Когда отступать некуда, дерутся насмерть

Анна Малышева, 2004

Началось с малого – юная Настя подралась после дискотеки. Но с этой минуты она так и не узнает – убила или нет? Девушка считает, что не имеет больше права вести ту тихую, размеренную жизнь, какой жила прежде, и резко ее меняет, стараясь скрыться от прошлого. Дальше – больше. Коммерческая палатка, любовник-рэкетир, подозрительный магазин, который посещают местные «авторитеты»… А потом – «отдых» на юге Франции. Отдых среди крупных воротил бизнеса, связанного с торговлей оружием, который мог окончиться для нее смертью. Она не знает языка, не понимает, что вокруг творится, и хочет одного – вырваться из этой переделки. Но, кажется, шансов у нее мало.

Глава 2

И Витя, и Мартын давно были дома. Настя вернулась на взводе. Тому виной были нахлынувшие воспоминания, и, конечно, разговор со следователем. На этот раз ее ни в чем не подозревали, не обвиняли, и все же она чувствовала себя неуверенно. И что самое худшее — даже не могла ничего объяснить Вите — о той давней драке после дискотеки не знал даже он. Настя швырнула дубленку на вешалку, яростно грохнула об пол ботинки, прикрикнула на Мартына, по-щенячьи бросившегося ей под ноги:

— Да шел бы ты!

Тот не унимался — дергал ее за юбку, назойливо приставал:

— Играть будешь?! Будешь?! Папа сказал — будешь!

— Вот пусть папа и играет!

— Хватит галдеть! — Из кухни высунулся Витя. — Не успела прийти домой, уже разоралась!

— А ты вообще молчи!

— Тебе надо бросать эту работу! — Витя хлопнул кухонной дверью, и она услышала оттуда приглушенное: — Стала настоящей стервой!

«А ведь и правда, — подумала вдруг она. — Куда это я качусь? Стерва и есть».

Она переоделась, молча прошла на кухню, поставила на плиту вчерашний суп. Мартын продолжал вертеться под ногами и очень ей мешал. Но Настя сдерживалась, хотя руки у нее тряслись от внутреннего напряжения. Кроме того, в магазине за день она страшно замерзла, и только теперь, в теплой кухне, начала понемногу отогреваться. Тихонько болела голова, чувствовала она себя странно. «Неужели простудилась? — подумала она, разливая суп по тарелкам. — А что? Это идея. Уйти на больничный и вообще перестать туда ходить… А потом уволят… Может быть».

Вся недружная семья уселась за стол. Сперва ели молча, только Мартын немного оживлял обстановку — хлопал ложкой по поверхности жирного супа, так что брызги летели. Витя хмуро выхватил у него ложку. Мартын заныл:

— Есть хочу!

— Успокоишься — отдам.

— Я уже…

Получив орудие труда обратно, он притих. Настя вздохнула:

— Может, его психиатру показать? Никаких нервов не хватает…

— И сама покажись, — отреагировал Витя.

— Ага, сейчас, — кивнула она. — У меня нервы в порядке. Во всяком случае, были.

— Ну и чем у вас дело кончилось? — Витя решил, что будет разумней перевести разговор на другую тему. — Никого не уволили?

— И не уволят. Таких дур, как мы, еще поискать нужно.

— А что искать? У вас же висит это объявление. Неужели никто по нему не приходит?

— Приходят, целыми косяками. В этом районе ни у кого работы нет, особенно у девчонок. Только их пока не берут на работу. Сперва надо вытянуть все с нашей смены, а потом уже брать на эти места новых дурочек… — пояснила Настя уже спокойней. — А когда они, сволочи, решат, что с нас хватит? Хоть бы сказали: «Тебе, Настя, осталось работать две недели». Я бы немного успокоилась.

— Сходи к директору, — посоветовал он. — Объясни ты ему прямо — так и так, уже второй месяц работаю на вас даром… Имейте совесть.

— Нет у него совести. И про мои два месяца он прекрасно знает. Я-то еще что! У нас Ирка работает четыре месяца без зарплаты. Он же видит, что она его боится. И тянет из нее жилы.

— Сколько на тебе недостачи?

— Два миллиона с копейками, — мрачно и не сразу ответила она.

— Как два?! Было же шестьсот тысяч?!

— Ага, было. Две недели назад. А в субботу он меня вызвал и заявил, что у меня в отделе недостача — два лимона. Ты представляешь? Крыса такая. — Нечаянно назвав так директора, Настя на мгновение запнулась. — Я ему говорю: «Все, что у меня ваши друзья берут, я записываю. Там нет на два миллиона. Могу показать вам записи». Он мне говорит: «Покажи». Я, как умная, принесла, ткнула его носом в бумажку. А он отвечает: «Ну вот что, не будь дурочкой, порви эту писульку и больше так не делай». Ну, я и заткнулась. А что я могла сказать против? Он ведь плевать хотел на то, сколько у нас товара берут его дружки. Недостачу делит на всех. Самым тихим девчонкам он приписывает побольше. Тем, кто может огрызнуться, как я — немножко поменьше. Если бы я только за себя расплачивалась… Чтобы покрыть такую недостачу, мне нужно полтора месяца бесплатно отработать. А за эти полтора месяца опять что-нибудь натикает… Получается, что я там застряла навсегда.

