Судьба Пятерых, или Нефритовая лилия. Историко-приключенческий роман

Антон Дюваль

Новая история о мушкетерах, похожа и не похожа на исторический роман А. Дюма «Три мушкетера». В романе присутствует вымысел, но также существует множество малоизвестных исторических фактов, которые умышленно или случайно не упомянул в своей рукописи мэтр Дюма. «Судьба пятерых» – историко-авантюрный роман, повествующий об опасных и увлекательных приключениях пятерых друзей: д’Афоне, де Шароне, д’Арамице, аббате де Рамисе и о бароне де Порто.

Часть II

ГЛАВА I

Аббат де Рамис

B 1626 году, в Нормандии, за расстилающими цветочными полянами, за быстрыми потоками горных ручьев, стоял старый монастырь святого Петра. Монастырь находился вдали от города, окруженный вокруг хвойным, непроходимым лесом, так что издали, от монастыря, виднелся лишь позолоченный шпиль часовни.

Наставником монастыря был молодой, миловидной внешности аббат, от которого в былые времена, были без ума все дамы Парижа. «Ах, как он прекрасен, ах, что за дивный взгляд, у этого месье», — шептались очаровательные девицы, когда он проезжал мимо них, на своей лошади.

Еще два года назад, шевалье Анри де Рамис, (а именно так звали аббата), служил в королевской гвардии, но по неким, неизвестным причинам, он неожиданно оставил военную службу, и поступил в братство. Одни утверждали, что он оставил службу из-за несчастной любви, другие утверждали, по состоянию здоровья, но истиной причины ухода из мирской жизни де Рамиса, увы, никому не было известно.

Несмотря на то, что ему едва исполнилось 26 лет, де Рамис делал весьма большие достижения в богословии и после долгих споров, святой сенат решил, доверить ему маленькое аббатство в округе Нормандии.

В скором времени де Рамис, оправдал надежды святых отцов, делая колоссальные успехи в служении. Его проповеди действовали на монахов чудеснейшим образом, за исключением разве что, одного, непутевого брата Панурга, о котором, мы еще расскажем в других главах.

О восхитительных проповедях де Рамиса, скоро расползлись слухи по всей Нормандии. Поговаривали, даже что аббат владеет магией, и не без оснований. Однажды, укоряя провинившегося монаха, он навел на него такой страх Божий, что бедный монах, едва не лишился чувств, и всю оставшуюся ночь провел в покаянии. Правда, обвинить в полный голос де Рамиса в колдовстве, никто не осмеливался, так как настоятель вел скрытный образ жизни, таким образам, не давая никому повода, его в чем-либо обвинять.

Де Рамис, вел смиренную жизнь, не отличающуюся от остальных монахов. В монастыре очень уважали молодого аббата, и даже пожилые монахи относились к настоятелю с уважением и послушанием.

Но самому аббату, не всегда приносило служение, ожидаемой радости. В одиночестве, особенно по вечерам, де Рамис проводил в грустном воспоминании, о былых временах и о своих верных товарищах. Иногда, даже казалось, как будто он жалеет о своем, быть может даже поспешном решении, уйти в монастырь.

Одним из его грехов, (быть может, ставшей истиной причиной его тоски), была страсть к фехтованию. В его сундуке, под сутаной, по-прежнему угрюмо лежали: мушкетерский голубой плащ, шляпа с перьями и фамильная шпага. Все эти вещи, как будто ждали, новых приключений своего хозяина. Тайком, когда тоска съедала его с костями, де Рамис примерял на себя гвардейский плащ, который придавал ему былую уверенность.

Так проживал беззаботно аббат, сутана которая держалась по-видимому только на одной пуговице, до той поры, пока однажды вечером в ненастную погоду, сидя по своему обыкновению возле камина, он не услышал странные крики, раздающиеся из леса.

Услышав крики, насторожившись, аббат сгорая от любопытства, подошел к окну. На улице, тем временем, лил ужасный дождь и была холодная погода. Несчастная, испуганная девушка с криком, выбежавшая со стороны леса.

Подбежав к монастырю, она в отчаянье, начала стучать в ворота и просить, чтобы ее приютили. Однако духовные братья, в опасении соблазна, не спешили открывать ей двери.

Аббат, который в прошлой жизни был неравнодушен к женскому полу, не мог отказать милому созданию. Сбросив веревочную лестницу вниз, он поспешил к юной деве на помощь.

Между тем, девица продолжала горько плакать.

— Я могу, быть вам чем-нибудь полезен? — вдруг, где-то рядом раздался нежный голос.

Испугавшись, девушка быстро вытерла слезы, и обернулась. Перед ней стоял кто-то в плаще. Луч от фонаря, осветил тонкие черты лица молодого человека, которые сразу понравились юной мадемуазели. Де Рамис подал ей свою руку, продолжая говорить спокойно и нежно:

— Идемте, не бойтесь.

Словно завороженная, мадемуазель глядя в его простодушное, несколько слащавое лицо, вложила в его ладонь свою руку, и пошла за ним.

— Что с вами случилось? — спросил де Рамис, нежно сжимая ее руку.

— На нашу карету напали разбойники, — тревожно ответила мадемуазель.

— Все понятно, я прошу вас, если вас не затруднит, подняться по веревочной лестнице наверх.

Они поднялись в келью. Аббат предложил ей присесть возле камина. Дрожа от холода и страха, м-ль Камилла де Мишельен, села на стул и осмотрела все вокруг. Перед ней была большая, сумрачная комната, в которой не было ничего лишнего. Посередине комнаты стоял стол полный изысков, несколько кресел к нему, небольшой шкаф и кровать. На стене висел крест с распятым Христом.

Осмотрев комнату, она бросила взгляд на де Рамиса, который к тому времени, снял с себя плащ. Увидев его в сутане, молодая особа поняла, что она находится в мужском монастыре. Опустив стыдливо глаза, она поспешила встать.

— Не беспокойтесь дитя мое, вы видите аббата, у которого под сутаной скрывается плащ королевского мушкетера, — сказал гордо де Рамис, развешивая свой мокрый плащ возле камина.

Эти слова, успокоили юную мадемуазель и она снова села на прежнее место.

— Я надеюсь, очаровательная мадемуазель, не откажет мне, если я ее попрошу разделить со мной трапезу?

— Нет, не откажусь.

— В таком случаи, прошу к столу.

Когда они сели за стол, заинтригованный историей аббат, решил спросить у юной девы подробности:

— Вы, если не ошибаюсь, сказали, что на вас напали разбойники?

— Да, я ехала вместе со слугами в Париж, чтобы там навестить своего кузена, — ответила м-ль де Мишельен, — но вдруг на нас напали разбойники, и убили всех. Лишь мне, удалось спастись бегством.

— Вот уж право, никогда бы не подумал, что в такой глуши, могут быть разбойники, — с удивлением рассуждал аббат. — Да и на кого им нападать, по близости нет ни одной жилой хижины.

— Возможно, это было умышленное нападение, ведь я дочь знатного герцога, — предположила мадемуазель. — За меня они могли взять большой выкуп.

— Не беспокойтесь сударыня, здесь вы в абсолютной безопасности. Ведь никому и в голову не придет, искать вас, в мужском монастыре.

— Но как же мне быть дальше, ведь мне нужно вернуться домой, а в лесу много разбойников? — тревожилась Камилла.

— Ни о чем не беспокойтесь, на рассвете мы отправимся с вами в ваше герцогство, — с обаятельной улыбкой пообещал де Рамис.

— Но ведь разбойники опасны, — продолжала милая особа.

— Не опаснее моей шпаги. Кстати, как вас зовут?

— Мадемуазель Камилла де Мишельен, — в трепете произнесла та.

— Аббат де Рамис, в бывшем, шевалье и королевский мушкетер.

— И все же меня беспокоит поездка.

— Бог позаботится о завтрашнем дне. А вы лучше ложитесь на мою кровать, и ни о чем не думайте.

— А как же вы? — обеспокоено спросила м-ль де Мишельен.

— Я вполне могу провести сегодняшнюю ночь, в кресле.

— Но мне право не ловко, пользоваться вашей добротой.

— Я почту за честь, услужить столь очаровательной мадемуазели, — сказал де Рамис, поцеловав Камилле руку.

Глава II

О том, как де Рамис читал проповедь разбойникам

На рассвете из монастыря выехали два молодых человека, один из них был аббатом де Рамисом, другой, переодетая в мужское платье м-ль де Мишельен. Едва аббат оповестил помощника о своем отъезде, как они тут же отправились в дорогу.

Де Рамис и мадемуазель ехали не спеша, вдоль густого хвойного леса. Лучи восходящего солнца, освещали стройные, словно мачты, сосны. Звонко щебетали птицы, позволяя тем самым Камилле, забыть о вчерашнем ужасе, пережитым вчера в лесу.

— Вам очень к лицу мужское одеяние, — ободрял Камиллу де Рамис, сверкая синими, как сапфиры глазами, в которых не потух огонь любвеобилие к женщинам.

— Благодарю вас, — с улыбкой произнесла, обворожительная мадемуазель де Мишельен.

— Всегда к вашим услугам, сударыня, — сказал аббат, целуя ей руку.

Не проехали они и двух лье, как вдруг обнаружили у обочины дороги, разграбленную и опустошенную карету. Вчерашнее события, вдруг вспыхнули перед глазами Камиллы, и ее обуял страх, от которого она скрылась у де Рамиса за спиной.

