После ссоры

Анна Тодд, 2014

Книга, которая прочно заняла первые строки в списках бестселлеров по всему миру. Тесс и Хардин такие разные, но они созданы друг для друга. И даже их ссоры, кажется, происходят лишь для того, чтобы понять – та искра, которая проскочила между ними при первой встрече, разгорается все больше. Но разве отношения влюбленных бывают гладкими? Никогда! Вот и Тесс с Хардином вынуждены доказывать свою любовь друг другу и всему миру. Книга содержит бонусную главу.

Глава 3

ТЕССА

Ехать по знакомой дороге к дому, где я выросла, очень легко — никаких серьезных раздумий. Я заставляю себя выдавливать наружу каждый крик — то есть действительно кричать как можно громче, до хрипа, — пока не доберусь до родного города. Это оказывается намного сложнее, чем я думала, особенно потому что кричать мне не хочется. Мне хочется расплакаться и исчезнуть. Я бы отдала что угодно, лишь бы вернуться в первый день моей учебы в университете: я бы послушалась маму и сменила комнату. Мама волновалась, считая, что Стеф плохо на меня повлияет; но могли ли мы подумать, что беду принесет грубоватый светловолосый парень? Что он заберет у меня все и перевернет жизнь с ног на голову, разорвав сердце на мелкие кусочки, разлетевшиеся на ветру, а затем позволит своим друзьям растоптать мою гордость.

Все это время я находилась в двух часах езды от дома, но после всего случившегося это расстояние казалось намного больше. Я не приезжала сюда с тех пор, как уехала в университет. Если бы не Ной, с которым я рассталась, я бы наведалась в родной город уже много раз. Проезжаю мимо его дома и заставляю себя не отрывать взгляд от дороги.

Я подъезжаю к дому и выскакиваю из машины. Подхожу к двери и не понимаю, надо ли мне постучать. Удивительно, но и входить без стука теперь тоже не очень удобно. Почему после моего отъезда все так изменилось?

Решаю просто войти. Вижу маму. Она стоит возле коричневого кожаного дивана — накрашенная, одетая и на каблуках, будто на выход. Кажется, здесь все по-прежнему: чистота и идеальный порядок. Единственное отличие в том, что дом кажется меньше — может, потому что я привыкла к простору у Кена. Конечно, снаружи родительский дом кажется маленьким и невзрачным, но внутри он красиво отделан: ведь мама всегда старалась скрыть огрехи своего брака с помощью ярких красок, цветов и внимания к чистоте. Она делала так и после того, как ушел отец, ведь к тому времени, мне кажется, это уже превратилось в привычку. В доме тепло, я чувствую знакомый запах корицы. Мама всегда обожала аромалампы и поставила их в каждой комнате. Разуваюсь у входа, зная, что маме не понравится, если я пройду по отполированному деревянному полу в мокрых от снега ботинках.

— Хочешь кофе, Тереза? — спрашивает она и только потом обнимает меня.

Кофеиновая зависимость у меня от матери, и осознание этой связи между нами заставляет меня слегка улыбнуться.

— Да, спасибо.

Иду за ней на кухню и сажусь за небольшой стол, не зная, с чего начать.

— Так ты расскажешь мне, что случилось? — напрямую спрашивает мама.

Я делаю глубокий вдох, затем глоток кофе и лишь после этого отвечаю:

— Мы с Хардином расстались.

Ее лицо не выражает никаких эмоций.

— Из-за чего?

— Ну, он оказался не тем, кем я его представляла, — отвечаю я.

Пытаясь забыть о боли и подготовиться к ответу матери, обхватываю обжигающеую кружку кофе обеими руками.

— И кем ты его представляла?

— Человеком, который меня любит. — Не знаю, кем я считала его помимо этого — самого по себе, как личность.

— И теперь ты так не думаешь?

— Нет, я знаю, что это не так.

— Почему ты так уверена? — спокойно спрашивает она.

— Потому что я доверилась ему, а он меня предал самым ужасным образом.

Понимаю, что упускаю многие детали, но по-прежнему чувствую, что мне почему-то хочется защитить Хардина от осуждения моей матери. Я ругаю себя за эту глупость, за то, что вообще могла об этом подумать, когда он ни за что не пошел бы на такое ради меня.

— Тебе не кажется, что об этом стоило подумать прежде, чем переехать к нему?

— Да, я все понимаю. Давай, скажи, какая я дура, скажи, «я же тебе говорила», — отвечаю я.

— Я действительно тебе говорила, я предупреждала тебя о таких парнях. От таких мужчин, как он или твой отец, лучше держаться подальше. Я рада только, что все закончилось, едва начавшись. Люди ошибаются, Тесса. — Она отпивает кофе; на кружке остается след от розовой помады. — Уверена, он тебя простит.

— Кто?

— Ной, кто же еще.

Да как можно этого не понять? Мне просто нужно поговорить с ней, нужно, чтобы она меня поддержала, а не заставляла вернуться к Ною. Я поднимаюсь, смотрю на нее, обвожу взглядом кухню. Она это серьезно? Не может быть.