— Вот гад, — сочувственно сказал Витя. — Ну, подожди, я кого-нибудь найду… С ним поговорят.

— Ты мне это уже сколько обещаешь… Нет, никого ты не найдешь. У них масштаб не тот. Меня с грязью смешивают, надувают, я у них вроде рабыни… А ты ни черта не сделал в мою защиту. Знаешь, честно говоря, я думала, что ты посмелее.

Витя вздернул брови:

— Ладно, хватит демагогию разводить! Тут дело не в смелости. Если бы надо было ему рожу начистить, я бы это сделал. Но он не из нашей группировки. Я вообще понять не могу, кто такой твой директор. Однако дружки у него солидные, это верно. Ну, побью я его вечером после работы. Ну, предположим, это подействует. Он тебя уволит. А дальше что? Хочешь найти мой труп в подъезде?

Она отмахнулась:

— А если хочу?

— Тогда возникает вопрос — зачем мне ради тебя рисковать?

Они молча доели суп. Настя сунула Мартыну яблоко и выпроводила его из-за стола. Вскоре в комнате раздался шум, что-то покатилось, ударилось о стену. Витя поморщился, но ничего не сказал.

— Знаешь, — Настя встала и собрала со стола посуду. — Я, кажется, видела, кто его подорвал.

— Это как? — забеспокоился Витя.

— А вот так. Я же всех их наперечет знаю. Всех, кто у нас даром отоваривается. И их самих, и их машины. Понимаешь, сегодня, когда я его через витрину увидела, сразу удрала. В общем-то мне все равно — даже если этот гад у меня ничего не возьмет, мне чужие долги припишут. Но я просто видеть их уже не могу. Пошла в подсобку, будто бы покурить. Стояла там в предбанничке, где продукты грузят. Дверь на улицу была открыта. Только зажгла сигарету — вижу, к нам подъезжает еще одна их машина. Правда, кто там за рулем был, не видела — стекла затонированы намертво. Один блеск. Но машину-то я знаю, даже номера помню.

Витя слушал молча, с таким отсутствующим выражением лица, что ей захотелось оборвать рассказ. Было такое впечатление, что ему ее рассказ ничуть не интересен. Она сдержалась и продолжала:

— Потом я вернулась в зал. А там никого уже нет. Ни первого, ни второго, который только что приехал. Я, помню, еще удивилась, что второй так быстро отоварился. Я этого борова знаю, он обжора… Только встала за прилавок — за окнами ка-ак грохнет! Я тогда ничего не сообразила, вместе со всеми пригнулась. И только потом до меня потихоньку стало доходить. Пока первый был у нас, его тачку заминировали. А где же был второй? В магазине не заходил — я там поспрашивала девчонок. Все говорят — никого перед взрывом больше не было.

— И ты решила, что это он сделал?

— А кто, если не он?

Витя усмехнулся:

— Дурочка, совсем необязательно, чтобы это сделал он. Во-первых, зачем ему так светиться? Ведь его и правда мог кто-то заметить, опознать. Наняли бы шестерку или кого-то со стороны. Во-вторых, машину могли подпортить и раньше. Может, ее не минировали. Может, бензобак пробили? Вот и рвануло.

— Ну, а в-третьих у тебя нет? — рассердилась она.

— Есть и в-третьих. Он мог просто ехать мимо.

Этот довод ее просто убил. В самом деле, никому не запрещено проезжать мимо их магазина, даже если это местные авторитеты. Вечер завершился у телевизора, потом долго укладывали спать Мартына. Он никак не желал лежать головой на подушке. Куда интереснее было колотить ее ногами, гоняя по всей постели. Давно уже был погашен свет, и Настя почти уснула. Как вдруг ее выбросил из сна тихий голос:

— Ты только не вздумай рассказывать об этом ментам. Слышишь?

Она повернулась:

— Ты-то чего боишься?

Витя ответил, что он боится только за нее. Что у Насти язык без костей, а сама она — без тормозов. Ляпнет, что не надо, а потом он, Витя, будет ее хоронить. Проезжал мимо тот мужик из мафии или нет — никого не касается.

— Я ведь не сошла с ума, — еле слышно отозвалась Настя. — Я буду молчать.

* * *

А на другой день началась катастрофа. Именно началась, а не случилась. Потому что разворачивалась неторопливо, постепенно. К магазину с утра подъезжали знакомые машины. Одна за другой. Один за другим в магазине появлялись «покупатели». Они не просто брали — они опустошали. Наконец продавщица из вино-водочного не вытерпела и расплакалась прямо за прилавком. Она плакала, а «покупатель» смотрел на ее искаженное лицо с едва заметной ухмылкой. Девушка убежала в подсобку, рванула дверь кабинета Ванессы:

— Я больше у вас не работаю! Увольняйте меня немедленно!

— Тише, дорогая, — Ванесса вдруг встала, чего раньше никогда перед продавщицами не делала. — Сядь, успокойся. Давай, выпей валерьянки.

