Сердце волка

Андрей Дышев, 1997

Так и хочется перефразировать старую пиратскую песню: "Семнадцать человек на сундук покойницы…" Владельцу частной гостиницы Кириллу Вацуре крепко не повезло с постояльцами. То утонет кто-нибудь из них, то исчезнет, то пожар учинит. А может быть, все-таки повезло? Ведь благодаря именно постояльцам ему стало известно о сундучке с золотыми монетами, зарытом где-то в Карпатских горах. Путешествие за сокровищами оказалось предельно опасным, потому как желающих завладеть кладом оказалось слишком много…

3

— Высадите меня на берег, — попросила Марина. Она облачилась в черную юбку и кофту, зачесала волосы на затылок и связала тугим клубком.

— Зачем? — Я тихо греб одним веслом, медленно продвигаясь вдоль скальной стены и всматриваясь в зеленую бездну бухты.

— Мне страшно. Здесь пахнет утопленниками.

— Когда же ты прекратишь каркать?! — прикрикнул я, замечая, что мой голос совсем ослаб, и даже при всем своем желании я не могу казаться спокойным.

— Вы держите грех на душе. Вам надо идти пойти к батюшке и покаяться.

Я ударил веслом по воде. Брызги попали Марине на лицо. Она медленно приподняла подол юбки и вытерлась.

— Бог все видит, — прошептала она.

Бог видит, что эта девчонка выводит меня из себя. Я с грохотом кинул весло под ноги.

— А я не верю! — громко сказал я, нависая над девушкой и крепко сжимая ее худенькое плечо. — Не верю, что двое здоровых молодых людей погибли оттого, что легочник стал слегка подсасывать воду! Так не бывает! Ты же не утонула? Почему ты не захлебнулась и не пошла ко дну?

— Они были глубже и не успели выплыть.

— А мне кажется, что они выплыли, но только в другом месте.

Марина смотрела на меня и моргала своими белесыми ресницами.

— Что вы такое говорите? Зачем им выплывать в другом месте?

Мне очень хотелось рассказать Марине о том, что на свете еще не перевелись мошенники и ловкачи, но промолчал. Хорошо, если молодожены действительно таким странным способом унесли ноги, не расплатившись за жилье. А если, не дай бог, в самом деле нахлебались соленой водицы и сейчас лежат на дне?

Я сел за руль, запустил мотор, сделал прощальный круг по бухте и взял курс на Судак. Прошел час с того момента, как молодожены скрылись под водой. Ждать их появления на поверхности воды уже не было никакого смысла. Либо они сейчас дышали чистым морским воздухом, спрятавшись где-то среди каменного хаоса, либо не дышали вовсе.

Марина, перешагивая через акваланги, подошла ко мне и села рядом.

— Ведь вы не виноваты, правда? — громко спросила она. — Это несчастный случай?

Я мельком глянул на нее. Она меня жалела и успокаивала?

— Мне кажется, это из другой области.

— Из какой из другой?

— Кто-то нарочно подрезал нам с тобой мембраны, — ответил я, перекрикивая рев мотора и шум ветра.

— Но зачем?! — удивилась девушка. — Нас тоже хотели утопить?

— Нас хотели загнать в лодку, и чтобы мы больше не опускались в воду.

— А зачем?

Пошла череда детских вопросов, которые так любила задавать Марина. Но сейчас эти вопросы меня не раздражали. От того, насколько точно я отвечу на все"почему"и"зачем", зависела моя дальнейшая судьба.

— Чтобы мы не смогли следить за Ольгой и Олегом.

— А разве мы собирались за ними следить?

У этой девочки конкретное мышление математика, а не абстрактное теолога, подумал я. Ей во всем хочется разобраться детально.

— Ольга и Олег не хотели, чтобы мы плыли за ними, — пояснил я.

— Почему?

— Потому что они должны мне семьдесят долларов.

Мы обогнули мыс Пещерный и погнали напрямик к гроту Голицына.

— Ничего не понимаю, — после недолгой паузы сказала Марина и откинулась на спинку сидения.

— Поймешь, когда мы заглянем к ним в комнату, — ответил я.

— В чужую комнату без разрешения?! — воскликнула Марина, словно я предложил ей заняться грабежом отдыхающих на вечерней набережной. — Нет, я не стану туда заглядывать.

— А знаешь, для чего нам надо туда зайти? — спросил я, стараясь скорее снять с себя подозрения в моральной нечистоплотности.

— Не знаю.

— А ты подумай!

— Я не хочу думать про ваши грешные замыслы! — звонко крикнула Марина и отвернулась, глядя в море.

— Мои замыслы чисты аки деяния апостолов, — выдал я и покосился на девушку — не оскорбил ли ее чувств. Марина нахмурилась, сложила ладони лодочкой на коленях и поджала губки. Про апостолов я, конечно, зря ляпнул. Богохульство для ее нежного слуха хуже, чем матерная тирада.

— Мы с тобой должны убедиться, — поспешил объясниться я, — что в номере нашей сладкой парочки нет личных вещей.

— Нехорошо так говорить об усопших, — ответила Марина.

— А про лукавых можно так говорить?