— Мне страшно, — прошептала де Мишельен.

— Вам нечего боятся мадемуазель, ведь я с вами, — успокаивал аббат, продолжая улыбаться.

Проехав еще немного, они услышали пронзительный свист и на дорогу вдруг свалилось дерево.

— Это разбойники, — звонко закричала Камилла.

— Не бойтесь, — уверял смело де Рамис, взяв ее за руку, — все будет хорошо, главное постарайтесь не отдаляться от меня.

Это и вправду были разбойники. Откуда-то сверху спустился старый, бородатый старик, судя по всему, атаман шайки. Улыбаясь кривыми зубами, он выхватил из-за пояса ржавый нож и подскочив к путникам, хрипатым голосом сказал:

— Отдавайте деньги, коли жизнь дорога!

— Простите, любезный, но откуда у бедного монаха, могут быть деньги? — невозмутимо произнес де Рамис, одаривая его блаженной улыбкой. — Не зря пословица звучит: «нищ, как монастырская мышь».

— В таком случае, святой отец, можешь убираться на все четыре стороны, мы тебя не задерживаем, — сказал недружелюбно, рыжий разбойник.

— А мы с твоим сопровождающим, потолкуем, — писклявым голосом продолжил третий, приблизившись к м-ли де Мишельен.

— Я бы не советовал вам этого делать, иначе вас могут ожидать большие неприятности, — предупредил на этот раз смело аббат.

— А ты нас не запугивай, святой отец, кем бы ты ни был, тебе не справиться с нашей дюжиной! — воинственно, настроившись, сказал атаман, озираясь на своих помощников.

— Я бы не был бы, так уверен.

— Это мы еще посмотрим, — ухмыльнулся атаман. — Эй, молодцы, схватите этих обоих, уж слишком разговорчивый этот монах!

По приказу атамана, пятеро разбойников напали на несчастных путников. Но неожиданно де Рамис, вытащил из-под плаща шпагу, с помощью которой, почти сразу одержал победу, над троими. На удивление аббата, юная мадемуазель, тоже владела не дурно шпагой, которую ей дал де Рамис, еще перед отъездом. Камилла де Мишельен, славно держала оборону, а некоторых разбойников, даже умудрилась ранить.

Де Рамису не предоставляло труда справиться с неопытными фехтовальщиками. После каждой своей новой победы, он лукаво извинялся перед «горе» разбойниками:

— Простите, я не хотел, вы сами напросились.

С каждой минутой, количество разбойников все уменьшалось, однако искалеченные разбойники, продолжали атаковать. Сверху, кто-то бросил на аббата сеть, и повалил его с лошади. К счастью, на поясе де Рамиса висел нож, с помощью которого, он без труда освободился. Освободившись, аббат дал, троим тумаков, после которых они кубарем повалились в канаву.

Когда разбойники попытались напасть очередной раз, аббат встал и подняв шпагу эфесом⁹ вверх, таинственно воскликнул:

— Остановитесь, несчастные!

Эхо голоса г-на де Рамиса, казалось, оглушил разбойников. От страха, забыв себя, все разбойники, как один замерли и замолкли, а аббат, получив от них покорность, продолжал:

— Или вы не боитесь, оказаться в гиене огненной?! Вы забыли о Божьем наказании! На колени!

Словно по приказу, еще недавно лихие грабители, со страхом, прижав к себе дубины, упали на колени, и начали слушать таинственный голос, продолжающий приказывать:

— Вспомните о Боге. Закройте глаза, и услышьте глас Божий! Слышите?

— Нет, мы не слышим, — ответил один из разбойников.

— Откройте ваши уши от злобы, и услышьте глас, глаголющий вам о покаянии. Ведь я слышу. Слышу. Слышу глас Божий! Слы… ы… шу гла… с Бо… жи… й! Слы… ы…ы… шу гла… а…а…с Бо… жи… и…й!

С каждой минутой его голос становился протяжнее и громче. Последний возглас показался разбойникам настолько сильным, что они даже схватились за уши. Со всех сторон леса, разносилось долгое эхо, после которого, лесные грабители начали ждать знамений. Не дождавшись гласа Божьего, разбойники открыли глаза, но перед ними уже никого не оказалось.

— Он одурачил нас!!! — произнес с досадой разбойник, кинув от злости на землю свой костыль.

Разбойники попытались помчаться в погоню, но аббат и его «сопровождающий», как будто, растворились в воздухе.

Тем временем аббат и м-ль де Мишельен, были уже далеко от них. Они мчались по кипарисовому полю, вспоминая про одураченных разбойников, и весело хохотали.

— Славно вы их провели, — с задором проговорила Камилла, на лице которой, появилась очаровательная улыбка.

— Да, быть может, моя проповедь приведет их к покаянию, — с какой-то мечтательностью произнес аббат.

— Но, как вы это сделали? — поинтересовалась м-ль де Мишельен.

— Бог одарил меня этим даром, который я и сам не в состоянии объяснить. Однако сударыня, я бы попросил вас, об этом не распространять слухи, а то еще обвинят в колдовстве.

— Не беспокойтесь аббат, эту тайну я унесу с собой в могилу, — пообещала Камилла.

— Разрешите и мне у вас полюбопытствовать, откуда вы милое дитя, научились так хорошо владеть шпагой? — спросил де Рамис.

— Все очень просто, мой отец служит при маршале Франции, г-не де л’Опитале. Разумеется, служа при таком человеке и не владеть шпагой, это было бы больше, чем странно. Отец всегда мечтал о сыне, но родилась только я. После того, как Бог больше не дал моим родителям детей, отец решил привить мне военное дело, правда это получилось весьма плачевно.

— Не скромничайте, мадмуазель, вы превосходно овладели этим оружием, — похвалил де Рамис, поцеловав ей руку.

— Благодарю вас, де Рамис, — кокетливо проговорила Камилла. — Простите мое любопытство, но все же разрешите вас спросить, как часто вы прибегаете к этому волшебству? — продолжала допрашивать, любопытная мадемуазель, которой не давало покоя, увиденное.

— Весьма редко, в самых крайних случаях, — ответил де Рамис.

Весь день де Рамис и м-ль де Мишельен, проскакали верхом по травянистым равнинам, и только к вечеру, когда они перебрались через каменистый ручей, де Мишельен увидела на склоне горы замок, который окружал могучий лес.

— Поглядите господин де Рамис, это ведь наш замок, — произнесла с радостью она. — Благодарю вас милый аббат. Без вас, я бы никогда не добралась до дома.

— Что вы мадмуазель, какие пустяки, я всегда готов быть к вашим услугам.

Он поцеловал ей руку и м-ль де Мишельен припустив коня, помчалась в свое имение. А аббат продолжал стоять на месте, и с какой-то не свойственной ему тоской, глядел вслед, исчезающей из вида Камилле.

Глава III

В дорогу, храбрый бургундец!

B 1627 году, провинциальном городе Бургундии, у северных склонов Морвана, в графстве Аваллон, располагался старинный замок дворянства де Шарон. Правда, этот замок был больше схож на усадьбу, украшенную по бокам небольшими башенками, чем привычный для замков вид.

Испокон веков, в нем проживал древний род де Шаронов. Со временем род де Шаронов разорился и стал находиться в критическом состоянии. Несколько лет назад, шевалье Бертран де Шарон, пытаясь воспрепятствовать разоренью но, увы, все его попытки оказались плачевными. Распродав почти все свое имение, шевалье скоропостижно умер от удара, не оставив за собой, ни одного экю.

После похорон супруга, г-жа Франсуаза де Шарон, задумалась о судьбе юного наследника. У молодого шевалье Алена де Шарона, был ветреный и необузданный, характер. Все его мысли были об одном, быстрее выпорхнуть из родительского гнезда, и отправится в Париж, чтобы подобно отцу, всю свою жизнь, посвятить службе королю. Но г-жа де Шарон, после потери двоих сыновей (один из которых, погиб при сражении, а другой, по слухам, был убит на дуэли), и слушать не желала, о военной карьере, младшего сына. Ко всему прочему, чтобы юному шевалье стать королевским мушкетером, или хотя бы гвардейцем, требовались деньги и рекомендательное письмо. Ни того, ни другого у них не было, и быть не могло.

Г-жа де Шарон, не найдя иного выхода, решила, что для сына безопасней и доходней будет, если он, как и ее брат, станет священником. Она отправила брату в Париж, депешу с просьбой, чтобы он по возможности, позаботился о судьбе юного племянника. Получив одобрение, в ответном письме, госпожа де Шарон, снарядила сына в дорогу: старой клячей, едой и небольшим количеством денег.

Но горячего и бесшабашного бургундца, не удовлетворяла спокойная жизнь кюре¹⁰, и чтобы, не огорчать отказом мать, он решил пойти на хитрость. Де Шарон решил отправиться в Париж, но только не к дяде — священнику, а к капитану королевских мушкетеров, графу де Монтале, таким образом, попытаться попасть в гвардию.

В день отъезда, г-жа де Шарон, не подозревая о намерениях сына, поцеловала его на прощанье, и сказала:

— Будьте благоразумны, мальчик мой, и постарайтесь по дороге не попасть в неприятную историю.

— Хорошо матушка, я вам обещаю, — пообещал де Шарон, целуя мать.

— И как только прибудете в Париж, потрудитесь оповестить, что с вами все слава Богу.

— Непременно матушка, — пообещал де Шарон, и поспешил поскорее вскочить на лошадь.

