Квестер

Андрей Владиславович Немиров, 2023

Доброго времени суток, читатель! По словам читателей, роман воспринимается легко. Я думаю, что и Вам будет интересно начать с вроде бы простой завязки, а прийти к совершенно неожиданному повороту в финале.И, вроде бы, фантастика, а много от реальной жизни. Специально не углублялся в технические детали и во всякую специфику, – чтобы основная идея была яснее видна. А какая у человека основная идея? Да конечно – счастье! Конечно – свобода!Вот об этом и книжка. Приятного чтения! P.S. А ещё – из этой книги, на мой взгляд, получилась бы неплохая киношка…

Глава восьмая

1

— А чем вы занимались в секретной группе Грубера? — продолжал свои расспросы Тестер.

— Да у меня была скромная роль: я вводил данные в суперкомпьютер. С одной стороны — простая техническая функция, с другой — доступ практически ко всей информации, — отвечал дед Тюлефан, наливая очередную чашечку чая. — Я же в разведке по компьютерной части служил, считался специалистом экстра-класса. Свои разработки имелись, программы всякие… Так что, свести всё воедино мне нетрудно было. Честно говоря, приятно, до чёртиков приятно было в таком проекте работать, да с такими людьми! Умницы, каких свет не видывал! Какие идеи рождались, какие перспективы открывались! И, несмотря на чудовищную спешку, многое ведь реализовывалось! И всякий раз, заметь, реализация начиналась с обсуждения главного вопроса: чем это обернётся для человечества! Во как!

— Ага, а в результате создали вон какого монстра! — криво усмехнулся Тестер.

— Ну-у, знаешь, старик Эйнштейн тоже был причастен к созданию ядерной бомбы, а ведь до сих пор считается чуть ли не самым светлым умом человечества! И потом: наша Бестерляндия человечеству-то не грозит! Это наоборот, человечество одним движением ногтя может убить нашу работу!

— Это как? — не понял Тестер.

— А так: поналетят журналюги, агенты госбезопасности, военные, чиновники всякие, да и растащат идею по кусочкам, примеряя для своих нужд! Военным-то, например, этакая штучка ой, как может пригодится: прятать всё, что попало, да незаметно перемещать! Информацию прятать огромными массивами и вытаскивать её в любой момент в любой точке мира — это тоже ведь — оружие. Да что там говорить? Только волю дай! Люди ведь, они как устроены: главное найти способ быть сильнее другого! Естественный отбор: выживает сильнейший!

— Люди? Так мы тоже, вроде, люди… почти!

— Вот именно, почти! Только «почти» это на много чего потянет! Нет у нас органического тела — нет проблем, с ним связанных: голода, холода, болезней, пороков, страхов, боли, плохого настроения… и тэ-дэ, и тэ-пэ! А следовательно, нет и действий, со всем этим связанных: поиска еды, тепла, лекарств, денег на всё это…. И поэтому мы не конфликтуем с себе подобными: ни в личном, ни в общественном масштабе. А, значит — ни войн, ни экспансий, ни преступлений…. Вот что такое — это твоё «почти»!

Филгудыч хлебнул чайку и, наклонившись к Тестеру, негромко продолжил:

— Да если хочешь знать, я, например, и тот разведчик, с которого меня клонировали, теперь уже о-очень разные люди! Сейчас бы я не стал у Грубера информацию воровать, потому что знаю: сливал я её именно таким вот воякам, которым всё по барабану, лишь бы быть сильнее других таких же вояк! Жалко мне его, того Гудвича! И времени потраченного жалко.

— Но, судя по вашим рассказам, идеального-то Мира и из Бестерленда не получилось! — не унимался Тестер.

— Да…, — старик вздохнул. — Не получилось. А не получилось вот почему: потому что человек этот мир создавал! По своему, так сказать, образу и подобию. Старина Чак вообще строил Бестерляндию, как свой загородный дом. И ландшафт, и физические законы, и природа — всё, как на Земле. Вот, возьми, например, смену дня и ночи! Для чего она здесь? Ведь в Бестерленде люди не спят!

