За серым окном

Андрей Караичев

Влад мечтал стать военным, врачом, да кем угодно! Советское детство рисовало большие перспективы, но… настали 90-е, девиз – «Мир! Труд! Май!» – сменился на – «Не мы такие, жизнь такая!» Потому Красильников, заключив договор с совестью и «нечистым» (или галлюцинацией), вливается в банду местного авторитета.Превращаясь постепенно в монстра, он находит для себя уйму оправданий. Однако не всё человеческое ему чуждо, сможет ли бандит осознать, что не время виновато в злодеяниях, а люди?

Глава 5. Школьное место

После бурно отмеченного Нового года (1991 — ый) на севере среди закалённых холодом и трудом коллег, Сиротин заскучал по дому. Сперва ощущал лёгкую тоску, затем грусть нарастала, ближе к весне, необъяснимая тяга к малой родине — разрывала. Сильнее ностальгические порывы одолевали лишь в Афгане… там ясно почему. В армии, где бы ни служил человек, на гражданку хочется всегда, едва успел примерить солдатскую форму… а здесь отчего?

С одной стороны — к работе привык, сложно, но терпимо; платят хорошо, стаж идёт, коллектив отличный, отзывчивые приятели, славная женщина, с которой прожили почти полгода. С другой — проблем хватало. Во-первых, — никак не проходила акклиматизация: каждый вечер, имелось чувство, что Сирота простывает. Просыпаясь утром ощущал себя хорошо: молодой организм побеждал болезни, к концу смены — снова плохо. Сержант не мог смириться с постоянным холодом, промерзал хронически: домой приходил, чуть целиком в топку печи на общей кухне не залезал и всё равно, не отогревался. Привык на службе за два года к жаре, а тут: тело хандрило, кости ломило — ощущал себя дряхлым стариком по ночам, засыпал с трудом. Во-вторых, — сожительница. Вера на несколько лет старше Игоря, женщина хорошая, симпатичная, верная; работала на мостовом кране по десять часов в сутки, ещё успевала дела по хозяйству стряпать и ненаглядного приласкать, — «Откуда силы берутся у русских женщин?», — задавался сперва вопросом афганец. Позже понял: Вера специально хочет заработать хорошенько, чтобы квартиру дали, денег скопить и, завести много-много детишек! Она мечтала о большой, крепкой и дружной, советской семье. Любила фантазировать перед сном, после интимных ласк, — «Ешчё немного потрудимси, выдилют нам хату, сделаем рэмонт, детишек тебе нарожаю. Я хочу очень мальчишек близнецов, и девочек поболя!» — это Игоря пугало. Сам он, конечно, мечтал о крепкой, настоящей семье, но… попозже, не сейчас. И-и, чего греха таить, не с Верой.

Настя Власова? Не-е-т! На неё Сирота затаил смертельную обиду, не тосковал больше. Поначалу — да, не мог позабыть… сейчас, погасли чувства. Тем не менее о первой любви бравый десантник периодически вспоминал, не с тёплыми эмоциями и тревожной щекоткой в груди — приходило иное. Игорь, когда сожительница затихала, подолгу всматривался в зелёную подсветку электронных часов, не мог заснуть из-за ломки в суставах, пытался найти ответ, — «Почему я не могу забыть Власову? Нет-нет, а думаю о Насте!»

Причина элементарная — ноющее чувство недосказанности перед стервой; словно не завершил важное дело, не выплеснул в лицо нахалке, что о ней думает и кем та является! В глубине души хотелось встретиться с Власовой и если та улыбнётся, постарается нагло соврать в глаза, найти оправдание гнилым поступкам — заткнуть рот! Расставить всё по местам. Сирота понимал — это глупо, по-мальчишески, а побороть того желания не мог.

До поры афганец справлялся с ночными эмоциями, тягой к дому, в мае, ровно через год с момента, как Настя не пришла на вокзал — больше не смог терпеть. Решил при первой возможности отправиться в деревню родителей, затем в любимый Водопьяновск.

Игорь не осмелился поведать про свои намерения Вере. Врать, — «Поеду на недельку», — и не вернуться, не хотел, получилось бы тогда — он ничем не лучше Власовой. Как часто случается, выход отыскался сам собой, правда, очень печальный… умер отец.

С горя сержант запаса напился крепко, пустил скупую, мужскую слезу и, честно всё сказал сожительнице, сразу же схватив заранее собранный рюкзак: не хотел видеть её истерик. Подло, зато честно, лучше так, чем женщина бы ждала его, ждала, а он не вернулся.

Похороны бати Игорь помнил смутно, находился в прострации. В мыслях отпечаталось: лёгкий весенний дождь, сильные раскаты грома и линии молний на горизонте, эхо стука молотка, заколачивающего крышку… удары кусков земли о гроб.

На поминках подрался со старшим братом, точнее — дал тому раз в морду, конфликт и закончился. Наказал близкого за дело: Саша возмущался шёпотом, который слышали все находящиеся за траурным столом, мол, — «Зачем потребовалось переться в эту глушь? Отца не вернуть, а дома дел столько, деньги теряем!» Позже Сирота выяснил — это жена заставила брата приехать на похороны, она сама детдомовская, знала цену родителям, хотя никогда своих не видела — парадокс.