Садясь в седло, он случайно задел рукой плащ, под которым скрывалась, фамильная шпага. Увидев край эфеса, мать с тревогой подошла к сыну, и спросила:

— Сын мой, зачем вы взяли с собой фамильную шпагу?

— Дорога длинная, никогда не знаешь, что тебя ждет впереди, — ответил де Шарон, хитро улыбнувшись.

— Храни вас Господь! — перекрестила напоследок его мать.

Подобно отцу, де Шарон, отсалютовал на прощанье матери и, дернув за узды, помчался по пыльным дорогам Бургундии, тем самым распугивая местных кур, которые едва успевали вылетать из-под копыт «Буцефала». А г-жа де Шарон, стояла среди слуг, махая уезжающему сыну, и с восхищением и грустью думала: «Как же он похож на отца».

Сам юноша, выглядел необычайно молодо, однако по-мужски привлекательно: прямой нос, волевой подбородок, зеленовато-карие глаза, а легкий пушек над пухлыми губами, показывал, что юноше, едва исполнилось, пятнадцать лет.

Не удивляйся дорогой читатель, что столь юный герой, отправился в самостоятельную жизнь. В те далекие времена, 15-ти летние юноши были вполне зрелые для жизни. Происходило это, по той простой причине, что процесс старенья, происходил значительно раньше теперешнего, а стало быть, люди взрослели раньше, дабы успеть прожить полноценную жизнь, чтобы вкусить все ее прелести. Правда, и в те времена были долгожители, которые доживали до 90 лет, что и по нашим меркам не мало, но эти случаи, случались редко.

Но вернемся к нашему герою, который, уже проехал полтора лье¹¹. Выехав из города и, поднявшись на возвышенность холма, он в последний раз, взглянул на родной город, окруженный вокруг лесными массивами. Простившись с городом, бургундец пришпорил коня и отправился в путь.

Ах, Боже мой, какое это блаженство скакать на лошади по дороге, навстречу славе, судьбе и приключениям, о которых де Шарон мечтал все эти годы. Правда скакать ему, приходилось не часто, так как его «резвый» скакун, после каждого пятиминутного ускорения, останавливался, и начинал медленно ковылять, словно побитая собака. После нескольких отчаянных попыток ускорить шаг, престарелого русака, де Шарон смирился, не желая мучить, несчастное животное.

Лошадь медленно тащилась сквозь лесные чащи, вместе с ней, тащился и ее юный хозяин, в опасении потерять последнее средство передвижения, а ведь до Парижа было еще далеко.

Тощая кляча, едва не падала от каждой неровности, встречающейся ей на дороге. Де Шарон ехал осторожно, особенно по каменистым местностям. Несколько раз, бургундец порывался избавиться от лошади, и идти пешим, но жалость к старушке, каждый раз останавливала его, ведь она так верно служила его отцу, все эти годы.

Так продолжался его медленный и утомительный путь. Спустя шесть дней, бургундец наконец, приближался к воротам Парижа.

Глава IV

Алмазный перстень

Уже была глубокая ночь, когда молодой бургундец проехав городские ворота, попал в Париж.

Апрель выдался в том году на редкость холодным, так что даже дорожный плащ провинциала, не спасал его от холода. Ночью, было еще холоднее, чем днем. Небо было затянуто сплошными черными тучами, и казалось, что вот, вот, пойдет мокрый снег.

Прозябший до костей путник, едва мог пошевелить ногами и руками. И единственная мечта его была найти, хоть маленькую лачужку, в которой он бы мог пробыть до утра.

Улицы Парижа, несмотря на непроглядную темноту, восхищали своими размерами. Местами, улицы были совсем узкими, однако прилично длинными, а дома стоявшие вдоль дороги, казались огромными.

Местами кварталы были настолько узкими, что казалось можно, было перепрыгнуть с крыши на крышу. Однако такие кварталы, несли за собой немалую опасность. Один из таких кварталов, погубил Великого Короля Генриха IV¹². Когда на улице Медников, мерзкий убийца, Франсуа Равальяк, вскочив на подножку королевской кареты, нанес два смертельных удара в сердце, благородного монарха.

Именно по одной из таких улиц гарцевал наш герой, в поисках ночлега, когда проезжая мимо башни Самаритэн, в одном из темных кварталов, он услышал, какую-то возню и шорох. Приостановив лошадь, бургундец скрылся за стеной дома и начал прислушиваться. В проходе квартала раздались таинственные голоса:

— Сейчас подъедят две кареты, в одной из которой будет сидеть герцог в мушкетерской одежде, в другой дама, — сообщил господин, шестерым неизвестным. — Охраны не будет. Герцога, под видом грабежа, убить, даму в Бастилию. Вы поняли меня?

— Да, но в темноте это будет не просто, — ответил один, из шестерых наемников.

— Зажгите побольше факелов, — беспечно сказал таинственный господин, после чего он сел на лошадь, и умчался прочь.

Сразу после этого, наемники, дабы исполнить приказ господина, затаились в темноте. Де Шарона заинтриговали эти события, поэтому он решил тоже спрятаться за толстое дерево, дабы посмотреть, чем все закончится. Однако юноша сразу сообразил, что это не просто наемники, а никто иные, как гвардейцы кардинала, известные своим коварством на всю Францию.

В скором времени, послышался скрип колес. Карета, запряженная шестеркой лошадей, в самом деле, приближалась к лобному месту. В сумерках, шевалье, удалось разглядеть замысловатый силуэт кареты, которая остановилась посередине двух кварталов.

Через некоторое время, со стороны Лувра, подъехала еще одна карета, которая встала вплотную с первой. Но, едва из кареты раздались голоса, как в тот же час, со всех сторон, набежали гвардейцы, захватив их в кольцо. Один из гвардейцев, открыл дверцу кареты, и, вооружившись двумя пистолетами, сказал:

— Попрошу на выход, сударь!

— П-потрудитесь объяснить, в чем дело? — потребовал герцог.

— После объясним, — сказал с легкой ухмылкой гвардеец.

— Я не намерен, никуда выходить, — заявил герцог, покраснев от возмущения.

— Значит, прикончим здесь, — неожиданно посуровев, заключил первый гвардеец, обращаясь к остальным.

Выхватив шпагу, гвардеец попытался нанести герцогу удар, но тот вовремя подставил свою трость. Клинок соскользнул с деревянной поверхности трости, после чего трость, удивительным образом превратилась в шпагу, которой герцог мастерски атаковал противников.

Женщине, сидевшей в соседней карете, повезло значительно меньше. Один из наемников, незаметно влез в карету с противоположной стороны, и подкравшись к ней, зажал ей рот. Бедняжка, даже не успела взвизгнуть, как вдруг гвардеец, вытащил ее из кареты.

Бургундец, не мог стерпеть такое хамское отношение к женщине, поэтому он решил вмешаться. Выхватив шпагу, он безрассудно бросился на мерзавца, желавший похитить дивное создание. Проткнув гвардейца, де Шарон молниеносно присоединился к драке. К счастью, все наемники, оказались неопытными, поэтому герцогу и де Шарону, без хлопот удалось справиться с шестеркой бандитов.

После битвы, герцог попросил кучера подсветить ему факелом, чтобы он смог полюбоваться, побежденными гвардейцами. Увидев количество убитых, герцог гордо встал и начал считать побежденных:

— One, two, three, four, five, six. Great battle! — Как вас зовут, храбрый юноша? — обратился он к г-ну де Шарону, перейдя на французский язык, с небольшим английским акцентом.

— Меня зовут, шевалье де Шарон, — поклонился тот.

— Герцог Бекингем, — гордо представился тот. — Как я могу отблагодарить вас?

Услышав столь знатное имя, де Шарон приподнял голову, и как подобает истинному дворянину, гордо заявил:

— Благодарю вас милорд, но мне ничего от вас не нужно, а оказанная вам помощь, была бескорыстна.

— Вы мне нравитесь де Шарон, и поэтому я хочу вас отблагодарить, — герцог снял со среднего пальца руки кольцо, и надел на палец де Шарона. — В благодарность, я дарю вам этот перстень, носите его по достоинству.

Де Шарон поцеловал кольцо и откланялся. В тот же миг, из кареты выбежала девушка, и подошла к Бекингему.

— Ах, милорд, нам нужно спешить, — умоляющим голосом напомнила она герцогу.

— Вы правы сударыня, — согласился герцог и, простившись с де Шароном, сел в карету.

— Простите сударыня, я хочу задать вам вопрос, — обратился де Шарон к милой девушке, которая уже садилась в карету. — Вы, как я понимаю, парижанка?

— Не совсем, но что вам угодно? — вопросом на вопрос, спросила незнакомка.

— Не подскажите ли бедному путнику, какую-нибудь хижину, где можно переночевать?

— Ах, нет сударь, увы, я не из этих мест, — искренне призналась сударыня, закрыв дверцу кареты.

Тогда де Шарон, подошел к ней совсем близко, и спросил просящим голосом:

— Быть может, вы знаете, как доехать до резиденции графа де Монтале?

— Это совсем не далеко, на той стороне Сены, возле церкви Сен-Сюльпис, — подсказала она.

— Благодарю сударыня, — поблагодарил он милую красавицу.

В скором времени, две кареты, одновременно, куда-то укатили. Проводив их взглядом, де Шарон поспешил удалиться с того места, дабы не попасться в руки патрульным жандармам.

Продолжая свой путь, де Шарон взглянул гордо на палец, и увидел на нем алмаз. «Боже, за такой перстень я мог бы восстановить все свое родовое имение», — подумал он.

