Грани сумерек

Андрей Васильев, 2022

Обычно возвращение домой после долгих странствий на чужбине приносит радость и душевный покой, а также сулит спокойный и славный отдых. Но то у нормальных людей, к Александру Смолину подобное не относится. Он ведьмак, потому на легкую жизнь рассчитывать не приходится, тем более что многие из тех, кто сделал его частью своих далеко идущих планов, являются особами непростыми и влиятельными. Впрочем, это не означает, что Смолин примет правила чужой игры и станет делать то, что ему скажут. А это значит одно – впереди его ждут веселые и очень жаркие во всех отношениях летние деньки.

Глава вторая

— Да что б тебе! — сплюнул на прибрежный песок Карпыч. — Напугал, дерево ты трухлявое. А на Ляксандре вон вообще лица нет!

— Ну, не то чтобы совсем нет, — произнес я. — Но ты больше так не делай, дядя Ермолай, пожалуйста. У меня запасные джинсы дома, понятное дело, есть, но до него дойти еще надо. А тут застирывать как-то неловко. Вон Стешка меня засмеет. Засмеешь, красивая? Ведь так?

— Вовсе нет, — прощебетала русалка. — Всякое бывает. У меня тятенька на каждый праздник напивался так, что непременно портки обделывал, когда после под телегой отсыпался. Я привычная.

— А перед тем тебя да твоих сестер лупцевал, да так, что ты в семнадцать лет от такой жизни пошла и утопилась, — невесело усмехнулся Карпыч.

— Не потому утопилась, — улыбка сползла с лица Стеши. — Не из-за его кулаков. Да ты, батюшка-водяник, сам знаешь все.

Она невероятно грациозно развернулась и быстрой молнией ушла в глубину реки.

— А чего с ней стряслось-то? — поинтересовался дядя Ермолай, присаживаясь рядом со мной и цапнув одну из печеных картофелин, лежавших около костра.

— Дядька ее ссильничал, тятенькин брательник, — странно, но в голосе водяного я услышал искреннюю жалость к незадачливой девице, бог весть когда сведшей счеты с жизнью. — Дело вроде как семейное, но такой грех все одно не скроешь, а порченая девка никому не нужна. Это деревня, не город, тут нравы другие. Ну, тогда были. Да еще и понесла, как назло. Короче, плод она вытравила, а через день пошла к мельнице, там в воду и сиганула. Чтобы, значит, наверняка. Народишко тогда был не чета нынешним беспамятным, потому знал, что я именно в тамошнем омуте тогда обитал и молодых девок, что в гости пожаловали, обратно на землю не отпускал.

— Невеселая история, — вздохнул я.

— Но зато она через пару лет обидчика своего наказала, — оптимистично заявил Карпыч. — Сына его утопила, младшенького, позднего, любимого. Причем прямо на дядькиных глазах под воду утащила, да еще личико свое показала, чтобы тот знал, отчего так вышло и кто в том виноват.

— Жестко, но справедливо, — признал я. — Внушает. Только одно неясно: вроде по Покону с родней счеты сводить не положено?

— Так и огольца этого после Ильина дня никто в воду силком не тянул, — пояснил водяной. — Сам полез. Да еще и на закате.

— Сам виноват, — подытожил дядя Ермолай. — Нет тут девкиной вины, она в своем праве была.

Вот такое вот старорусское бусидо, строгое, но справедливое.

— А Стешке ты давно нравишься, — сообщил мне водяник. — Я слышал, как она другим девкам про то сказывала. Потому тогда подружку твою она с особым усердием под воду тащила.

— Даже не знаю, радоваться или печалиться, — поежился я. — Вот так и купайся в твоей реке летом. Войти в воду войдешь, а выйдешь или нет — вопрос.

— Купайся, — разрешил Карпыч. — Не тронет тебя никто этот год, слово даю. Моя река — мои законы. Девки, слышали меня?

— Слышали, батюшка, — нестройно ответили русалки, причем за секунду до того веселая Лариска как-то вдруг посмурнела, что навело меня на определенные мысли.

— Так ко мне еще друзья приезжают, — вкрадчиво произнес я. — Вот…

— Твои гости — тебе за ними и приглядывать, — ответил за Карпыча дядя Ермолай. — И ответ держать, если они чего лишнего себе позволят. Хотя, как по мне, иные из них те еще хваты. Да, сосед?