— Если у меня не вышло с Хардином, это еще не значит, что я собираюсь опять встречаться с Ноем! — резко отвечаю я.

— Почему бы и нет? Тесса, ты должна быть благодарна за то, что он готов дать тебе второй шанс.

— Что? Ты когда-нибудь это прекратишь? Я не хочу сейчас ни с кем встречаться, особенно с Ноем.

Я готова рвать на себе волосы. Или на ней.

— Что ты имеешь в виду под «особенно с Ноем»? Как ты можешь так о нем говорить? С самого детства он к тебе — со всей душой.

Я вздыхаю и снова сажусь.

— Я знаю, мама, Ной очень мне дорог. Но не в этом смысле.

— Ты даже не понимаешь, о чем говоришь. — Она встает и выливает остатки своего кофе в раковину. — Любовь — не всегда главное, Тереза. Главное — стабильность и благополучие.

— Мне всего восемнадцать, — говорю я.

Мне не хочется представлять, что я буду встречаться с нелюбимым лишь ради стабильности. Я хочу сама добиться этого для себя. Мне нужно любить кого-то, и чтобы этот кто-то любил меня.

— Почти девятнадцать. Если ты не будешь осторожна сейчас, то потом никому не будешь нужна. А теперь иди поправь макияж, потому что Ной должен прийти с минуты на минуту, — заявляет мама и выходит из кухни.

Не стоило мне искать здесь поддержки. Лучше бы я весь день проспала в машине.

Как и было сказано, Ной приходит через пять минут, хотя это вовсе не побуждает меня позаботиться о внешнем виде. Увидев, как он заходит на нашу небольшую кухню, чувствую себя еще более униженной, хотя даже не думала, что такое возможно.

Он улыбается своей идеальной приветливой улыбкой.

— Привет.

— Привет, Ной, — отвечаю я.

Он подходит ближе, и я встаю, чтобы обнять его. От него исходит тепло и приятный запах — таким я его и запомнила.

— Твоя мама мне позвонила, — говорит он.

— Знаю. — Я пытаюсь улыбнуться. — Прости, что она продолжает втягивать тебя в это. Не понимаю, зачем ей это надо.

— Зато я понимаю. Она хочет, чтобы ты была счастлива, — защищает он маму.

— Ной… — предупреждаю я.

— Она не знает, кто действительно сделает тебя счастливой. Она хочет, чтобы это был я, но это не так. — Он слегка пожимает плечами.

— Прости.

— Тесс, перестань извиняться. Я просто хочу убедиться, что у тебя все в порядке, — убеждает он меня и снова обнимает.

— У меня не все в порядке, — признаюсь я.

— Это заметно. Хочешь об этом поговорить?

— Не знаю… Ты уверен, что не против? — Я не хочу снова причинять Ною боль, заводя разговор о парне, ради которого я его бросила.

— Все нормально, — отвечает он и наливает себе стакан воды, а потом садится напротив меня.

— Хорошо… — отвечаю я и рассказываю ему практически все.

Я не упоминаю лишь интимных деталей, касающихся секса. Хотя они уже больше неинтимные, но для меня это все равно личное. Я все еще не могу поверить, что Хардин рассказал друзьям обо всем, чем мы с ним занимались… и это самое ужасное. Он показал своим друзьям простыню в доказательство, но что еще хуже — он говорил, что любит меня, и занимался со мной любовью, а после, по-видимому, пошел к друзьям и высмеял с ними все то, что произошло между нами.

— Я ожидал, что он причинит тебе боль, только не знал, насколько это будет серьезно, — говорит Ной. Я вижу, что он сердится: странно видеть его гнев, ведь обычно он такой спокойный и собранный. — Ты слишком хороша для него, Тесса, — он просто подонок.

— Не могу поверить, что была такой глупой, что я от всего отказалась ради него. Но самое страшное чувство в мире — это любить кого-то, кто не любит тебя.

Ной берет стакан и вертит его в руках.

— Уж я-то знаю, — спокойно произносит он.

Я готова растерзать себя за то, что сейчас сказала, что сказала это ему. Хочу извиниться, но Ной перебивает меня прежде, чем я успеваю открыть рот.

— Все в порядке. — Он тянется к моей руке и проводит по ней пальцем.

Боже, я бы действительно хотела любить Ноя! С ним я была бы намного счастливее, а он никогда не поступил бы со мной так, как Хардин.

Ной рассказывает мне обо всем, что случилось после моего отъезда, но новостей накопилось не так уж много. Он собирается учиться в Сан-Франциско, а не в Центральном вашингтонском, и я чувствую, что благодарна ему за это. Хоть что-то хорошее принесло наше расставание: мотивацию, необходимую для того, чтобы Ной выбрался из Вашингтона. Он рассказывает все, что успел узнать о Калифорнии, и когда он уходит, солнце уже катится к закату — и я понимаю, что мама все это время провела в своей комнате.

Я выхожу на задний двор и иду к оранжерее, где часто играла в детстве. Вглядываюсь в свое отражение в стекле, вижу, что почти все растения и цветы внутри этого маленького сооружения погибли, да и вообще там царит полный беспорядок — и сейчас это кажется вполне естественным.