Он ехал по узкой улице Больших Августинцев, когда на его пути повстречалась харчевня, под вывеской «Вольный ветер». Привязав неподалеку лошадь, де Шарон вошел в нее. Несмотря на позднее время, в харчевне, все еще кипела жизнь. Кто-то играл в карты и кости, кто-то ухаживал за прелестными девицами, кто-то просто ел, кто-то смеялся, одним словом, каждый занимался тем, чего его душа требовала.

Увидев за трактирной стойкой хозяина, де Шарон учтиво спросил:

— Могу ли я снять комнату, до утра, за недорогую оплату, так как в кармане у меня, всего пять экю?

— Ночь в моей харчевне, стоит всего 2 экю, — с радушием сказал хозяин харчевни.

— Да, но половина ночи уже прошла, стало быть, я вам должен всего 1 экю.

— Да, но все комнаты уже заняты, а это означает, что мне придется вас заселить в свою комнату, а мне, ложиться на кухне, — пробурчал недовольно хозяин.

Поняв, что спор с хозяином будет бесполезен, де Шарон бросил ему два экю, и сел за стол. Через некоторое время к нему подошел хозяин, и спросил:

— Чего изволите?

— Что-нибудь, — попросил изголодавшийся провинциал.

— Куриный бульон?

— Согласен, — проговорил де Шарон, который толком не ел, два дня.

Между тем, за соседним столом, пятеро человек играли в кости. Заметив нового постояльца, один из игроков, повернулся к де Шарону и, не сводя с его перстня глаз, спросил:

— Сударь, вы не хотели бы с нами поиграть?

— С удовольствием, только у меня нет денег, — признался де Шарон.

— Я готов купить ваш перстень за 1000 пистолей, — предложил игрок.

— Нет, это подарок, к тому же, названная вами цена, слишком мала, чтобы я на нее согласился! — заявил твердо провинциал.

— Не хотите на кольцо, поставьте на вашу лошадь, — предложил второй игрок.

— Боюсь господа, что мой «Буцефал» вам не подойдет, так как ему уже 30 лет, и он едва держится на ногах.

— Я даю за него 20 пистолей, — сказал первый игрок, что привело де Шарона в удивление.

Де Шарон решил попробовать. Он подсел к ним за стол и игра пошла. В первой же игре, бургундец, проиграл свою лошадь. Игрок предложил поставить на кон перстень, за который он был готов по-прежнему заплатить 1000 пистолей. Де Шарон поначалу отказывался, но потом все же решил рискнуть. Бургундец поставил на кон свой перстень, и выиграл 1000 пистолей. Эти деньги он опять поставил, чтобы отыграть свою лошадь. Таким образом за ночь он выиграл, 1025 пистолей, сохранив при этом перстень и вернув коня.

Получив крупную сумму денег, де Шарон лег спать, в прекрасном настроении.

Глава V

Не очень счастливый день

Проснулся г-н де Шарон, лишь, когда городские часы пробили десять часов. С блаженством потягиваясь, он вспомнил все события происходившие с ним накануне. Радуясь своим успехам, молодой человек решил полюбоваться своим кольцом. Однако, к своему ужасу, он обнаружил, что кольца, подаренного герцогом, на его пальце нет. Обыскав все кругом, бургундец, так же заметил, что кроме кольца, у него пропала и вся выигранная, вчера, сумма денег.

Поняв, что все размышления бессмысленны, он в не себя от ярости, спустился вниз и схватив трактирщика за грудки, спросил:

— Что это значит, черт тебя подери?

— В чем дело, сударь? — с испугом пробормотал трактирщик. — Я ничего не понимаю.

— Сейчас поймешь! — воскликнул де Шарон, выхватив из-за пояса пистолет. — Кто украл мое кольцо и деньги? Отвечай негодяй!

— Какое кольцо, какие деньги? — в недоумении спросил трактирщик.

— Не прикидывайтесь идиотам. Я выиграл вчера приличную сумму, где она?

— Я ничего не знаю, я ничего не брал.

— А кто брал? — со злобой в голосе, зарычал бургундец.

— Я не знаю, вчера к вам заходили какие-то люди, — промямлил хозяин, пряча глаза.

— Так, если в течении минуты ты не скажешь, кто эти негодяи, и где они сейчас, я застрелю тебя, как зайца.

— Я не знаю, — повторял, чуть не плача, трактирщик. — Я вправду, не знаю. Когда вы легли спать, один из игроков, подошел ко мне, и спросил где ваша комната. Я ему ответил, что; «Вы живете в восьмой комнате», он объяснил мне, что вам задолжал, затем он отправился ваши покои. А что он там делал, я не знаю.

— Как его имя?

— Мне это неизвестно, он не назвал себя, и вообще я его в первый раз вижу. Должно быть, это какой-то вор.

Де Шарон отпустил старика, и поспешил покинуть гостиницу. Выходя, юноша опасался не найти у коновязи, свою старую клячу, но к счастью, на нее никто, не позарился. Лошадь по-прежнему стояла у харчевни, мирно пожевывая траву.

Увидев ее, де Шарон был счастливее, чем когда выиграл 1025 пистолей. Юноша обнял старого Буцефала и, надев на него седло и уздечка, снова отправился в дорогу, нищим.

Но к счастью неприятные впечатления утра, рассеялись сразу же, как только бургундец выехал на главную улицу. Широкие тихие, элегантные улицы, внушительные особняки с дворами и садами. В особенности, бургундцу пришелся по вкусу знаменитый особняк, маркизы де Рамбуйе, построенный по её собственному проекту, на улице Святого Фомы. Неподалёку, от него располагалась — резиденция французских королей, Лувр.

Вид резиденции был не так уж плох, как представлял себе бургундец… Вспоминая рассказы отца, де Шарон представлял Лувр, как ветхую средневековую крепость, которой чужда эпоха позднего возрождения. Однако со времен правления короля Людовика Справедливого резиденция, заметно преобразилась. Поддерживая идею Генриха Великого, король, судя по всему, продолжал облагораживать замок. Не было уже средневековых стен, площадь жилых помещений была широкой, добавлен был павильон часов.

Неподалеку от Лувра, достраивался дворец кардинала Ришелье. Уже теперь сквозь строительные леса, можно было увидеть главный фасад дворца, который выходит на улицу Сент-Оноре и представляющий собой длинный ряд арок, украшенных корабельными кормами и якорями. Тем самым хозяин дворца, хотел напомнить прохожим о звании главнокомандующего флотом, которое он носит.

Далее на пути бургундца, встретился роскошный Новый мост, шокирующий своей белизной башен и перил. За мостом стоял бронзовый конь, с высоты которого, бронзовый король Генрих Великий созерцал, движущуюся у его ног толпу. Уже начиная с нового моста, появлялось все больше торговцев. Помимо ремесленников на так называемом базаре были маргиналы, попрошайки, воры, публичные девки, цирюльники, зубодёры и сводники. Там и сям, раздавался крик торговцев, предлагающие свои услуги: одни предлагали меха, другие заморских птиц, пятые всевозможные мази и пилюли, спасающие якобы от ран и солнечного затмения.

Чем дальше продвигался де Шарон, тем все шумнее и ужи становились улицы. Уже с раннего утра, город наполнялся шумом, на который наслаивался адский грохот, тянущихся из портов Сены, повозок с дровами, углём, сеном и винными бочками. В больших, надвинутых на уши шляпах, мелькал рабочий люд, носильщики тягали на скрещенных жердях громадные кули, с мешками и бочками.

Самым шумным местом во всем Париже, можно было, пожалуй, назвать Сен-Жерменскую ярмарку, шум которой был слышен за четыре лье. Именно здесь, собирался цвет парижской ремесленной аристократии — галантерейщики, скорняки, суконщики, золотых дел мастера, бакалейщики и т. п… Степенные купцы в пышных кафтанах и просторных штанах из тёмного сукна, раскладывали на прилавках различные украшения, накидки, гобелены и зеркала.

Крупные коммерсанты, съезжались сюда со всех городов Франции и из-за границы; португальцы продавали амбру и тонкий фарфор; турки предлагали персидский бальзам и константинопольские духи, провансальцы, торговали апельсинами и лимонами.

Помимо всего этого, на ярмарке можно было приобрести: марсельские халаты, руанские сукна, голландские рубашки, генуэзские кружева, фландрские картины, алансонские бриллианты, миланские сыры, испанские вина, и прочее, прочее, прочее.

Ко всему прочему, ярмарка была полна сладостями. Особой популярностью у парижан пользовались вафли.

В питейных домах, богато украшенных зеркалами и люстрами, выпивали сотни бочек глинтвейна и мускатного вина. Заглядывали сюда и любители понюхать или покурить табак, который уже начал входить в моду. В изобилии на ярмарке были, и игровые дома.

Но де Шарона, это ни особо интересовало. Куда более его внимание, заостряли проезжавшие мимо мушкетеры в синих и красных плащах, которых на его пути, становилось все больше. Они, как правило, гордо проезжали мимо, или привлекали к себе внимание очаровательных служанок и торговок. Не редко всадники, гоняясь друг за другом, опрокидывали овощные лотки, после чего, долго им вслед доносилось ругательство торговцев, похожие на проклятья.

Де Шарон, с завистью глядел в след удаляющимся всадникам. Когда же всадники исчезли из вида, провинциал, подгоняя коня, поспешил к резиденции г-на де Монтале.

