Иллюзия

Андрей Кадацкий, 2016

Школа. Трель звонка. Разгоряченное солнце. Первая любовь. Короткое взросление. Выпускные. Друзья едут поступать на Урал. Руслан болен небом, Глеб – надеждой разгадать величайшую тайну человечества – прямое доказательство существования Бога. Обшарпанная общага. Ночные гулянки. Запах пережаренной картошки. Хлеб с майонезом. Новые люди. Альма матер. Разборки, женщины, судьба. Дороги друзей расходятся, Руслан идет на режимное предприятие, Глеб выбирает научную стезю. Путь служения. Траектория предательства. Прикосновение к мечте. Параллельно идет Первый крестовый поход – роман в романе. Удастся ли разгадать величайшую тайну и не забыть себя в суете мирской? “Иллюзия” – это новая “Мастер и Маргарита” с легким мистическим флером и главной темой – Бог есть любовь.

Глава IX

Слабый Марс

— Прощай, Кришна! — Дукаревич воздел руки в потолок. — Ты услышал мои молитвы и совратил своего раба с пути неистинного.

— А чо стряслось? — Руслан мигал глазами.

— А-а-а… — Недавний адепт махнул рукой, присел на кровать, ушел в себя.

— Прощай, вкусные тортики. — Даже Глеб взгрустнул.

— Пацаны! — Олег взял бразды правления ситуацией. — Нашему соседу сейчас очень тяжко. Подошла к концу целая эпоха. Разрушена вера. Отравлен колодец знаний. Необходимо поддержать. Отравиться! Малыш, гони за водкой.

— А почему я? — Работа, пусть и сторожем, усиливала самостоятельность.

— Потому что самый молодой. — Пятикурсник обломал ростки независимости. — Скидываемся.

Хмель развязал язык, вскоре лысьвенец рыдал на плече кунгурца.

— Я ему так верил, так верил, а он…

— Кому ты верил, заблудшая душа? — Дукаревич гладил голову рыдальца, подтрунивая по зову характера.

— Нашему гуру, а он…

— А чо он?

— Он говорил: «Воздержание — вот ключ к просветлению, сублимации энергии», а сам…

— Чо сам?

— Совратил мою подругу! — Помазан расплакался горше.

— У тебя была подруга? — Зрачки Олега расширились до лобных морщин. Он отломил кусок хлеба, скатал мякиш, закинул в рот. — Кто такая, почему не знаю?

— Одногруппница. Я ее привел на занятия, она втянулась.

— А ты ее это…?

— Дурак ты!

— Я — Дукар. Евич. Не путай. Так что вы с ней? Хоть раз, а?

— Мы с ней постоянно занимались сексом… Тантрическим.

— А это как?

— О-о, великий Казанова знает не все формы любви, — поджужжал Забаровский.

Пятикурсник удосужил презрительным взглядом, вновь приступил к Сашке:

— Ну так, как это делается? Тантрически.

— Тебе показать?! — Рыдания сменились гневом.

— Только не на мне. — Кунгурец отпрянул. — Малыш подойдет?

Глеб отсел.

— Не подойдет, — всхлипнул лысьвенец.

— Малыш, расслабься. Как им занимаются? Опиши, может из тебя выйдет писатель.

— В различных позах, так же, как обычным, но без соития.

Дукаревич скорчил отвратную гримасу, заключил:

— По названию понял — мне не понравится.

— Дурак!

— Дукар.

Но бывший кришнаит не слышал, проповедовал:

— Только в такие моменты ощущаешь бесконечный полет, прилив энергии…

— В какой части члена?

Помазан грустно взглянул на озабоченного соседа, откинулся к стенке. Олег кивнул — Руслан разлил. Хлеб с майонезом расходовался экономно — строго для подавления водочной плохоты.

— Так чо там твой гуру учудил?

— Сегодня я пришел пораньше, а он ее… сзади, в зале. В священном месте!

— По-моему, этот чувак гораздо правильней понимает тантрический секс.

— Убью! — Сашка вцепился руками в шею пятикурсника.

Забаровский с Малышевым еле оторвали. Кунгурец переместился на соседнюю кровать, хрипел сквозь смех:

— Мазурик, тебе пора возвращаться в православие, там есть заповедь — не убей… А сколько лет этому малому?

— А чо? — Лысьвенец отошел от гнева, возобновил слезы.

— Скажи и я скажу.

— Тридцать пять.

— Понятно. — Дукаревич усмехнулся. — Мужчине средних лет встречаться без секса не резон.

Кришнаит вновь вскочил, кулаки рвались в бой. Олег повалился на спину, выставил ногу для обороны.

— Хватит, хватит, чо вы?! — Руслан встал между драчунами.

Помазан отчаялся найти способ нападения, сел обратно. Пятикурсник поднялся, зевнул со звуком, небрежно взял с подоконника пачку сигарет.

— Пойдем, Руслик, курнем, а то этот фанатик еще прибьет раньше срока.