Афганец не мог взять в толк: десять лет назад жили советские граждане нормально, по-людски, каждый человек человеку — товарищ, друг и родственник. Теперь? Только ввёл «Пятнистый» кооперацию, половина народа с ума сошло, в голове одни деньги, деньги — деньги! Плюс импортное барахло, жрачка. — «Куда катится мир?» — думал сержант и догадывался: самое страшное впереди.

Сноха уговаривала свекровь поехать с ними в Ленинград, та наотрез отказалась. Игорь погостил до «сорока дней» с матерью, после распрощавшись, отправился в родной Водопьяновск. Когда работал на севере, встречал там земляка, от него узнал — в их городе появилась группа афганцев, ребята серьёзные, с «благими» намерениями. Сиротин твёрдо решил: по прибытии на малую родину, сперва обосноваться (найти жильё) там и податься к соратникам по службе, свои в беде не бросят.

Сержант быстро нашёл квартиру: арендовал у бывшей соседки, недалеко от дома, где вырос, в том же, Пролетарском районе. Пожилая хозяйка, вручая связку ключей Сиротину, предупредила, — «Стануть спрашивать, гутарь, шо ты мой племянник из Калининграду».

«Илюша» с ностальгической грустью отправился в хозяйственный магазин, приобрёл товары первой необходимости, далее купил еды в продуктовом.

Вечером дома сделалось чересчур уныло: отвык, оставаться надолго в одиночестве, раньше хоть с Верой имелась возможность поговорить, с соседями по общежитию, сейчас… от тишины противно звенело в ушах. Обрадовался бы любому собеседнику, пусть им оказался пьяный, скандальный сосед, курящий на лестничной клетке, чей бы дым навязчиво тянул в квартиру.

Игорь включил ламповый телевизор, за происходящем на экране не следил, главное, избавиться от тишины. Не помогло. Решил прогуляться в свой старый двор, посмотреть, что изменилось, может, кого знакомого встретить, поболтать.

Перемен по прошлому адресу Сироты оказалось немного: ласточки летают низко над головой, большая антенна на крыше пятиэтажного дома бросает тень заката на асфальт; старушки сплетничают возле подъездов, мужики, под выпивку «рубятся» в домино или карты. Поддатый дядя Валера, который катал Игоря и Влада в детстве на грузовике, теперь с другими ребятишками играл в футбол — нарочно поддавался пацанам: пропускал гол, падал на траву и причитал, — «Ох, молодые! Обыграли старика, обыграли! Як вам не стыдно». Дед Паша ремонтировал допотопный мотоцикл, матерился, за что был обруган старушками со скамеек. А собрав колотый двигатель обратно, загорланил, — «Опять детали „лишние“ остались! Так всегда… может, специально на заводе больше запчастей в мотор кладут, на случай войны?», — когда «Иж» завёлся, но не поехал, пуская на весь двор белый дым, старик закричал внуку, — «Юрка! Неси кувалду, сейчас я так отремонтирую эту рухлядь, навек запомнит!»

Сержант улыбался, на душе потеплело.

Прохожие вглядывались в «чужака» на скамейке у крайнего подъезда, одна бабуля признала того мальчишку-хулигана, что топтал ей цветы на клумбе, который потом «не вернулся» из Афганистана.

Вскоре Игоря обступили жильцы дома, он многих знал неплохо лично, всё-таки рос среди них, почти родня. Сироту завалили вопросами, тот охотно отвечал, поведал пытливым женщинам, что схоронил отца полтора месяца назад, принял соболезнования. В целом, не пожалел о визите сюда: дефицит общения утолил с избытком.

В съёмную квартиру сержант вернулся после десяти вечера. Принял ванную, расстелив кровать, устроился на ней: почитать перед сном единственную найденную книгу в доме — А. Рыбаков — «Водители».

В табличку с номером квартиры тихо постучали. — «Кто-то из знакомых, наверное, считавших меня погибшим, пришли проведать», — думал Игорь, открывая дверь (без глазка).

На пороге стояла Власова…

Настя нагло оттолкнула Сироту, прошла в квартиру, скинув обувь, бросилась парню на шею: расцеловывала, тараторила ласковые слова. Произошло всё настолько быстро и неожиданно, что бравый десантник растерялся, не смог высказать девушке того, о чём мечтал ночами на севере.

— Погоди, — оттянул первую любовь афганец, — ты как меня нашла?!

— Слухи. Я ж рядом живу, моей маме бабки сказали: «Воскрес наш Игорь» — от них и узнала… адрес тоже.

Власова пришла неслучайно: появились проблемы с очередным… с одним из десятков «единственных» парней, представителем рэкетиров, которому донесли, — «Рогатый ты, теперь!» Анастасия знала — Сирота, если поверит в очередную ложь, спасёт… умрёт, а её защитит. В том, что Игорь до сих пор влюблён в неё, девушка не сомневалась: завышенная чересчур самооценка — базовая черта характера вертихвостки.

Конец ознакомительного фрагмента.