— Сегодня меня просто ограбили! Полтора ящика водки! Коньяк, вплоть до «Хеннеси»! Джина две бутылки! Это за два часа! Черт знает что! Ванесса Андрониковна, это же беспредел!

— Не ори, — почти ласково посоветовала та. — Сама подумай — им надо сделать поминки?

— А я при чем?

— Я тебе даю слово, что уволишься через неделю.

— Нет! Сейчас!

Ванесса пожала плечами, теперь она тоже начала ухмыляться. Доброжелательный тон исчез.

— Паспорт, трудовую и санкнижку я тебе не отдам. Никто тебя еще не увольняет.

— Я без паспорта уйду! Лучше штраф в ментовке заплачу, чем бесплатно работать! Подавитесь вы моим паспортом!

— Дура, что ли? — удивилась Ванесса. — Я твой паспорт порву и выброшу. Мне он не нужен.

— А вы вообще не имели никакого права у меня паспорт отбирать!

— Ты согласилась на это, когда тебя сюда приняли, — напомнила Ванесса.

Ответить было нечего. Действительно, когда в этот магазин принимали новую продавщицу, все ее документы, вплоть до паспорта, брались в залог. Девушка их больше в глаза не видела. Не помогало ничто — ни просьбы, ни угрозы. Девушки врали напропалую, чтобы выручить свои документы. Одна говорила, что ей нужно выходить замуж, паспорт необходим для ЗАГСа. Другая прописывалась к мужу. Третья собиралась лечь на операцию. Ванесса стояла насмерть — паспорт вернется к владелице только после увольнения. А как насчет увольнения? Ради бога. Только сперва продавщица должна покрыть недостачу. Тогда и паспорт получит.

Из этого замкнутого круга вырывались только двумя путями. Первый путь — действительно уйти, бросив документы. Сделать новые. И получить порцию угроз уже от самого директора магазина. Тот обещал таким беглянкам найти их и передушить. Ведь получалось, что они грабили магазин! Второй путь был долгим и нудным. Работать, умолять, чтобы уволили, просить зафиксировать недостачу на определенной цифре… В конце концов, все же увольняли. И девушка пулей вылетала из магазина — с синяком на душе. На всю жизнь. Был еще и третий путь, которым пока никто не мог воспользоваться. Принести директору наличные деньги для покрытия недостачи. То есть предоставить ему буквально ограбить себя. Но для этого ни у кого не было свободных денег. Да и рука не поднялась бы отдать.

— Во всяком случае, вы меня больше не увидите! — крикнула продавщица, срывая с себя голубой халатик. — Нате, подавитесь! Сами за прилавок идите!

— Уймись, сука! — крикнула Ванесса. — Ты что творишь? Тебе же ноги выдернут!

— Я в милицию пойду!

— Слушай, — та подошла к девушке почти вплотную. — Судя по паспорту, у тебя есть дети. Двое, кажется. Ты что — уже ничего не боишься?

Девушку трясло. Она прижалась к стене, прикрыла глаза, чтобы не видеть этого грубого темного лица, когда-то давно испорченного оспой.

— Иди в зал, работай, — завершила разговор Ванесса. — Тебя скоро уволят.

В торговом зале была тихая паника. Обычные покупатели, которых в этот день тоже было немало, не могли понять, что случилось с продавщицами. Какие-то странные лица, потерянные глаза, трясущиеся руки. Настя в этот день тоже не блистала. Ее отдел, как всегда, пострадал средне. Но ей от этого было не легче.

Около двенадцати, как обычно, наступило небольшое затишье. Но вскоре стало ясно, что оно обманчиво. Жалюзи были подняты, стекла вставили… И через эти новые стекла девушки увидели очередную знакомую иномарку, остановившуюся прямо напротив входа.

— Прорвы! — негромко произнесла Настя. — Чтоб вы лопнули на своих поминках!

Но «покупатель», вошедший в зал, неожиданно не стал задерживаться у прилавков. Он только мельком оглядел продавщиц и прошел между двумя прилавками в служебное помещение. Он направлялся к Ванессе.

Та как раз пудрилась, встав лицом к окну. Услышав, как открылась дверь, крикнула, не оборачиваясь:

— Стучать надо!

— Ох, извини, — с иронией ответили ей.

Узнав голос, она защелкнула пудреницу и повернулась:

— Простите, ради бога, я думала, это опять мои девицы.

— Что — хулиганят? — Посетитель без приглашения сел. Он вел себя в этом кабинете, как у себя дома. Собственно говоря, он и был дома. Если бы не он — этот магазин не разрешили бы открыть. И в то же время, если бы не он — прибыль у магазина была бы во много раз больше. Ванесса знала и то, и другое. Поэтому она осторожно улыбалась.

— Дурью маются, — сказала она.

Посетитель в ответ промолчал. Он сидел, мотал ногой, так, что стул скрипел, глядел куда-то в пустоту. Ванесса ждала. Она бы не посмела его торопить. Она прекрасно понимала, что без дела он сюда не явится. Наконец тот вздохнул:

— Вот что, Ванесса, дорогая, у меня к тебе просьба…

— Что угодно, — с готовностью ответила женщина.

