Белая радуга

Андрей Шилоносов, 2021

У Эна не работают органы чувств. Существование ему обеспечивают импланты, благодаря которым он контактирует с людьми и свободно взаимодействует с электронной техникой.Эн – агент Системы. Его задача – поддерживать порядок в абсурдном мире, где время – наивысшая ценность, а смысл жизни – польза для общества…

Закон мироздания

"Мир так устроен. То, что миру не нужно, исчезает. Не существует."

— Как так — "исчезает"?

"До тех пор, пока не познаешь."

— — —

Чтобы освободить сознание от лишних мыслей, достаточно растянуть время и провести его в радости. Или заполнить это время событиями. Можно влюбиться. Или катастрофически не успевать за поступающими делами и возникающими проблемами.

Если сфокусировать мысли на одном объекте, все прочие объекты потеряются.

К примеру, действия, динамика приковывают внимание. Не обязательно зрительная динамика. Это может быть динамика звуков, запахов, чувств. Покоящийся объект при этом вполне можно не заметить. Даже кольцо не всегда помогает разглядеть детали, ведь, в конечном счете, все зависит от восприятия, от формируемых мыслей, от языка.

Если поставить Нэ между домами, во тьму, спрятать за башню, сам автор его не заметит.

Если Нэ не будет обладать элементами, наименования которых существуют в языке, то свидетели, носители этого языка, не смогут его описать.

Что, по сути, есть призрак? Природная, неразумная часть человека способна почувствовать"нечто". Но если на данном этапе развития в языке не окажется средств для именования этого"нечто","нечто"не станет распознаваться разумной частью. Лишь выходя на новые, более высокие уровни абстракции, сознание способно замечать новые объекты.

Спускаясь по ступенькам, Эн подумал, что отчасти разгадал секрет Нэ.

В языке северных народов существуют десятки наименований снега, а в ином языке только одно — "снег".

Нэ каким-то образом выпал за границы любого человеческого языка. Той системы, которой сознание руководствуется при познании и описании объектов, явлений, абстракций. Можно чувствовать присутствие Нэ, но"слово-имя"Нэ недоступно языковой системе. А потому, на данном этапе развития, невозможно выделить Нэ из окружающего мира как отдельное явление.

Таким образом, Нэ может вовсе не прятаться. Он может свободно позировать перед камерами и бегать мимо датчиков движения. Если его внешность и его перемещения требуют отдельных слов в языке, да таких слов, которые языковой системе пока недоступны и откроются нескоро, ни один разумный носитель языка не сумеет воспринять его за самостоятельный объект.

Эна посетил легкий вихрь восторга.

Но ведь при этом Нэ — объект весьма самостоятельный.

Разум задавал все новые и новые вопросы.

Воспринимают ли Нэ дети и умалишенные? Каким уровнем абстракции владеет сам Нэ? Был ли он таким всегда? Скорее всего, был. Иначе сохранились бы слова, отлично характеризующие прежнего Нэ. Доступен ли Нэ общечеловеческий язык? Скорее всего, да. Он же сам подсказал разгадку тайны.

Но вместе с тем, если Нэ доступна иная система восприятия и для результативного общения с людьми он вынужден каждый раз опускаться на уровень ниже, Нэ может сообщать массу информации, никак не воспринимаемой окружающими. Он может комментировать хоть каждую ситуацию, каждый момент, а обычный человек даже не воспримет высказывания за"звук"в привычном понимании.

"Ты нашел меня? Доволен?"

Эн проигнорировал комментарий тени.

Мир темных небес ожидал снаружи.

Город, эти искалеченные сигаретами легкие, дышал тяжело, с хрипом. Во тьме клубился дым. Огни выглядели как что-то неуместное, неестественное. Машины выплывали вместе с выдуманными демонами и растворялись вслед за мечтами. Сухие улицы питались пешеходами. Стены давились и трескались от жажды.