Парни сходили в курильню, вернулись с широким амбре. Бутылка пуста, продолжение грозило чреватостями. Кунгурец прилег на кровать, раскрыл книжку, Забаровский присел в сторонке. Сашка, дождавшись зрителей, вновь затянул прежнюю песню:

— Ну почему мне не везет с девушками?

Дукаревич пялился в книгу, опасаясь новых нападок. Руслан молчал в отсутствие опыта, сам не имел оглушительного успеха. Лысьвенец заходился в стенаниях, ждал утешения. Глеб обводил глазами соседей, кто-то должен прийти на помощь, в итоге пришел сам с астрологической серьезностью:

— Это потому что у тебя слабый Марс.

Олег с Забаровским на миг застыли и, как по команде, рухнули в смех. Пятикурсник почти в прямом смысле, едва удержавшись на кровати. Наржавшись, он заметил:

— А я-то думаю, чо тебе с бабами не везет? А у тебя… «слабый Марс»!

— Убью! — заорал кришнаит и снова кинулся на ловеласа.

Кунгурец предусмотрительно выставил ногу, ерзал на спине, удерживая защитную позу. Помазана унял Руслан.

— А чо ты на меня набрасываешься? — обижался Дукаревич. — Я чо ль это придумал? И я ж не виноват, чо у тебя этот… вялый Марс.

Он снова заржал. Забаровский сдержанно вторил от момента и заразительности хохота. Сашка лишь презрительно взирал.

— Был бы у тебя сильный… — Олег напряг хилый бицепс. — Как у меня.

— У тебя нормальный. — Малышев искренне не понимал причину веселья, он хотел лишь утешить друга.

— Э-э, ты давай только… без этих… — Старшекурсник замахал руками. — Внушений. А то получится, как в прошлый раз. Вернее, не получится. Мне мой «Марс» дорог, как радость. Не хочется, чтоб… как у Санька.

Кунгурец осторожно захихикал. Руслан едва сдерживал растяжение губ.

— Не слушай их, — увещевал Глеб. — Слабый Марс у Мохаммеда Али и Майка Тайсона, у других чемпионов…

— Я всегда говорил, — вставил Дукаревич. — Тебя надо накачать и заставить драться, хоть бабки заработаем.

— Деньги — это тлен, — изрек лысьвенец, еще не успевший избавиться от индуистского налета.

— Сразу видно — слабый Марс. — Глядя, как наливаются краснотой глаза Шурика, Олег поспешно добавил: — Все, молчу, молчу.

Он положил развернутую книжку на лицо, пряча улыбку до ушей, наблюдая поверх обложки.

— А чо с этим делать? — серьезно спросил разочарованный кришнаит местного астролога.

— Тренировать. На самом деле развивать можно любой Марс и рыбий, и рачий, как у тебя.

Пятикурсник сбросил книжку на кровать, раздул щеки, словно ныряльщик перед погружением, выбежал в секцию быстрее Карла Льюиса. Из-за прикрытой двери парни услышали дикий хохот орангутанга каменных джунглей.

Отмечать Новый 1996 год Помазан пригласил соседей в Лысьву. Брянцы согласились, еще один праздник в Нытве с матерью и отчимом сулил лишь зимний салат, селедку под шубой и скукотищу «Голубого огонька». Дукаревич отчалил в Кунгур, мотивировав двусмысленно: «Не могу долго без пещер. А у нас там самая лучшая». Музыку, если встречать праздник в общаге, сорвал Маклер — опять забрал транзистор.

Поезд в Лысьву представлял собой плацкарт без назначения посадочных мест. Кто где приткнулся, там и прав. Выпивать начали в вагоне до отхода, заняв козырные места у окна. На стол встали бутылка водки, пластиковые стаканчики, надкусанный лаваш. За годы кришнаизма Сашка развил мощную коммуникабельность. Знакомился где угодно, когда угодно и с кем угодно. Старушка в черном платке причитала за грусть жития. Мамаша с мальчишкой-дошколенком лишь косилась, срывая разговор. До запрыгнувших на верхние полки без матрасов шея не тянулась. Сидевшие на баулах в проходе чувствовали второсортность по отношению к занявшим настоящие места, отвечали односложно.

По вагону протискивался круглолицый мужичок лет пятидесяти и чуть, в осеннем пальто, прикрывавшем рубашку от тридцатиградусных морозов. На веревочной связке болтались две воблы, мягкая рука сжимала ополовиненную бутылку пива. Забаровскому показалось — мужичок специально тормознул у пьяного закутка, присмотрелся к отдыхающим «культурно».

— Же ву зон при а ля мезон, авек ми парль де ля сезон. — Круглолицый подмигнул Руслану.

— Чо вы сказали?

— Бабуля, подвиньтесь, молодежь желает говорить, местами по-французски.

Несмотря на определенную жирность, он сумел протиснуться к столу. Настольный натюрморт дополнила вобла и початая бутылка пива. Помазан налил водки в пластик стакана.

— За встречу! — Мужичок замахнул, запил пенным. — Чьих кровей будете?

— Студенты — мы, — ответствовал лысьвенец. — Я — Саша, это — Глеб и Руслан. А вас как величать?

