Птенец и Зверюга

Андрей Смирягин, 2005

Сага о романтической любви, разлуках и встречах во всех уголках большого мира.

Поцелуй На Прощание

Это было их последнее свидание в Москве. В разгар зимы она приехала к нему, чтобы сообщить что-то важное.

— Ну здравствуй, Вороненок. Как давно я не держал тебя в объятиях, — обрадовано произнес Никита Самолетов, закрывая дверь своей комнаты за худенькой девушкой в белой шубке с распущенными мелко вьющимися темными волосами.

— Ты мне раздеться наконец дашь? — поинтересовалась она, когда он обнял ее сзади и зарылся лицом в ее волосы, чуть выше мехового воротника, пытаясь губами нащупать ее нежное маленькое ушко.

— Даже помогу. Давай шубку. Проходи и садись. Налить шампанского?

— Налей. А себе?

— Нет. Шампанское у меня вызывает слабость. Еще Шекспир предупреждал парней: «Вино усиливает желание и ослабляет возможности его удовлетворения». Другое дело — коньяк. Впрочем, об этом у нас будет время поговорить — впереди у нас восхитительный вечер.

— И чем же мы будем заниматься?

— А вот тут у меня как раз расписание составлено — всю неделю трудился. Кстати, чем ты была так занята, что не могла найти время для встречи? Судя по твоему настороженному взгляду, ты что-то скрываешь.

— Давай поговорим об этом позже.

— Как ты захочешь, но у меня тоже есть что-то сообщить тебе важное.

— Что?

— Поговорим об этом позже.

— Вредный. Ну хорошо, тогда ознакомь меня с твоим расписанием.

— Пожалуйста. Так, что у нас на первое? На первое у нас — любовь. Ага! А вот на второе у нас… Гм. Снова любовь. Зато на третье у нас… Что за черт? Опять любовь…

— Какая насыщенная программа.

— Ты можешь предложить что-нибудь поинтересней?

— Нет. Но кто-то обещал прочесть свои эссе.

— Я удивляюсь на память у женщин. Достаточно им в минутном порыве страсти что-то пообещать, они уж этого не забудут, можно не сомневаться.

— Ну так что?

— Хорошо, Вороненок, я включу это третьим пунктом программы нашей встречи.

— Нет, я хочу сейчас.

— Уговорила — вторым.

— Могу поспорить, это безумно интересно. Я всегда говорила, что ты — человек талантливый.

— Я вижу, что, как любая женщина, ты знаешь, где у мужчины самое слабое место. Но я не тщеславен. Вернее, сегодня я готов пойти на жертвы.

— Почему мы всегда делаем то, что хочется делать тебе? Хотя бы раз уступил.

— Тебе это только кажется. Ты запоминаешь только случаи, когда я не уступаю.

— Все равно. Я сейчас заплачу. Ты вообще должен выполнять любое желание девушки, если ты ее хоть немножечко любишь.

— Я обожаю, когда ты, обижаясь, выставляешь свою прелестную нижнюю губку, но если выполнять любое желание девушки, я представляю, к чему это может привести. Так и быть, сначала я прочту тебе что-нибудь, но потом держись, пощады не будет.

— Я уже дрожу от нетерпения.

— Так, может, сразу и начнем?

— Что?

— Ну не чтения же.

— Нет. Я должна запомнить хотя бы один случай, когда я настояла на своем.

— Куда я засунул эту папку? Странно, никак не могу найти.

— Может быть, эта?

— Она. Как это я ее не заметил?

— Это не просто сделать, если так настойчиво запихивать ее ногой под кровать. Какая смешная папка. В таких, наверное, бухгалтеры держат свои счета.

— Тьфу ты, черт! Никак не могу развязать.

— Дай попробую я. Это же надо так затянуть тесемку… Держи.

— Выйду на пенсию, тоже заведу себе длинные ногти. Как здорово вы ими управляетесь. А я, дурак, никак раньше понять не мог, чего вы их не стрижете. Итак. С чего начнем? Выбирай.

— Начни вот с этого.

— Это слишком длинное. Лучше вот это — самое короткое. Устраивайся поудобнее. Вообще, надо сказать, если хочешь извлечь максимум удовольствия от подобного чтения, лучше всего раздеться, лечь на кровать и закрыть глаза.

— Я пока постараюсь получить удовольствие не раздеваясь.