Суетились санитары из морга в поисках готовых к смерти.

Готовых к смерти искали убийцы и родственники, друзья, близкие, рекламные агенты.

События мелькали слишком быстро для черного цвета.

В тени Нож, поймав одного из пытавшихся убежать Детей, избивал его ногами. Проходя мимо Эн не мог не вмешаться.

— Излишнее применение силы, — предупредил он, подразумевая поставленную на лицо террориста ногу.

— Они не могут умереть, поэтому мы их допросим, — сказал Нож холодно, констатируя факт. — Ты отпустил их. Твои действия нерациональны. Они не обоснованы законом.

— Мои действия не противоречат закону, — ответил Эн. — Убери ногу, Нож. Однажды и ты умрешь. А все хотят покинуть этот мир целыми.

Нож сделал вид, что не услышал или не понял слова Эна, но ногу убрал. Парень на земле корчился и стонал.

— Ты действуешь грубо, — отметил Эн, созерцая мучения преступника. — Я сообщу Седому.

— Твое право, — согласился Нож.

Уходя, он"случайно"наступил на террориста еще раз. Эн смотрел на конвульсия избитого целую минуту, но так и не придумал, чем помочь несчастному. А по прошествии минуты парня подняли и увели солдаты из СООП.

Войска СООП заняли целый район, разогнали бомжей и перекрыли подступы к башне.

Пока Эн шел по зоне видимого порядка, он ощущал упадок.

Ощущение пропало, когда восприятие выловило выползающую из канализационного люка кошку. Со скрипом крышки она выбралась на улицу, держа в зубах остывающий объект, и быстро убежала в узкий проем между домами.

Эн вновь сверился с картой, вспоминая, в каком здании его квартира. Оборудованный техникой квартал, бодрствующие у компьютеров полуночники, неспящие охранники с электронными приборами спасали от бесконечности пространства, но Эну все же захотелось оказаться в замкнутом помещении. Он пересек десяток опустевших улиц. С каждым часом людей становилось меньше. Они расползались по домам, дырам и барам. Ночные заведения светились отдельными пятнами, гасли огни жилых домов, а машины покидали небо и землю, исчезая на стоянках.

Даже к центру подбиралась тишина.

Времени миновало немало, но Эн не успел отойти далеко от места предыдущих событий. С неба к нему опустилась машина Гуви.

— Сам Седой ждет, — предупредил водитель, открывая двери соответствующей кнопкой.

Эн забрался в кабину, развалился на задних сидениях.

— Вопросы к моему поведению? — предположил агент.

— Много вопросов, друг, — подтвердил Гуви, отрывая машину от земли. — Прошу прощения, друг, — тактично спросил он в небесах.

— Да, Гуви, — Эн приготовился выслушать просьбу.

— У вас сегодня свидание в десять по системному времени, — начал водитель издалека.

— Я помню, спасибо.

— Мог бы я взять выходной на завтра? Не понадобится что-нибудь срочное?

Голос водителя не дрогнул и не изменился, но Эн почувствовал бесконечные волны грусти. Столько грусти, что ей было тесно в пространстве машины.

— Конечно, бери, — разрешил Эн. Через минуту он добавил, чувствуя потребность сказать что-нибудь: — Ты хороший водитель, Гуви.

— Спасибо, друг, — добродушно отозвался тот.

Поставьте здесь тихую техно-музыку.

— Ты там, что, совсем обалдел?! — прогремел Седой.

Эн ощущал атмосферу бури в каждом кубическом сантиметре кабинета начальника.

— Почти пять глав бесцельно шатаешься, тратя наше время! — громыхнул Седой особенно сильно и вдруг утих, словно в сердцах сболтнул лишнее. Голос его скатился до умеренных интонаций, а напряжение в воздухе пошло на спад.

— Прости, Эн, — неожиданно принес извинения начальник. — Я тобой сильно недоволен, но с террористами на башне ты разобрался удивительно быстро, и этот подвиг уравновешивает все твои траты.

