Когда оживают легенды

Андрей Воронов-Оренбургский, 1997

США. Конец XIX в. Главный герой – русский человек из очередной волны европейских переселенцев. Волею судьбы он оказывается на Диком Западе, где всего вдоволь – индейцев, бандитов и красоток. Загадочные убийства будоражат пограничный городок Рок-таун. Кто стоит за ними – индейские духи или вполне реальные люди? Вот это-то и предстоит выяснить герою. Для оформления обложки использована фотография из личного архива. Содержит нецензурную брань.

Глава 6

В тио-типи Совета, который белым конусом, подобно снежной шапке, возвышался в центре стоящих по кругу палаток, плыл дым калюмета²⁷. Здесь в несколько рядов восседали на шкурах лучшие из лучших племени санти. Это были красивые в своем мужестве и мудрые в своей старости люди. К каждому слову, которое здесь произносилось, отношение было особое. Люди, бравшие его, не раз водили военные отряды: орлиные уборы, бахрома из скальпов врагов на боевых рубахах и леггинах²⁸ были красноречивыми доказательствами их побед.

Священная трубка совершала пятый круг, торжественно переходя из рук в руки. Над седыми головами старейшин, великих вождей и воинов рассыпались взволнованные голоса, взрывались страстные речи.

Чубук из яшмы указал на небо, на землю, качнулся на север, юг, восток и запад, упреждая духов, что властвуют в тех пределах, в искренности сказанных слов. Тот, кто брал трубку, поступал так, как поступали тысячу лет назад его предки: держал ее курящейся чашкой вниз и болтать языком не торопился. Слово — не птица: вылетело — не поймаешь. Но не было единства в их сердцах, и сквозь напускное спокойствие медно-красных, с тяжелыми скулами лиц проступали страх перед будущим, вековая жажда мщения, надежда и отчаяние.

Наконец трубка достигла Ото-Кте — вождя племени сиссетонов. Разжиреншнй и мрачный, как грозовая туча, он сидел и потел в наброшенном на плечи косматом медвежьем плаще. Самодовольное, широкое, как скваттерская сковорода, лицо с заплывшими глазами лоснилось от пота. Голову его венчал бизоний скальп с огромными, остро отточенными рогами, на концах которых при малейшем двиижении трепетали белые пучки орлиного пуха. Мочки ушей были рассечены, в них покачивалось по серебряному доллару. Из-под лохматой шапки черными змеями сползали до пояса лоснящиеся жиром косы с голубыми шнурами. Одежда из тончайшей белой замши была богато расшита мелким дорогим бисером и стеклярусом. Шею украшал нэклинз великолепной чейенской работы, елочкой спускающийся на грудь. Ото-Кте был стар, но не последней старостью, думающей о вечности.

Он сидел неподвижно, по-рысьи щуря хитрые глаза. Ог его цепкого, липкого взгляда не ускользали ни дикие ненавидящие взоры, которыми порою обменивались вожди союзных племен, ни мучительная растерянность, написанная на многих лицах. В пятый раз трубка Совета согревала священным теплом его пальцы, и в пятый раз язык его был нем, а глаз лениво рассматривали замысловатую вышивку мокасин.

Собравшиеся уже не ожидали услышать голоса вождя сиссетонов, когда на трубке Совета качнулись связки крапчатых перьев Птицы Грома — Ото-Кте поднялся медведем. В палатке наступила тишина.

— Нет! — Ото-Кте выкрикнул это слово высоким дискантом, который никак не вязался с его фигурой и бесстрастным за секунду до этого выражением лица.—Нет больше места на этой земле союзу санти! Черный Орел был великим вождем вахпекуто, но слишком гордым. Он решил до конца идти по тропе войны. И что же, братья?.. Сейчас он сам в руках бледнолицых, и сдохнет, как побитая собака. И увидите, белые отрежут ему голову и насадят на шест так же, как они это сделали две зимы назад с Маленьким Вороном в Сент-Поле. А ведь я говорил ему! — тон речи стал торжественным и важным. — Я не раз говорил ему, что с белыми надо жить в мире! Они сильнее и умнее нас…

Не дождавшись, пока Ото-Кте сядет, на ноги вскочил молодой вождь мдевакантонов Много Лошадей. Его лицо искажала судорога ярости и презрения, глаза горели, как угли. Не раздумывая, он гневно бросил в лицо надменному вождю:

— Замолчи! Что говорит твой язык, Ото-Кте? В твоих словах яд! Ты всегда завидовал славе Черного Орла! Всегда! Она доводила тебя до бешенства, как самца доводит до бешенства призыв оленихи в пору гона!

Вождь сиссетонов побагровел, двинул массивной челюстью, глаза его сузились. Орлиный пух предостерегающе задрожал на кончиках рогов.

— Теперь не завидую, щенок, чтоб ты знал, — прошипел он и сел на шкуры, колыхнувшись всем телом. Полная губа по-волчьи изогнулась, обнажив кривые желтые зубы.

Внезапно из круга вперед выступил Вапэлло — вождь союзного племени янктонаи. Орлиные перья, собранные в пышный куп, грозно, как иглы атакующего дикобраза, раскачивались над его головой. Казалось, всё лицо вождя состояло из мощных, круто выдающихся вперед надбровных дуг и рта. Глаза светились недобрым огнем. Обнаженную, рельефно выпуклую грудь рассекал семидюймовый сабельный рубец — память о стычке с Синими Мундирами. Весь облик Вапэлло дышал свирепой силой, стремительной, как удар лапы гризли. Никто не ведал, сколь она велика. Ни Черный Орел, ни кто другой из могучих дакотских воинов не мерился с ним на состязаниях; но каждый знал, что тот, кто становился на его пути, навсегда уходил в страну Богатой Охоты, и счастлив был боец, которому удавалось отделаться увечьем. Скальпы многих поуни, кроу, ассинибойнов и далеких оджибвеев жены Вапэлло сушили над очагом вместе с прочими трофеями грозного мужа.

