Такие времена. Сборник рассказов от Анны Медь

Анна Медь, 2023

Сборник рассказов о реальной жизни в современном мире, о любви и предательстве, о изменах и прощении. В книге поднимаются темы сложных взаимоотношений между родными людьми.

Ваша мать

По всему подъезду разлился приторно горький запах, отдающий хмелем. Исходил он из-за деревянной двери на первом этаже.

— Баба Нина в своем репертуаре?

На лестничной клетке стояли соседи — тридцатилетняя Дарья и пятидесятитрёхлетний Алексей Павлович.

— Сколько же можно это терпеть? — возмутился мужчина и забарабанил в дверь.

Через полминуты упорных стуков дверь приоткрылась, но цепочек баба Нина не сняла. Её худое морщинистое лицо выглянуло в щелку:

— Чего надо?

— Баб Нин, что вы там опять наварили? — спросила Даша. — Вонь на весь подъезд!

— Что надо, то и наварила.

— Дышать нечем, баб Нин, — продолжил за Дарьей Алексей Павлович. — Сколько можно с вами ругаться?

— Надо так. Не о чем мне с вами разговаривать, — подытожила старушка и потянулась за ручкой двери, чтобы её захлопнуть.

Но Палыч быстро просунул в щелку ногу, не давая двери закрыться.

— Баб Нин, просим по-хорошему последний раз. Если ваши выходки не прекратятся, будем вызывать полицию.

— Скоро всем придётся несладко, попомните мои слова, — затараторила бабка. — Конец близок. Посмотрим, что скажете, оказавшись там!

Старуха отпихнула ногу Палыча своей ступней в растоптанном тапочке и с грохотом захлопнула дверь.

Мужчина и девушка одновременно тяжело вздохнули.

— Закрывай окна и входную дверь, Дарья, — протянул мужчина, подкуривая сигарету. — Ещё долго эту вонь терпеть.

— Может, снова попробовать сыну её позвонить?

— Да сколько раз звонили уже — всё без толку.

— Ну, а как с ней бороться? Как хотите, Палыч, а я позвоню всё-таки. Попытка не пытка. Пригрожу полицией.

Мужчина хрипло рассмеялся.

— Чхать он хотел на полицию, как и на мать родную.

Даша потопталась ещё с минуту на лестничной клетке, а затем вернулась в квартиру. Уверенно схватив телефон, отыскала контакт «Николай Сын любимой соседки» и нажала вызов. Гудки шли долго-долго, медленно-медленно. Девушка почти сбросила вызов, но на том конце провода послышался невнятный голос:

— А?

— Николай, здравствуйте, это Даша Самойлова, соседка вашей мамы.

— Кого там, чего?

— Николай, вы меня слышите?

В ответ — невнятное мычание. «Вроде слышит», — подумала Дарья.

— Николай, ваша мать снова не даёт жить всему подъезду. Сделайте что-нибудь! — попросили соседи

— Чё ты разоралась? Башка и так трещит.

— Николай, сделайте что-то с вашей матерью, иначе мы вызовем участкового!

— Пф-ф-ф… вызывай, кого хочешь.

— Но…

На том конце послышались энергичные гудки.

— Да уж, — протянула Даша.

Она ждала чего-то подобного, но столкнуться с нахальством лицом к лицу готова не была. Ну и семейка: мать не дружит с головой, сын алкаш. Или чего похуже.

И тем не менее Даша была полна решимости в следующий раз вызвать участкового. Мало что он сможет сделать, но, может, хоть совет даст, куда обращаться. Сдаваться она не собиралась.

Но сдаваться и не пришлось: на несколько дней в подъезде установилась примирительная тишина. Никаких ночных перестановок мебели и тошнотворных запахов из-за деревянной двери. Соседи удивлённо переглядывались, тихо перешёптывались и не могли скрыть улыбки. Один только Палыч ходил хмурый:

— Не к добру это, девчата. Ох, не к добру. Затишье, знаете, перед бурей.

— Типун вам на язык, Палыч, — отмахивалась Надежда Петровна, вытирая лоб платком.

