Когда отступать некуда, дерутся насмерть

Анна Малышева, 2004

Началось с малого – юная Настя подралась после дискотеки. Но с этой минуты она так и не узнает – убила или нет? Девушка считает, что не имеет больше права вести ту тихую, размеренную жизнь, какой жила прежде, и резко ее меняет, стараясь скрыться от прошлого. Дальше – больше. Коммерческая палатка, любовник-рэкетир, подозрительный магазин, который посещают местные «авторитеты»… А потом – «отдых» на юге Франции. Отдых среди крупных воротил бизнеса, связанного с торговлей оружием, который мог окончиться для нее смертью. Она не знает языка, не понимает, что вокруг творится, и хочет одного – вырваться из этой переделки. Но, кажется, шансов у нее мало.

Глава 4

Наутро Лера исчезла. Проснувшись, Настя обнаружила, что она осталась одна. Спустилась во двор и не увидела там знакомой синей машины. Вместе с машиной пропало и серебро, и та самая сумка, которую Лера вынесла из дома. Одно из двух — либо она сбежала, либо отправилась реализовывать ценности. Верным оказалось второе предположение. Лера вернулась к вечеру.

— Я все продала, — лихорадочно сообщила она. — Теперь мы богаты… Во всяком случае, пока.

— Сколько же ты выручила? — понитересовалась Настя.

— Достаточно, чтобы уехать.

— Ты всерьез собралась умотать за границу? Зачем тебе мой загранпаспорт?

Лера, казалось, не слушала. Она прошла в комнату, встала на колени перед постелью и пересчитала деньги — пачки замусоленных долларов, стянутые резинками. Настя молча смотрела. На ее взгляд, тут было не меньше пяти тысяч. Наконец Лера подняла голову:

— Мы едем в Париж.

— Куда?! — Настя так и села. Дальше Турции она нигде не была. А в Турцию ее возил Витя незадолго до рождения ребенка. Ей там не понравилось — слишком жарко, слишком людно… Были они только в Стамбуле, шлялись по рынкам. Возможно, ей помешало оценить тамошнее великолепие уже довольно обременительное пузо. Но так или иначе, поездка ее не впечатлила. А потом все слишком изменилось, чтобы она думала о заграничных поездках. И вот теперь…

— Сперва в Париж, — Настя сунула деньги обратно в сумку. — Потом на юг.

— Объясни мне, что мы там забыли?!

— Мы купим турпутевку, — Лера явно не собиралась ей отвечать по существу. — У меня есть приглашение, но у тебя его нет. Лучше получить визы через турфирму. В Париже мы отделимся от группы и уедем на юг. Там сейчас живет один человек… Он мне поможет.

— Хорошо, ну и поезжай туда, — всплеснула руками Настя. Она была совершенно потрясена. — Спрятаться я могу и в Москве. А там я буду, наоборот, у всех на виду, как последняя идиотка. Я по-французски, например, ни слова. А ты?

— Я тоже, да какая разница?

— А кто этот человек?

— Я познакомлю вас, — с каким-то сомнением в голосе проговорила Лера. — Ты увидишь, какой он. Он… Очень талантливый.

— Так это мужчина? Это твой парень?

— Н-ну…

И больше из Леры не удалось вытянуть ни слова. На другое утро она потащила подругу в какую-то турфирму, там говорила за нее, отдавала паспорт за нее, платила за нее. Настя пыталась держать себя в руках. Она помнила, что в такие энергичные минуты Леру останавливать не следует. Это все равно, что заторомозить экспресс, поставив на рельсы ногу.

«Может, она и знает, что делает? — спрашивала себя Настя. — В любом случае, меня ищут в Москве, а не в Париже! А кто меня найдет на этом мифическом французском юге? Я даже не знаю города, куда мы поедем. А уж эти грязные мафиози тем более не будут его знать!» Она даже начинала чувствовать что-то очень похожее на счастье — стоило ей только вспомнить свои многолетние мытарства. Киоск, Витя, хлебный лоток, магазин… Ванесса, недостача, растущая день ото дня, взрыв, который сперва показался ей спасением, а потом стал гибелью… Выстрел в затылок, крошка стекла, которую она еще долго вычесывала из волос после того, как проехалась в джипе, бег через сырые московские дворы, молчаливый особняк в снегу, женщина с овчарками… Все это останется здесь, а она — свободная, недостижимая — будет где-то там…

От предстоящего путешествия Настю теперь удерживало одно соображение. Она поделилась с подругой:

— А если нас остановят на паспортном контроле? Твой муж убит, его любовница мертва… Ведь тебя уже давно ищут — с того самого дня. Ты разве не понимаешь?

Но Лера отмахнулась:

— Глупенькая, ты их переоцениваешь. Ну, может, меня и ищут. Но я не верю, что меня схватят за руку в аэропорту. А когда они поймут, что меня нигде нет, будет поздно.