— Как хочешь. Мое дело предупредить. Но учти, если тебе по какой-либо причине захочется обнажиться во время чтения, я перерыв делать не намерен.

— Я согласна.

— Ну-ну. Итак…

* * *

Поцелуй — это не такое простое дело, как заблуждаются некоторые. Одних губ здесь далеко недостаточно, здесь еще голова нужна. Например, некоторые даже не знают, куда сунуть нос во время поцелуя. А девушки, так все, прямо как по команде, признаются, целуясь в первый раз: «Я раньше, — говорит, — никак не могла понять, куда мне девать нос во время поцелуя, чтобы он не мешал». Они, наверное, думают, что было бы удобней целоваться с девушкой, у которой нет носа.

Бывает, еще спрашивают, как лучше целоваться: с открытыми или закрытыми глазами? Ответ прост: все зависит от того, насколько страшный партнер вам попался.

Некоторых смущают предостережения врачей, что при одном поцелуе вам передается около трех миллионов микробов. Ничего страшного. Ведь число микробов, от которых вы избавляетесь, не меньше.

Необычайно важным моментом является положение зубов и языка во время поцелуя. Один мой приятель, целуясь, сломал зуб. Я посоветовал ему сменить позицию при поцелуе. Он сменил и вывихнул челюсть. Тогда я посоветовал ему новое положение. Он сменил и сломал руку. После четвертого совета он ездил в инвалидной коляске. А вчера мы его похоронили.

Никто не умаляет вопроса о том, как целоваться. Губы девушки снизу, губы девушки сверху, поцелуй сбоку, сзади, прогнувшись, с использованием подручных приспособлений, стен, лавок, железнодорожных платформ, обрывов рек и одиноких берез. Но все же, это вопрос во многом второстепенный. Гораздо существеннее вопрос наличия зрителя. Ну кому ты доставишь удовольствие, целуясь поздним вечером на лестнице в подъезде, кроме себя, девушки да скандальной бабы, выносящей мусор, которая на тебя этот мусор и высыплет, чтобы не шлялись всякие по ночам? Нет. Ты днем выбери улицу пооживленнее, сядь посередине на лавочку, посади девушку на колени и, запрокинув ей голову, прильни к ланитам.

Какое это внеземное наслаждение — целоваться на людях. А сколько удовольствия получают прохожие? Сколько сразу радостных улыбок появляется на лицах? Правда, случаются и среди прохожих недовольные. Но это все от зависти.

А какая восхитительная вещь — женский язычок. В этом, кстати, убеждаешься только при поцелуе. Неплохо еще бывает по-дружески лизнуть ее в нос.

Но вообще, надо сказать, губы девушки — это такой предмет, который очень трудно поцеловать. Иногда бывает, целый день подкрадываешься к ним, выжидаешь удобный момент, сторожишь случай. Главное — не спугнуть их неосторожным движением. Необходимо усыпить их бдительность смирным и дружеским поведением. И вот в тот момент, когда они окончательно поверят, что вы не замышляете в отношении их ничего плохого и прогуливаетесь здесь совсем по другой причине, прыгайте к ним и, держа их обладательницу как можно крепче за уши, целуйте.

Но прошу вас особенно не увлекаться во время поцелуя. А то один мой приятель целовался в подъезде с любимой девушкой, увлекся и случайно оторвал ей уши.

Кстати, заблуждается тот, кто считает, что кроме губ у девушки на лице больше ничего нет. А щеки? С них, кстати, поцелуй начинать и надо. А носик? А поцеловать глазки? Девушка придет в восторг от такой оценки ее очей. А невыразимый привкус и нежная плоть ушек? Покусайте мочку и слегка потяните зубами за сережку. Девушка непременно станет в безумстве извиваться от такого неслабого приемчика. Сожмите ее покрепче и добейте, проникнув языком поглубже в ушную раковину.

А если после этого вы еще доберетесь до ямки за воротником между ключицами и поводите там языком! Заверяю любого, после таких ласк девушка сама изнасилует вас, если, конечно, догонит.

Однако, я не знаю ничего восхитительней, чем поцелуй в тихий зимний вечер, когда крупные хлопья снега с завораживающим шорохом покрывают землю. Что может быть лучше горящих румянцем щечек, выглядывающих из воротника девичьей шубки. И хочется реветь от жалости к жителям экватора, лишенным такого незабываемого удовольствия.