Эн молчал, не зная, как реагировать на заблуждения Седого.

— Официально я спишу то время на подготовку к операции. Ведь ты, по крайней мере, думал о предстоящем освобождении башни, я прав? Планировал… Вроде медитации перед боем… — Седой нервно заходил из стороны в сторону параллельно окну. — Но лично для себя я хотел бы прояснить некоторые твои действия, — остановился.

Эн предположил, что начальник смотрит на него озадаченно.

— Что это еще за просьба о"пропаганде среди внесистемного населения"? — с искренним непониманием спросил Седой.

— Я подумал, объяснение роли Системы помогут многим скорее обрести свое место…

— Думаешь, им нужны объяснения или место? — Седой взмахнул руками от недовольства и возмущения. — Они уже на своем месте. Они никогда не пойдут в Систему по доброй воле.

— При всем уважении, — Эн старался подбирать слова осторожно, — люди думают иначе. Они считают, это Система отвергла их.

— И они скажут все что хочешь, — перебил Седой. — А сами палец о палец не ударят ради Порядка. Скорее примкнут к Детям.

— Но Система не обеспечила их обещанным счастьем…

— Собрался объяснять роль Системы, мальчишка! — голос начальника снова подпрыгнул и сорвался. — Ты хоть понимаешь, в чем роль Системы? В чем ее смысл? — взяв себя в руки и успокоившись, он добавил: — Никогда и никому мы не обещали счастья, Эн. Мы его строим. Молча.

Эн разумно воздержался от дальнейших споров.

— Как сгорел склад? — сразу задал Седой следующий вопрос, вновь заходив от стены к стене.

— Что там делали Нож и Дин? — спросил в ответ Эн. Он говорил слишком смело.

— Ночнов требует отдать тебя ему, — продолжал начальник, проигнорировав реплику подчиненного. — Как, по-твоему, мне следует поступить?

— Как вы сочтете нужным, — предложил Эн. Предугадывая следующие вопросы, агент объяснил заранее: — Я не поджигал склад. А ЖЗР не достался Детям. ЖЗР забрал некий персонаж от третьей стороны. Более того, Дети пытались уничтожить груз.

— Избавлялись от улик? — предположил Седой.

— Или производили диверсию.

Седой ощущался задумчивым.

— А таинственный похититель груза… Ты запомнил что-нибудь особенное?

— Он… — Эн помедлил, понимая, что следующие слова прозвучат как бред. — Седой, было похоже, что человек разбился на частицы и собрался обратно.

— Твои сенсоры могут ошибаться?

— Вряд ли. Но может я не знаю нужных слов.

Теперь Седой определялся сенсорами как шокированный.

— Что ты делал в"Паучьей лапе"? — вместо уточнений спросил вдруг он.

— Менял батарейки.

— Десять минут?

Эн молчал. У него не было ответа.

— Зачем тебе столько батареек?

— Я не сплю, — признался Эн.

— Отдери тебя дьявол, почему?

— Я работаю в Системе.

— Эн, Система выделяет тебе время для отдыха. Зачем, пропасть твоей душе, ты тратишь наши батарейки?

Эн почувствовал собственную озадаченность.

— Я… — Эн запнулся на полуслове. — …Я рассчитал, что затраты окупаются моей деятельностью во время-вместо-сна.

— Дьявол! Эн, — выпалил Седой, погрозив кулаком. — …Эн, когда ты уже оживешь?

— Простите? — переспросил агент.

— Время уходит, Эн, нужно ожить. Система — не бездушный механизм, это организм всего человечества, он идет на компромиссы с природой. Поэтому прекращай свою неразумную деятельность и начинай уже соображать. Ты сюда переехал для этого.

— Благодарю. Обещаю исправиться.

— Сгинь с глаз моих.

Эн кивнул и развернулся, но голос Седого остановил его у самых дверей.