— Ты не собираешься возвращаться из Франции? А как же я? Визу нам дадут на две недели. А что же дальше? Ты понимаешь, что первый же полицейский схватит нас за шкирку?!

— Мы не будем останавливаться в гостиницах, не будем брать напрокат машину, — небрежно ответила та. — И вообще можем потерять наши паспорта. И в конце концов, что тебе важнее — жизнь или мнение какого-то там полицейского?

— Жизнь, — немедленно выбрала Настя. — Но знаешь, мне бы все же хотелось, чтобы меня похоронили на родине.

* * *

В номере двухзвездочной гостиницы едва поместились две кровати, столик, стул. В закутке — умывальник, унитаз, встроенный шкаф. Более мерзкой комнаты у Насти никогда не было. Звукоизоляция здесь тоже была двухзвездочная — все, что происходило за три номера дальше по коридору, ей будто в уши вкладывали. А происходило обычное — туристы полировали свои дневные культурные впечатления, испивая привезенную с собой водку и купленное здесь вино. Было еще не поздно, и если бы за окнами не падала шипящая стена серого ливня, Настя могла бы увидеть стадо панельных домов… Ну, ни дать ни взять, московская окраина! Гостиница располагалась за городом, в каком-то рабочем предместье. У Насти даже было подозрение, что когда-то здесь было рабочее общежитие. Лера давно уже спала, повернувшись к стене. Во всяком случае она не шевелилась и дышала ровно. На столике лежало два картонных билета — завтра девушки уезжали на юг, отделялись от группы. Лера ей так ничего и не объяснила. Пошли уже вторые сутки, как они были в Париже. Настя ездила вместе с группой на экскурсии, а Лера занималась какими-то своими делами. Вид у нее был возбужденный, но довольный.

…Несколько часов, до самого Дижона, девушки не перемолвились ни словом. Настя сидела у окна, не решаясь снять куртку, хотя в вагоне было тепло. Лера, отделенная от нее подлокотником откидного кресла, казалось, дремала.

— Зачем ты взяла сидячие места? — наконец открыла рот Настя.

— Это дешевле.

— Ты уже вынуждена экономить? А твой парень на юге — у него есть деньги? Или оттуда в Москву мы пойдем пешком?

Лера достала из дорожной сумки бутылку воды, напилась, предложила подруге. Вопрос отстался без ответа. Когда стемнело, за окнами вагона начался дождь. Настя сонно смотрела, как стекло покрывается крупными, быстро исчезающими каплями. В вагоне стало душно. Она сходила в туалет и потом еще долго обнюхивала свои руки, насквозь пропахшие казенным мылом. Потом она задремала. Несколько раз за ночь, когда поезд останавливался на станциях, она машинально запоминала названия. Вильфранш, Лион, Гренобль… Только под утро она уснула по-настоящему.

Проснулась она оттого, что Лера крепко взяла ее за плечо:

— Почти приехали, беги умойся!

— Это уже Ницца? — Настя потянулась, оглядывая вагон.

Он был полон. За ночь на эти сравнительно дешевые сидячие места набилось множество каких-то оборванных молодых людей. Они беззастенчиво орали, швыряли друг в друга пластиковыми стаканами, искусственными цветами, вынутыми из железнодорожных вазочек, сигаретами…

— Студенты, — пояснила Лера. — Да что ты копаешься? Ну вот… — Она взглянула в окно. — Пожалуй, ты опоздала…

— Вот это и есть твоя Ницца? — Настя прилипла к стеклу. За окном сияла омытая дождем зелень, в ней быстро мелькали какие-то особняки. — Да это обычная дачная местность…

— Это тебе не Москва. Ладно, на автостанции умоешься.

Лера собрала свою сумку, причесалась, раздирая щеткой длинные, химически завитые волосы. Потом торопливо накрасилась — без косметики ее день не начинался.

— Так мы еще куда-то поедем? — спросила Настя.

Лера сощурила на нее серый глаз, обведенный тушью, и кивнула:

— Автобусом в Грас. А там возьмем такси.

— Ты меня завозишь в какую-то глушь!

— Ничего, ты мне еще спасибо скажешь. — Лера убрала косметику в сумку. — Ну вот и приехали. Пошли. Твой билет у тебя? При выходе с перрона не забудь его пробить.

На автобусной станции она взяла билеты до Граса и увела подругу в пиццерию, из окон которой были видны подъезжающие автобусы.

— Надо немножко поесть, неизвестно, что нас там ждет, — пояснила она. — Не думаю, что для нас приготовили обед.

— А если тебя там не ждут? Ты хоть предупредила, что мы приедем? — забеспокоилась Настя.