— Паша — мы. — Новый знакомый усмехнулся. — Из вольноопределяющихся.

Под шуточки, поговорочки пошла веселенькая беседа вперемежку с тостами. Паша изредка, для окончания фразы, выдавал французское. «Силь ву пле пюр муа занкор, кёр ле соль се ля ликёр». Пассажиры посмеивались, удивлялись грамотности. Забаровский тщетно допытывался перевода.

— А куда путь держим, Паша? — интересовался кришнаит.

— А куда вы, туда и я. — Вольноопределяющийся ухмылялся, наливаясь водкой.

После долгого стояния в Калино для перецепки локомотива, дорога пошла быстрее. За окном пролетали сугробы, теплящаяся жизнь в домишках вдоль путей, приближение главного праздника страны. Сгрудившиеся люди надышали, вагонное отопление раскочегарилось до раздевания, мужицкий запашок смешался с бабьей потничкой.

— А может и правда с нами встречать? — Помазану новый знакомец пришелся по вкусу.

— Авек плезир. — Круглолицый кивнул и добавил для полноты согласия: — Жем боку лер лё либр сесуар.

Сашка познакомил гостей с матерью, маленькой кругленькой женщиной с чернотой сбившихся на лоб волос. И сестрой — светленькой Светланой, росточком в мать, с родинкой на щечке. Паша галантно облобызал женские ручки, бормотнул к вящему удовольствию: «Безуан, Рошель, са муа кошель». Сели за кухонный стол подкрепиться с дороги, в основном, водкой. Глеб окончательно окосел, притих на табуретке, прикинулся тенью.

— Уже восемь! — Руслан дошел до стадии вины за черствость, подорвался. — От вас можно позвонить в Нытву и Брянск? Поздравить маму с бабушкой.

Семейство телефон не содержало, отпускать на телеграф отказывалось вплоть до анафемы, но студент настоял. Домочадцы объяснили, как пройти, сами предпочли остаться в тепле.

Морозная ночь дала легкое прояснение мозга, снежок любезно мурчал под ногами, будто котяра, надувшийся молока. Мимо пробежавшие школьницы крикнули: «С наступающим!», умчались с флиртоватым смехом.

Забаровский заказал переговоры, но Нытва и Брянск молчали, точно партизаны. Одинешенькая телефонистка поминутно бурчала в трубку, прикрывая рот рукой: «Скоро, скоро буду. У меня тут один посетитель остался». Через два часа она собралась. Подкрасила губки, поправила челку, накинула короткую шубейку. Сумочка перекинулась через локоток.

— Молодой человек, мы закрываемся. Сегодня связи уже не будет, идите домой. С наступающим!

— Может, еще чуток подождем? — канючил студент.

— Скоро Новый год. Имейте совесть.

Руслан смирился, шатаясь от одной стороны тропинки до другой, побрел восвояси.

— А где все? — Забаровский искал по комнатам дружков.

— Пошли праздновать к одной шалаве, — сердилась мать.

— А как же я? — Растерянность граничила со слезопролитием. — Я тоже хочу… к шалаве.

— Не бойся, сейчас Светка с мужем придет, они проводят.

— Она замужем?

— А то як же? — Когда хозяйка нервничала, прорывались украинские корни. — Час назад с работы пришел, ты не видал. Сейчас к его родителям заглянут и вернутся.

Дочка с мужем, таким же маленьким щупленьким парнишкой, пришли к полдвенадцатому.

— А я не знаю, где живет эта шалава. — Светлана вытаращила глаза, когда узнала о роли провожатой.

— Как не знаешь?! Она ж ровесница твоего брата, вместе в одном классе учились.

— И чо? Я должна знать, где живут все его одноклассники?

— Ну как же ты не знаешь?! Они же постоянно сидят на лавочке у Пантелеймонихи, значит, живут в том доме.

— Да мало ли, где они сидят?! Они и в КПЗ уже сотню раз пересидели. Не живут же они там?

— Ох! — Мать присела на край стула, уронив полотенце на колени. — Это, значит, я сдурковала. Я-то сказала — ты Рустамчика проводишь.

— Русланчика, — поправил гость.

Но женщины смолчали в пол. Забаровский искал выход.

— Может, покажете этот дом, Пантелеймонихи? Я постучусь, подскажут, где живет эта… Раз шалава, все должны знать.

— Уже без двадцати! — Хозяйка всплеснула. — Живо всем переодеваться! Ничего, Русик, встретишь Новый год с нами, а утром разберемся. Никуда не денутся, отыщутся.

Заложника поневоле обуял страх остаться на главный вечер с совершенно незнакомыми людьми, он накинул куртку, крикнул:

— Я найду! — и выскочил на улицу.

Руслан застыл на крыльце. В какую сторону идти? У кого спросить? Бесфонарная ночь накрыла районный городишко. Светились лишь окна, раздавался женский смех напровожавшихся старый год. Мороз щипал ноздри.

Словно тени, из подворотни нарисовались три бритоголовых крепыша, обступили Забаровского, точно скрипкинские дружки.

— Дай закурить!