Самого же де Шарона, горожане встретили с недоуменными взглядами. Вернее их удивлял вид не столько наездника, сколько его лошади. Кто-то ухмылялся, показывал пальцем, а кто-то и вовсе смеялся. Но молодой человек, не особенно внимал на свист и смех горожан, так как, считал, что это ниже его достоинства, ведь он же был дворянином, хоть и обедневшим.

К счастью, в скором времени все внимание горожан, обратил на себя пасквилянт, сочинивший очередную песенку про его высокопреосвященства. Перекрикивая ярмарочных музыкантов, он пел под веселый смех и аплодисменты:

«Интригами оплел он весь Париж

Как паук, оплетает муху

Нам остается крикнуть лишь:

«Остановись-ка Риш»!

Тебе не сломать парижского духу».

Толпа праздных зевак окружила актера. Де Шарону, тоже стало интересно, правда, он не стоял вместе со всеми в толпе, а смотрел на представления, издалека. Вид с лошади был прекрасен.

В то же время, по ярмарке прогуливался верноподданный кардинала граф Рошне, в сопровождении любимчика, его преосвященства Клода де Жюссака. Бросив презрительный взгляд на пасквилянта, граф высокомерно обратился к г-ну де Жюссаку:

— Что это?

— Судя по всему, бродячий актер — ответил тот. — Я его знаю.

— А вы разве не слышите, что он поет?

— Слышу.

— Так почему же вы его не арестовываете, болваны? Вам что, мало упущенного Бекингема? — спросил г-н Рошне, тем самым припомнив гвардейцам, провал прошлой ночи, — Действуйте лейтенант!

— Слушаюсь, — ответил де Жюссак и, обратившись к гвардейцам, приказал: — Разгоните толпу, а этого певца, в Бастилию!

Гвардейцы поспешили исполнить приказ лейтенанта. Разбежавшись по площади, словно тараканы, они начали разгонять ликующих горожан. С визгом, народ разбегался в разные стороны, едва не опрокинув де Шарона, вместе с лошадью. Поняв, что здесь больше нечего делать, бургундец, подстегнув Буцефала, продолжил путь дальше.

Де Шарон ехал вдоль квартала, когда мимо него пробежал тот самый пасквилянт с ярмарочной площади. Гвардейцы непременно бы поймали певца, если бы в тот момент, им не перегородил дорогу бургундец.

Он это сделал не из жалости к актеру, и даже не для того, чтобы показать свою юношескую доблесть. Нет господа, это был тот самый принцип, которому следуют все молодые люди его возраста, идя наперекор каждому, несмотря на чин и звание.

Итак, при виде, на своем пути, дерзкого провинциала, г-н де Жюссак в неистовстве заорал:

— Прочь с дороги, щенок!

— Фи, сударь, нельзя ли вежливей, не со слугой разговариваете, — заметил юноша, не сделав в знак повиновения, ни шагу.

— Что?! — возмутился де Жюссак, выхватив шпагу. — Не тебе меня, учить манерам, щенок! Убирайся!

— Простите сударь, я этого не могу сделать, — заявил де Шарон.

— Это еще почему? — в негодовании спросил де Жюссак.

— Моя лошадь слишком стара, к тому же, после такого путешествия, она и вовсе обессилила, — заявил де Шарон.

— В таком случае, ей давно пора на пенсию, — поговорил де Жюссак, и не пощадив бедную старушку, стрельнул ей в шею.

Лошадь, ослабев в ногах, упала на землю, придавив своим телом, ногу хозяина. Поднявшись с земли, де Шарон, чье самолюбие было задето, в ярости вытащил шпагу, и пошел на г-на де Жюссака, атакой.

Но, мастер клинка — (как его называли в Париже) быстро справился с неопытным юношей. Прижав его к стене, де Жюссак, взглянул ему в глаза, и с ухмылкой, предупредил:

— В следующий раз, ваша попытка меня атаковать, может стать для вас, последней!

Но, де Шарон не собирался сдаваться. Вскочив на ноги, задира догнал де Жюссака, и попытался нанести ему удар, но тот вовремя увернулся. Лейтенант натравил разъяренных гвардейцев на бургундца. Юноша понял, что дальнейшая битва будет бесполезной, и поэтому решил, пока не поздно, бежать.

Так как путь к резиденции, был закрыт гвардейцами, де Шарону пришлось бежать в противоположную сторону, в направлении, улицы Бюси.

Упустив актера, мушкетеры кардинала, решили, во что бы то ни стало, поймать бургундца, дабы тот ответил перед кардиналом, за их провал.

— Упустили! — в отчаянье, воскликнул писклявым голосом, гвардеец.

— Поймать этого щенка, любой ценой! — велел де Жюссак.

— Я вырву из него печень, собственными руками! — грозился в ярости, другой гвардеец.

— Вы уже упустили свой шанс, — напомнил ему лейтенант красных гвардейцев. — Я его сам поймаю, и выпущу кишки!

При последней фразе, г-н де Жюссак, припустил лошадь. Вслед за ним помчались и все его гвардейцы. На перекрестке между улиц Сены и Бюси, лейтенант отдал приказ своим подчиненным обыскать все кварталы, и его окрестности, пообещав, что если кто поймает мальчишку, того повысит в звании. Исполняя приказ патрона, гвардейцы помчались на поиски наглеца и невежи, де Шарона.

Тем временем, де Шарон бежал по улице Бюси, с которой он резко свернул, и пошел по улице Сен-Сюльпис. На той самой улице, ему перегородили дорогу пятеро всадников. Не растерявшись, юноша свернул в квартал, но там его поджидала новая засада. Бургундец оказался окруженный дюжиной гвардейцев, которые постепенно приближались к нему.

— Вот ты и попался, щенок, — злорадствовал де Жюссак. — Что вы стоите, арестуйте его!

По приказу лейтенанта, гвардейцы толпою накинулись на де Шарона. Но юноша, обладая хитростью, сумел выбраться из-под кучи дерущихся между собой гвардейцев и, не заметно ускользнул на улицу Гарсе.

— Чего вы там возитесь, идиоты?! — воскликнул в гневе де Жюссак. — Мальчишка давно скрылся в квартале.

Вновь началась погоня, которая едва не закончилась для провинциала, плачевно. Но фортуна снова, благосклонно улыбнулась своему подопечному. В тот час, когда де Шарон был почти в руках у гвардейцев, мимо них проезжала карета. Пропуская карету, гвардейцы расступились. В последний миг, находчивый бургундец, вскочил на ее запятки, и заливаясь громким смехом, скрылся вместе с каретой за поворотом.

Глава VI

Как де Шарон попадает в дом, в котором происходят странные вещи

Погоня продолжалась еще долго, но по случайности или по воле судьбы, карета, на запятках которой стоял де Шарон, тоже ускорялась, тем самым прилично отрываясь от погони. Неожиданно карета свернула во двор, какого-то дома. Когда она остановилась, де Шарон спрыгнул с запяток и скрылся в кустах. Он видел, как из кареты вышла молодая особа и вошла в дом. Хотя лица женщины он не видел, а видел ее только со спины, но силуэт ему показался знакомым.

Не прошло и минуты, как за воротами снова раздались голоса гвардейцев. Поняв, что гвардейцы намереваются войти во двор, де Шарон прокрался в дом. Попав в гостиную комнату, юноша начал искать, где можно спрятаться. Раздались приближающиеся голоса. Молодой человек засуетился по комнате, в поисках укрытия. Наконец он увидел портьеру, висевшую возле окна. Едва бургундец успел спрятаться за нее, как в ту же секунду в комнату, вошла ничего не подозревающая, супруга капитана г-жа Мензофорт.

Увидев ее через щель портьеры, де Шарон, вдруг признал в ней, ту самую таинственную незнакомку, которую он видел сегодня ночью. И хотя при свете каретных фонарей, черты лица женщины было сложно разглядеть, но внутренней голос ему подсказывал, что это была она.

Госпожа Мензофорт, держала в руке какое-то письмо, которое она пыталась тщательно скрыть. Едва она вложила письмо в письменный ящик, как вдруг дверь распахнулась, и в комнату вбежало пятеро гвардейцев, что привело девицу в полуобморочный испуг.

— Где этот негодяй! — с ходу спросил де Жюссак, выхватив из ножен шпагу.

На шум, из своего кабинета, размещавшегося на втором этаже дома, вышел в преклонных годах господин, озирая незваных гостей, недоумевающим взглядом.

— Что здесь происходит, господа? — спросил он, спускаясь по лестнице.

— Прошу меня простить, господин Мензофорт, но по нашим сведениям, в ваш дом, проник один мерзкий мальчишка, — ответил де Жюссак.

— В мой дом, проник, мерзкий мальчишка? — удивился хозяин, с недоверием поглядывая на жену. — Но каким образом?

— Видите ли, мы погнались за одним молодым человеком, а он, каналья, взял и заскочил на запятки кареты, вашей супруги.

— И что, вы видели, как он проник в мой дом? — удивился капитан.

— Увы, нет.

— В таком случае я уверяю вас, г-н де Жюссак, что в моем доме, посторонних нет, — перебил его г-н Мензофорт. — Надеюсь, вы доверяете моим словам?

— О да, конечно, — с почтением произнес де Жюссак.

— В таком случае, не смею вас задерживать, я спешу на службу, — произнес г-н Мензофорт.

— Прощайте, г-н Мензофорт.

— Передайте мое почтение его высокопреосвященству.