— Эн, ты понял хоть что-нибудь из моих слов?

Эн хорошо подумал.

–… Кое-что.

Агент вышел в приемную, оставив Седого обдумывать полученную информацию.

— Жарко было? — услышал Эн взволнованный голос секретарши.

— Да нет, не очень, — тихо отозвался агент, прежде чем понял, что вопрос был задан не ему.

— Простите, я не вам, — громко объявила секретарша, тихонько хихикая.

"Он слепой", — послышался объясняющий шепот.

Эн почувствовал неловкость и поспешил выйти.

"Что я должен сделать?" — подумал он в коридоре.

"Десять. Мэй. Свидание."

Эн спустился на этаж ниже, где располагались удобное кафе и комната отдыха.

Запах кофе и сладостей смешивался с теплом горячих кружек и шипением кофеварок.

— Привет, — прозвучал знакомый голос у правого уха. — Ой, прости, — раздался щелчок, и Эн осознал, что Мэй совсем рядом.

— Я отлично определяю людей, но не всегда могу сосредоточиться, — признался Эн оправдания ради. — Третий столик слева подойдет? — блеснул зоркостью он.

— Хороший выбор, — оценила она.

На Мэй абсолютно точно были старые джинсы, в кармане которых находилось включенное ею ранее электронное устройство.

Минуту они молча сидели, слушая шипение кофеварок и стук кружек в посудомойке.

— Ты всегда такой сонный? — спросила Мэй. — Будешь есть что-нибудь?

— А ты? — спросил в ответ Эн.

— Я придерживаюсь законов жизни, — молвила Мэй. — Конечно, ты можешь есть здешнее мясо. Становиться сильным, но агрессивным и несдержанным. Или употреблять только траву. Быть слабым и вялым, жизни не радоваться, но и вреда не причинять. Я поступаю проще.

— Проще?

— Я не ем совсем.

— Совсем?

— Те несчастные напитки вряд ли можно назвать едой, ты согласен? А что? Я не могу умереть от голода до определенного момента.

— Удобно, — согласился Эн. — Но не вижу большой разницы между"ничем"и"травой".

— Чем питаешься ты?

— Батарейками.

— Серьезно? Ух ты. То есть я, конечно, слышала о подобном, но встречаю впервые. А можно… посмотреть?

— Нет.

— Почему? О, не говори. Это какое-то интимное место, — кокетливо предположила она.

— Нет. Я просто не хочу. Зачем тебе знать, куда вставляются батарейки?

Мэй смеялась секунд пятнадцать.

— Скажу по секрету, — прошептала она. — У столика застыл официант.

Эн нашел восприятием застывшего официанта.

— О. Да, — разволновался Эн. — Два кофе, — он проследил удаление официанта и сказал: — Я сосредоточился на диалоге.

— Интересно, — кивнула Мэй. — Мне интересно твое восприятие мира.

— Оно весьма избирательно, — шутя отметил Эн.

Потом он признался:

— Отчего-то я представлял тебя в легком весеннем платье.

— Правда? — обрадовалась она. — Спасибо. Во время нашей первой встречи я была именно в нем.

— Красивое платье, — оценил Эн.

Официант принес две чашки кофе.

Аромат крепкого кофе разбудил дремлющее сознание Эна. Эн с удивлением обнаружил, что такого удобного сигнала в памяти нет. Он отметил запах кофе на будущее.

— Расскажи, каково это? Воспринимать так, как ты… — попросила Мэй.

— Я не знаю, — ответил Эн. — Я не воспринимаю по-другому. Как я могу объяснить разницу?

Мэй чувствовалась чуть разочарованной.

— Ладно, — попытался исправить положение Эн. — Чем дольше я общаюсь с определенными людьми, тем лучше я их чувствую. Быстрее учусь узнавать. Начинаю определять на гораздо большем расстоянии и по менее явным признакам.

Мэй моментально оживилась.

— Это действительно интересно. Ты уникален. Знал об этом?

