Артур Константинович — уважаемый в обществе человек! — взвизгнула хозяйка. — Не смей!

— Да уж, продукты ваш уважаемый метелит, как с голодного острова, только дай. Да и до дамского пола не дурак, — хмыкнула собеседница, сдобно колыхнув полным телом, затянутым в цветастый сарафан. Она была абсолютной противоположностью хозяйки: субтильной дамы, похожей на слегка состарившуюся, но красивую куклу. — То-то его у Тараторовых уважили, что вчера с бланшем пришел.

— Прекрати распространять грязные сплетни! — возмутилась Диана Аркадьевна и тут же заинтересованно добавила: — А он сказал, что девушку от хулиганов на станции спас.

Ответом ей послужил душевный басистый хохот Нади:

— Да ему папаша Тараторов засветил. Вот не знаю только, с дочкой он вашего уважаемого застукал или с женой.

Последний комментарий был произнесен с явным сожалением.

— Но орал на всех — жуть. Вчера же днем и уехали всем семейством. Так что кормить-то его сегодня будем или поостережетесь? — с невинно-наивным любопытством завершила повествование Надя. — Не ровен час, Максим Михайлович приедут. У них-то рука тоже небось тяжелая.

— Не болтай ерунды, — покраснела хозяйка, но задумалась. То ли о «проглоте», то ли о возможном приезде мужа, то ли об обоих сразу.

Легкую занавеску лениво теребил теплый июньский ветер. Тонкий тюль, усыпанный легкомысленно-деревенскими цветочками, пронизывали ласковые лучи обнаглевшего от собственной власти солнца.

— Мама, — яростно прошипела Маша, тревожно прислушиваясь к угрожающему гудению полосатой пчелы, таранившей стекло своим мохнатым тельцем. Еще немного, и она сообразит, что целесообразнее изменить траекторию полета и порезвиться в комнате. Этого Маша Князева, невзирая на панический ужас перед всеми без исключения насекомыми, никак не могла допустить. Даже ценой собственной жизни. А цена была именно столь высока, ибо от одной только мысли о схватке с шестилапым чудовищем сердце переставало биться, а по спине полз липкий страх, переходящий в панику. Схватив последний номер «Космо» и цепенея от накатывающего героизма на грани истерики, девушка замерла посреди комнаты. Пышные рыжие волосы, собранные в конский хвост, трусливо подрагивали, а веснушки, обильно рассыпанные по щекам, побледнели.

Причина ее грядущего подвига сладко, почти беззвучно посапывала в маленькой кроватке, выпятив в суровый мир беззащитно-розовую попу, удобно устроившуюся на двух крошечных пятках. Никита Алексеевич Князев, шести месяцев от роду, предпочитал смотреть послеобеденные сны именно в такой позе. В этой же позе он был запечатлен бесчисленное множество раз во всевозможных ракурсах, и Маша уже не знала, куда девать фотографии, которые все прибывали и прибывали. А как быть, если хочется запомнить каждый миг, каждое движение этого чуда?

В данный момент чудо, блаженствовавшее в стране Морфея, даже не подозревало о надвигающейся крылато-полосатой угрозе.

— Мама, — снова шепотом рявкнула Маша, обернувшись в дверной проем. Она боялась, что битва с пчелой будет неравной и Никита Алексеевич все же окажется укушенным. Ребенка следовало немедленно эвакуировать.

Разумеется, бабуля знать не знала о трагедии, и, скорее всего, принимала солнечные ванны в гамаке. Бабуля вообще была слишком молода и бесшабашна для роли, навязанной ей полгода назад.