Птенец и Зверюга

Андрей Смирягин, 2005

Сага о романтической любви, разлуках и встречах во всех уголках большого мира.

Территория

В тот же вечер молодые люди поселились в маленькой гостинице у моря в номере с зеркалами на уровне постели и репродукцией"Танцовщиц"Дега у изголовья.

— Послушай, — сказал Самолетов на следующее утро по дороге на пляж, — эти шорты тебе очень идут. Они совсем не мешают восприятию чистого образа твоего тела. Скажи только, почему все местные мужики так на нас пялятся.

— Как?

— Как будто я отнял у них самое дорогое, что у них есть в этой жизни.

— Не обращай внимания, они на всех женщин так смотрят. Это здесь самое противное. Мне просто делается страшно.

— Ты о чем?

— Мне уже двадцать два, и я знаю, что дальше в этом окружении уже ничего не будет.

— Не говори глупостей.

— Подожди. Два года назад я думала, что встреча с тобой не так важна и таких еще будет много. Ты и представить не можешь, с каким количеством мужчин я встречалась с тех пор, как приехала в эту страну.

— И что?

— И ничего. Половина дебилы, половина импотенты. И по всему видно, соотношение это не изменится.

Как будто в доказательство ее слов из-за пальм выскочили три сефардских юноши и, окружив их, что-то угрожающе закричали. Он понял, что, похоже, придется драться, и по российской привычке оглядел диспозицию, примечая, где можно выломать дубину или подобрать булыжник.

— Что они говорят? — спросил Никита.

— Несут какую-то чушь, что это их место, и мы мешаем заниматься им спортом.

— Надавать им, что ли, по морде?

— Не вздумай! Здесь так не принято, затаскают по судам. Лучше скажи им что-нибудь погрознее.

— Пожалуйста, — и встав в угрожающую позу, Самолетов процедил сквозь зубы, глядя в глаза самому здоровому:"Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты".

Напуганные леденящими кровь звукосочетаниями, аборигены передумали заниматься спортом и быстро растворились в кустах.

По пляжу, осыпая отдыхающих песком из-под ботинок, куда-то вдаль береговой линии пробежал взвод пехотинцев с полной выкладкой.

— Посмотри, — заметил он, — как эти юноши гордо держат в руках свои автоматы, как будто это самое ценное, что они сейчас имеют ниже пояса.

За ними вдоль берега в раздумьях, куда бы пострелять, пролетели боевые вертолеты.

— Нет, — воскликнул Никита, — эта страна определенно мне нравится, она очень сексуальна! Например, чтобы раздеть здесь женщину, не надо прилагать никаких усилий, так мало на них надето. А эти религиозные юноши: их безусые лица, завитые в пейсы локоны и черные приталенные сюртуки — что-то в этом есть возбуждающее. Я хочу присоединиться к местному разгулу эротики и переодену пляжные трусики прямо здесь, ни от кого ничего не скрывая.

— Ты с ума сошел, — испуганно схватила его за руки Глория, полиция нас оштрафует за разврат.

— Пусть попробует. Денег я им точно не дам, а исполнительные листы ко мне на родину пусть шлют.

— Дурак, все увидят, что ты не обрезан.

— И рад этому. Природа — она же не дура. Чего вмешиваться-то?

* * *

После купания они устроились в летнем кафе на берегу моря и заказали себе завтрак.

— По-моему, официантка к тебе слишком внимательна, — заметила Глория, с подозрением глядя на принесшую еду и напитки девушку — Вот и конфету тебе принесла, а мы никаких конфет не заказывали.

Она положила руку ему на шорты.

— Это мое. Никому не отдам!

— И давно это твое? Я как будто на него прав еще никому не передавал, — усмехнулся Никита.

— Нет, мое. И не спорь.

Когда он дошел до пива, Глория пересела к нему на колени. У нее были для здешнего климата удивительно прохладные руки и холодный нос, так что, целуясь с ней, он все время простужался.

— Я так люблю, когда от тебя немного пахнет спиртным. Это меня возбуждает.

— Меня тоже, — добавил он, интимно прижимая ее к себе, — но мы не можем заниматься этим прямо здесь.

— Я не знаю, что со мной творится, — призналась Глория. — Меня как магнитом тянет к тебе, особенно на людях. Мне хочется, чтобы все обязательно видели, как мы целуемся, как я сижу у тебя на коленях. Я хочу, чтобы все знали, что ты мой парень, а я твоя девчонка.

— А что тебя удивляет?

— Это так на меня не похоже. Спроси у моей соседки. Чтобы я сама лезла к мужчине! Это что-то неправдоподобное.

— Приятно чувствовать себя мстителем за все разбитые и отвергнутые тобой сердца. Кстати, много их без меня было?

— Разве это важно?

— Важно. Я во всем чувствую их присутствие. Что это за мужики, что постоянно звонили тебе в общежитие? Что это за жених, о котором ты упоминала в письме?

— Тебе не стоит ревновать.

— А я и не ревную, совсем не ревную, я просто хочу знать.

— Тебя не было рядом два года, и писал ты не так уж и часто. Имела я право отвечать на внимание других мужчин? Сам ты тоже, как я понимаю, вел жизнь не девственника.

— Клянусь, именно такую жизнь я и вел!

— И помнил, о чем я тебя просила?

— Конечно, помнил! А кстати, о чем?

— Не изменять мне хотя бы первый месяц.

— Но я тебе никогда не изменял и не изменю!

— Душой, что ли? — насмешливо спросила она.

— И телом. Знаешь, если закрыть глаза, на месте любой женщины можно представить тебя.

— А на месте любого мужчины тебя, — подхватила она.

— Берегись, я в ревности страшен.

— И не только в ревности. Мог бы и побриться вчера, перед тем как лечь в постель.

Конец ознакомительного фрагмента.