* * *

Оказалось, что в постели можно делать все, что доставляет удовольствие обоим, даже читать.

–…Здорово! — воскликнула Глория, когда Никита замолчал и стал аккуратно завязывать эссе в папку. — Ты сам это написал?

— Нет, конечно, — почти безразлично, но в глубине души радуясь успеху, ответил Самолетов. — Писала вот эта рука. А я только следил, чтобы не было чего лишнего. Теперь-то, я надеюсь, награда не заставит себя ждать.

Никита отложил папку в сторону и стал придвигать с недвусмысленными намерениями к девушке. Одновременно он пытался расстегнуть широкий блестящий ремень на ее джинсах. Она очень любила блестящие вещи, серьги, кольца, кулоны и Самолетову не претила такая страсть к блестящему. Женщина должна одеваться так, чтобы мужчинам непременно хотелось ее раздеть. При этом по возможности быстро, но ремень не хотел поддаваться.

— Подожди, — остановила его попытки Глория, — пообещай, что посвятишь какой-нибудь свой будущий роман мне.

— Договорились. Так и напишу: «Посвящается кареглазой девушке».

— Обещаешь?

— Клянусь, ведь ты — мое вдохновение.

Ремень все еще не поддавался.

— Это правда, — с придыханием произнесла Глория, все еще держа оборону, — я похожа на вдохновение для мужчины?!

— Еще как.

— И я также прекрасна?

— Да. И еще тебя все время приходится ждать.

— Нахал! Опять издеваешься.

Она с силой оттолкнула его. Это немножко разозлило Никиту, и, не подумав, он вдруг ляпнул.

— Нет, я просто я жду, когда закончатся твои дурацкие вопросы.

Глория изумленно посмотрела на него, как будто увидела впервые, а затем холодно произнесла:

— Ну раз я такая дура, почему же мне не задавать дурацких вопросов?

— Я не говорил, что ты — дура.

— Я не глухая. Сказать, что я задаю дурацкие вопросы, все равно что обозвать меня дурой.

— Ну извини, я не хотел тебя оскорбить.

— Отстань от меня, раз я — дура.

— Вороненок, ну что с тобой?..

Он сразу стал мягким и пушистым, как котенок. Перед ним стояла простая и одновременно безумная сложная задача. Вернуть доверие девушки, да к тому же, чтобы вместе с доверьем она отдала себя всю.

— Хорошо, начнем все с самого начала… — игриво предложил он, зная, что лесть и юмор, самая короткая дорога, чтобы завоевать особу, которая сама не прочь сдаться. — Девушка, разрешите с вами познакомиться.

— Нет, я не разрешаю со мной познакомиться, — судя по ее тону, она приняла правила игры.

— А может быть, все-таки разрешите. Клянусь, я — парень неплохой.

— А кто вас знает. С виду вы все неплохие.

— Можно я тут присяду. Вот здесь, на краешке постели, возле ваших прекрасных ног.

Он присел к ее ногам и как бы невзначай, прикоснулся к ним губами.

— Ни за что!

— А у меня шоколадка с орехами есть.

— Шоколадка? С орехами? Ну хорошо, так и быть, присядьте, но только ненадолго. И надеюсь, вы не позволите себе ничего лишнего?

— За кого вы меня принимаете? Даже обидно… Конечно, позволю.

— Вот все мужчины такие. Вам только разреши.

— А вы не разрешайте.

— Что же мы — дуры?

— Заметь, я этого не говорил.

Глория уже не сопротивлялась его поцелуям, которыми он покрывал ее ноги, поднимаясь все выше и выше к бедрам.

— Попробуй только.

— Так как же насчет познакомиться? Честное слово, я с самыми серьезными намерениями.

— Шоколад давай!

Она сдавала последние свои позиции. Между тем он уже справился с ремнем и даже раскрыл молнию на джинсах.

— Я всегда говорил, что женщина просто так никому ничего не дает.

— Я больше скажу, шоколадка — это только начало.

— Все, кажется, влип!

— Не хотите, как хотите. Мы никого не насилуем.

— Я тоже. Сами предлагают.

Ее брюки уже были на ее коленях, и он последовательно продолжал освобождать ее ноги от мешающих пут.

— Что?! Ах ты развратник. А ну убери… те ваши руки. И больше ко мне не приставайте. Я не хочу с вами иметь ничего общего.