— Я знал, — подтвердил Эн. И тут же спохватился: — Но в то же время нет, избирательное восприятие — самое что ни на есть человеческое качество. Люди прислушиваются, чтобы разобрать отдельный звук в общем шуме. Присматриваются, чтобы выделить одну деталь в пестрой картине. Они вынуждены сосредоточить внимание на чем-то одном, когда не хотят потерять это из виду, нередко упуская все остальное. Я склонен верить, что сталкиваюсь с теми же проблемами.

Мэй отпила кофе.

В пространстве комнаты отдыха преобладал цвет красного дерева.

Эн решил задать вопрос:

— Ты переехала сюда, верно?

— Верно, — подтвердила Мэй. — Для работы в одном из архивов. Там много древностей, книг, рукописей,"мертвых языков".

— Так ты отчасти знакома с системой человеческого языка? — уточнил Эн.

— Отчасти, — она, вероятно, улыбнулась, отхлебнула кофе, устраиваясь на стуле удобнее.

— Меня интересуют явления теоретически не попадающие в систему.

— Что ты имеешь в виду?

Эн мысленно перебрал все возможные формулировки, но так и не нашел подходящей.

— Чего нет в системе, того нет и в реальности, — сказала Мэй. — Сознание не воспринимает такое явление за"отдельное". Тебя интересует именно языковая система?

Эн оторвался от мыслей и стал весь внимание.

— Потому что, пожалуй, в любой науке существуют явления, которые никак не определяются на современном уровне развития разума. Их если и можно определить, то только по результату взаимодействия с другими объектами.

— Неопределяемые явления оставляют следы на объектах определяемых, — перефразировал Эн.

— Конечно, оставляют. Иначе они бы не существовали. А ведь мы говорим о существующих явлениях мира, — Мэй допила кофе и вздохнула. — Но твой вопрос был задан с целью. Тебя что-то беспокоит? Трудности в общении?

— Нет. Мой вопрос связан не с общением, — покачал головой Эн. — Хотя… У меня есть трудности. Общаясь с людьми, я нередко чувствую стену. Это нелегко объяснить, но лучшего определения не придумать.

Мэй закивала с пониманием.

— Ты читал Эжена Юнеско?

— Кого? — переспросил Эн.

— Ой. Прости, — смутилась она. — "Читал", наверное, не совсем уместно по отношению к тебе.

— Я считываю информацию с электронных устройств, — возразил Эн.

— Ага, — с интонацией"так о чем я"Мэй попыталась вернуться к мысли. — Эжен и его театр парадокса. В наши дни пьесы уже не ставят, потому что последний театр уж десять лет как закрыли, но когда-то они были очень популярным видом искусства. Извини заранее за неточное цитирование, но, по-моему, Эжен сказал:"Мир, жизнь до крайности несообразны, противоречивы, необъяснимы тем же здравым смыслом или рационалистическими выкладками. И человеку… приходится год от года все труднее, все непосильнее, и человек чаще всего не понимает и не способен объяснить сознанием всей громады обстоятельств действительности, внутри которой он живет, а стало быть, он не понимает собственной сути, самого себя". Театр, оперирующий к правдоподобию, по его словам, не нужен. Нужен театр, который балансирует на границе двух миров: призрачно-фантастического и реального, но обязательно с привкусом ирреального. У Эжена также была статья"Трагедия языка". Там он обстоятельно демонстрирует, как разваливается язык, если его начинать использовать абсурдно. У языка есть конкретная функция — объединять людей. Но именно она теряется, так как человек сделал все, чтобы уничтожить язык. Человек использует язык не для передачи информации, а чтобы занять время.

— Занимательно, — молвил Эн. — Он разбирался в секретах человеческого языка?

Мэй пожала плечами.

— Он писал комедии. Не жизнерадостные, но смешные. И верил, что когда-нибудь у человека обнаружатся проблески разума, человек научится пользоваться языком, и все вернется на землю.