— Да не бойся, я много не попрошу. Кстати, вчерашнее… — Он поморщился. — Что там милиция?

Ванесса немного растянула губы. Получилось что-то похожее на улыбку:

— Вам лучше знать.

И снова молчание, снова раскачивается нога в лаковом огромном ботинке. Ноги у него были несоразмерно большие для его роста.

— Короче, — вдруг сказал он, перестав качать ногой. — Найди мне одну девушку. Из твоих продавщиц.

Ванесса удивленно наклонилась к нему:

— Я что-то не понимаю… Зачем? Какую?

— Ванесса, давай обойдемся без «зачем и почему», — отрезал он. — Я тебе все излагаю четко. Вчера, где-то в полдень, одна твоя красавица курила в подсобке. Вот ее мне и найди. Это все.

— В полдень, в полдень… — пробормотала она. — Вы меня простите, но я же их не контролирую по минутам. В полдень… Курят они почти все. Как она выглядит, эта девица?

— Откуда мне знать? Но она у тебя работает. На ней был голубой халат.

— А что она натворила?

— Да ничего. Просто выясни, кто это. И поосторожней, не надо по мегафону объявлять. Поговори с ними, с каждой по отдельности. Не слишком напирай. А то ты такая — нажмешь и сломаешь.

— Я… — Ванесса вдруг осеклась. Взглянула на пудреницу, которую все еще держала в руке, торопливо сунула ее в сумочку. Порылась, вытащила носовой платок, откашлялась. — Я, конечно, поговорю.

— Вчера эта смена работала? — спросил тот.

— Да.

— Значит, быстро найдешь. Я позвоню тебе вечером. Все, спасибо заранее.

Он встал и вышел. Ванесса некоторое время постояла посреди кабинета, кусая уголок платка, потом пожала плечами и вышла в зал.

— Наталья, — обратилась она к девушке из кондитерского отдела. — Зайди на минуту.

Наталья действительно исчезла ненадолго. Вернувшись, она сказала соседке:

— Теперь ты.

— А что там случилось? — встревожились те, кто слышал разговор.

— Да ничего. У Ванессы маразм наступил. Курить, говорит, здоровью вредить.

— Курить запрещают?! Скоро вообще дышать не разрешат!

Только Настя, находившаяся неподалеку, не приняла участия в разговоре. Она все услышала и сразу все поняла. «Покупатель», который появился тут последним, был тот самый… Владелец машины, которую она видела из двери подсобки. Он ничего в этот раз не взял, чего никогда не бывало. И вот теперь…

— Настя! — окликнули ее. — Иди теперь ты.

Она закрыла кассу и пошла.

— Садись, — сказала Ванесса, когда девушка прикрыла за собой дверь кабинета. — Можешь курить.

— Не хочется, — ответила Настя.

— Редко куришь? Или совсем не куришь?

Девушка промолчала. Ванесса рылась в ящиках стола, просматривала накладные, делая вид, что Настю она не замечает.

— Ты ведь работала вчера? — наконец очнулась хозяйка кабинета.

— Конечно, — кивнула Настя. И прибавила: — К сожалению.

— Хочешь уволиться?

— Еще бы.

— Я тебя уволю. Уволю, если будешь постоянно бегать в подсобку курить, — внезапно повысила голос Ванесса. — А бегаешь ты постоянно. Вчера, например, в полдень!

Настя откинулась на спинку стула и постаралась сделать лицо каменным. Насколько хорошо у нее получилось, она не знала. Зато поняла, что Ванесса довольно грубо подстраивает ей провокацию. Разумеется, у Насти не было иных желаний, чем уволиться отсюда. И вот Ванесса угрожает ей увольнением в обмен на признание — да, курила…

— Так что ты скажешь?

— Ничего, — Настя едва шевельнула губами.

— Что — ничего? — прикрикнула та. — Открой глаза! Отвечай нормально!

— Не орите на меня, — с ненавистью произнесла девушка. — Как хочу, так отвечаю. И вообще, у меня грипп. Я вчера заболела. В вашей холодной сараюге.

— Ты вчера курила?

— Откуда я знаю?

— А другие? Другие курили?

Настя покачала головой:

— Отвяжитесь, Ванесса Андрониковна. Хотите уволить — сделайте это по-человечески. Давно уже вас об этом прошу. А при чем тут курение — вообще не понимаю. Вы что хотите — выговор влепить? Запись в трудовой книжке сделать? Я вам уже сколько раз заявления об уходе писала. Вы его рвали. И вообще, хватит за мои же деньги на меня орать.

Ванесса отпустила ее коротким взмахом руки. Настя заняла свое место за прилавком, огляделась. Очередная продавщица покинула зал. Пошла на допрос. Никто из девушек не понимает, не может понять смысла этого дознания. И поэтому никто не будет ее покрывать, когда Ванесса потребует рассказать, кто курил около полудня… Об этом могли знать многие. Случайно обратили внимание, случайно запомнили время. И наверняка время запомнили точно — ведь это было прямо перед взрывом. Ванесса будет добиваться своего упорно и тупо, как муравей. И добьется того, что в голове у какой-нибудь девушки вдруг прояснится… Тогда ей конец…

«Надо бежать, — подумала Настя. — Милый Боженька, сделай так, чтобы я могла сбежать! А может, правда, бросить паспорт, уйти? Или пойти в милицию, все рассказать?» Но от этой мысли ей даже смешно не стало. Милиция — это было последнее учреждение, куда бы она пошла… Уж лучше в морг.