Она чувствовала себя совершенно растерянной. Мозг отказывался воспринимать тот факт, что три дня назад она была в Москве, вчера — в Париже, а теперь сидит в ниццкой пиццерии перед тарелкой с дымящейся пиццой, со стаканом кока-колы… И сейчас уедет с побережья куда-то в глубь страны, в некий Грас. Но зато ей было ясно одно — документы у нее для такого самостоятельного путешествия не в порядке и своих денег почти нет. Впрочем, пока Лера за все платила сама.

— Предупредить я не могла, — вздохнула Лера. — Он мог сбежать… Но зато я узнала, что он жив и он там…

— Да кто он такой? Куда ты меня тащишь?

Внезапно Лера выдала ей ту информацию, которой Настя так тщетно добивалась все эти дни. Его зовут Влад. Замечательный парень, жутко красивый — Настя таких видела только в кино. Собственно говоря, он и есть киноактер. Настя не верит? Настя и в самом деле пожелала узнать его фамилию. Но Лера отказалась ее сообщить:

— Он еще не появлялся на наших экранах, так что его фамилия тебе ничего не скажет. Но зато он только что снялся в одном фильме. Французском — прикинь? Не совместном, а именно французском.

И она затрещала дальше. Было видно, что теперь, когда цель стала так близка, молчать у нее больше нет сил. Влад — не только актер. Он еще и сценарий пытается написать. Лера даже уверена, что он обязательно напишет такой классный сценарий, что его сразу купят. А это хорошие деньги здесь, за границей. Пусть Настя даже не сомневается — пройдет всего пара лет, и о Владе все будут говорить.

— Ну, ладно, — Настя покончила со своей пиццей. Пока Лера трещала, она получила возможность спокойно поесть. — Ладно, пусть твой Влад — чудо из чудес, второй Ален Делон. Верю. Но, скажи пожалуйста, как это чудо нас спасет? Или ты просто решила устроить экскурсию к парню?

Лера рассмеялась:

— А это уже моя забота. Понимаешь, Влад просто не сможет нам отказать в убежище. Дима для него очень много сделал. Ну хотя бы отправил его сюда, во Францию, на свои средства.

— Чего ради? — насторожилась Настя.

— Ради благотворительности. Послушай, автобус через три минуты. Бежим!

И, не дав ей опомниться, Лера выхватила из-под стола сумку и бросилась к посадочной площадке. В автобусе Настя наконец сняла куртку. Ей стало жарко. Она смотрела в окно, и дома, то и дело возникавшие среди весенних полей, казались ей ненастоящими, игрушечными. Ей не верилось, что кто-то их встретит, кто-то будет им рад… «Если этот Влад хороший актер — он конечно, сыграет, что обрадовался нам, — подумала она. — Но долго играть он не сможет. И что тогда?» Лера тоже притихла, приступ болтливости прошел, едва начавшись.

В Грасе на автостанции они взяли такси. Настя уже ни о чем не спрашивала, а Лера выглядела все более неуверенной. Она назвала адрес — какой-то малюсенький городок, как поняла Настя. В его названии присутствовало слово «Грас». Но то, что она увидела примерно через полчаса, когда такси остановилось, ее разочаровало.

— Деревня… — Она вышла, едва не споткнувшись на гравии. — Здесь даже асфальта нет…

— Бери вещи и пошли, — резко сказала Лера. Настя взяла ее за руку и почувствовала дрожь.

— Чего ты так трусишь? Он твой парень или нет?

— Мой. Молчи, прошу тебя.

Лера и в самом деле была слегка не в себе. Она размашисто шла, не оборачиваясь, по ее прямой спине металась волна плохо расчесанных каштановых кудрей. Время близилось к полудню, и солнце припекало почти по-летнему. Настя давно уже несла куртку, перекинутой через локоть, ее кроссовки покрылись слоем серой пыли. Гравиевая дорога кончилась, они свернули на какую-то тропинку среди цветущего голубыми цветами кустарника.

— Это свинчатка, — вдруг сказала Лера, остановившись и сломав себе одну цветущую веточку. — Знаешь, надо было мне стать ботаником, цветоводом. Я ведь об этом и мечтала. А танцы побоку.

— Ты это о чем? — спросила Настя, пораженная таким скачком мысли.

— Этот куст называется свинчатка. А там — жасмин, видишь? Он скоро расцветет. Будут такие крупные белые трубки, с очень сильным запахом. А дальше — розовый жасмин. Он помельче, но пахнет лучше, не так одуряюще. Я смотрю, в этом году кустарники расцветают раньше. Погода лучше.

— Ты здесь уже была?

Лера кивнула:

— Прошлой весной. Здесь было так хорошо. Ну пойдем. Уже близко.

— Почему ты отпустила такси так далеко от его дома? — Настя расстегнула кофту. — Я сейчас заживо сварюсь.

— Я не хочу, чтобы он увидел меня в окно, — ответила Лера. — Ну, вперед.