— Ты про того дьяка, что к Даре наведался? — уточнил водяник. — Да, парень ушлый, не отнять. Хотя все они такие, им палец в рот не клади. И за жизнь цепляются до последнего. Помню, лет сто тому назад в мою реку один такой после драки с оборотнем сверзился, так ни в какую тонуть не хотел. Бок разодран, рука сломана, а он знай пытается к берегу выгрести. Другой бы сдался и камнем на дно, а этот нет. И знай себе бормочет, как он этого оборотня в другой раз непременно пришибет.

— И что, утоп? — заинтересовался дядя Ермолай.

— Утоп бы непременно, — подтвердил Карпыч. — Говорю же, бок распорот был здорово, сильно волкодлак его подрал.

— Значит, пожалел его? — утвердительно произнес леший. — На берег, поди, выволок?

— А и выволок, — вздернул зеленую бороденку вверх Карпыч. — Я хоть и нелюдь, но сильных человеков уважаю. Не телом сильных, а духом. А оборотней, наоборот, не жалую, ты же знаешь. Паскудное племя, один вред от них реке.

— Да? — удивился я. — В какой же это вы точке пересекаетесь? Они в лесу, вы тут.

— В медвежьей, — пояснил водяник. — Оборотные медведи сильно рыбку уважают, что в том обличье, что в другом. Ну, когда они в шерсти еще ничего, а вот в человечьем облике беда просто. Как-то раз совсем обнаглели, в одном месте, где помельче, все русло сетями перегородили и столько рыбы из реки забрали, что ужасть просто. Телегами вывозили. И все же без спроса, без поклона, без вежественного слова. Я, понятное дело, терпеть не стал, сети мои девки в ночи убрали, а после, поутру, я одного мохнатика и вовсе утопил. Они поняли, что к чему, да и убрались куда подальше от моей реки, но запомнить этот случай запомнил. Потому дьяку тому пособил, на берег его выволок, да ракшу-траву к ране прилепил. Хорошая трава, в омутах растет, на дне тех ям, где сомы стоять любят. Она мигом жар оттягивает и кровь затворяет.

— Ракша-трава, — повторил я. — Нет, не слышал даже. А мне такой не дадите немного? Ну, если не жалко.

— Дать дам, только проку тебе с нее не будет. В ней сила держится до той поры, пока она мокрая от речной воды, как высохнет, так все, в труху рассыплется. И в зельях каких от нее проку не жди, если ты про то речь ведешь.

— Жаль. Но все равно спасибо.

— За что же?

— За то, что про такую траву рассказали, — пояснил я. — Век живи — век учись.

— Что у тебя, паря, за интерес к батюшке Великому Полозу-то? — снова вступил в разговор лесовик. — А?

Вообще-то, я сначала хотел узнать подробности визита Нифонтова к моей соседке, раз уж о нем речь зашла. Сдается мне, мирной беседы у них не вышло. Но раз уж он хочет о чешуйчатом обломке былого пообщаться — почему нет?

— Все тот же, познавательный, — бодро заявил я. — Просто в Москве краем уха услышал, что появился некий Хранитель кладов, а на должность эту его определил как раз Великий Полоз, существо древнее, могучее, влиятельное. Само собой, мне интересно разузнать побольше про этих двоих. Жизнь та еще змеюка, никогда не знаешь, как она извернется. Ну как дорожки мои с этим Хранителем пересекутся? Или, не ровен час, с его покровителем.

— С Полозом тебе точно лучше бы по разным тропкам ходить, — веско произнес Карпыч. — Не любит он ведьмаков, что есть, то есть. С давних пор не любит, с заповедных. Даже тех, кто доброй волей к нему на службу шел, и то не жаловал. Не мог ту обиду забыть, что его хозяину нанесли.

— Да не в обиде дело, — перебил его дядя Ермолай. — Что ему обида? Так, комариный писк над ухом, отмахнулся да живи дальше. Власть он потерял тогда. Власть. А до нее Золотой Змей всегда жаден был. Родитель наш общий — нет, ему дороже свобода была да жизнь такая, какую полной чашей пить можно. А Полоз одного жаждал — все под себя загрести: золото, каменья драгоценные, судьбы людские. Все. Даже баб и то в основном чужих охмурял, замужних, потому как кусок чужого пирога, он всегда сочнее да слаще, чем свой собственный.