Марина не ответила, а я почувствовал, как гнетущая тяжесть спала с души. Самовнушение — великая вещь. Я нашел логическое объяснение случившемуся, и в нем не было ни одного изъяна. Разве что способ, при помощи которого молодожены решили улизнуть, был излишне сложен. Зато у них появилась возможность психологически надавить на меня: жаловаться в милицию на"утопленников", не заплативших за проживание, я не буду, это точно.

Я пристал к берегу под Крепостной горой, недалеко от старой рыболовецкой фермы, хотя всегда причаливал к спасательной станции, на которой работали мои знакомые. Я сам не мог дать объяснение этому поступку. Казалось, что включился и заработал на полную мощь инстинкт самосохранения, который вопреки здравому разуму уже вынуждал меня таиться и выбирать безлюдные места. Марина, рыжая бестия, не преминула обратить на этот факт внимание:

— Да, здесь лучше. Здесь моторку не сразу обнаружат.

Она сняла босоножки, взяла их в руку, соскочила с бака на песок и быстро пошла по пляжу на набережную.

Я догнал ее и схватил за руку.

— Ты куда?

— В церковь, — ответила девушки и потупила взор. — Поставлю свечу Чудотворцу за упокой душ усопших…

— Вот что, Маринка, — сказал я, обнимая девушку за плечи и подводя к лодке. — Ты мне ямку не рой, по-хорошему прошу тебя. Пока что еще ничего страшного не случилось. Мы с тобой утопленников не видели. У Ольги с Олегом была веская причина таким подлым способом удрать от меня. Можешь быть уверена, что они успели вынести из своей комнаты вещи.

— Отпустите меня! — крикнула Марина. — Вы не имеете права прикасаться ко мне!

— Не надо привлекать внимание и делать вид, что я держу тебя силой, — сказал я, еще сильнее прижимая девушку к себе. — Но раз ты стала свидетелем, то должна пойти со мной и осмотреть комнату Олега и Ольги.

Она притихла, раздумывая над моими словами. Я отпустил ее. Марина сделала несколько шагов и села на песок, загребла горсть, выпустила тонкую струйку через пальцы. Я задал ей серьезную задачку.

— Я не свидетель, — сказала она и тотчас скривилась.

— А кто ты?

Марина пожала плечами.

— Я ничего не видела.

— А разве господь бог разрешает лжесвидетельствовать?

— Сначала мне казалось, что я видела, как Ольга срывает загубник, — поспешила исправиться Марина. — А сейчас мне кажется, что этого, вроде бы, и не было.

— Ты лукавишь, девочка.

Марина никак не отреагировала. Задумавшись, она нервно перебирала песок. Она не могла решить, какую позицию занять по отношению ко мне. Слово"свидетель"ее пугало, похоже, в ней сидел врожденный страх перед следователями и допросами. К тому же, если она согласится осмотреть комнату молодоженов и убедится, что вещей Олега и Ольги нет, то ей придется принять мою версию и признать, что мы имеем дело с ловкими мошенниками. А вдруг потом выяснится, что ни в чем не повинная пара погибла из-за моей халатности?

— Вы идите первый, а я за вами, — медленно произнесла Марина.

— Хорошо.

Я слишком легко и без всяких предварительных условий согласился, и это, как мне показалось, несколько озадачило Марину. Доверие привязывает человека надежнее поводка и наручников. Не оборачиваясь, я пошел на набережную, зная, что Марина проследует за мной. На лестнице, ведущей в Уютное, она догнала меня и пошла, едва не касаясь меня плечом. Я почувствовал, что она стала мне доверять.

— Что теперь будет? — спросила она, пропуская необходимое в этой фразе"с вами".

— Все обойдется, — ответил я.

— Вам страшно?

Она пытливо заглядывала мне в глаза. Я стал перешагивать через ступени, чтобы девушка отстала и не видела моего лица. От мощных каменных стен струилась прохлада.

— Молитесь богу, — посоветовала она.

— Это что-нибудь даст?

— Обязательно даст. Научить вас молитве?

— Научишь, когда мне уже ничего другого не останется. А сейчас скажи: ты видела, куда я вчера вечером сложил акваланги?

— Акваланги? — переспросила Марина, оттягивая время и, вопросительно взглянув на меня, предположила: — В коридоре?

— Правильно, — ответил я тоном нетерпеливого учителя, которому хочется, чтобы ученица отвечала решительнее и быстрее. — Акваланги стояли в конце коридора, у торцевого окна, то есть, рядом с твоей комнатой. Еще не было девяти часов, когда я вместе с Сашей затащил их наверх. Ты это хорошо помнишь?

— Вроде да.

— Акваланги стояли там весь вечер и всю ночь. Именно в эти часы какой-то хулиган развинтил легочники и порезал мембраны. Чужой в гостиницу не зайдет, значит, это сделал кто-то из моих постояльцев.

— Что вы говорите! — с деланным изумлением ответила Марина, внимательно глядя на ступени. — Кто же это мог сделать? Ведь это большой грех!

— Большой, — согласился я. — А потому я прошу тебя, как человека честного, почитающего божьи заповеди, припомнить, не видела ли ты кого-нибудь рядом с аквалангами.