— Даже детей?

— Даже… — она вдруг испугано уставилась на него, — Что ты имеешь в виду? Опять! Ты не уверен, что в последний раз все было в порядке?

— Все было в порядке. Лично проверял.

— Ну и шуточки у вас, молодой человек. — засмеялась она немножечко нервно. — И пожалуйста, не целуйте мне коленку, соблазнителя из вас не получится.

— А повыше?

— М-м-м….

— Будем дружить?

— Ой, мамочки! Пытайте меня, пытайте! Я вам все равно ничего не скажу.

— И даже где спрятались партизаны?

Никита щекотал языком ее бедра и двигался все дальше к ее трусикам.

— И даже где спрятались… А-а-а!.. Скажу, скажу, изверги проклятые!

— Хорошо, больше пыток не будет, — вдруг отстранился Никита, напустив на себя безразличный вид.

— Нет, пытайте меня, пытайте!

— Не буду.

— Ну попытай меня еще хоть разок, чего тебе стоит.

— А что я буду иметь взамен?

— Я тебя поцелую.

— Куда?

— Ну куда-нибудь… Потом придумаю.

— Нет, ты сначала скажи.

— Ну хочешь в щечку?

— Я что, похож на извращенца?

— Ну хорошо, тогда в губы. Но учтите, я девушка из приличной семьи.

— Уже ближе к цели, но еще далековато. Подумай еще.

— Нет, он прямо озабоченный какой-то. Говорила мне мама, не связывайся с сексуальными маньяками. Почему я ее не послушалась?

— Ах так, тогда я подаю на развод. Принесите книгу регистрации разводов.

— А как же дети?

Теперь пришло время пугаться Самолетову.

— Какие дети? Опять! Ты была у врача?

— Нет. Но я чувствую, что уже на восьмом месяце.

Никита расслаблено засмеялся.

— С тобой не соскучишься, что я в тебе больше всего и люблю. Терпеть не могу, когда с женщиной не о чем поговорить.

— Так и будем разговаривать? Вот так всегда — лишь бы поговорить. Нет бы языку найти применение получше.

— Не выводи меня из себя, а то сейчас изнасилую.

— Да-а, от тебя дождешься. Обещаешь только.

— Все, насилую…

— Не-е-ет!.. — она сбросила брюки со ступней и забралась ногами на диван. — А кто обещал шоколадом с шампанским накормить, а вместо этого насилует?

— Я…

Он схватил ее в объятия и прижал к стене.

— Подожди, дай хоть сережки сниму. Сломаешь, как в прошлый раз.

— Дай я сам сниму, — он ловко стал вынимать серебряные висюльки из ее ушей, — я испытываю огромное наслаждение, вынимая и вдевая сережки в мочку женского уха, это мне что-то сильно напоминает, никак вот только не могу понять, что именно. Может, подскажешь?

— Извращенец проклятый…

— Да, я — извращенец. Я обожаю старых и некрасивых женщин.

— Кого ты имеешь в виду?

— А что в этой комнате еще кто-то?.. Ой! Больно же! Ты что, специально локти затачиваешь. Ну все, мое терпение подошло к концу. Ни слова больше…

* * *

Может, никой любви нет, а есть всего лишь влечение к голой женщине? Как бы там ни было, Самолетов неудержимо влекло к худенькому, почти мальчишескому телу Глории. С ее душою все обстояло сложнее.

Опытом доказано, что вне зависимости от возраста влюбленный мужчина в умственном отношении далеко уступает себе же, не влюбленному. Мужчина фатально глупеет. Особенно яркие образцы скудоумия проявляются в присутствии объекта чувств. И основное проявление этого безмыслия состоит в том, что мужчину больше интересуют прелести возлюбленной, при этом он напрочь забывает об уникальности внутреннего мира и устремлениях человека, находящегося рядом. Обычно это заканчивается быстрым отрезвлением, когда ее мир вдруг начинает отдаляться, и устремления любовницы принимают совсем другое направление.

–…Так чем ты была занята всю эту неделю? — поинтересовался Самолетов, вспомнив о беспокойстве в глазах девушки при встрече. — Ты обещала рассказать.

— Да… — лицо Глории приняло озабоченный вид, но потом она как будто передумала говорить о самом главном и, хитро улыбнувшись, поинтересовалась, — Дай слово, что не побьешь меня, если я тебе кое в чем признаюсь?