— Если честно, я почти ничего не понял, — признался я. — Можно с самого начала? Родитель общий — это кто?

— Велес, — охотно ответил мне лесовик. — Создатель наш. Это он в чащобы да перелески душу живую вдохнул, вот тогда мы, хранители лесные, на свет и появились. Он нам всем батюшка: и первым Хозяевам, и нам, детям-правнукам их. Ну и Полоза тоже он создал, после к себе приблизил, доверил свои тайны, власти дал.

— Не ему одному, — добавил Карпыч. — Были у Велеса и другие слуги.

— Но этот самым хитрым да ловким оказался, — возразил ему дядя Ермолай. — Где все эти остальные? Сгинули. А Полоз в Нави обитает, жив-здоров. Бывает, что и сюда, в Явь, заглядывает. Нечасто, потому как прямого пути ему в этот новый мир нет, но если кто призовет, непременно заглянет. Иногда каверзу какую учинит, иногда даром кого побалует, если человек ему глянется. Ясное дело, дар тот с подковыркой будет, но тут уж от того, кому он достался, все зависеть будет. Хранитель кладов вот, я слышал, сдюжил, смог доказать, что не ошибся Полоз, его выбрав.

Ну да, что-то такое мне и Мара говорила. Мол, лучше никакого подарка, чем тот, что змей из туманов в руки пихает.

— Я про него в первый раз услышал аккурат в то лето, когда ты сгинул куда-то, — продолжил дядя Ермолай. — Мне свойственник малиновку с весточкой прислал, что, мол, если ко мне в гости пожалует парень и скажет, что он Хранитель кладов, надо его принять как должно, что он Великим Полозом отмечен. Опять же, помочь при надобности, если беда какая за ним по пятам идет. Правда, так он до меня и не добрался, а жаль. Говорят, хороший парень, вежеству учен, с почтением к нам, Лесным Хозяевам, относится.

— Большая редкость в наше время, — покивал Карпыч. — Ой, большая!

— Ну а нас-то, ведьмаков, за что он невзлюбил? Какую мы ему обиду нанесли?

— Не вы, — поморщился водяник. — И даже не пращуры ваши, те, что первые из первых. Тот, кому они после смерти Вещего Князя на верность присягнули, всему виной. Он привел на наши земли нового Бога, того, который и Велеса, и Перуна, и Зарю-Заряницу, и всех остальных победить смог в душах людских. Не сразу, не быстро, но смог. А коли у бога нет тех, кто в него верует, то и самого бога, выходит, нет. Вот они и ушли за горизонт, один за другим, только мы и остались, их дети. Нам до веры людской дела нет, не ей мы живы. У нас дело есть, к которому нас приставили, и покуда реки текут, а леса шумят, мы при нем будем состоять.

— И еще несколько слуг осталось таких, как Великий Полоз, — снова перехватил инициативу леший. — Вот им как раз есть о чем печалиться, все же потеряли, все что можно. У того же Полоза только золото и осталось да сил чутка. Владыка, который все это начал, давно опочил, род его прервался, их ненавидеть какой резон? А вы, потомки его верного воинства, вон живы-здоровы, потому он вас и не любит. Ему, Ляксандр, непременно кого-то ненавидеть нужно, он тем живет. Натура у его такая. Змей же.

Зашибись. Это значит, я и братаны мои огребаем за то, что десять веков назад какие-то ребята в остроконечных шлемах и с мечами Владимиру Красное Солнышко на верность присягнули? Да это даже звучит как бред!

Но самое смешное то, что все это чистая правда.

— Да ты не печалься, — посоветовал мне дядя Ермолай. — Нарочно он тебе ковы строить не станет. Сойдись вы на узкой дорожке — тогда да, непременно тебя убить попробует, а душу себе забрать. Только вот вряд ли такое случится. Навь за семью замками пребывает, тебе туда дорогу даже твоя Хозяйка не откроет.

— И правильно сделает, — добавил Карпыч. — Не то это место, куда стоит соваться не то что из интереса, но и по делу.

Полностью согласен. Я вот разок побывал, больше не хочу.

— Выходит, что Полоз этот вам приказывать может, дядя Ермолай? — задал я вопрос, который в данный момент меня в свете услышанного интересовал более всего. — Раз он заместитель вашего создателя?

— Приказывать, парень, мне никто не может, — негромко, но очень веско изрек леший. — Я сам себе хозяин. Себе и своему лесу. Мой он с того момента, как мне его родитель передал, и навеки. А вот попросить — может. И если я ту просьбу сочту разумной да возможной, то ее выполню.