Шипение кофеварок стихло, а вместо него заиграли звуки музыки.

— Это пианист, — прокомментировала Мэй. — Он, между прочим, слепой.

— И без имплантов, — добавил Эн.

— Зачем импланты пианисту? — рассмеялась Мэй.

Пианист — бородатый черноволосый дядька в смокинге и в темных очках — поправил шелковую бабочку на шее, а затем заиграл веселый мотив.

Есть в сердце центнеры крови.

Лица в весенних деревьях.

В кронах — поднятые брови.

В листьях танцуют забвенья.

Лес неумытым, небритым

Ликом глядит однобоко,

Утренним взором багровым

Пялится прямо на бога.

Где же ты, хмурая туча?

Где лучи вечного боя?

Есть в небе ветки и сучья.

Есть в нем и гроздья покоя.

В коридорах понизили уровень освещения. Несколько минут Эн и Мэй гуляли по закрытому переходу из одного здания в другое. Через прозрачную стену перехода Мэй любовалась панорамой ночного города. Захватывающие виды и отсутствие излишнего шума поддерживали романтическую атмосферу.

Большинство работников разошлись, используя время для отдыха. Ночная смена дежурила на других этажах. Тишина, казалось, должна была вот-вот выйти навстречу.

Но впереди приподнялась и сдвинулась в сторону крышка люка. Из секретного технического кармана, расположенного под переходом, выбралось паукообразное существо. Эн ожидал увидеть даже кошку, но появившийся в коридоре человек напоминал скорее насекомое, чем млекопитающее. Эн отметил, что и тепла от незнакомца исходит немного, а температура его тела приближается к температуре окружающей среды.

— Освещенные овощи, — выругался шпион, заметив свидетелей. — Влюбленные голубки, шу-шу!

Эн загородил собой Мэй.

— Извести охрану, — попросил он девушку.

Мэй, не споря, вернулась в начало перехода, а Эн остался один на один с существом.

Существо изогнулось в неоднозначной, с точки зрения приличий, позе.

— Я люблю и уважаю игры. Ты уважаешь игры, терминатор? — прошептал человек-насекомое.

Эн пытался определить черты противника, развернув кольцо, но лицо Игрока оказалось надежно спрятанным за непроницаемой для сенсоров маской.

— А, любитель электронных устройств, — непостижимым образом определил Игрок. — Ищешь информацию обо мне, верно? А я вот где! — существо переместилось на стекло стены перехода столь резко, что очки Эна отказались воспринимать такое за движение.

— Сыграем в"Резкий ветер", — заявил Игрок, после чего вся прозрачная стена коридора взорвалась сотнями осколков.

Эн упал на пол, закрыл голову. Восприятие растерялось из-за количества одновременно движущихся объектов, а когда Эн настроился на игнорирование стекла, найти Игрока ему не удалось.

"Не к добру", — подумал агент, выключая кольцо и поднимаясь. Осколки стекла высыпались из рукавов и захрустели под сапогами, когда Эн приблизился к разбитой стене. Ветер заметался по переходу, сметая стекло на город.

— Испортил мне свидание, трюкач, — молвил Эн в темноту с досады.

— — —

"Как ты знаешь, многие отказываются от еды. Момент спорный. С одной стороны, фермерство в упадке. На то хватает причин. Робототехника отчасти спасает производство, но нынешняя Система физически неспособна прокормить всех. Не говоря уже о том, что больше половины припасов достается элите… В этом свете отказ выглядит разумным. С другой — человеческому телу нужно топливо. Не все работают на батарейках, знаешь ли. Эффективность падает, а потому Система отчаянно борется за провизию. Ей не нужны граждане-овощи, безвольно ждущие свой срок. Так что если кто-то начинает придерживаться убеждений слишком строго, завтра его могут признать"слабым звеном"и вынести наружу, благо поднять и отнести будет нетрудно."