— Я спал! — возразил Тестер

— Это у тебя психофизические реакции ещё не атрофировались! Мозг приказывает спать, не зная, что телу-то это уже не нужно. Или вот, например, физические нагрузки. Мы же не устаём!

«Ну, конечно — «не устаём»! Скажешь тоже!» — Тестер вспомнил свой кросс по пересечённой местности: как отдавалась в боку селезёнка, как бухало в горле сердце, как обжигало лёгкие раскаленным воздухом, но промолчал, только выразительно глянул на старика.

— Знаю, что возразить хочешь, — понял Филгудыч его взгляд, — то, что ты чуть не подох, убегая от Шамиля! Это тоже остаточные явления. Достаточно было просто остановиться и представить себя отдохнувшим — всё бы как рукой сняло!

Тестер посмотрел на старика с явным недоверием.

— Пройдёт это всё, пройдёт! — уверял его Тюлефан. Помнишь такое сообщение: «На рабочем столе обнаружены неиспользуемые ярлыки»? Вот так и у тебя в мозгу. Только сообщать никому никто не будет — всё, что здесь не нужно, просто сотрётся, и шабаш! Так что пить-курить, есть, отдыхать, спать, трахаться и тэ-дэ, и тэ-пэ — забудь! Всё это осталось у твоего прототипа из мяса и костей. А у тебя — увы!

— А смену дня и ночи, значит, оставили? — съязвил Тестер.

— Ну, человек делал Бестерляндию, че-ло-век! Как обойтись тут без романтического вечера, без чудесного утра и без замечательного дня? Я тебе больше скажу: ведь все процессы в этом цифровом мире могли бы происходить с гораздо большей скоростью! К примеру, мы с тобой могли бы перемещаться со скоростью электрона, а ходим ведь, как обычные люди!

— А зачем нам такие скорости?

— Во-от! Это говорит человек! Человек, привыкший сходить со скоростью не выше пяти километров в час, а работать восемь часов в сутки. Ему больше и не надо, он больше и не может! А создавал бы Бестерляндию наш суперкомпьютер, то и скорости были бы выше, и люди выглядели бы иначе.

— Иначе, это как? — заинтересовался Тестер.

— Иначе — это иначе! Ну, скажем, было бы у нас с тобой по восемь руконог и по четыре ухоглаза. Согласен?

— Ага! И по две носожопы! — расхохотался Тестер. — Офигеть, как современно!

Филгудыч тоже засмеялся, и некоторое время они гоготали в две глотки — уже не от сказанной шутки, а просто потому, что было приятно посмеяться вдвоём после долгого одиночества. Затем, сквозь смех Тестер спросил:

— А вот у вас оружие висит. Откуда оно?

— Оттуда же, откуда и я. Из лаборатории. Я же рассказывал тебе, что Грубер чего только не совал в «пятёрку»… В том числе — и оружие. Но от этого, — Филгудыч махнул рукой на охотничьи ружья, «Калашниковы» и М-16, — толку мало: только сбивает с ног, да и то — в лучшем случае. Топор — и тот полезнее! Настоящее же оружие Нового Мира — делейтор, децифровщик. Он уничтожает мгновенно и бесследно всё, кроме основы ландшафта.

— А у вас его нет? — поинтересовался Тестер.

— У меня нет, — старик вздохнул. — У Грубера есть. Точнее, у его «чистильщиков», — он сделал паузу. — И у Пахана!

— У кого, у Пахана? — удивлённо переспросил Тестер. — А кто это?

2

Из всех обитателей ангара только Пахан знал, где они находятся, кто они, что это за место и что выхода отсюда нет. Он попал в Бестерленд почти три месяца назад, благодаря своему приёмному сыну Серёжке (и его компьютеру, который сам же ему и подарил) и за это время успел освоиться, кое-как обжиться, и даже обзавестись «лучом», который и дал ему власть над всеми обитателями бывшего Восточного Форпоста.