Интересно, а если эта рептилия попросит меня деревом трухлявым пришибить при случае, то какая это просьба будет? Разумная и возможная или же нет? Что перевесит в голове дяди Ермолая в тот момент — желание уважить заместителя его создателя или относительно неплохое отношение ко мне?

Нет у меня ответа на этот вопрос. Зато появилось четкое ощущение того, что я, похоже, нашел еще одну серьезную проблему на свою голову. И еще осознал то, что Лозовка теперь, пожалуй, лишается статуса условно-безопасного места. Ясно же, что раньше или позже правда выползет наружу. Я засветился в Нави, и то, когда Великий Полоз доберется до понимания того, кто заглянул к нему в гости, — это только вопрос времени. Да, лица моего он, может, и не видел, но сложить два и два сможет. Он знает, что я ведьмак, а уж выяснить, кто из нашей братии может заглянуть в те пропащие места, не так и сложно. Ясно же, что ни охранители воды, ни специалисты по посевам в заповедные края не наведаются, на такое способен лишь Ходящий близ Смерти. Ну а кроме меня, специалистов такого узкого профиля в столице просто нет.

Если до такого дойдет, плохи мои дела. Тогда я в Лозовке, как в осаде, сидеть стану, в лес-то не сунешься. Нет, выбраться выберусь, меня или ребята из отдела вывезут, или я вообще Носову позвоню и попрошу вертолет прислать. У него же наверняка есть вертолет, верно?

Только мне как-то не нравится такой расклад. Я уже начал считать Лозовку своим домом. Настоящим домом, местом, где мне на самом деле хорошо и спокойно. И не желаю его терять из-за какого-то фольклорного звероящера.

— Мы, Лесные Хозяева, к нему тоже по-разному относимся, — словно прочитав мои мысли, произнес дядя Ермолай. — Фома, что мне весточку прислал, Полоза сильно жалует, тот лет триста назад помог его папаше крепко. Царь тогдашний, видишь ли, сильно воевать любил и под это дело леса вырубал страсть как. То ли корабли строил, то ли дорогу через болота мостил, то ли еще чего — уж и не помню. Вот лес родителя Фомы под топор и пустили, чуть вовсе не извели. А Полоз, который тогда в Явь еще частенько лазал, этих лиходеев шуганул, да так, что те дубравы после еще лет сто все седьмой дорогой обходили, даже крестьяне тамошние. Добро наше племя крепко помнит, вот он и рад расстараться. А мне вот до него, Полоза, дела особого нету.

— Мне тоже, — добавил Карпыч. — Берегиню любую — ту да, уважу, много добра от них вода видела. А Полоз пущай мимо ползет.

— А ты чего так скукожился? — проницательно блеснул глазами леший. — Ночь-то вроде не холодная? Или о чем плохом подумалось?

— Если совсем честно, то да, — шмыгнул носом я. — Не ровен час, не повезет мне, и с этим Полозом придется схлестнуться. Ну вдруг? Ведь тогда, возможно, вам выбор придется делать — его пожелание или моя жизнь.

Старички дружно расхохотались.

— Ты чего о себе выдумал, паря? — вытирая слезинку, выкатившуюся из краешка глаза, спросил Карпыч. — Где ты, где Полоз?

— И то верно, — поддержал его приятель. — У него, чай, других забот хватает. Делать ему нечего, только о тебе думать.

— Но если? Но мало ли? — осознавая, что выгляжу минимум смешно, упорствовал я, надеясь на то, что все же услышу заветные слова, которые, возможно, в будущем мне очень даже пригодятся.

— Тогда прежде я с тобой поговорю, — пообещал дядя Ермолай. — Сразу уж изничтожать не стану. Хе-хе!

Ну, это не совсем то, что хотелось бы, но все же что-то. Теперь хоть можно не бояться того, что лес в один миг из моего друга во врага превратится.

И только одно меня всерьез смутило — взгляды, которыми после фразы лесовика обменялась эта парочка. Мне отчего-то сразу вспомнился перекресток, который находится не так далеко отсюда, и ощущение собственной глупости, которое испытал, стоя на нем и осознавая, что меня просто использовали.