— Рядом? — Марина наморщила конопатую переносицу и даже приставила пальчик ко лбу. — Отец Агап стоял у окна… Да, он стоял у окна и читал Новый завет. Уже было темно, но напротив окна большой ночной фонарь, как луна… Отец Агап всегда в это время читает Евангелие.

— Что-то раньше я не замечал за ним такой привычки. Что ж ему мешает читать Евангелие во дворе, за столом?

Марина пожала плечами.

— Не знаю. Может быть, ему нравится читать и смотреть на море и лунную дорожку. Из двора ведь ничего не видно, и музыка очень громко играет.

— Разве вчера в пансионате были танцы?

— Да, там по нечетным числам танцы. А вчера как раз девятнадцатое число было.

— А что ты делала в это время? Ходила на танцы?

— Что вы! — на этот раз искренне возмутилась Марина. — Я на танцы не хожу.

— Это почему же так? Отец Агап не разрешает?

— При чем здесь отец Агап? — Марина искоса взглянула на меня. Взгляд был неприятным. — Священник всего лишь мой духовный наставник. Он мне не начальник.

— А кто же таком случае не разрешает?

Было заметно, как Марина покраснела.

— Вы, знаете, такие вопросы задаете, что даже неудобно как-то… С чего вы взяли, что мне кто-то запрещает?

— По глазам видно, — ответил я, глядя куда-то в сторону.

— По глазам? — переспросила Марина и натянуто улыбнулась. — Вы, конечно, человек опытный, частным детективом работали, и все же не думаю, что самое сокровенное можете прочесть по моим глазам.

— И самое сокровенное можно. Глаза — зеркало души, так ведь?

— И что, интересно, вы еще прочитали в моих глазах? — осторожно поинтересовалась Марина, неожиданно открыто посмотрев на меня.

Мы остановились. Я тронул подбородок девушки, слегка приподняв лицо.

Мастерство цыганского мошенничества нарабатывается годами. Я так не умею — полным экспромтом и скороговоркой нести ахинею про дальние дороги, болезни, недавние беды и радости, случайные знакомства и влюбленности, по глазам угадывая попадания в цель, и ловко разворачивая верные темы. Но кое-что выпытать у Марины можно было.

— Во-первых, ты со мной не до конца откровенна, — сказал я, пристально глядя в глаза Марине и не позволяя ей опустить лицо.

— Ну и что? — тотчас ответила она. — Девушка имеет право иметь тайны от мужчины.

— И даже во время исповеди?

— Но вы же не священник, чтобы я перед вами исповедалась!

— Исповедь сыщику иногда бывает намного полезнее, чем исповедь священнику.

— Ну, ладно! — Марина усмехнулась и отвела мою руку в сторону. — Телепата из вас не получилось. Не старайтесь вытянуть из меня то, что вам не положено знать.

— Значит, ты не хочешь помочь ближнему?

— Я была бы рада, да не в силах этого сделать. Если вы чувствуете на душе тяжесть греха, то, в самом деле, лучше исповедуйтесь у батюшки.

Это был ответный удар. Ей был неприятен мой случайный вопрос о танцах, может быть, я невольно затронул ее чувства, и теперь Марина мстила мне.

— Так я и сделаю, — спокойно ответил я к неудовольствию девушки, которой явно хотелось увидеть в моих глазах страх. — Завтра же исповедуюсь.

— А почему завтра?

— Потому что сегодня я хочу убедиться в том, что это не глупый розыгрыш, а несчастный случай.

Оставшуюся часть пути мы шли молча. Я пытался логически разобраться в том, что случилось и понять, кому надо было совершать пакость с дырками в мембранах, и чего пакостник добился этим негуманным актом, но ни к какому разумному выводу так и не пришел. Выходило, что это было делом рук какого-то дебильного маньяка, который навредил без всякой меркантильной цели.

Когда мы зашли во дворик кафе, то первое, что я увидел, было перекошенное от гнева лицо Валерия Петровича. Он стоял на мокром, еще не высохшем после поливки бетонном полу, подбоченив руки, и смотрел на нас с Мариной затуманенными глазами.

— Наконец-то! — едва разжимая зубы, процедил он. — Босс, собственной персоной! Хозяин! Так сказать, генеральный президент нашей вшивой гостиницы! Новый русский крымско-украинской закваски, черт вас всех подери!

Я успел привыкнуть к хамоватой манере разговора Валерия Петровича и, не проявляя никакого интереса к потоку плоского остроумия, прошел мимо, даже не удостоив постояльца взглядом. Сашка суетился за стойкой, делая массу беспорядочных движений, и с испугом поглядывал на меня из-под выцветших белесых бровей.

— Где Анна? — негромко спросил я, опираясь на стойку.

— Утром куда-то ушла. На море, может… До сих пор не было… Я не видел ее.

— А что с этим? — Я кивнул в сторону Валерия Петровича.

— Обокрали… два номера, — с трудом ворочая языком, произнес Сашка. — Его и еще один, напротив.

Мне показалось, что он заработает грыжу, если попытается поднять на меня глаза.