— Непременно передадим, сударь.

Проводив гордым взглядом уходящих гвардейцев, г-н Мензофорт, так же заметил, что его благоверная супруга, тоже, куда-то собирается.

— Лукреция, черт возьми! Куда вас опять, черти несут? — спросил, возмущенно, Мензофорт.

— Мне нужно в Лувр, — ответила прехорошенькая хозяйка.

— Вы опять ввязались, в какие-то интриги? — остановил ее капитан, схватив ее небрежно за локоть.

— Оставьте меня в покое, Николя, — сказала госпожа, пытаясь освободить свою руку.

— В покое?! Моя жена вместо того, чтобы растить детей, быть хранительницей очага, целый день находится, черт знает где, и еще просит, чтобы ее законный муж, оставил в покое.

— Вас об этом, предупреждали в Лувре, — с укором сказал красавица, взглянув на супруга таким взглядом, что тот невольно отпустил ее руку.

— Признаться, я уже начинаю жалеть, что дал добро королеве на ваше назначение, — продолжал капитан. — Да вы должны за меня Богу молиться, за то что я содержу вас, и ежемесячно плачу пятнадцать ливров, за вашего братца.

— Что? Уж не вздумали ли вы, достопочтенный Мензофорт, упрекать меня деньгами?

— О, не в коем случае, мадам, — сказал Мензофорт, припав к ее ногам, целуя ее руку. — Простите меня. Простите, простите.

— Я давно поняла, что я не возлюбленная ваша и не жена, а пленница.

— Как вы не справедливы ко мне, Лукреция, не справедливы. Я вас люблю.

— Мне нужно идти в Лувр, — повторила Лукреция, освободив свою руку от поцелуев супруга.

— Ну что ж, идите в ваш Лувр, тем более, что мне тоже давно пора на службу, — произнес недовольно г-н Мензофорт, вставая с колен. — Но учтите, если я узнаю, что вы участвуете в заговоре против короля, помощи от меня не ждите, я отрекусь от вас, как если бы вы мне, были не верны.

— Не беспокойтесь сударь, я не нуждаюсь в вашем покровительстве, — гордо заявила г-жа Мензофорт.

— Ну что ж, прощайте.

— Прощайте, сударь.

Глава VII

Кардинал Арман Жан Ришелье

В то же самое время, в белой сутане, поверх которой была надета кровавая мантия, стоял с надменным видом, кардинал Арман Жан де Ришелье, и слушал, как его верноподданный слуга, г-н Рошне, играл на клавесине и подпевал дрожащим голосом:

— «Во Франции на каждом лье,

Кругом шпионы Ришелье.

Про все в стране известно кардиналу.

Шпионы спать нам не дают

Чего-то ищут, кого-то ждут.

Прилег поспать, и под кроватью, слуги кардинала.

В ту пору, тихими шагами в кабинет, вошла дама, облаченная в мужское, черного цвета, платье. Она встала незаметно за спиной кардинала, слушая, как его высокопреосвященство бранит за пение, г-на Рошне:

— Да, любезный г-н Рошне, у вас не только нет способностей мне верно служить, но также нет и слуха.

— Простите монсеньер, — виновато сказал Рошне, — слух, как утверждали многие, у меня есть, просто у меня дрожит голос от волнения.

Увидев беспричинно возникшую на лице Рошне улыбку, кардинал обернулся и увидел перед собой очаровательную, рыжеволосую женщину.

— Боже, как вы тихо ходите, — восхитился кардинал, поцеловав даме руку.

— Простите монсеньер, — кокетливо ответила она, одарив его обворожительной улыбкой.

— Ну, что там дальше, Рошне, — позволил продолжить кардинал, которому было самому интересно послушать, что о нем думает народ.

— «Интригами оплел он весь Париж

Как паук оплетает муху

Нам остается крикнуть лишь:

«Остановись-ка Риш!

Тебе не сломить парижского духу».

— Что это, Рошне? — в недоумении спросил Ришелье.

— Пасквиль, монсеньер, — ответил Рошне, с оттенком безобидной улыбки.

— Достаточно, на сегодня пасквиля, благодарю вас, — в гневе проговорил кардинал, садясь в кресло. — Я надеюсь, этот поэт уже в Бастилии?

— Нет, он, как и прежде, на свободе, — с мягкой улыбкой произнес Рошне.

— Я не понимаю, а почему вы смеетесь, пока что поводов для веселья, я не вижу. Вы обленились Рошне, и перестали ловить мышей.

Последняя фраза, тоже насмешила милую леди, припомнив, что накануне Ришелье, говорил эту же фразу, своему коту, по голове которого, бегала мышь.

— Я что-то смешное сказал, сударыня? — обратился на этот раз кардинал, к леди де Персис.

— Простите монсеньер, — поклонилась леди, изображая раскаянье.

— Что вам помешало, арестовать этого стихоплета, на этот раз? — продолжал допрашивать кардинал своего верноподданного шпиона.

— Вмешательство упрямого юноши, не желающего уступить дорогу, нашим гвардейцам, — ответил Рошне.

— Кто он?

— Неизвестно, ваше высокопреосвященство. Судя по всему, провинциал.

— Надеюсь, вы его сможете опознать?

— Никак нет, я к тому времени уже уехал, а всю беседу с ним, провел ваш покорный слуга, де Жюссак.

— Позовите г-на де Жюссака! — приказал де Ришелье лакею.

Лакей в ту же секунду, поспешил исполнить повеление кардинала, и спустя десять минут в кабинет вошел, небольшого роста офицер.

— Господин де Жюссак, вы надеюсь, помните лицо того юноши, которого сегодня видели на ярмарке Сен-Жермен.

— Разумеется, монсеньер, — ответил де Жюссак.

— И он уже в Бастилии?

— Нет, монсеньер, увы, он еще на свободе.

— Вы хотите сказать, что не смогли справиться с мальчишкой? — негодовал кардинал.

— Я застрелил его старую лошадь, и хотел арестовать этого провинциала, но он, как сквозь землю провалился. В результате все разбежались.

— Прекрасно господа, — развел руками Ришелье. — Я восхищаюсь вашими талантами. Какие еще новости?

— Этой ночью, герцог Бекингем, встречался с особой, которую он называл г-жой де Бушар.

— Если мне не изменяет память, накануне, вы собирались арестовать эту интриганку, — напомнил графу кардинал.

— Да монсеньер, но неожиданно нам помешал, какой-то сумасшедшим провинциал. Наши гвардейцы, были слабы по сравнению с герцогом и тем юношей, — оправдывался Рошне.

— Что-то слишком много развелось провинциалов, желающих всунуть свой нос, в мои дела. Вам не кажется это весьма странным, граф?

— Кажется, монсеньер.

— Быть может, это был один и тот же человек? — продолжал размышлять кардинал. — Но тогда я не понимаю, с какой целью, он рушит мои планы. Заступничество за герцога еще можно понять, провинциал мог быть с ним в сговоре, либо решил отличиться в глазах Бекингема, дабы получить от него пошлину. Но какого, в таком случае, рожна, ему понадобилось заступаться за безродного пасквилянта? Ну да Бог, с ним.

— Чем вы меня порадуете, леди? — обратился Ришелье, на этот раз к леди Персис.

Из голенища ботфорт, леди достала небольшой свиток бумаги, и подала его кардиналу.

— Что это? — с удивлением спросил Ришелье.

— Это письмо от герцога, королеве, — ответила леди.

— Это уже что-то, — сказал Ришелье, читая письма. — Вы славно поработали, Шарлотта.

— Рада была служить, ваше высокопреосвященство, — сказала леди с почтением, кланяясь.

— Вам необходимо немедленно вернуться в Лувр, и отдать письмо королеве. Если ее величество, изволит написать ответ, сразу же пришлите мне об этом сообщение. Война с Англией, скорее всего, неизбежна.

— Какие еще будут распоряжения, Ваше Преосвященство?

— Все распоряжения, вы найдете в письме, — сказал кардинал, вручив конверт леди Персис. — Вскройте его в своей комнате.

— Боже, какая таинственность!

— В Париже будьте особо осторожны. Появление этого провинциала, может быть неслучайным. Рошне! Разузнайте-ка все об этом человеке.

— Слушаю, монсеньер, — услужливо проговорил Рошне.

Глава VIII

В которой г-н де Шарон, видит чудо света

Де Шарон, продолжал стоять за портьерой. Г-жа Мензофорт, проводив супруга до двери, сама куда-то вышла. В комнате, наконец, воцарилась тишина. Воспользовавшись моментом, когда комната стала совсем пустой, наш храбрый бургундец, на свой риск и страх, решил выбраться из укрытия. Но едва он сделал два шага по комнате, как вдруг неожиданно, почувствовал, что кто-то ударил его по голове, и его сознание потухло.

Очнувшись, де Шарон некоторое время не мог опомниться, не понимая, что с ним сталось. Мало-помалу, мысли его прояснились. Открыв глаза, он увидел перед собой дивное розоватое лицо, нежность которого подчеркивали, вьющиеся темно-русые волосы, уложенные в сложную прическу.

— Вы живы, слава Богу! — проговорила прекрасная госпожа, едва сама не лишаясь чувств. — Мадлен, принеси скорее холодной воды и чистую ткань, — повелела она.

— Бегу матушка, бегу, — проговорила, услужлива старушка.