Мне так много нужно сделать, так много узнать. Надо найти жилье и как-то забрать свои вещи из квартиры Хардина. Я всерьез подумывала оставить все там, но так не пойдет. У него вся моя одежда и, что самое главное, все мои учебники.

Достав телефон из кармана, включаю его и тут же вижу, что папка с входящими сообщениями переполнена, а кроме этого, мигает значок голосовой почты, слушать которую я не стану. Я быстро просматриваю список сообщений, обращая внимание лишь на имя отправителя — все, кроме одного, от Хардина.

Кимберли написала: «Кристиан просил передать, чтобы завтра ты оставалась дома — на первом этаже будут делать ремонт, и мы все равно уйдем уже в обед, так что можешь не приходить. Звони, если что-нибудь понадобится. Целую».

Новость о завтрашнем выходном становится огромным облегчением. Мне нравится стажировка, но я теперь подумываю перевестись в другой университет — может, даже в другом штате. Наш кампус не такой уж большой, так что вряд ли у меня получится избегать Хардина и его друзей, а я не хочу, чтобы мне постоянно напоминали об этих отношениях. Ну, это я думала, что это были отношения.

Когда я захожу обратно в дом, мои руки и лицо уже онемели от холода. Мама сидит в кресле и читает журнал.

— Я могу остаться на ночь? — спрашиваю я.

Она бросает на меня короткий взгляд.

— Да. А завтра мы подумаем, как тебе заселиться назад в общежитие, — говорит она, а затем возвращается к чтению.

Понимая, что больше от нее ничего ждать не стоит, я поднимаюсь в свою бывшую комнату, где после моего отъезда ничего не изменилось. Мама все оставила на своих местах. Мне даже не хочется смывать макияж перед сном. Как бы это ни было сложно, я заставляю себя заснуть, и мне снится время, когда моя жизнь была лучше. До моей встречи с Хардином.

Я просыпаюсь посреди ночи от телефонного звонка. Но я не отвечаю и лишь удивляюсь: неужели Хардину совсем не спится?

На следующее утро перед уходом мама сообщает мне, что она позвонила в университет и уговорила их снова дать мне комнату в общежитии, в другом здании, подальше от прежнего. Я решаю вернуться в кампус и уезжаю, но все же отправляюсь в его квартиру — и быстро сворачиваю на нужную дорогу, чтобы не успеть передумать.

Подъехав к зданию, я внимательно осматриваю стоянку в поисках машины Хардина — проверяю дважды. Убедившись, что его нет, я паркуюсь и спешу по заснеженной дорожке к подъезду. Уже в холле я понимаю, что мои джинсы намокли и я продрогла. Я пытаюсь думать о чем угодно, только не о Хардине, но это оказывается невозможным.

Хардин должен был сильно ненавидеть меня, чтобы пойти на такую крайность: заставить меня переехать в квартиру, в которой я жила вдалеке от всех своих знакомых. Наверное, сейчас он очень гордится тем, что сумел причинить мне столько боли.

Пока я нащупываю ключи перед дверью в нашу квартиру, меня накрывает волна паники, едва не сбивая с ног.

Когда это прекратится? Или хотя бы утихнет?

Сразу отправляюсь в спальню и достаю из шкафа сумки, в которые небрежно бросаю всю свою одежду. Мой взгляд останавливается на прикроватном столике, где стоит небольшая фотография в рамке: мы с Хардином улыбаемся. Это фото сделали перед свадьбой Кена.

Жаль, что это был сплошной обман. Тянусь к столику, хватаю рамку и бросаю на пол. Стекло разбивается на мелкие кусочки. Я перепрыгиваю через кровать и поднимаю фотографию, а затем разрываю ее на кусочки и не сразу понимаю, что все это время меня душат рыдания.

Я собираю книги, складываю их в пустую коробку и мимоходом прихватываю «Грозовой перевал» — это книга Хардина, но он обойдется и без нее. После всего, что он забрал у меня, я могу взять у него хоть это.

В горле першит, и я иду на кухню, чтобы выпить воды. Сажусь за стол и на мгновение позволяю себе вообразить, что ничего не случилось. Притвориться, что следующие дни я проведу не в одиночестве, а в ожидании Хардина — скоро он вернется с занятий, улыбнется и скажет, что любит меня, что скучал по мне весь день. Затем он поднимет меня и посадит на стол, потом поцелует, страстно и нежно…

Хлопает дверь, и этот звук вырывает меня из моих жалких мечтаний. Я вскакиваю, как раз когда внутрь входит Хардин. Он не видит меня, потому что глядит назад, через плечо.

На брюнетку в черном вязаном платье.

— Ну вот и… — начинает он и замолкает, заметив на полу мои сумки.

Я замираю, а он обводит взглядом всю квартиру и наконец смотрит в кухню, где стою я. Изумленно вылупляет глаза.

— Тесс? — Его голос звучит так, будто он не уверен в том, что я действительно существую.