Через полчаса все продавщицы до единой побывали у Ванессы на допросе. Все были в недоумении, переглядывались, покручивали пальцем у виска. Настя ждала. Если что-то выяснилось, ждать ей осталось недолго. Но до конца дня ничего не случилось.

Витя, когда она рассказала ему о допросе, отреагировал странно — слишком спокойно:

— Ну, ничего же не обнаружили?

— Откуда мне знать! Ты пойми — я на волоске… Твои друзья ничего не смогут для меня сделать?

— Мои друзья тут ни при чем, Насть… — Он включил телевизор, улегся на диван. На нее он уже не смотрел. Настя выкупала Мартына, завернула его в огромное махровое полотенце. На миг ей показалось, что опасности действительно нет. Ведь Витя так спокоен. И все же перед сном она шепнула, уткнувшись ему в шею:

— Завтра проводи меня в магазин… И встреть после работы. Ладно?

— Зачем? — сонно протянул он. — Это же совсем рядом.

— Нет, я тебя прошу. — Она приподнялась на локте, пытаясь разглядеть его лицо. — Мне будет спокойней… Помнишь, как раньше ты меня встречал у киоска?

— Ну, помню, помню… — Он подтянул к подбородку одеяло. — Спи ты, бога ради.

Утром ей снова не было страшно. Она молниеносно одевала Мартына, быстро красилась, торопила осовевшего с недосыпу Витю — он не привык так рано подниматься. Из дома вышли втроем, отвели Мартына в садик, потом Витя проводил ее до самых дверей магазина. Поцеловал ее и побрел домой досыпать. И в магазине тоже все было, как обычно.

Но перед самым обедом в зал вышла Ванесса:

— Настя? Зайди ко мне.

И все. Сердце упало у нее куда-то в живот, колени ослабли. Вызвали именно ее… Но может быть, дело совсем не в этом…

На столе у Ванессы Настя увидела такое, что ей пришлось ухватиться за спинку стула. Свой паспорт в разодранной целлофановой обложке, трудовую и санитарную книжки… Ванесса подвинула все это к девушке:

— Тебе везет. На твое место давно просится одна девушка. Очень милая, вежливая, не то что ты. Так что поздравляю. Пиши заявление.

— Что? Какое?

— Об уходе. Я, имя, фамилия, отчество, прошу уволить… Ну, что — учить тебя? Запись в книжке я тебе уже сделала. По собственному желанию.

Ванесса говорила сухо, отрывисто, было ясно, что она мечтает скорее спровадить Настю. Та не прикоснулась к своим документам:

— А как же моя недостача? Два миллиона?

— На тебе больше нет недостачи. Я же сказала — тебе крупно повезло.

— Почему вы меня увольняете?

Ванесса хмыкнула:

— Потому что ты меня попросила.

— Я не желаю уходить.

— Что-то новенькое слышу. Ладно, не ломай комедию. Пиши заявление.

— Я не буду писать! Поняли вы?! Не буду я это подписывать!

И тут Настя сорвалась. Она говорила то, чего простить себя не могла уже спустя минуту. Но в этот миг она перестала себя контролировать:

— Думаете, я не поняла, что вы тогда специально жалюзи опустили? Думаете, до меня не дошло, что вы в завязке с этим типом? А теперь что — отдаете ему меня? А я вот сейчас, прямо из вашего кабинета позвоню в ментовку и сдам вас всех! Они счастливы будут! Что вы прикопались к моей сигарете, что — сдурели?! Ничего я подписывать не буду! Пока я у вас работаю — меня не тронут! А то на вашем магазине будет уже два трупа!

— Ты что болтаешь?! — Ванесса вскочила, сгребла со стола Настины документы и швырнула их ей в лицо: — Убирайся, тварь! В милицию решила идти?! Так иди! Сука! Подумала бы сперва о своем щенке!

И тут Настя осеклась. Разумеется, когда она кричала, мысли о Мартыне ей в голову не приходили. У нее в тот миг не осталось вообще никаких мыслей. Но теперь ей стало по-настоящему страшно. До сих пор оставалась какая-то надежда на благополучный исход дела. Можно было обманывать себя, не признаваясь, что ситуация сложилась слишком серьезная… Но теперь, когда и она сама, и Ванесса назвали все вещи своими именами, заговорили в открытую…

Настя наклонилась, собрала с пола документы и положила их в карман халата:

— Мне сейчас уходить?

— Ты свободна, я уже сказала.

Больше Ванесса на нее ни разу не взглянула. Настя вышла из кабинета и отправилась переодеваться. В торговом зале она появилась уже без халата, в верхней одежде. Продавщицы сперва даже не узнали ее. И только через минуту кто-то ахнул:

— Ты куда намылилась?!