Служанка быстро исполнила повеление г-жи Мензофорт, неся графин холодной воды и полотенце. Опустившись над г-ном де Шароном, госпожа намочила полотенце, и заботливо приложила его к голове, юноши. Де Шарон взял ее руку, и поцеловал в ладонь.

— Вам уже лучше? — растерянно спросила она.

— Слава Богу, — ответил де Шарон, слабым голосом. — Вы не узнали меня, сударыня? — улыбаясь, спросил он, едва не потеряв снова чувства.

— Разве мы с вами знакомы? — с удивлением задала вопрос госпожа Лукреция.

— И да, и нет, — загадочно произнес де Шарон. — Мы сегодня с вами уже встречались, когда вы разговаривали с герцогом Бекингемом.

— Так, стало быть, вы тот самый храбрый юноша, — проговорила смущаясь, г-жа Мезофит и, продолжила: — Но кто вы такой, если вы не шпион Ришелье?

— Я бургундец, прибыл сюда, чтобы поступить в роту де Монтале, — ответил де Шарон, вставая с пола.

— Но зачем же вы, пробрались сюда? — с какой-то недоверчивостью в голосе, продолжала его допрашивать, юная мадам.

— Попал я в ваш дом, по чистой случайности, — начал юноша. — За мной была погоня, а я был без лошади, а это означало для меня верной гибелью. Вдруг вижу, едет карета, в которой в то время, сидели вы. Я вскочил на запятки. Таким образом, от аббатства Сен-Жермен до вашего дома, не подозревая того сам, я ехал вместе с вами. Когда карета начала заворачивать во двор, я спрыгнул, и хотел было бежать в другую сторону, но увидев, что погоня за мной продолжается, я проник во двор, а затем и в ваш дом, где в дальнейшем спрятался за портьерой.

— А я, было подумала, что вы подосланы кардиналом, следить за мной. В таком случае, простите, за мой гнусный поступок.

— Но что вы сделали?

— Я вас ударила по голове, подносом, — ответила женщина.

— Подносом?! — переспросил бургундец, после чего, громко расхохотался.

— Простите меня, сударь, я просто растерялась.

— Пустяки, мне еще ни разу в жизни, не было так приятно, получать удары по голове.

В ответ ему мадам Мензофорт мило улыбнулась. Но вдруг, по неизвестной причине ее лицо стало тревожным, и она молящим голосом попросила:

— Но я вас прошу, если вы и вправду желаете мне добра, тогда забудьте о том, что вы видели там, и что слышали здесь, иначе нас с вами, ждет Бастилия, или смерть.

— Я все забуду, если вы мне скажите, от кого было то письмо, которое вы спрятали в письменном бюро, — с ревностью, спросил де Шарон.

— Я не могу вам этого сказать, — ответила г-жа Мензофорт.

— Имейте в виду, я убью вашего любовника, кем бы он ни был! — заявил дерзко бургундец.

— Это не моя тайна, — кокетливо сказал госпожа, проведя пальцем вокруг медальона с изображением королевы.

— Значит, вы служите королеве? — наконец догадался де Шарон, что речь идет, о любовнике Анны Австрийской¹³. — Простите, я должен был догадаться, ведь вы накануне разговаривали с герцогом Бек…

— Тиши, умоляю вас, — остановила его г-жа Мензофорт, прикоснувшись к его губам ладонью.

Едва де Шарон, начал с нежностью целовать, каждый палец ее руки, как вдруг Лукреция поспешно убрала свою ладонь, и куда-то заторопилась.

— Сударыня, куда вы все время исчезаете? — спросил растерянно юноша.

— Я прошу, если у вас есть хоть малейшая жалость ко мне, уходите скорее.

— Но когда я вас увижу, вновь?

— Скорее всего, никогда.

— И вы не оставите мне ничего на память, хотя бы, ваш дивный платок? — спросил де Шарон, посмотрев умоляющим взглядом на г-жу Мензофорт.

Лукреция подала ему кружевной платок, и де Шарон, с нежностью принял его. Прикоснувшись к нему устами, он поклялся, что будет вечно хранить этот платок, как талисман.

— Ну идите же, безумный, — проговорила госпожа Мензофорт. — Я выведу вас через черный ход.

Госпожа повернула ручку в камине, и стена камина, вдруг разверзлась. За стеной, была деревянная дверь. Госпожа открыла ключом дверь и вывела де Шарона, в темный погреб. Пройдя длинный туннель, они поднялись по лестнице, которая вела к выходу. Выйдя из погреба, де Шарон оказался на улице гроба Господнего.

Глава IX

Как пасквилянт становится слугой

Попрощавшись с супругой капитана, шевалье де Шарон, не теряя надежды стать мушкетером, отправился вновь в сторону резиденции де Монтале. Свернув с улицы «Гроба Господнего», он неожиданно услышал у себя за спиной, радостные возгласы:

— Сударь! Сударь! Добрый день, сударь!

Обернувшись, де Шарон увидел перед собой, маленького, толстенького господина, державшего в руках шляпу с большими полями.

— Я вам очень благодарен, — продолжал толстый господин в рваных штанах, — вы так отважно сражались, с этими подлыми гвардейцами кардинала. Вы случайно не родственник Ланселота?

— Вовсе нет, — ответил немного в смущении де Шарон.

— Ни один французский герой, не смог бы сравнится с вашими доблестями.

— Но откуда ты меня знаешь? — удивился де Шарон.

— Как же вас не знать, вы мне спасли жизнь, там, на базарной площади.

— А, так это ты, тот самый господин с ярмарки, который пел песню о кардинале, — вдруг вспомнил де Шарон.

— Да, это был действительно, я, — ответил гордо господин. — Но, не подумайте, что я всю жизнь был уличным артистом. Изначально, мое имя было известно на весь Париж. Меня, кстати, Глюмом зовут. Вам ничего, не говорит это имя?

— Нет, — пожал плечами юноша.

— О, когда то, мое имя знала вся Англия и Франция. Я был оруженосцем у самого короля Яков I, — начал хвастаться господин. — Ах, милорд, если б вы только знали, сколько мы с моим прежним хозяином совершили подвигов. Но всему приходит, как говорится, конец. Потом Яков I скончался, а его сын Карл I, решил сменить меня на молодого оруженосца. Я остался без дома, без крова, и начал зарабатывать на жизнь, песнями на улицах. Поначалу, это были безобидные песни, а потом мне стало обидно за простых людей, страдающих от несправедливого государства, и я начал сочинять пасквили.

Поверить в то, что этот господин был когда-то королевским оруженосцем, было трудно. Сказать по чести, до того дня у де Шарона, было совсем другое представление об оруженосцах. В его представлениях, оруженосец должен был быть молодым юношей не старше двадцати лет, ловким, статным и смелым. Перед ним же, стояло полная противоположность, его представлениям. Это был господин неопределенного возраста, невысок, и даже можно сказать, неуклюж. К тому же, этот милейший мужичок, так чисто говорил по-французски, что сомневаться в его происхождении не приходилось.

Однако обвинять или спорить с ним, де Шарон не стал, да и не хотел. Мужичок с таким восхищением рассказывал о своих необычайных подвигах, что казалось, сейчас «лопнет» от хвастовства. Он еще долго говорил о том, как ему было трудно стать простым бродячим актером, после храбрых сражений, в которых он якобы, не единожды, спасал короля от смерти.

— Когда мои пасквили услышал король Карл I, то велел изгнать меня из страны, — продолжал пасквилянт. — Мне ничего не оставалось делать, кроме, как тайком пробраться на корабль и приплыть сюда, во Францию. Затем я увидел, что здесь тоже творится не ладное, и тогда я решил, открыть французскому народу глаза на правительство. И вот так я колесил по всей Франции, пока не докатился до Парижа.

— А откуда ты знаешь, так хорошо французский? — осведомился де Шарон.

— Так матушка моя, была настоящая француженка.

— Все с тобой ясно, — махнул рукой де Шарон и отправился своей дорогой.

— Вы мне не верите, сударь? — догоняя, спрашивал пасквилянт. — Ну и правильно делаете, я вам соврал. Никакой я не англичанин, единственное, что у меня английское, так это имя. Хотя я действительно, не так давно, был слугой у одного господина, правда, его потом повесили за пасквили, а я, чтобы не умереть от голода, стал сочинять эти жалкие песенки. Но раз вы меня спасли, будьте моим господином.

— Я думаю, что мне в скором времени, слуга действительно понадобится, — сказал де Шарон, но вспомнив, что у него нет денег, решил повременить, и потому добавил: — но потом.

— А, жаль, — с обидой пробормотал Глюм. — Если вы беспокоитесь из-за денег, то получить жалования, я не спешу.

Пасквилянт был так настойчив, что де Шарону, пришлось взять его с собой. Всю дорогу, слуга с восторгом рассказывал забавнейшие истории, какие только бургундцу, приходилось слышать.

— Кстати, а как имя моего нового господина? — наконец спросил, новоиспеченный слуга.

— Шевалье де Шарон.

— Надо запомнить, — с усмешкой, проговорил Глюм.

Итак, де Шарон, в сопровождении нового слуги, продолжал идти к заветной мечте, до которой оставалось не больше мили. Они шли по узкому кварталу Сапожников, когда идущий им на встречу господин, невежественно столкнул де Шарона с дороги. В ярости, де Шарон обернулся, и посмотрел вслед, удаляющемуся господину, который беспечно продолжа свой путь, и как видно, не собирался извиняться, за свое вопиющее поведение. Горячего бургундца, возмутило столь наглое поведение незнакомца, поэтому, догнав наглеца, он, дерзко заявил:

— Простите сударь, но вам не кажется, что вам следовало бы попросить у меня прощение?!