Попав в Бестерленд, Пахан несколько дней бродил по лесу, пока не нашёл этот ангар и не проник в него — тогда ещё в пустой, идеально чистый и битком набитый всякой всячиной, в том числе и оружием. Пару дней он пытался понять, что к чему, но потом повалили, как из мешка, новички, и он бросил это занятие. С новичками хлопот хватало: они ровным счётом ничего не понимали, а только слонялись по ангару и ныли. Да ещё, почему-то, в их числе была куча знаменитостей — наглых, сверхтребовательных, сумасбродных психопатов. Они создавали такую кучу проблем, что Пахан поначалу подумывал, не отстреливать ли «звездунов» сразу по прибытии? Но не стал — решил подождать. И не ошибся. После двух-трех дней бесконечных истерик и угроз, «звезды» «остывали» и становились послушными, словно кролики. Что-то в их «звёздной» психике подсказывало им, что лучше беспрекословно подчиняться силе. Позже из некоторых таких знаменитостей получились самые лучшие, самые дисциплинированные и безжалостные охранники.

Более-менее разобравшись в тех законах и правилах, которые существовали в Бестерленде, Пахан поставил их знание себе на службу. Он придумал легенду, по которой его появление здесь было ничем иным, как Провидением Господним, что он — Посланец Божий, направленный в этот ад, чтобы спасти прибывающие сюда человеческие души, а ангар — их Последняя Обитель. Окружающий мир — пояснял Пахан всем и каждому — это место окончательного умерщвления души уже умершего тела (и все вновь прибывшие были уверены, что в земном мире их тела уже умерли). Он убеждал их в том, что вокруг рыщут чёрные слуги Сатаны, питающиеся душами, которые истребляют (и потребляют) всё живое вокруг. «Вы видели когда-нибудь здесь зверей и птиц? — спрашивал Пахан у своей «паствы». — Их нет, потому что чёрные слуги Дьявола сожрали их!» И люди ему верили, и были убеждены в том, что за пределами Обители, жизни нет, а только страшная смерть. А Пахана боготворили и называли Владыкой, Спасителем, Учителем…

Однако, не смотря на значительную силу пахановских проповедей, в самом начале их общаковой жизни в ангаре, когда ещё не было надёжной охраны, некоторые новички, из числа первых прибывших, смогли уйти в лес — искали дорогу домой. Из них лишь считанные единицы вернулись обратно. Все беглецы, понятное дело, были тут же уничтожены — сожжены «лучом»: Пахан боялся опровержения своей легенды. Но такие «самоходы», конечно, существенно уменьшили количество обитателей, читай: подчинённых Пахана, а это не входило в его планы. Чтобы сохранять и увеличивать число верноподданных, держать их в повиновении и страхе, преумножая тем самым своё могущество, Пахан начал создавать из наиболее «продвинутых» обитателей армию, вооружая её тем, что нашёл в ангаре.

Армия состояла из патрульных, обшаривающих окрестности Обители в поисках «пополнения» пахановской «паствы» и охранников, следящих за внутренним порядком и пресекавших побеги. Обучение воинским азам происходило там же, в ангаре, за спешно сооружённой перегородкой из брёвен (другого стройматериала в Бестерленде пока не было). «Новобранцев», ещё не освоивших толком свои новые тела, учили нормально ходить, бегать, прыгать, стрелять, маскироваться. Количество бойцов быстро росло, власть Спасителя укреплялась. Однако и на этом Пахан не остановился. Для поддержания обитателей в абсолютно неукоснительном и безусловном повиновении Пахан решил регулярно устраивать показательные казни.

Делал он это лично, так как «луч», конечно же, не мог доверить никому. Пахан охотно «вершил правосудие», находя в этом особое удовольствие: он ещё на «зоне» обнаружил, что чувство чужого страха приводило его в состояние какой-то необыкновенной эйфории. К тому же он, был единственным, кто знал, что умирают не настоящие люди, а какие-то их электронные копии.

Вначале в провинившихся, слава богу, недостатка не было — к «высшей мере» Пахан приговаривал тех новичков, которые всё-таки пытались бежать. Их сажали в «тюрьму» (в глубокую яму, закрытую тяжёлой бревенчатой крышкой), и по мере надобности доставали по одному и казнили «через расстрел». Показательная экзекуция проводилась всякий раз, когда в Обители набиралось пять-семь вновь прибывших. С этого и начинался процесс их «приобщения к обществу».