— Уволили, — Настя помахала всем рукой. — Так что теперь я сюда приду только как покупатель.

— Счастливая… — протянул кто-то.

— А твоя недостача? — испугалась Наталья.

— Откуда мне знать. Может, на вас распишут, может, новенькой придется платить.

— Ты честно скажи — сунула Ванессе взятку? — поинтересовалась Наталья с нескрываемой завистью. — Сколько?

— Еще и взятки на этой работенке давать! — усмехнулась Настя. — В морду я бы ей сунула. Ладно, девчонки, пока!

И она быстро вышла, чтобы не разреветься на глазах у всех. На крыльце она обернулась и сорвала объявление, приклеенное к стеклу.

— Требуются продавцы! — пробормотала она, раздирая бумажку в клочья. — Дуры требуются, курицы безмозглые! А таких полно! И я дура! Получила по лбу, теперь радуйся!

Она огляделась по сторонам. Обгоревшая машина уже исчезла, и теперь ничто не напоминало о катастрофе, которая случилась здесь совсем недавно. Тихая улица, застроенная панельными домами, черные мартовские деревья, несколько кошек возле магазина. Мирный пейзаж, который, казалось, не таил в себе никакой угрозы. Но она ощущала эту угрозу, она была в ней уверена. «Когда же они меня прихлопнут? — подумала она, спускаясь с крыльца и начиная перепрыгивать через лужи. — Сейчас? Сегодня? Вряд ли… Подождут немножко, чтобы мою смерть никто не связал с магазином. Но долго им ждать тоже нельзя — я ведь пообещала Ванессе все разболтать… Дура, дура набитая, и умру я дурой. Никогда мне теперь не придется поумнеть, просто не успею. Надо было делать вид, что я вообще ту машину проморгала и ничего не поняла! А я взяла, да на саму Ванессу наехала… А ведь она точно, не зря жалюзи тогда опустила. Чего ради она это сделала? Чтобы девчонки за прилавками не увидели, как машину минируют. И чтобы сам владелец машины ничего не увидел. И почему никто милиции про жалюзи не сказал? А может, сказали? Но кто тронет Ванессу, кто вообще трогает этих бандитов… Милиции нет до них дела, они любят сажать такую мелочь, как я… Как Ксенька. А может, это возмездие? — вдруг подумалось ей. — Ведь должна же была я когда-нибудь расплатиться за Ксеньку… Но почему теперь, когда прошло столько лет, когда у меня есть сын?!»

До детского садика она дошла без приключений. За ней как будто никто не следил, знакомых машин поблизости не было. Она вызвала Мартына, одела его и увела. Настя приняла решение — прежде всего спрятать ребенка. Где? Ей не пришло в голову ничего лучше, чем отвезти его к родителям.

Мать была дома — она уже два года, как потеряла работу. И хотя до пенсии ей было еще далеко, она уже не пыталась никуда устроиться. Настин отец зарабатывал достаточно, чтобы содержать жену, а Настя сама себя содержала.

— Заболел? — встревожилась мать, увидев внука в такое неурочное время.

— Нет, он в порядке. Мам, возьми его себе, — торопливо сказала Настя, раздевая Мартына, который, как всегда, устраивал представление — пытался заехать ей ботинком в лицо.

— Что значит — возьми? — еще больше встревожилась мать. Общими усилиями ребенка раздели, и он рванул в комнату, чтобы попрыгать на своем любимом кресле. Настя махнула рукой:

— Долго рассказывать. Я уволилась, надо искать работу… Короче, мне сейчас будет не до него.

— А когда тебе было до него? — мать явно не обрадовалась тому, что ей преподнесли Мартына. — Ты же его вообще не воспитывала. Смотри, какой он у тебя забалованный! Вообще не слушается, никаких авторитетов! Грубиян, грязнуля, а шум от него такой, что с ума сойдешь… Забросила его окончательно, а когда с ним стало невыносимо, подкинула мне?

— Мам, — Настя заглянула в комнату и показала Мартыну кулак. Тот перестал скакать на скрипящем кресле.

— Понимаешь, я за него просто боюсь.

— Понимаю… — мать заговорила тише. — Витя? Я всегда знала, что этим кончится. Он мне никогда не нравился. Вляпался, да?

— Вроде того, — Настя поцеловала мать. — Я привезу тебе вечером Мартыновы шмотки и игрушки.

— Ладно, что с вами делать. Не надо было тебе рожать, вот что.

Настя не стала отвечать, сдержалась. И опять ей удалось не разреветься. Уже на лестнице она вдруг спросила себя — с какой стати она молчит про то, что случилось? Не сказала ни девчонкам в магазине, ни даже матери… Зачем скрывать, если ей осталось жить от силы пару дней? Ведь когда она погибнет, никто даже не узнает причины… «А может, лучше, чтобы не узнали? — подумалось ей. — Тогда никто больше не пострадает… Слишком много знать — тоже плохо… А уж мама ни при чем. Скажу только Вите. Вдруг ничего страшного? Вдруг он что-то придумает?»