— Конечно, не буду, глупый вороненок. Сильно, уж это точно.

— После того, как это началось с тобой, мне было очень жалко Виталика. Я долго не могла с ним до конца порвать. Он часто звонил, предлагал встретиться. И совсем недавно, ты только не обижайся, я уступила его требованиям и попробовала с ним еще раз.

— Гм, любопытная новость.

— Прошу тебя, не обижайся. Помнишь, я тебе рассказывала, что только с тобой я впервые испытала оргазм. С ним я ничего не чувствовала. А когда жаловалась на это ему, он убеждал, что я малочувствительная и смогу что-то испытать только после первых родов. Так вот, ради любопытства…

— Любопытства?!

— Да, любопытства, смогу ли я пережить с ним те безумные ощущения, что я начала испытывать с тобой. И представь, к моему удивлению, я опять ничего особенного не почувствовала. Только потому я тебе об этом и рассказываю.

— И ты рассчитывала доставить мне этим большое удовольствие?

— Я рассчитывала, что ты — умный и все поймешь правильно. И потом, ты же не будешь утверждать, что все это время ты встречался только со мной.

— Клянусь, ни с кем больше!

— Врун несчастный. Думаешь, я не видела, как ты двинул локтем в тот вечер Эдика, когда он спросил, не та ли я девушка, с которой ты ездил в Прагу.

— Ты считаешь, что лучшая защита — это нападение?

— Ты ничего не понял. Какой же ты нечуткий! Прямо, настоящее дерево.

— Зачем же так недооценивать мою натуру, есть материалы и покрепче. Кстати, что касается составляющих компонентов, то некоторых женщин действительно можно ассоциировать только с куклой из целлулоида, особенно в части мозгов.

— Ах так?!

— Да, так!

— Тогда знаешь, о чем я сейчас больше всего жалею?

— Любопытно?

— Жалко, что твоя мама не уронила тебя в детстве головой о лестницу.

— Зачем это?!

— Тогда бы твои глупые высказывания имели хоть какое-то оправдание.

— Ах так?!

— Да, вот так!

— Какое счастье, что я до сих пор не женат на такой скандалистке. Если бы я был твоим мужем, я бы, наверное, повесился.

— А если бы я была твоей женой, я бы не стала тебя вынимать.

— Ха-ха! Вот здорово! Я как раз хотел говорить об этом.

— О чем?

— Не знаю, может быть, это как-то по-другому делается, там с цветами, в торжественной обстановке, а не лежа обнаженным в одной постели с тем, кому делаешь предложение. В общем, я предлагаю тебе выйти за меня замуж…

***

–…Подожди, дай мне сообразить. Так. Начнем еще раз. Ты серьезно зовешь меня замуж?

— Так же серьезен я был еще только один раз, когда появлялся на этот свет.

— И что я должна говорить в таком случае?

— А мне откуда знать. Я сам боюсь любого ответа. Хотя наверняка буду рад, если ты ответишь согласием.

— А если я отвечу отказом?

— Я повешу свои гантели на шею и утоплюсь в ванной.

— А ты знаешь, что твоя мать меня не любит?

— Знаю.

— И еще неизвестно, что в этой нелюбви преобладает: ненависть каждой матери к другой женщине, укравшей у нее сына, или ее нелюбовь к евреям вообще.

— Неужели ее антисемитизм так заметен?

— Я почувствовала его сразу, как только она посмотрела на меня.

— Но это же не самое важное? Ведь я люблю тебя. И мне наплевать, кто бы о тебе что ни думал.

— Любишь? Тогда можно я тебя откровенно спрошу еще об одной вещи?

— Конечно, можно.

— Почему ты не захотел ребенка, когда я забеременела от тебя?

— А почему ты решила, что я его не захотел?

— Ты же сам доставал для меня все эти таблетки и заставил терпеть сеанс иглоукалывания, от которого я чуть не умерла.

— Не надо было, испугавшись задержки, пить всякую химическую дрянь, которую подсунули тебе твои умудренные опытом подружки. Когда я узнал об этом, было уже не до размышлений, иметь или не иметь ребенка.

— Ты не любишь детей?

— Нет почему же, я очень люблю детей, особенно когда у них крепкий сон.