— Типун не типун, а как бы наша баба Нина коньки не отбросила. Тишина гробовая: ну не странно?

— Странно, — согласились соседи.

На пятый день у двери бабы Нины собралось человек семь — все из близлежащих квартир. Все обеспокоенно галдели. Кирилл Фёдорович со второго этажа громко стучал кулаком в дверь:

— Баб Нин, вы дома? Откройте, это ваш сосед сверху.

В квартире слышались неясные шорохи, но к двери никто не подходил.

— Баб Нин, мы тут до посинения стоять будем и в дверь колотить, пока не откроете! За вас же переживаем: живы вы, здоровы?

Минуту спустя щёлкнул замок. В маленькую щёлку показалось старушечье лицо. Кирилл Фёдорович, стоявший ближе всех, ахнул и невольно отступил на шаг. В бледном свете подъездной лампочки лицо бабки было мертвенно серым. Щёки впали, сухие губы тряслись в такт скрюченным пальцам. Те редкие седые волосы, что у неё остались, прилипли к лицу. В подъезд вылился тошнотворный запах пота и въевшейся грязи.

— Баб Нин, вы как себя чувствуете? — тихо спросил Кирилл Фёдорович.

— Что столпились? Думали, крякнула баба Нина? — голос её был ещё страшнее, чем лицо: глухой, хриплый. — Не дождётесь!

— Баб Нин, так мы это, просто проверить хотели, что с вами всё хорошо, — сказал Алексей Павлович.

— Ага, рассказывай. Так и ждёте все, чтоб померла баба Нинка. А шиш вам! Вы быстрее меня там будете.

— Почему это? — смело подала голос Дарья.

— А я знаю то, чего вы не знаете. Тайны такие абы кому не доверяют.

— Что ж это за тайны? Чьи?

— Вселенной, Дашка, вселенной!

— А…

— Убирайтесь из хаты моей! И не ходите ко мне больше.

Дверь резко захлопнулась. Соседи так и стояли в недоумении, пока Кирилл Фёдорович не сказал:

— Надо вызывать кого-то: скорую, участкового. Да кого угодно.

— Правильно! Тут наши дети ходят постоянно, во дворе играют. Мало ли что старой в голову взбредёт, — поддакнула Надежда Петровна.

На том и порешили: завтра вызовут участкового. Не утихомирить бабу Нину, так хоть посоветоваться, что в таких ситуациях делать и какие пороги обивать.

К вечеру следующего дня подъезд заполонил запах. Отвратительная смесь вареного мяса, гнили и сладковатой приторности. Лестничная клетка снова наполнилась людьми. Кто-то держал у носа платок, кто-то прикрывался воротом футболки, кто-то даже надел медицинскую маску. Дети сновали туда-сюда, закрывая нос пальцами. Баба Нина дверь не открывала и вообще не реагировала ни на какие действия жильцов.

Участковый, высокий худощавый молодой человек, тщетно колотил в деревянную дверь с просьбами выйти, пока не приехал наряд. Реакции, как и прежде, не было. А запах тем временем становился всё невыносимее и доходил уже до седьмого этажа.

— Давайте через окно лезть! — предложил Алексей Палыч.

— Первый этаж, Палыч, решётки, — возразил Александр Ильич.

— Так МЧС вызовем! — парировал Палыч. — Нет, так сам болгаркой спилю под корень!

Алексея Павловича никто из соседей ещё не видел в таком состоянии: волосы взъерошены, глаза выпучены, картуз набекрень. Он не мог устоять на месте: расхаживал перед подъездом, сложа руки за спиной.

— Ох, и потравила мне жизнь эта баба Нина, — причитал он.

Дарья вызвала МЧС.

— Сейчас приедут, решётки будут снимать, — объявила она гудящей толпе.

К подъезду сбежались жители окрестных домов и тоже подключились к всеобщему негодованию. Толпа волновалась, громко обсуждая происходящее.

Спасатели прибыли быстро и, выслушав перебивающих друг друга соседей, принялись пилить решётки. Гул болгарок затмил десятки возмущённых голосов, но ненадолго. Вдруг режущий звук резко прервался.