А что, если я уже, так сказать, в розыске и эти двое шутников снова разыграли передо мной спектакль? Для себя все давным-давно решили и теперь, собаки сутулые, развлекаются, глядя на то, как клоун-ведьмак перед ними распинается?

Тьфу! С этими всеми приветами из прошлого дураком стать можно! И самое обидное, ведь фиг правду узнаешь. Хотя нет, узнаю. Вот в следующие выходные на дачу к родителям поеду, и все станет ясно. Если тамошний Лесной Хозяин меня традиционно встретит-приветит — волноваться пока не о чем. Ну а если нет, то придется что-то думать.

— Слушай, я тут недавно разговор двух бабенок слышал, — сказал дядя Ермолай, внимательно глянув на меня. — Они, вишь ты, решили лесным воздухом подышать, на полянке расселись и лясы давай точить. Так вот одна другую раз пять назвала «тревожной», да еще с жалостью такой! Я все думал — это как? Может, она не спит по какой причине или еще какая беда стряслась? А оказывается, это то же самое, что «с придурью». Люди вообще любят сами себе причину для печали придумать, в нее поверить, а потом ходить и жалиться всем встречным-поперечным: «Ой, пожалейте нас несчастных!» Тревожная она, погляди-ка! Сама холеная, ручки белые, ступает по траве, как по болоту, каждой капельки росы боится. Тьфу! Так я к чему, хлопот у вас всех мало, ведьмак. Бед не знаете, много у вас всего чересчур! Оттого о всякой ерунде и думаете, сами себе печали отыскиваете, чтобы жизнь вкус совсем не потеряла, такой пресной не казалась. Но ладно та бестолочь городская, которой, вместо того чтобы себя жалеть, мужика лучше бы найти с вот таким елдаком, чтобы тот ей продыху не давал ни днем ни ночью, а после от него пяток детишков нарожать. Когда пятеро за юбку цепляются да мужик с пашни вот-вот придет голодный, на зряшные мысли времени нету, тут бы все успеть. Но ты-то, ведьмак, кое-что уже понимать должон? Ты ж не тревожный?

— Я? Точно нет.

— Вот и хорошо. — Леший снова глянул на водяного, тот еле заметно кивнул. — Вот и славно.

— И про черного петуха не забудь, — напомнил мне Карпыч. — Ты обещал.

— Не было ничего такого, — возразил я ему с улыбкой, беря еще одну картофелину. — Я обещал подумать.

Кстати, тут я ни словом его не обманул. Только вернувшись домой, я озадачил сонного Антипа, который ни свет ни заря уже ходил с огромной зеленой пластиковой лейкой, что была мной куплена по его просьбе, между грядками с клубникой, следующим вопросом:

— Скажи, а для чего водяному черного петуха в жертву приносят?

— Черного? — переспросил у меня домовой, зевнув. — Чтобы, значит, вода ярей была, больше силы летом набрала. Ежели пестрого поднести, то это в честь матушки Живы, тогда рыба икру метать станет лучше, малька прибудет. Белый — в честь Стрибога, тогда реке даже сильно засушливое лето не страшно, вода если убудет, то не сильно. А черного, стало быть, Моране заповедуют, чтобы по осени лед реку быстро не сковал, чтобы вода подольше не засыпала. Ну и чтобы она на водяного деда не злилась, когда тот себе души живые забирает. Это ежели петуха жертвовать. А вот коли про несушек речь вести… Постой, а тебе оно зачем?

— Да просто интересно, — медленно проговорил я. — Для общего развития.

О как. Подозреваю, что Карпычу этот петух и на фиг не сдался, не в нем дело. Просто он, похоже, знает, чьим официальным представителем в Яви я являюсь, о чем мне нынче и было сообщено. Отдельно стоит отметить, что сделано это было достаточно тактично и мягко. Вопрос в другом — кто-то еще в курсе? Нет, с дядей Ермолаем все понятно, он тоже в теме. Но на них список местных обитателей не заканчивается.

Но надо признать, что опять эта парочка неплохо развлеклась за мой счет.

— Ежели надумал Карпыча порадовать, лучше пеструшку ему поднеси, — посоветовал мне Антип. — Но так-то дело хорошее, хорошее.

— Сосед, ты чего в такую рань на ногах уже? — отвлек меня от беседы с домовым голос Дары. — А? Вроде обычно до полудня дрыхнешь?

— Да не ложился еще, — понимая, что на этот раз от разговора с ней не отвертеться, я направился к калитке. — То одно, то другое, вот уже и рассвело.