Но господин не обращая внимания, на заявления юного провинциала, продолжал идти своей дорогой. Этим господином, был тот самый граф Рошне. Де Шарон, в свою очередь не унимался, он вновь обогнал его и заявил:

— Я требую от вас извинений!

— Подрасти, щенок! — сказал надменно Рошне, оттолкнув от себя бургундца, да так, что юноша ударился спиной об стену дома.

Вскипев от злости, де Шарон выхватил шпагу и бросился на господина в фиолетовом камзоле, но тут же потерпел поражение. Ах, если бы де Шарон только знал, как близок он был, от опасности. К счастью, г-н Рошне не знал юношу в лицо, ведь, кардинал дал ему ясно понять, что бы тот занялся поисками дерзкого провинциала.

Юноша тем временем, не успокаиваясь, упрямо старался, напасть на обидчика. Видя, что побудить наглеца к драке у него не получается, де Шарон в негодовании воскликнул:

— Я третий раз требую от вас извинений, слышишь ты, негодяй!

Похоже, что эти слова, наконец, затронули господина Рошне, так как он сразу же вытащил шпагу и, скинув плащ, воскликнул:

— Ты мне за это ответишь, щенок!

Де Шарон с радостью накинулся на него и у них разгорелся поединок. Юноша, разумеется, не имея такого опыта как у Рошне, проигрывал ему, и все же, уперто не сдавался. В момент, когда граф был почти поражен, откуда то, появились мушкетеры кардинала. Они окружили провинциала и один из гвардейцев заявил:

— Сударь, именем закона вы арестованы! Вашу шпагу!

— На каком основании, позвольте вас спросить? — спросил высокомерно юноша.

— А, на том основании, дорогой юноша, что у нас в Париже, по приказу кардинала Ришелье, запрещены дуэли, — ответил граф Рошне, поправляя на руке перчатку.

— В таком случае, почему не арестовали вас?! — с возмущением спросил де Шарон, вырываясь из рук гвардейцев.

В ответ Рошне ухмыльнулся, и совершено спокойно ответил:

— Вы сами на меня напали, я шел мирно, а вы то и дело приставали ко мне, с каким — то требованием.

— Я требовал, чтобы вы передо мной извинились, за то, что вы меня толкнули. Если б вы извинились, то дуэли бы, вообще не было.

— А вам не кажется, молодой человек, что по всем правилам, это вы должны были бы уступить мне дорогу, так как я вас, старше. Что вы стоите, арестуйте его!

Граф дал знак гвардейцам, и на де Шарона, набросились восемь человек. Бургундец отчаянно защищался, двоих ему даже удалось ранить, но на этот раз ему не повезло. При очередной попытке сопротивления, бургундцу заломили руку, и несколько раз усмирив кулаком, повели через весь город, в тюрьму. Все надежды стать мушкетером в те минуты, рассыпались, как карточный домик. С каждой минутой, де Шарон находился все дальше, и дальше, от заветной мечты.

Глава X

Дорога приводит в тюрьму

После ареста, над г-ном де Шароном, был суд. Поскольку во время дуэли бургундец, не успел нанести большого урона графу Рошне, то на суде, было решено обойтись штрафом. Но так как, в гостинице, «Вольный ветер», бургундец лишился последних трех пистолей, молодой человек не смог оплатить, и четверти названой суммы. Не добившись от обвиняемого оплаты, суд приговорил его, к двум месяцам тюрьмы.

Не имея за душой, и ломаного гроша, рассчитывать бургундцу на хорошие условия в тюрьме, не приходилось. После очередного избиения, де Шарон оказался в камере для бедняков.

Придя в себя, бургундец почувствовал ноющую боль в ребрах. Несмотря на то, что каменная плита, (служившая ему кроватью), была засыпана сверху соломой, но даже через нее де Шарон, ощущал, как холод, пронизывает все его тело.

Из соседней камеры доносились постоянные вздохи, стоны и кашель, что приводило де Шарона в бешенство. Одиночество угнетало бургундца, а несбыточные мечты о карьере, выводили его из себя. Целыми днями юноша спал или просто лежал, а когда тоска становилась непосильной, он начинал стучать ногами в дверь, или петь дурацкие песни, таким образом, сводя с ума стражников.

Кроме всего этого, де Шарона мучили клопы и тюремная еда. От постоянной носки одежды, рубашка и без того грязная и рваная, начинала расползаться на его теле, словно бумага, что было не менее печальным.

Дни ползли, каждый день приравнивался к году. В один прекрасный день, де Шарон осознал, что прожил в тюрьме всего две недели, а состояние его души было таковым, словно он прожил в своей камере два месяца.

И вот, когда дни, проходившие в тюрьме стали совсем невыносимыми, Бог послал к несчастному провинциалу, своего милейшего слугу, аббата де Рамиса.

В тот чудный день, аббат проходил мимо долговой тюрьмы, под названием «Отец кармелитов». В то же время, возле тюремных стен, стоял странный господин. Сняв шляпу, он глядел на окна тюрьмы, и плакал. Увидев этого скорбного господина, де Рамис, будучи аббатом и священником, в одном лице, счел за свой христианский долг, спросить у того, что случилось.

Тем господином, был тот самый, верный слуга, Глюм. Все то время, когда его хозяин дрался с Рошне, а затем был арестован, слуга в обоих случаях показал себя не с лучшей стороны. Глюм чувствовал страх, перед Рошне, поэтому наблюдал все эти события, спрятавшись за стенкой соседнего дома, опасаясь как бы верноподданные кардинала, не припомнили все его пасквили, придуманные им в честь, его высокопреосвященства.

Теперь же, осознав все свое невежество, Глюм сидел у главного входа тюрьмы, докучая стражников просьбами, чтобы его посадили вместо г-на де Шарона, или, на худой конец, посадили бы в одну камеру с ним. Стражники всячески прогоняли надоедалу, а случалось, что и, побивали.

И вот, в то самое солнечное утро, Глюм стоял, как и было сказано, напротив тюремных окон, плача и кляня себя.

— Что произошло сын мой, тебя кто-то обидел? — спросил аббат де Рамис, перебирая пальцами четки.

На заданный де Рамисом вопрос, Глюм поднял глаза и увидел перед собой простодушное, и в то же время милое лицо священника.

— Беда у меня, святой отец, моего хозяина шевалье де Шарона, посадили в тюрьму, — ответил слуга, вытирая слезы рукавом рубашки.

— За что же посадили, твоего хозяина? — спросил де Рамис.

И Глюм, имея Божий дар рассказывать необыкновенные истории, в подробностях поведал ему всю историю о том, как его храбрый хозяин, вступил в бой с ненавистным господином Рошне, которому на помощь сбежалась, сотня красных гвардейцев.

— И представляете, — продолжал слуга, — этот Рошне, которого я знаю не понаслышке, созвал сотню гвардейцев кардинала. Я признаюсь честно, мой господин дрался как лев, он убил тридцать пять гвардейцев, не считая раненых. Я конечно, тоже не стоял в стороне. И вот, когда мой господин, почти всех их убил, прибежало еще сорок гвардейцев. Вот тут-то, мой хозяин и сдался. Его избили, деньги отобрали и повели в тюрьму, с тех пор я здесь.

Дав Глюму волю фантазии, де Рамис с терпением дождался конца рассказа, после чего пообещал, что-нибудь сделать для его хозяина.

В то время, ничего неподозревающий г-н де Шарон, лежал на кровати, и как обычно бездумно, громко пел, от чего сдавали нервы, даже у мышей:

— И глядит луна уныло, ты на встречу не пришла!

Ты, наверное забыла, а быть может, не нашла!

Вдруг раздался скрип в замочной скважине. Думая, что это стражники, де Шарон продолжал петь, делая вид, что не замечает их прихода.

— К вам священник! — раздался зловещий голос стражника.

Это насторожило де Шарона, он тут же перестал петь, и тревожно приподнялся с кровати.

— Зачем еще? — спросил он возмущено.

— Узнаете, — ответил стражник, и в камеру вошел аббат.

Перекрестив стражника, аббат улыбаясь, попросил, чтобы его оставили наедине с обвиняемым. Вскочив с кровати, де Шарон, пытаясь оставаться спокойным, спросил:

— Уж не исповедовать ли, меня пришли, святой отец?

— Нет, — с улыбкой произнес кюре, благословив двумя пальцами юношу.

— Тогда зачем вы пришли?

— Как лицо духовное, я считаю своим долгом, помочь всем страждущим, поэтому, видя вас в такой нужде, я готов вам дать 400 экю, и все что вам еще потребуется.

Несмотря на то, что эти дары пришлись бы в самую пору для де Шарона, упрямый бургундец отказался их принять, объясняя это тем, что следует с детства правилами: ничего ни у кого, не брать, кроме, как у короля.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

9

Эфе́с^* — часть клинкового холодного оружия, состоящая из гарды и рукояти с навершием.

10

Кюре^* — во Франции, Бельгии и в некоторых других странах: католический приходской священник.

11

Лье^* — французская мера длины, равная 4,5 км.

12

Генрих IV Великий* (1553, — 1610,) — лидер гугенотов в конце Религиозных войн во Франции, король Наварры с 1572 года, король Франции.

13

Анна Австри́йская^* — королева Франции, супруга короля Франции Людовика XIII.