— Ты трус, Ото-Кте! — грудь Вапэлло тяжело вздымалась, словно он задыхался после быстрого бега. — Что ждет меня и мой народ там, где живут шошоны, в стране которых садится Огненная Черепаха? Голод и нищета! Да, Синих Мундиров много — значит, янктонаям и тетонам придется их много убивать. Хау!

Ото-Кте, потирая короткими пальцами жирный подбородок, едко хихикнул:

— Я что-то не пойму тебя, Вапэлло. Ты боишься за свой народ или… за богатые табуны лошадей?

Вождь яктонаи с яростным криком выхватил кривой нож и бросился к обидчику. Но тут без стука резко хлопнул полог и в палатку ворвалась женщина пикуни. Вслед за ней заскочили оплошавшие акациты²⁹.

— Я знаю, где сейчас Орел! — звенящим, как натянутая тетива, голосом крикнула она, обдала сидящих в первом ряду старейшин жаром сверкающих глаз и уже спокойнее продолжала. — Это всего ночь пути. Белые держат его в Рок-Тауне. Город должен умереть. И вождь снова будет с нами — живой или мертвый!

В тио-типи стало слышно, как в одной из жилых палаток захлебывается плачем грудной ребенок. Воины, замерев, с осуждением смотрели на дерзкую жену плененного вождя. Вапэлло, забыв о ссоре, порывисто шагнул к ней:

— Хай-йя! Что ты позволяешь себе, женщина? С каких пор скво осмеливается входить в тио-типи Совета?! Ты осквернила очаг этой палатки! — Вапэлло говорил с такой угрожающей властностью, что под его гипнотическим влиянием женщина была готова выполнить почти любое требование. Однако когда пальцы вождя схватили подбородок скво и попытались поднять к себе ее лицо, Крыло укусила его за палец и попыталась оттолкнуть.

У очага засмеялись, когда она, извиваясь точно змея, старалась вырваться из крепких рук. В душе индианка уже считала себя бесповоротно погибшей, но это лишь взрывало ее отчаяние и гнев. На какой-то миг выскользнув из медвежьих лап Вапэлло, она закричала, срывая голос:

— Убейте, убейте меня! Но освободите от моей муки и унижения… Я не хочу жить… и буду только рада, если кто-то из вас убьет меня!

— Женщина! — вновь послышались грозные голоса.—Ты лишилась ума от горя. Чего ты хочешь?!

Белое Крыло не растерялась; тонко нарезанная бахрома на платье взметнулась от резкого взмаха руки:

— Да, я женщина, но я не вижу здесь мужчин!

Эти слова подействовали на присутствующих точно раскат грома: мужчины вскочили с негодующими выкриками, поднялся невообразимый гвалт; кто-то пытался схватить ее за волосы; блеснула полоса стали; хлестнула и засочилась по смуглой руке кровь. Сквозь шум общей суматохи, призывая к порядку, прогремел голос Пак-си-куйи — самого старого, седого, как лунь, вождя:

— Стойте! — старик поднял вверх руки, в которых раскачивался священный узел ³⁰. — Будьте мудрее, братья!

Воины стихли, расступились.

Старец проковылял к женщине и, глядя прямо в глаза, тыкнул ее в плечо твердым, как рог, пальцем:

— Мои уши открыты твоим словам, я разделяю боль твоего сердца… Ты поступаешь, как должно поступать жене мужа. Действуй. Вахпекуты отыщут твой след. Пусть поможет тебе Великое Солнце и оградит твою тропу от копыт злого духа Квазинда… Но ответь и ты, женщина. Разве Пак-си-куйи трус? Разве он не наставник и друг Черного Орла? Или я мало убивал наших врагов?

Толпа одобрительно загудела.

— Да, мы вновь поднимем топор войны, но сначала вожди дакотов поговорят с великим Белым Отцом. Кто знает, может, он оградит нас от пуль Длинных Ножей и они перестанут строить форты на нашей земле…

Ото-Кте льстиво подытожил:

— Голос Пак-си-куйи — голос Великого Духа!

Вожди одобрительно закивали головами и стали шумно покидать оскверненную палатку. Ото-Кте, расталкивая занятую перепалкой молодежь, раскормленной росомахой выскользнул наружу, догнал Вапэлло, крепко взял его за руку:

— Вапэлло — храбрый воин и мудрый вождь… Но зачем он, как неразумный ребенок, идет опасной тропой?

Тот, свирепея, поднял глаза:

— Чего ты хочешь, Ото-Кте? — перья головного убора грозно наклонились все как одно, подобно стае птиц, что одновременно изменяет направление полета при виде ястреба; длинный перьевой шлейф, в который переходил куп, ниспадающий до земли, враждебно замер.

— Того же, чего и ты: богатства и власти, Вапэлло.

Примечания

27

Калюмет — курительная индейская трубка, украшенная перьями, мехом и бусами.

28

Леггины (леггинсы) — кожаные гетры (чулки), доходящие до верха бедра или паха. Украшались расшитыми полосами бисера, кожаной бахромой или скальпами. (Прим. автора).

29

Акациты — мужское общество, следящее за порядком в индейском лагере.

30

У индейцев прерий освященная молитвами святыня.