— В таком случае я рожу маленького мальчишку, похожего на тебя.

— Лучше девочку.

— Первый раз вижу мужчину, который хочет девочку.

— Ерунда, любой мужчина хочет именно девочку, только им стыдно признаться себе и другим в этом. А теперь ответь мне: да или нет?

— Ты о чем?

— Ты забыла? Я, кажется, сделал тебе предложение.

— Можно я отвечу в другой раз?

— Когда девушка не соглашается сразу, это может обозначать только одно — отказ.

— Неправда. Это не отказ. Дай мне подумать. Между прочим, девушкам всегда в таких случаях положено давать время на размышления.

— Ладно, можешь не размышлять, я все понял и так. Секс — это одно, а связать свою жизнь с человеком — это совсем другое. Слушай, я придумал для нас хороший способ, заняться сексом. Что ты думаешь, если я тебя трахну во время полета этажа, этак, с двадцать пятого? Мой друг как раз на нем живет. Он уступит на время балкон для прелюдии и прыжка. Представляешь, как будет здорово: вершина оргазма станет вершиной жизни. Мы еще успеем заорать: «Мгновение, ты прекрасно!!!»

— Но мы же разобьемся!

— Не исключено, но в этом и смысл.

— Нет, я против. Я еще так мало жила и почти ничего на этом свете не успела повидать. Может быть, лет через тридцать…

— Через тридцать стану возражать я. Зачем мне старуха?

— Неправда, я еще буду молодая. И вообще я стареть не собираюсь.

— Распространенное желание. Мало, правда, у кого сбывается.

— А я не хочу и не буду. Я как представлю, что мне уже скоро двадцать, так сразу не по себе становится. Мне все время кажется, что после двадцати начнется старость.

А мне скоро двадцать шесть. Тебя разве не удивляет, как это я еще хожу по земле под тяжестью прожитых лет.

— У мужчин время течет по-другому.

— Возможно. Но мне тоже иногда кажется, что где-то после двадцати пяти начинается умирание. Теряешь ощущение беспричинной радости. До двадцати разница возраста в пять — семь лет кажется огромной пропастью между поколениями. А после стараешься не замечать бег назад твоих лет, и как быстро растет отрыв от юности.

— Все равно мужчинам легче, для них внешнее старение не так важно, как для женщины. А для нас уходящая молодость — это катастрофа.

— Не согласен. Если женщина следит за собой, она и в пятьдесят может быть привлекательна для мужчины. Я не расслышал, сколько тебе скоро исполняется? Пятьдесят?

— Дурак! Фигуру еще можно сохранить. А лицо? Куда ты денешь морщины, цвет и дряблость? Ты разве никогда не вздрагивал от неестественности фигуры девочки и оплывающего лица.

— К чему сейчас задумываться о грустных вещах? И вообще, что сегодня с тобой происходит. Ты что-то скрываешь? Ты плачешь! Моя девочка, ну не надо… Иди я обниму тебя… Если хочешь, вороненок, можешь немного поспать.

— Нет, я не хочу спать. Я хочу тебя. И не называй меня больше вороненком. Мне это имя уже надоело. Придумай для меня что-нибудь другое.

— Я придумаю тебе миллион названий и нежных имен. Иди ко мне, я прошепчу тебе их прямо в ушко:

Мое ушко, сегодня я буду твоим словечком.

Мой замочек, я буду твоим ключиком.

Моя норка, я буду твоим ужиком.

Мои ножны, я буду твоей сабелькой.

Мой кувшинчик, я буду твоим гончаром.

Моя вазочка, я буду твоим гладиолусом.

Моя березка, я буду твоим короедиком.

Моя лазеечка, я буду твоим лазутчиком.

Моя копилочка, я буду твоим рубликом.

Мое яблочко, я буду твоим червячечком.

Моя пещерочка, я буду твоим циклопиком.

Мой бутончик, я буду твоим шмеликом.

Моя бабочка, я буду твоей иголочкой.

Моя пьеса, я буду твоим суфлером.

Моя скрипочка, я буду твоим Паганини.

Моя Марианская впадинка, я буду твоим корабликом.

Моя пирамидочка, я буду твоим фараончиком.

Моя широта, я буду твоей долготой.

Мои Арабские Эмираты, я буду твоим нефтяником.

Мое Эльдорадо, я буду твоим старателем.