До дома она опять добралась беспрепятственно. Она постоянно оглядывалась, стараясь контролировать обстановку, но у нее создалось впечатление, что всем на нее наплевать. Никто за ней не шел, не ехал, не следил.

Она поднялась в квартиру, которую они с Витей снимали с того самого новоселья. Она давно уже привыкла считать эту квартиру своим домом, ведь в ней прошло пять лет ее жизни. Но теперь, когда она вошла сюда, еще с порога ей в лицо дохнуло чем-то чужим, казенным. Настя обошла квартиру, остановилась посреди комнаты, горько усмехнулась. Как она раньше не замечала этой хозяйской мебели, этой разрозненной посуды, этой облупившейся штукатурки на потолке? Это место никогда не было ее домом. Как и Витя не был ее мужем. Ей всегда казалось, что они встретились только вчера и могут расстаться уже завтра. Настоящим был только Мартын. Но он был теперь далеко.

Настя набила вещами и игрушками все сумки, которые нашлись в доме. Она не торопилась — все равно надо было дождаться возвращения Вити, чтобы он помог ей перевезти вещи. Потом ей подумалось, что Витя, наверное, явится за ней в магазин, как они и договаривались. Ведь он не знает, что она уволена. Впереди у нее был целый вечер, чтобы его дождаться. Но ожидание было невыносимым.

Зазвонил телефон. Это была мать:

— Настена, ты напрочь забыла об одном деликатном моменте.

— А что такое? — встревожилась дочь.

— Кто будет содержать Мартына? Мы с отцом? Ты же знаешь, нам только-только хватает. Витя, по крайней мере, мог бы помогать материально, если от воспитания он устранился. Ведь это его ребенок!

— Я привезу денег, — пообещала Настя. — Ты права. Как Мартын?

— Сломал кресло, — сухо сообщила мать.

— Да что ты? Хотя… Оно было такое старое…

— По-моему, мы с отцом тоже уже не молодые, — тем же тоном заметила мать. — Ладно, посмотрим, как у тебя пойдут дела. Ты расстаешься с Витей или как? Это я хотя бы могу знать?

Настя засмеялась:

— Ох, мамочка, если бы ты знала, до чего мне это не важно.

— Доигралась! Значит, расстаетесь?

— Мама, мама… — Настя вздохнула и пообещала: — Если мы расстанемся, я тебе сразу скажу.

Повесив трубку, она принялась искать заначку. Она сама давно ничего не зарабатывала, но Витя всегда следил за тем, чтобы в доме были наличные деньги. Она прошла на кухню, сняла с полки банку с сухим горохом и порылась в ней. Там ничего не оказалось. Она принялась припоминать, не менялся ли тайник. Не вспомнив ничего, переворошила сантиметр за сантиметром всю кухню, а потом комнату, ванную, прихожую. Деньги как сквозь землю провалились. Она еще раз осмотрела шкаф с одеждой и только тут ей бросилось в глаза, что там почти не осталось вещей. Только ее собственные, а их было не так уж много. Вещи Мартына были уже упакованы… Но где же Витина одежда? Она заглянула под шкаф. Его вторых ботинок там не оказалось. В ванной не было его бритвы, кисточки для бритья, исчезла его мочалка, даже зубная щетка. Настя, как потерянная, кружила по квартире, и ей становилось все яснее — здесь от него не осталось ничего, ни одной мелочи… Она присела на край постели, ее трясло.

«Значит, ушел? Бросил нас? — спрашивала она себя, обводя комнату пустым взглядом. — Ни слова, ни звука. Даже записки не оставил. Может, что-то случилось? Может, он не по своей воле?..» Она открыла записную книжку и позвонила брату Вити. Они почти не виделись, не поддерживали отношений — она даже не знала, чем он занимается. Ей ответила женщина, наверное, сожительница Саши.

— Извините, я жена Вити, — представилась Настя. — Его у вас нет?

— Нет, а что случилось?

— Пропал. С вещами.

Женщина вдруг засмеялась:

— Тогда это называется не пропал, а ушел. Нет, к нам он не приходил.

Настя бросила трубку. Было ясно, что оттуда помощь не придет. Телефона Витиных родителей у нее не было. Внезапно она поняла, что даже если бы она располагала всеми адресами и телефонами, Витя бы не нашелся. Он исчез потому, что хотел исчезнуть, и возвращать его бесполезно.

«Даже денег не оставил, — она беспомощно оглядывала комнату. — Наверное, решил, что деньги мне уже ни к чему. Ведь все равно помирать. Да, это серьезно, это даже чересчур серьезно, раз он сбежал вот так… Он испугался, значит, и я правильно делаю, что боюсь. Неужели это и в самом деле конец?! Вот так — так рано, в двадцать три года?!» Ей вспомнилась Ксенька. «А ей было всего семнадцать, когда ее засадили из-за меня. О ней-то я не думала, что ей слишком рано идти в тюрьму. Ну, вот и получай…»

Ей было ясно, что оставаться в этой квартире ни минуты нельзя. Ее адрес никому из магазинного начальства был неизвестен — ведь они снимали квартиру, не прописываясь в ней. Но это утешением служить не могло. «Они наверняка уже знают этот адрес, — подумала она. — Я его не скрывала… Если узнали, что это именно я курила в подсобке, адрес тоже могли узнать у девчонок. Или выследить меня. Много ума не надо». В паспорте, который хранился у Ванессы, значилась прописка ее родителей. К родителям тоже идти нельзя. Она подумала, правильно ли сделала, что отправила туда Мартына?