Тропинка сперва нырнула в кусты, наградившие девушек несколькими царапинами, а потом круто поднялась на пригорок. Настя увидела каменный двухэтажный дом под соломенной крышей и остановилась, пораженная в самое сердце.

— Это же хлев! Загон для скотины!

— Что ты болтаешь? Это поместье семнадцатого века. Знаешь, сколько это стоит? Хлев… Для золотого теленка.

— А чье все это? — Настя припустила следом за подругой по дорожке, которая становилась все шире. Ей стало ясно, что они выйдут к дому с задворок.

— Пока ничье, захочу — куплю. Правда, здесь намного лучше, чем в Подмосковье?

— Спрашиваешь… А это крыша — она не сгорит?

— Если поджечь — сгорит, — согласилась Лера. — Но ты же этого не сделаешь?

Она толкнула темную от времени деревянную дверь, и они оказались в кухне с красным кирпичным полом. И тут Настя вздрогнула — в солнечном пятне, падавшем на кирпичи из окна, мылась большая сиамская кошка — точная копия той, которую она видела в подмосковном особняке.

— Это твоя? — шепотом спросила она подругу.

— Мой, это кот. — Лера поставила сумку и подбежала к коту: — Родной брат того! Золотой мой, лапушка моя!

Кот бросился наутек. Просочился в дверь и больше не подавал признаков жизни.

— Ужасно, — вдруг сказала Настя. — То же самое было и там… Я увидела кота, кот убежал… Потом я нашла труп.

Лера обернулась к ней с таким бешеным взглядом, что Настя оторопела.

— Здесь о трупах ни слова! — шепотом приказала она. — Иначе мы отсюда вылетим, ты поняла?!

— Ладно, — после минутного замешательства пообещала Настя. — А где же хозяин?

Лера велела оставить вещи в кухне. Они вышли в коридор, где сильно пахло сыростью и мышами. Лера открывала все двери, которые им встречались, заглядывала туда и снова их затворяла. Вместе они поднялись на второй этаж. Туда вела узкая деревянная лестница — такая узкая и ненадежная, что Настя взбиралась по ней со страхом.

Теперь над ними была соломенная крыша. Вернее, ее изнанка — толстые пучки соломы, переплетенные потрескавшейся виноградной лозой. Под крышей светилось открытое окно. Здесь воздух был свежий, теплый, как на улице, здесь пахло весной.

— Влад! — вскрикнула Лера и бросилась в угол, туда, где крыша почти сошлась с полом, образовав острый угол. Настя испугалась — ей почудилось, что Лера обнаружила труп. Но в следующий момент «труп» зашевелился, рывком сел на постели, потер ладонями лицо и уставился на Леру, которая упала рядом с ним на скомканное одеяло и целовала его голые плечи.

— Ты?! — Парень окончательно проснулся. — О, черт… Это ты, в самом деле?

— Я! Ты один? Ты не ждал меня? — бормотала Лера, так к нему прижимаясь, что Настя почувствовала себя лишней. Она оглянулась, отступила к лестнице, но тут парень обнаружил ее присутствие.

— О, боже мой! — Он натянул на себя одеяло, и только тут Настя поняла, что на нем не было даже плавок. Лера солнечно улыбалась, глядя в лицо своему обожаемому кумиру и уже наполовину исчезла под простыней.

«Так она не смотрела на Диму, — подумала Настя, спускаясь по лестнице. Она решила не ждать, когда ее представят. — Значит, в этого она влюблена. Ну, и прекрасно. Только мне-то здесь что делать?!»

На кухне она понемногу отыскала все необходимое для небольшого обеда. Прежде всего сварила себе кофе, отрезала кусок сыра, покрытого голубой плесенью. Этот сыр она любила больше всего, но ей не часто приходилось им лакомиться — чересчур дорого. Так, с чашкой в одной руке и сыром в другой, она отворила дверь и вышла на задний двор. Из голубых кустов свинчатки появился рыжий барбос совершенно московского вида. Он посмотрел на Настю и завилял пушистым бубликом хвоста.

— Бонжур, — сказала Настя.

Пес тихонько гавкнул и снова пропал в кустах. В углу двора кучей лежал уголь, мокрый после ночного дождя. В зарослях прошлогодней травы бродили куры. Настя посчитала их и решила, что на неделю хватит. Настроение у нее было какое-то странное — то ли взвинченное, то ли, наоборот, благодушное. Ей здесь все больше нравилось, но она совершенно не понимала, чем все может кончиться.

Усевшись на каменный приступок перед дверью, она допивала свой кофе, когда у нее за спиной раздалось шлепанье босых ног. Даже не оборачиваясь, она узнала Леркину походку.

— Ну, вы поздоровались? — спросила Настя.

— Есть хочу, умираю, — Лерка подошла к ней с яблоком в руке. Глаза у нее блестели, будто в них закапали атропин.