Моя рабыня, я буду твоим эмиром.

Моя царица, я буду твоим привратником.

Моя девственница, я буду твоим девственником.

Моя распутница, я буду твоим развратником.

Моя девочка, я буду твоим мальчиком.

Мой мальчик, я буду твоей девочкой.

Моя чернильница, я буду твоим перышком.

Моя звездочка, я буду твоим астрономом.

Моя Троя, я буду твоим Ахиллесом.

Моя волшебная лампа, я буду твоим Алладином.

Моя боль, я буду твоим лекарством.

Моя фантазия, я буду твоим фантазером.

Моя пропасть, я буду твоим падением.

Моя долина, я буду твоим взгорьем.

Мое ущелье, я буду твоим эхом.

Моя теорема, я буду твоим решением.

Мой шедевр, я буду твоим гением.

Моя Голгофа, я буду твоим распятием.

Моя темница, я буду твоим узником.

Моя свобода, я буду твоим сумасшедшим.

Мое видение, я буду твоим опиумом.

Мое наслаждение, я буду твоей вершиной.

Моя смерть, я буду твоей жизнью.

Мое время, я буду твоим течением.

Пусть наше мгновение будет нашей вечностью…

* * *

— Я должна сказать тебе действительно что-то важное. — Глория стала официально серьезна. — Обещай, что воспримешь это известие спокойно и не будешь обижаться, что я не сказала тебе раньше? Я боялась, что ты начнешь меня упрашивать, и я не смогу принять это решение.

— Значит, я правильно угадал. Я давно начал подозревать, что все идет к этому. И с Виталиком ты не зря встречалась.

— Ты уже все знаешь? Тебе рассказала по телефону моя мать?

— Нет. Но я давно ждал, что ты готовишься это сказать, еще с того момента, когда ты забрала документы из института. Если девушка что-то скрывает — ничего хорошего ждать не приходится. И когда это должно произойти?

— Через три дня. Все уже готово: документы, вещи, билеты. И отец уже ждет, чтобы встретить меня.

— Отец?

— Да. Мой настоящий отец. Он уже давно там. Правда, у него другая семья, но он обещал помочь на первых порах.

— Да, смешно я, наверно, выглядел, когда предлагал выйти за меня замуж? Ха-ха. Что ж, давай больше не будем об этом. Лучше выпьем шампанского, чтобы у тебя в новой жизни все было хорошо.

— Давай. Если честно, я думала, что ты воспримешь это по-другому.

— Как?

— Как-то иначе.

— Ты думала, я брошусь на колени и буду молить, чтобы ты не уезжала, или, в крайнем случае, взяла меня с собой, как устройство для перетаскивания чемоданов?

— Гад ты!

— Прости меня.

— Несмотря на все твои заскоки, я буду отчаянно скучать по тебе.

— Вздор. Ты забудешь обо мне на другой день, после того как попадешь в новую жизнь.

— Нет, я тебя уже никогда не забуду.

— Иллюзия. Тебе это только кажется. Мне самому иногда невозможно представить, как я буду жить без человека, к которому привык. А как только он уходит из моей жизни, как-то даже неприятно от того, как быстро его забываешь.

— Я буду тебе писать.

— Не будешь.

— Буду.

— Сама убедишься. Найдешь себе какого-нибудь богатого Мойшу, он будет обеспечивать тебя, ты будешь изменять ему направо и налево и будешь счастлива.

— Какого еще Мойшу?

— Ну не Мойшу, какая разница. Все равно будешь изменять.

— Нет. Ты все же испортил мне жизнь. Я тебя прошу только об одном, мне больше от тебя ничего не надо.

— Ты о чем?

— Подари мне это.

— Что?

— Подари мне губы, язык и эту вещь, что находится внизу. Я уже не смогу без них.

— Ты с ума сошла. Но даже если я и сделаю это, тебя просто не пропустит таможня, найдя тысячу причин.

— И главной будет нелегальный вывоз национальных сокровищ.

— Ну ты и сказанула!

— Хорошо, если ты не можешь отдать мне это, тогда не женись. Не женись хотя бы лет до тридцати.

— Странные эти женщины — ни себе ни людям. Ничего, к сожалению, обещать не могу. Про себя по крайней мере. А то, что случится с тобой, уже ясно.

— Что тебе ясно?