— Ладно врать-то, — поправила платочек на голове ведьма. — Видела я тебя нынче ночью, ты с двумя этими пустобрехами, лесным да речным, на берегу костер жег. Нашел себе компанию друзей по разуму.

— Мне нравится. С ними интересно.

— Никогда вас, ведьмаков, не понимала и, наверное, не пойму. Хотя оно и к лучшему. Я тут передачу смотрела по телевизору, так там сказали, что понимание — путь к принятию моральных ценностей других людей. Мы с тобой, конечно, не люди, но все равно не надо.

— Полностью согласен, — зевнул я. — Баб Дара, чего хотела? Ты говори, я послушаю да спать пойду.

— Не знаю, ведаешь ты или нет, но с приятелем твоим мы худо-бедно поладили, — степенно произнесла ведьма. — Пока договаривались, чуть не подрались, он мой дом подпалить обещал, я его почти прокляла, но обошлось. Договорились все же.

— Честь и хвала вам обоим, — равнодушно бросил я. — Что-то еще?

— Пособил бы ты ему, — вкрадчиво попросила меня соседка. — Один этот телепень долго больно станет колупаться. Сам он тебя не попросит о помощь, слишком горд да независим, не любит в должниках ходить. А у меня, видишь ли, времени не так много, как хотелось бы, осталось. Чую, беда рядом совсем ходит.

— С меня даже сон слетел, — признался я. — Старая, ты в своем уме? Сама вдумайся, как звучит: я, ведьмак, по просьбе ведьмы стану помогать сотруднику отдела в каких-то их совместных делах. Ничего не смущает?

— А что такого? — подбоченилась старушка. — Мир на том и стоит…

— Мир стоит на трех слонах, а те на черепахе, — перебил ее я. — Разговор закончен.

— Саша, да если бы не дела, что цветом чернее сажи, не пришла бы сюда, — как-то вдруг сгорбилась до того статная ведьма. — Просто Лихо на этот раз уже не у забора вьется, а на пороге стоит. Вот до чего дошла — у ведьмака помощи прошу. Стыдоба какая!

— Хорошая попытка, кто другой на моем месте уже слезу бы пустил, но тоже нет, — заявил я. — И потом, баба Дара, за тобой и без того должок значится. Охота тебе кредитную историю увеличивать?

— Неохота, да выбора нет, — на этот раз, похоже, искренне сказала старуха, опершись локтем на забор. — Не спешит твой приятель, а Марфа, змеюка подколодная, так кольца вокруг меня и свивает. Звонили мне тут днями из Златоглавой, рассказывали, что да как. Эх, что ж я ее тогда, в двадцатом, не убила-то? Была же возможность. Была.

Интересно, в каком именно «двадцатом»? Первые две цифры года какие? Не удивлюсь, если речь идет еще о тех временах, когда опричники ведьм в домах жгли.

— Скажи, а ты болезнь почек вылечить сможешь? — спросил я у нее.

— Камень выгнать невелик труд, — моментально ответила соседка. — Сделать так, чтобы новые там не родились, — посложнее, но тоже можно.

— А если совсем дело плохо? Если почки у него уже не свои, врачи отказались и мандрагыр только боль снимает, но уже не лечит? Мандрагыр, правда, не сильно старый. Да, собственно, тот, что ты мне отдала за услугу.

— Тогда это не человек, а мертвец ходячий. Но мы вроде в прошлый раз все обговорили на этот счет?

— Тут другой бедолага, — пояснил я. — Не тот, о котором речь раньше шла.

— Где ты таких хворых находишь, ведьмак? — уставилась на меня бабка. — Или из принципа берешься только за тех, на кого Смерть свою руку уже наложила? Ты с кем спорить берешься, хоть понимаешь? По краю же ходишь, такие вещи безданно, беспошлинно с рук не сходят.

— Ну вот сглазил меня кто-то. Может, даже и ты.

— Точно не я, — заверила меня соседка. — Нет у меня над тобой такой власти. А жаль!

— Так что, сможешь помочь?

Это был бы не самый плохой вариант. Всяко лучший, чем просить о помощи Пухею через третьи руки.

— Сделать что угодно можно, вопрос только в цене, которую я, ты да болезный заплатить согласны.

— За болезного не скажу, а что до нас с тобой, так тут все ясно — ты мне, я тебе.