Однако побеги вскоре прекратились: страх быть уничтоженным «лучом» или пойти на корм «слугам Сатаны» был сильнее призрачной возможности найти лучшую судьбу. И Пахан стал казнить за любую провинность. Причём, не только гражданских. Патрульных и охранников, повинных в недосмотре или ещё каком-либо преступлении, Пахан тоже казнил, наравне с пойманными беглецами. Примером тому был вчерашний случай с этим амбалом. А что делать: власть — зверюга прожорливая! Владыка, Спаситель, Учитель уже не мог остановиться.

Теперь казни ожидали двое: тот паренёк, что случайно пальнул во время погони за Тестером и, само собой, Дед Пихто.

3

В огромной общей комнате Обители (в которой впервые себя обнаружил Тестер) охранники выстроили всех «гражданских» в две шеренги. Прошедший день был щедрым на новичков: в ангаре обнаружилось двое, да ещё троих привели солдаты из-за частокола. Новичков вывели вперёд, и они стояли, вытирая сопли и глупо озираясь по сторонам.

Наконец, появился Владыка. Бойцам скомандовали «смирно!», гражданские грохнулись на колени. В глубочайшей тишине Пахан неторопливо прошёл перед строем, оглядывая каждого. Никто не смел взглянуть в его глаза, все в страхе наблюдали, как колышется на плече Учителя страшный «луч». Владыка проследовал до своего «трона» — большого кресла, установленного на возвышении, уселся в него и хлопнул в ладоши.

Солдаты и охранники стали «вольно», гражданские поднялись с колен. Пахан подождал, пока стихнет шум и начал речь.

— Дети мои! (Пахан, счёл это обращение наиболее подходящим: он — Пахан, отец, все они — его дети). — Дети мои! Гляжу я на вас, и сердце моё разрывается от радости: за ваше суровое мужество, за ваше железное терпение, за вашу братскую преданность!

Спаситель умолк, следя за реакцией на свои слова. Все напряжённо молчали. Преданности в глазах не наблюдалось. Пахан остался недоволен и решил ещё «подбавить жару»:

— Каждый из вас, входя в этот мир, постигает всю глубину тоски и горя по оставленным близким и родным, по любимым жёнам и подругам и по милым детишкам!

Запас красивых фраз у него подходил к концу, а в глазах подданных ещё не видно было и намёка на боготворение. Пахан разозлился.

— Короче. Все вы — классные ребята, я вами горжусь, — он глубоко вздохнул от напряжения. — Но, вот зараза, даже среди нас есть отморозки, которым насрать на нас, на нашу жизнь, на то, что мы хотим жить, как люди!

Теперь в глазах, устремлённых на него, появилось какое-то выражение, похожее или на недоумение, или на неожиданное открытие. Глаза обитателей как будто говорили: «Вона как, а мы и не знали, чего мы хотим! А жить, как люди — да, хотим!» Но Пахану было уже не до мнений толпы. У него начался приступ ненависти к этим «баранам», как однажды назвал их Шамиль. «Бараны — самые, что ни наесть бараны! — подумал Пахан, играя желваками на скулах. — Тупые бараньи рожи! Ублюдки, мать вашу!» И далее он уже не сдерживался.

— Вот эти две мрази конченые подумали, что они умнее всех здесь! Вот этот дед, этот сучий потрох, решил сбежать, поискать лучшей жизни. А вот это чмо, — Пахан указал на солдатика, — был настолько туп, что дал удрать другому уроду…, которого мы, конечно же, скоро поймаем. Взгляните на них, на этих сукиных детей! Чего вам хочется с ними сделать?

Толпа по-прежнему молчала, но в глазах многих Пахан увидел первые нотки страха. Однако ответа от этого сброда по-прежнему не было, поэтому он прокричал ещё раз:

— Я спрашиваю: что вы хотите с ними сделать?

Тут бойцы, поняв, что Пахан ждёт от них инициативы, нестройно пролепетали:

— Сжечь! Сжечь! Угостить их «лучом»!