— А где Влад? Стесняется?

— Ищет трусы, сейчас спустится. Как ты думаешь, тут найдется, из чего сделать обед? Или придется ехать в супермаркет?

— Зарежем курицу, — предложила Настя.

— Ну нет, это соседские! — раздался мужской голос. Влад спустился в кухню во всей красе — в мятых оранжевых шортах, в черной майке. Настя встала, поздоровалась, он вежливо ответил. Только теперь она его рассмотрела.

Не слишком высокий — метр семьдесят восемь, не больше. Худой, узкобедрый, с какими-то девчоночьими коленками. Нос заметно вздернут, темные глаза слегка навыкате, густые широкие брови, взбитые надо лбом кудри по моде пятидесятых. То ли он усмехался, то ли у него от природы был такой рот. Насте он, скорее, не понравился — не в ее вкусе, ни то ни се. А Лера светилась от гордости, переводя глаза с любовника на подругу.

— В холодильнике остался кефир, есть яблоки, хлеб. Для вас тут ничего особо нет, а я на диете. Вечером съезжу в супермаркет, — смущенно сказал он. — Возьму велосипед. А, черт… Там камера лопнула.

— Сходим пешком? — предложила Лера.

— Рехнулась? Километр в горку пилить? Нет, я лучше заклею камеру.

Он посматривал на Леру как-то странно, и до Насти без труда дошло — парень вовсе не рад, что жена его благодетеля свалилась ему на голову. Настя молча его рассматривала, дав себе слово, что не будет ни во что вмешиваться.

И кефир, и хлеб, и яблоки — все было на столе. Они уселись перекусить втроем. На допотопной газовой плите закипала кастрюлька с водой для кофе. Лера жалась к Владу, мешая ему подносить к губам стакан с кефиром. Вошел сиамский кот, обнаружил, что его плошка пуста, и несколько раз возмущенно мявкнул. Ему насыпали сухого корма, он брезгливо поел, отряхнул лапы… Настя вздрогнула.

— Ты что? — спросила Лера.

— Совсем, как тот… В спальне.

— Как там Дима? — спросил Влад.

И прежде чем Настя успела что-то сказать, она услышала ответ подруги:

— По-прежнему.

«Вот здорово, — подумала Настя. — Куда я вляпалась в очередной раз?» Влад отодвинул пустой стакан, закурил.

— Последний раз я получил деньги в январе, — сказал он. — Их едва хватило. Теперь я на мели.

— Я привезла деньги, — Лера отняла у него сигарету. — Не надо, Владик. Ты раньше не курил.

— А теперь курю, — сигарета вернулась к нему. — Сколько ты привезла?

— Четыре тысячи.

— Франков?

— Ну, бог с тобой. Что ты… Долларов. — Она принужденно засмеялась. — А когда ты сам разбогатеешь? Тебе все еще не платят?

— Я же говорил тебе, что фильм был малобюджетный. — Влад раздавил окурок в пепельнице. — Обещали что-то дать летом, но я почти не надеюсь. У меня больше надежд на сценарий. Если мне удастся его продать, дела поправятся. Во всяком случае, я пока не могу уехать. И мне нужны деньги.

— Фильм закончен?

— Остался монтаж, озвучка. Работы еще много, а денег нет.

— Я смогу посмотреть? — ласково спросила Лера. — Я весь год мечтала увидеть твой фильм… Только об этом и думала.

Парень нетерпеливо тряхнул своими кудрями:

— Я сам еще ничего не видел. Мне надо будет отдать кое-какие долги, так что твоих четырех тысяч ненадолго хватит. Лучше, если я сам поговорю с Димой. Он хотя бы знает, что ты приехала?

— Нет, я прошу тебя… — Лера положила руку ему на плечо. — Не надо звонить. Он уехал и вернется не скоро. Поэтому я здесь.

— Значит, ты приехала тайком от него?

— Ну, какая тебе разница… — Лера снова сделала попытку приласкаться, но он стряхнул с себя ее руки, встал и вышел во двор.

— Зачем ты к нему так липнешь? — тихо спросила Настя. — Мужчины этого не любят. Он же тебя ни во что не ставит.

— Ой, помолчи! — Лера нервно отодвинула от себя пепельницу, где все еще дымился его окурок.

— И ты в него так врезалась, что за километр видно. Неужели не могла найти парня, который не так влюблен в самого себя?

— Помолчи, я же просила.

— Да пошли вы оба! — Настя выбралась из-за стола, выключила газ, над которым уже исходила паром кастрюлька. — Куда мне заселяться? И вообще — заселяться или уезжать отсюда, пока не поздно?

— Иди, выбери любую комнату на первом этаже, — пробормотала Лера. — И, если можно, не слишком мелькай у меня перед глазами.