— Вы в своём уме? — закричал один из спасателей.

— А ну пшёл отсюда, говорю!

Из окна высунулась баба Нина в полном неглиже, замахиваясь на мужчин кривым кухонным ножом. Глаза её неестественно блестели, а руки сильно тряслись.

— Успокойтесь, Нина Петровна! — у окна возник растерянный и смущённый участковый. — Оденьтесь, пожалуйста, и выходите из квартиры. Проедем с вами в отдел.

— Никуда я с тобой не поеду! Это вы все катитесь отсюда! На священную землю вторгаетесь!

— Нина Петровна, давайте решим по-хорошему, — криво улыбнувшись, сказал участковый и протянул ей руку.

В ту же секунду по худощавой руке полоснуло тупое лезвие, оставив еле видный порез. Баба Нина этого даже не заметила и продолжила выкрикивать проклятия.

— Ничего, ничего, — ответил участковый женщине, поднёсшей ему носовой платок, чтобы замотать руку. — Жить буду.

— Выбиваем дверь, — переглянувшись, согласились друг с другом спасатели.

Баба Нина завопила ещё громче:

— Куда пошли? А ну стоять! — и ринулась вглубь квартиры.

Оставшиеся у окна спасатели воспользовались ситуацией и допилили две оставшиеся решётки. Доступ в квартиру был восстановлен. Один мужчина, более крепкий, подсадил другого в окно и дал напутствие:

— Давай, Ванька, аккуратно там!

— Мать честная, — протянул Иван. — Борь, дай респиратор.

Крепыш протянул маску и потянулся ближе к окну — рассмотреть происходящее.

С другой стороны квартиры слышались громкие размеренные толчки, перебиваемые криком бабы Нины.

— Ты посмотри, Борь, — кивнул куда-то в сторону Иван.

Борис сильнее подтянулся на руках и охнул: на газовой плите стояла большая кастрюля, а в ней варились две свиные головы. Иван выключил газ и отошёл подальше.

Кухня была не похожа на кухню: столы были уставлены банками с крупами, кусками мяса, субпродуктами. Повсюду были разбросаны пакеты с травами: хмель, чабрец, полынь, ромашка, зверобой. Пол был грязным, липким, в зелёных разводах. Он был уставлен большими и маленькими ящиками. Иван наклонился к одному из них и приоткрыл картонку.

— Фу, ну и мерзость!

В коробке лежала ещё одна свиная голова, только уже сваренная.

Тем временем звуки из прихожей прекратились. Иван зашёл в коридор, когда в квартиру уже попали полицейские. Двое рослых мужчин крепко держали бабу Нину, а третий, поменьше, пытался одеть её в потёртый халат. Пару раз у неё получилось вырваться, и тот, что поменьше, получил оплеуху. Как только с халатом было покончено, на бабу Нину надели наручники.

— Жестоко, — пробормотал Иван.

Старуха не замолкала ни на секунду: всё кричала и кричала что-то о том, что все они поплатятся за вторжение на святую землю.

— Что тут у нас? — спросил вошедший в квартиру полицейский.

— Да вот… — сказал Иван и провёл мужчину на кухню.

Тот присвистнул, обводя глазами комнату.

— Обряды она тут какие-то, что ли, проводила?

Иван откинул носком несколько пустых коробок. В подтверждение слов полицейского на полу солью был выведен аккуратный круг, рядом стояли огарки свечей.

— Боже мой… Ну и тронулась бабуся на старости лет.

— Что с ней будет? — спросил спасатель.

— Не знаю, — промямлил полицейский. — Напишем расстройство личности, в психушку поедет.

***

— Мам, а почему бабушку Нину увезли дяди полицейские?

Маленькая София держала маму за руку, наблюдая, как весь двор мельтешит перед подъездом.

Татьяна вздохнула, размышляя, как аккуратно ответить на вопрос дочери.

— Из-за старости, Сонечка. И одиночества.

— У неё нет детей?

— Есть. Но они не хотят за ней ухаживать. Вот она и заболела от того, что всегда одна.

— Мам, я буду за тобой ухаживать. Ты только не болей так.