«А куда мне еще его девать? А самой мне куда деваться?» Она втиснула в переполненные сумки несколько своих личных вещей. Оставлять их тут она не хотела. А затем позвонила на работу отцу… Он приехал к ней и помог перевезти вещи…

… — Почему же ты не могла остаться на той квартире? — спрашивала ее мать уже поздним вечером, когда Мартын наконец улегся спать. Они с матерью сидели на кухне, плотно прикрыв дверь. Отец тоже лег. Он почти не задавал Насте вопросов. У нее сложилось впечатление, что он все понял без слов. Во всяком случае, он смотрел на дочь с тревогой и как будто не решался ее спросить о чем-то… А для матери было ясно одно — семейная жизнь у Насти не сложилась, отсюда и все беды.

— Мам, я там не могла оставаться ни одного дня, — устало отвечала Настя. Она не переоделась, даже тапочки надела через силу. Каждую минуту ей хотелось вскочить и уйти — хотя бы затем, чтобы не навлекать на этот дом опасности. И еще потому, что сама она здесь была совершенно беззащитна.

— Квартира оплачена? — спросила мать.

— Да конца следующего месяца.

— Ну, и пожила бы там. Зачем швырять деньги на ветер. Жалко, что пересдать нельзя.

— Мам, я туда не вернусь.

— Куда он ушел? — переменила тему мать. — У него кто-то появился?

— Может быть.

— Записки, говоришь, не было?

Вместо ответа Настя закрыла глаза. Разговор шел по замкнутому кругу. Если она не скажет правды, они будут говорить бесконечно. А как трудно держать себя в руках, когда хочется закричать, позвать на помощь, схватиться за кого-нибудь… Знакомая история, которую она уже пережила в семнадцать лет. Тогда никто так и не узнал правды. «Мама даже не представляет, что я — убийца, — подумала Настя. — Зато она узнает, когда меня убьют. А что хуже?»

— И даже не позвонил. — Мать подняла трубку и послушала, работает ли телефон. — Это уму непостижимо. Вы не ссорились хотя бы?

— Не больше чем всегда.

— Не понимаю. Этот твой Витя — какое-то тупое животное. Он тебе совсем не подходил. И денег не оставил — уж этого я не ожидала.

— Мама, — вдруг сказала Настя. — Ты будешь растраиваться, если я умру?

Мать застыла с трубкой в руке:

— Ты с ума сошла?! Он этого не стоит!

— Мне нужны деньги, — продолжала Настя. — Не знаю сколько, но как можно больше. Отец может мне одолжить?

— Зачем?

— Мне нужно жить отдельно. Снять хотя бы комнату. Переехать в другой район Москвы.

Мать кивнула:

— Понимаю, у тебя депрессия. Но как это не вовремя… Сейчас у нас туговато с деньгами. Я утром спрошу отца, он для тебя всегда на все готов… Но я тебя прошу об одном — не делай глупостей.

— Немножко поздно ты просишь, — Настя встала. — Я лягу с Мартыном. Так ты попроси отца, меня выручит любая сумма.

Утром отец безоговорочно выдал ей не слишком толстую пачку денег. Настя поняла, что это было все, что ему удалось отложить. Она не решилась пересчитать — слишком многое зависело от этой суммы.

— Спасибо, пап, я все верну.

— Ты очень изменилась, — вдруг сказал отец, наблюдая, как Настя укладывает деньги в сумочку. — Даже не знаю, что с тобой случилось.

— Я стала грубой, — помогла ему Настя.

— Не сказал бы. Ты как-то накрепко замкнулась. Я ведь все вижу. Мать ты почти обманула, но мне могла бы сказать правду. Дело не в твоем несчастном Вите. Ты давно его не любишь.

— Нет, пап, — Настя не поднимала глаза, продолжая машинально открывать и закрывать сумочку, щелкая замком. — Я его никогда и не любила.

— Так что же случилось?

Настя пожала плечами. Она поняла, что отец обиделся, но не могла заставить себя открыть рот, сказать ему все.

— Как хочешь, — наконец нарушил он молчание. — Главное, не делай глупостей.

— Это просто слова, пап, — Настя повесила сумку на плечо. — Глупости делаются сами собой. Я пойду искать себе жилье. Ночевать я уже не вернусь.

— Дождись хотя бы матери, она же сейчас твоих любимых плюшек принесет.

— Нет, пап, я пойду. И еще… — она на мгновение замялась. Но это было необходимо сказать. — Мартына сейчас лучше подержать дома. Не надо ему ходить в садик. Скажи маме, когда она вернется… Если кто-то неожиданно позвонит в дверь — не открывайте. Сперва спросите, посмотрите в «глазок». Если что — вызывайте милицию.

— Настя!

Через минуту ее уже не было в квартире.