Настя подхватила свою сумку с переброшенной через нее курткой и вышла. Единственная комната, в которой можно было жить, оказалась в самом конце коридора. Здесь был старый красный диван, стол, покрытый истлевшим серым сукном, книжный шкаф, где, судя по запаху, жила дружная мышиная семья. Настя уложила туда вещи, сдула пыль с подоконника, с трудом открыла разбухшую раму. Прямо под окном рос куст жасмина. Розового, насколько она могла определить — бутоны еще не до конца раскрылись. Настя улеглась на красный диван, поджала ноги, закрыла глаза. Тут не было ни подушки, ни белья, но она так устала после бессонной ночи в поезде, что сразу провалилась в сон.

Разбудил ее собачий лай. Собака лаяла прямо под окном, лаяла так настойчиво, как это умеют одни дворняги.

— О, черт, — Настя полежала еще немного, пока не поняла, что больше не уснет. Вечернее солнце светило прямо ей в лицо. Она встала, высунулась в окно. Увидела Влада, который ставил перед рыжей дворнягой миску с едой.

— Привет, — сказала она, приглаживая растрепанные волосы.

— Привет, — вполне добродушно отозвался тот. — Я купил в супермаркете средство против мышей, надо насыпать его в твой шкаф. У твоих мышей недавно вывелись детки.

— Да ну их, — Настя сладко потянулась. — Пусть живут. Зря ты потратился.

— Ты что — не боишься мышей? — изумился парень. Он подошел поближе к ее окну, чтобы не приходилось повышать голос. Теперь между ними был только жасминовый куст.

— Не-а. Знаешь, сколько их было в магазине?! По ногам бегали.

— В каком еще магазине?

— Я продавщица. Лерка тебе не говорила? Кстати, где она сама?

— В ванной. Да, представь себе, в этой развалюхе имеется ванная. Правда, воду приходится греть на кухне, на плите, и таскать туда в кастрюле. Захочешь помыться, скажи. Я тебе натаскаю.

Настя отметила, что его настроение переменилось к лучшему. «Наверное, Лерка все-таки его ублажила, — решила она. — А что еще надо мужику? Чтобы ему в рот заглядывали. Даже самый умный не устоит, а этот не самый умный».

— А это правда поместье семнадцатого века? — Настя села на осыпавшийся каменный подоконник. Ее голова почти упиралась в верхнюю часть рамы — таким низким было окно.

— Да. Тут в округе все дома такие. Потом устрою вам экскурсию. — И, совсем понизив голос, Влад спросил: — Ты мне скажи прямо — вы надолго сюда приехали? Лерка не говорит.

— У нас туристическая виза на две недели, — честно ответила Настя.

— Понятно. — Теперь у него было просто прекрасное настроение, судя по лицу. — А чего ради вы ехали через Париж? Могли купить путевки в Ниццу или в Марсель. Не пришлось бы трястись в поезде через всю страну.

— Спроси у Леры. Это она все придумала. А я вчера даже не знала, куда мы собрались. Ты правда актер? — спросила она, чтобы переменить тему.

— Правда, — засмеялся он. — А ты правда продавщица?

Внезапно он задрал голову, к чему-то прислушиваясь, и убежал в дом. Девушка услышала слабые, повторяющиеся звуки и поняла, что на втором этаже звонит телефон. Настя причесалась, взяла полотенце и выгнала из ванны мокрую Лерку, которая мылась бы еще целый час.

К вечеру резко похолодало, и сразу стало ясно, что лето еще далеко. Настя надела два свитера — один поверх другого, Влад сменил шорты на джинсы. Они заперли все окна в доме, и Лера сама проверила, в каком состоянии замки на дверях.

— Запирайся получше, — сказала она Владу. — Когда мы приехали, все двери были нараспашку.

— Здесь чужие не ходят, — он снял с плиты сковородку с тушеными овощами. — У меня еще ничего не украли.

— У тебя просто нечего красть. — Лера нервничала, поглядывая в окно. Но уже стемнело, и невозможно было ничего там разглядеть. — Почему ты до сих пор не повесил занавески?

— Да потому, что я тут не чувствую себя дома. И у меня есть другие проблемы, кроме занавесок. Все, давайте ужинать.

Настя поняла, что днем, пока она спала, парочка сходила в супермаркет. Холодильник был набит продуктами. Но Влад ел только овощи, запивая их кефиром. Ей было даже неловко есть при нем мясо — ведь она всегда считала, что все мужчины — обжоры, а тут получилось наоборот.

— Чего ради ты теперь соблюдаешь диету? — раздраженно спросила Лера. Теперь, ближе к ночи, стало заметно, что ей весьма не по себе. Настя не могла понять причин, но тревога подруги передалась и ей.