— Я не слышу! — проревел Пахан, вскакивая с «трона».

Охранники начали тыкать задний ряд «гражданских» стволами автоматов в спины и кричать:

— Сжечь, сжечь! Сожги их, Учитель!

И гражданские в заднем ряду, а за ним и стоящие в переднем глухо отозвались:

— Сжечь, сжечь! Сожги их, Учитель! Покарай их, Владыка!

Пахан облегчённо вздохнул.

— Раз вы так решили, будь по-вашему! — он сделал вид, что опечален таким жестоким требованием толпы, но не в силах ей противостоять. Толпа тут же умолкла. Пахан снова сел в кресло и чуть слышно приказал:

— На двор их!

Приговорённых взяли под руки и потащили во двор Обители. За ними охранники пригнали толпу. На залитом солнцем дворе уже всё было готово к казни. Солдаты стояли большим полукругом, охраняя периметр; внутри, полукругом поменьше охранники поставили гражданских, а напротив них к специальным столбам привязали деда Пихту и горе-солдатика. Снова повисла пауза. Пахан вышел вперёд, встал между толпой и приговорёнными и с максимально возможным пафосом пробасил:

— Именем и по повелению нашего народа недостойные жить среди нас предаются смерти! — и снял с плеча «луч».

И вот именно в этот момент толпа ахнула и попятилась назад, прочь от смертельного оружия. Пахан поймал этот момент, прочувствовал его, и небывалое удовольствие сладостной волной захлестнуло его душу. Он даже прикрыл глаза от кайфа, ведь каждой клеточкой своего тела он чувствовал: его боятся, его почитают, ему готовы подчиняться беспрекословно… Повелитель…! Не открывая глаз, Пахан снял оружие с предохранителя и поднял ствол на уровне пояса. Волны чужого страха продолжали окутывать его со всех сторон, купая и баюкая, принося несказанное блаженство… Владыка…! Он медленно открыл глаза и сделал шаг в направлении приговорённых. И дед Пихто, и солдатик отшатнулись назад, но верёвки удержали их у столбов. На их лицах был написан ужас: оба они уже не раз видели казнь, и знали, что их ожидает… Бог…! Пахан направил ствол «луча» на деда, сделал ещё два шага и был готов нажать на спуск…

Упс…

Верёвка, связывавшая руки солдатика, вдруг порвалась, и он со всего маху шмякнулся наземь. Куда бежать, он не знал. Да и не хотел солдатик никуда убегать. Он вдруг почему-то решил, что если он сейчас встанет и поднимет руки, то его простят и помилуют, потому что ведь — вон он какой честный: верёвка разорвалась, а он не воспользовался этим, и не дал деру, а, как положено честному человеку и настоящему пацану — встал, поднял руки и остался на месте. От этой мысли, озарившей его, он даже улыбнулся и даже сделал шаг вперёд, к «своим пацанам», к своему мудрому, жестокому, но справедливому Учителю.

Опьяневший же от чужого страха Пахан понял всё иначе. Развернул ствол и всадил по этой наглой роже, издевательски смеющейся ему прямо в лицо, длинную «очередь» из «луча». Парень вспыхнул жёлтым светом, за ним вспыхнул частокол, наблюдательная башня, солдат, находящийся на ней и ещё множество кустов и деревьев за забором. И только тогда, когда жёлтое пламя ушло далеко вперёд, а «луч» загудел, перезаряжаясь, Пахан отпустил спусковой крючок и обернулся. Все, кто был во дворе: охранники, солдаты, иностранцы, знаменитости и простые «бараны» — лежали, не шевелясь, закрыв головы руками. Пахан медленно оглядел затихший двор и опустил оружие. Он плыл гордым кораблём по волнам их страха. В голове его играл торжественный, величавый гимн и слова этого гимна могли быть такими: «Да! Они боятся! Они смертельно боятся меня! И значит — они будут выполнять всё, что я им скажу! Беспрекословно! Потому что я — их Повелитель, Владыка, Бог! Повелитель, Владыка, Бог! Повелитель! Владыка! Бог!».

4

Когда он вспомнил про деда Пихто, того уже и след простыл.