— Вспомни мое предсказание? Все случилось, как я тебе и обещал тогда. Помнишь, мы сидели с тобой в кафе, и я рассказывал тебе про твою будущую жизнь.

— Нет, я уже все позабыла.

— Я говорил, что институт ты бросишь на втором курсе. Потом уедешь. Осталось сбыться последнему предсказанию.

— Какому?

— Выйти замуж.

— А за кого? Предскажи мне мужа получше.

— К получше я буду ревновать. Я предскажу тебе среднего.

— Если ты меня любишь, сделай, как я прошу. Ты же меня еще любишь?

— Я тебя ревную, в том числе и к твоему будущему мужу. Ладно, предсказываю тебе хорошего человека.

— И главное, закажи там, чтобы в постели был как ты.

— Это невозможно.

— Я прошу.

— Хорошо, но предсказание сбудется только в том случае, если ты не будешь слишком разборчивой и выйдешь замуж за первого понравившегося тебе парня, даже если тебе будет казаться, что где-то совсем рядом ждет более удачная партия. Обещаешь?

— Обещаю…

***

Они сидят на заднем сиденье такси, которое, покачиваясь, мчится по ночным улицам. Ее голова лежит у него на плече, и он иногда целует ее висок и волосы.

Почему они расстаются? Этого никто сказать не сможет. Она не может жить здесь. Ее гонит страх перед будущим в этой стране. Ее зовет отец и призрак новой жизни. Или, быть может, это говорит пресловутый голос крови? Может быть, ему бросить все и уехать с ней? Нет. Невозможно. Он не может жить там. Да и в качестве кого?

Сейчас они бегут за чем-то без оглядки, страшась привязаться друг к другу по-настоящему. Они хотят быть свободными от всего и боятся глубоких и искренних чувств. А потом, на вершине своего успеха или в тупике неудачи, оглянутся назад в поиске того настоящего и живого, чем когда-то так легко, без сожаления пренебрегли, и окажется, что в жизни ничего, кроме памяти их чувств, не существует. Все остальное: деньги, вещи, приятная и ненапряженная жизнь — существует вне людей и в силу своей самодовлеющей ценности готово предать их бренное тело в любую минуту.

Ушедшая молодость окажется счастливым временем, когда они жили волшебной мечтой о вечном празднике в освещенном яркими витринами и красочной рекламой вечернем городе. Где на улицах встречаешь загадочно красивых мужчин и женщин. Где каждая дверь таит в себе вход во влекущий мир вечного праздника, неожиданных встреч, мимолетных поцелуев и неумирающей музыки.

Сейчас им кажется, что все еще впереди. И чувства, переживаемые сейчас, — это лишь подготовка к другим настоящим чувствам, которые ждут где-то там, в другой, полной счастливыми событиями жизни.

Таксист время от времени весело поглядывает на них в зеркальце заднего обзора. Что он думает об этих двух прижавшихся друг к другу молодых людях? На вид ему лет сорок. Его молодость давно позади. Был ли в его жизни такой вечер?

— Завидую я вам, молодым — вдруг произносит таксист сожалеющим о чем-то голосом.

— Чему же вы завидуете? — спрашивает он.

— Всему: молодости, красоте, беззаботности. Тому, что вы можете вот так ехать обнявшись, и целоваться в такси, и вообще где угодно…

— Вот здесь направо, и остановите возле того подъезда, — попросил Никита и достал деньги расплатиться.

***

— Посмотри на часы, мы стоим уже скоро как час.

— Что ты все время поглядываешь на эти проклятые часы, как будто боишься, что я их украду?

— Я беспокоюсь о тебе. Как ты будешь возвращаться домой?

— Это мои проблемы. Но, может быть, ты уже торопишься на самолет?

— Ты должен понять, я не могу не ехать. Если бы это было в моих силах, я бы не расставалась с тобой никогда.

— Возможно, это к лучшему. Каждый ищет в жизни свою дорогу.

— Я больше не могу. Еще минута, я разревусь и никуда не поеду. Поцелуй меня на прощание. И не вздумай приехать в аэропорт. Это будет слишком тяжело для меня. Все эти плачущие родственники, дурацкое оформление, таможня. Ты же знаешь, как у нас это все происходит. Я просто не выдержу. Хорошо?

— Хорошо.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Давай прощаться.

— Я тебя прощаю.

— И я тебя. Пока!

— Пока!..