— Ведь фильм отснят? — продолжала Лера, явно не ожидая ответа. — Пара лишних килограммов тебе бы не повредила. Завтра поедем на побережье, в какой-нибудь ресторан? Ты знаешь, тут поблизости есть хоть один приличный кабак? Должен быть, мы же не в Рязанской области. Дай-ка мне сигарету.

Она отняла у Влада пачку, закурила. Сделала несколько затяжек, сунула сигарету в свою тарелку с тушеным мясом, встала и вышла. Вскоре под ее шагами заскрипела деревянная лестница, ведущая наверх, в спальню. Влад молча добил окурок, протянул пачку Насте. Они оба закурили, стараясь не встречаться взглядами.

— У вас что-то случилось? — наконец решилась спросить Настя.

— Так. Не поняли друг друга, — уклончиво ответил он. — Как всегда.

— Влад, послушай, — Настя прислушалась к тому, что происходило наверху. Но там было тихо. — Я, наверное, все-таки должна тебе сказать. Она мне запретила, но кажется, ты должен знать.

— С Димой что-то? — быстро перебил он.

— Как ты понял?

— Говори же — ну?!

Настя кратко сообщила, что его благодетель мертв. Влад молча докурил сигарету и только тогда попросил сообщить ему подробности. Она рассказала все, что знала, начиная с того, как позвонила в то злосчастное утро Лерке, попросив ее о помощи, и закончив тем, как они приехали в Канны. Он ее ни разу не перебил. Только подвинул свой стул поближе к плите — там было теплее. На конфорке медленно закипал старый, закопченный чайник. Наконец он сказал, что давно ожидал чего-то в этом роде.

— А эту Асю ты знал? — спросила она.

— Нет. Да и не нужно ее знать, чтобы понять…

— Что понять?

— Что она была у них на роли игрушки. Как я. Как ты. Да. Что ты так на меня смотришь? Ты тоже их игрушка.

— Я тебя не понимаю. Я не чувствую себя игрушкой, — нервно возразила Настя.

— Она оплачивает твои расходы, она таскает тебя за собой повсюду, запрещает задавать вопросы, требует послушания? Верно?

Настя должна была признать, что он прав.

— Со мной было то же самое, — Влад снова поднял взгляд к потолку. Там, на втором этаже, слышались глухие шаги. Лера еще не легла. — Сперва мы с нею стали спать. Потом она полностью вникла во все мои проблемы. Мне предложили роль в одном фильме, хорошую роль второго плана. Фильм французский, снимался он здесь, на юге Франции. А у меня не было ни копейки, чтобы поехать. Она нажала на мужа, познакомила нас. Он согласился содержать меня, пока я не закончу работу. Не знаю, о чем он думал. Слепому было видно, что она в меня врезалась по уши. Я бы на его месте не соглашался.

Он встал, насыпал в кружки растворимый кофе, налил кипятку. Наверху все еще слышались шаги, и Настя вопросительно указала на потолок. Он понял этот жест:

— Не переживай, она не слышит. Если бы я знал, что она будет являться сюда каждые два месяца, я бы не принял у них денег. Невозможно так жить. Все время чувствуешь, что ты себе не хозяин. И сказать ей я ничего не мог — ты меня понимаешь?

— Нет.

— Ты и не поймешь. Ты женщина. Женщине проще жить на содержании. А мужчину, который делает то, что я, называют одним красивеньким словом. Альфонс.

— А таких баб, как она, называют суками, — подхватила Настя. — А таких мужей, как у нее, — рогатыми. Давай, продолжай в том же духе. Я думала, ты хорошо воспитан. Зачем ты выворачиваешься передо мной наизнанку? Я тебе за это не плачу.

Он с грохотом поставил на стол свою кружку. Было видно, что он взбешен. Настя тоже поняла, что перехватила через край. Но слушать жалобы этого холеного, женственного парня, влюбленного в свои глаза и кудри, она больше не могла. Слушать — значит встать на его сторону. И еще хуже — признать, что она действительно живет у подруги на содержании.

— Ну ладно, — сказал он деланно спокойным тоном, перекрывая газовый кран. — Спокойной ночи.

И Настя была вынуждена признать, что он действительно хороший актер. Во всяком случае, она не смогла бы проглотить такое оскорбление с таким самодовольным видом. Влад поднялся наверх, а она осталась в кухне. Спать ей не хотелось — выспалась днем.

Она прошлась из угла в угол, рассматривая выщербленые, давно не мытые кирпичи у себя под ногами. На полу было множество пятен — сюда много лет подряд проливали супы, соусы и бог знает, что еще. В углу, среди прочего допотопного барахла, она раскопала керосиновую лампу. Эта лампа напомнила ей родительскую дачу. Дача эта была на расстоянии восьмидесяти километров от Москвы, в сторону Шатуры. Машины у них не было, а электричка шла два с половиной часа. Поэтому ездили туда не часто. Дача стояла на краю поселка, сразу за ней начинался заболоченный луг, а дальше — грибной лес. Вечером налетали комары. Чтобы спастись от них и пережить в доме ночь, родители наглухо закрывали все окна и задыхались в крохотной спаленке. На даче было электричество, но на случай перебоев там имелась и керосиновая лампа — почти такая же, как эта.