— Э, нет, сосед. Мой интерес тут меньше твоего. Ты дружку своему то ли подсобишь, то ли нет, а я всяко, выходит, должна буду Белую Гостью попробовать вокруг пальца обвести. Так не пойдет.

— Нет так нет, — покладисто согласился я. — Вот и пообщались. Все, спать пойду.

Не стала меня бабка Дара останавливать, но о чем-то призадумалась. Это хорошо, может, все же мы с ней и поладим в результате.

Дома я побродил по комнатам, осознавая, что спать на самом деле мне не хочется, после достал смартфон и включил его, прекрасно понимая, что за этим последует.

Количество пропущенных звонков меня не удивило совершенно, чего-то такого я и ожидал. Маринка, Николай, Ряжская, Олег — каждый не по разу отметился. Но лидером стал совершенно незнакомый мне номер, с него звонков поступило гораздо больше, чем от кого бы то ни было. Имелись там и другие «неопределешки», но не настолько настырные.

— Интересно, — пробормотал я. — Это кто же такой настырный?

Сразу перезванивать таинственному незнакомцу, как и кому-то другому из вышеозначенного списка, я не стал, больно час еще был ранний. Но в районе девяти часов я все же этот номер набрал. Интересно же!

— Приемная господина Носова, — прощебетал в трубке приятный девичий голос. — Меня зовут Ольга, чем могу служить?

Ну вот теперь все встало на свои места. Оклемался господин Носов, теперь самому ему звонить мне уже не по чину, времени на это нет. Впрочем, это я уже придираюсь, он мне и до того особо не звонил.

— Я слушаю вас, — поторопил меня голос в трубке. — Алло?

— Добрый день, — отозвался я. — Просто думаю, как правильно с вами начать беседу, а после перейти к ее сути.

— Уведомляю вас, что все разговоры записываются.

— Да это понятно, — усмехнулся я. — Моя фамилия Смолин, и с вашего номера на мой телефон…

— Александр Смолин? — появившийся было холодок мигом исчез из голоса моей собеседницы.

— Александр, — подтвердил я.

— Как же долго я вас искала! — чуть ли не всхлипнула девушка. — И не я одна.

— Вас на самом деле Ольга зовут? — не удержавшись, уточнил я. — Точно не Катя?

— Ольга, — подтвердила девушка, явно не смекнувшая, куда я гну.

Просто ей повезло с родителями, потому она в детстве не смотрела старое советское кино в огромных количествах. Волей-неволей некоторые фразы до сих пор в голове всплывают.

— Чего искали-то? — решил я вернуть разговор в практическую плоскость.

— Илья Николаевич приказал. И мне, и службе безопасности. И все никак, вы как в воду канули.

— Кто приказал — понятно. Чего он хотел-то?

— Да откуда же мне знать? — опешила собеседница. — Мое дело — вас отыскать и передать информацию о том, куда и к какому времени вы неотложно обязаны явиться.

— Обязан, значит? Строго к определенному времени? Прямо вот неотложно? Ну-ну.

Была бы на месте этой Ольги другая, та, что Михайловна, она бы по моему тону уже много чего поняла, так как ей был хорошо известен мой скверный характер. Но эта девушка со мной пока была мало знакома, вернее, совсем незнакома, потому ей и в голову не могло прийти того, что я не собираюсь подчиняться приказам ее всемогущего босса.

— У Ильи Николаевича очень плотный график дня, — пояснила Ольга. — Потому…

— Спать пойду, — перебив ее, сказал я. — А если Илья Николаевич захочет меня видеть, пусть сам позвонит, я скажу, куда ему подъехать. И вот еще что, подозреваю, что он или кто-то из его подручных может попробовать сорвать на вас зло за то, что вы вроде как не выполнили порученное вам дело. Так вот тогда скажите, что если такое произойдет, то я очень, очень расстроюсь. Настолько, что еще на пару недель пропаду из вида. А то и на месяцок. Вы запомнили мои слова?

— Да, — чуть ошарашенно произнесла Ольга. — Только вот…

Дослушивать ее я не стал, нажав на красную кнопку. После посидел минуту, подумал о том и о сем да и пошел собирать вещи. Похоже, пора мне в город возвращаться. Кончилась передышка. Только к бабке Даре перед тем надо будет заглянуть, сообщить ей, что у нее есть последний шанс со мной договориться. А ну как дело сладится?