Настя покрутила винтик, сняла стекло, отыскала спички. Судя по бульканью в резервуаре еще оставалось немного керосина. Загорелся крохотный голубоватый огонек. Он вырос и расправился, когда девушка осторожно опустила на место стеклянный абажур. Настя поставила лампу на стол и выключила свет. В кухне стало уютней, но тревога никуда не делась. Она давно не бывала в загородном доме, и отвыкла от деревенской тишины и тьмы, которая стояла за окном кухни.

«Если здесь что-то случится, никто не услышит, — вдруг подумала она. — Влад говорил, что куры соседские. Если они забрели сюда, значит, соседи живут рядом. Но где? Правда, тут есть телефон. Надо бы узнать номер». И тут же поймала себя на том, что ей никому не придется дать этот номер. Родители сейчас изводятся от тревоги. Настя так попрощалась с отцом, что он наверняка все понял. Конечно, он не мог в точности знать, что случилось, зато ее состояние заметил. И рассказал маме, а мама все преувеличила… И сейчас они, конечно, ищут ее и не могут найти. Если бы они знали, что она сидит в деревенском доме с соломенной крышей, при свете керосинки, на юге Франции. В окружении жасмина и свинчатки, соседских кур, сиамского кота и парочки, которая сейчас развлекается под этой самой соломенной крышей. До Насти доносились Леркины стоны. Влада она не слышала.

Спустя некоторое время она услышала наверху музыку. Наверное, там был телевизор или приемник. Настя решила лечь спать и отправилась в ванную почистить зубы. И только там она поняла, что ее зубная щетка осталась в Леркиной сумке. Правда, тут имелись две зубные щетки — Леры и Влада — но она никогда не смогла бы почистить зубы чужой. Перед ней встала дилемма — прополоскать рот водой с пастой или все же подняться наверх. Она выбрала второе.

— Ты что, полуночница? — приветствовала ее подруга, приподняв голову с подушки. Влада в комнате не было.

— Отдай мне мои вещи, — прошипела Настя. — Чем я зубы почищу — пальцем?

— Ой, господи, какая трагедия, — Лера указала в угол. — Сумка там…

Настя вынула оттуда пакет со своими туалетными принадлежностями, тапочки, халат — все, что она купила еще в Москве перед отъездом. Лера уменьшила громкость маленького приемника, стоявшего у постели, и спросила:

— О чем вы так долго говорили на кухне?

— О тебе.

— Врешь?

— Нет, правда. О том, как мы тебя любим. Только, ради бога, не ревнуй. Он мне не понравился. Типичный зануда.

Лера довольно рассмеялась, округлила глаза, приложив палец к губам:

— Тише, если он услышит, будет плакать.

— А где он?

— Рядом, тут еще один закуток. Кстати, там телефон, если тебе нужно. Звони, не стесняйся. Но только никому не говори, где мы.

— А я и сама не знаю, где мы. Думаешь, я запомнила название этой деревни?

Лера кивнула и закрыла глаза. Настя вышла, прижав к груди свои вещи. Ногой прикрыла дверь. Теперь она почти не слышала музыки, зато до нее донесся голос Влада. Сперва она хотела спуститься вниз, но слова, которые до нее доносились, так ее заинтересовали, что она, напротив, сделала несколько шагов в ту сторону. Она все еще не видела, где стоит телефон. Но Влад говорил где-то совсем близко.

— Понимаешь, — торопливо объяснял он. — Человек сидит на стуле… Короче, сидит. Вены перерезаны. Да, на обеих руках. Сколько нужно времени, чтобы он умер? Что?

Настя затаила дыхание.

— О, боже, я не знаю, какая там температура… — нервно продолжал он. — Ну, обычная, комнатная. Атмосферное давление? Ну, тоже обычное. Нет, в комнате тепло. Что? Руки свешиваются с подлокотников. Свободно. Свободно, говорю, нигде не пережаты. Значит, сколько?

И после паузы Влад с сожалением произнес:

— Нет, это слишком долго. А быстрее никак? Нет, он не свалится со стула. Там некуда падать. Откуда мне знать, какая у него свертываемость крови? А от группы крови это не зависит? Третья группа. Резус положительный. Ладно, если ты не знаешь, я спрошу кого-нибудь еще. Спокойной ночи. Целую.

Настя развернулась и бросилась к лестнице. Она торопилась, насколько это позволяли крутые ступени и охапка вещей, мешавшая обзору. Но если Влад ее и заметил, то ничем этого не выдал.