Клоуны и Шекспир

Андрей Бондаренко, 2012

Северное море – место странное и особенное. В его негостеприимных и холодных водах прячутся самые разнообразные и невероятные чудеса, которые иногда – всегда неожиданно – «проявляют» себя. А ещё Северное море омывает берега замечательной и очень симпатичной страны – Фландрии, по городам и весям которой упорно бродят два весёлых путника. Один – высокий, подвижный и тощий. Второй же, наоборот, низенький, тучный и медлительный. Тиль Уленшпигель и Ламме Гудзак. Клоуны – от Бога

Глава восьмая

Попутный ветер

Наступили странные дни.

Наступили? Хорошо, просто пришли, замерцали, потекли, далее — строго по списку.

Короче говоря, навалились-приползли сплошные тягостные раздумья и заумные размышления. Естественно, с ярко-выраженным философским подтекстом…

Тиль — с самого раннего утра, даже толком не позавтракав — куда-то уходил. Шлялся по округе, разговаривал с местными жителями, вмешивался во всё подряд, травил бесконечные анекдоты, демонстрировал — за деньги, понятное дело — высокое искусство пантомимы, крутил жаркие шашни с рыженькой Сигне…. Короче говоря, полнокровно и обстоятельно вживался в местную действительность. И это, судя по всему, было ему не в тягость. С нескрываемым удовольствием, морда белобрысая, вживался…

У Макарова всё было гораздо скромней, проще и обыденней.

Слухи о новом кузнеце (заметьте, об искусном голландском кузнице!), широко расползлись по ближайшей округе. Как результат — бесконечный и неиссякаемый поток срочных заказов. Подковы индивидуальной ковки, разнообразные оси, ремонт каретных и повозочных колёс, прочая бытовая хренотень — с железным подтекстом.

— Ни фига себе, крючки заказали, — ловко орудуя «малым» кузнечным молотом, бормотал под нос Лёнька. — Номер, наверное, сорок пятый. Кого, блин, ловить собрались? Синего кита, Белую акулу? Молчат, засранцы скрытные. Но деньги платят бешеные: один крючок — стоимость двух взрослых северных оленей. Или же — полугодовалого бычка. Бизнесом конкретным запахло. Скоро, Бог даст, озолотимся — на хрен…

Поговорить о жизни удавалось только поздними вечерами — под местную забористую бражку, в тусклом свете норвежских масляных ламп.

— Нравится мне Тромсё. И жители его, и северные природные красоты, и, вообще…, — вдохновенно вещал — в один из таких вечеров — изрядно подвыпивший Тиль. — Сложности, понятное дело, тоже имеют место быть. Шведы и датчане регулярно и настойчиво донимают. Войны всякие — глупые насквозь…. Нынче норвежское государство имеет законного и полновластного короля. В Тромсё находится-заседает его полномочный представитель по имени — «Хальвдан». Обыкновенный средневековый конунг, если смотреть правде в глаза. Правит — естественно, по полной программе — Вестфольдом, Рингерике, Ромерике, Хедемаркеном и некоторыми другими тутошними землями. Бывает, как ты говоришь…. И всё хорошо, пока урожаи вызревают достойные, пока рыбаки возвращаются с полновесными уловами, пока глупые саамы готовы — практически за бесценок — продавать упитанных оленей…. А случись — плохой год? Всякие ураганы, ледяные ветра, высокие снега, проливные весенние дожди и злые летние засухи? Ладно — один год. Его завсегда можно пережить и перетерпеть. Один, блин, год.…Если же таких годов — неурожайных, бедных на рыбу, поганых, голодных — будет несколько? Причём, подряд? Тут же в народе начинаются сволочные брожения, причём, с самыми серьёзными последствиями…

— А, что у нас с Россией? — с аппетитом обгладывая куриное бедро, заинтересовался Лёнька. — Может, туда рванём?

— В Россию? Стоит ли? — тут же поскучнел Даниленко. — Там, по исторически-математическим расчётам, Иван Грозный нынче властвует…. Оно тебе надо? В безжалостные опричники, Лёньчик, решил податься? Извини, но ничего не получится. Почему — не получится? Потому. Душа у тебя, мой упитанный друг, больно, уж, белая и пушистая. Враз расколят. А потом и на кол посадят — и тебя, да и Душу твою рядышком. Типа — в назиданье прочим добросердечным простофилям. Как в том твоём давнем стихотворении. Сейчас зачту.

— Зачти, только истошно орать не надо. Тихонечко так зачти, аккуратно. Договорились?

— Постараюсь…

Вопль!!! Мало ли что — бывает в серьёзном море?

Легенд — без счёта…. По местам — стоять!

Кто-то сказал, что море — сплошное горе?

Матку матери его — за это — разорвать…

Море. Холодное и лицемерное немного.

Лицемерное? На эстетику — наплевать.

Мы едем — мочить маленьких беленьких котиков.

Маленьких и нежных — твою мать…

Предлагается — всем спирту — выпить?

Чтобы сподручней было — убивать?

Я, понятное дело, выпью.

А потом — за борт спрыгну.

Извините, мою мать…

Вопль!!! Как же это холодно…

Рука, протянутая над бортом.

Всё это хорошо. И даже — здорово.

Но я не склонен — гоняться за рекордами.

Холодным утром.

Не могу, извиняйте.

Ладонь, внезапно обледеневшая, сминается.

В голове поёт дурацкая — «Здравница»…

Ноги отнимаются…

Будешь, тварь, котиков мочить?

Извини, атаман, не буду.

Твой выбор, брат.

Ноги отнимаются?

Добейте — паскуду…

Холод. Удар. Боль.

Вопль!!!!!

Какие слова — перед лютой смертью — пробежали в моей глупой голове?

Её звали — Ольга Гущина.

Девочка из Десятого «А».

Ради неё я готов на всё.

Через века и слова…

— Кстати, а кто это такая — «Ольга Гущина»? Мы же с тобой одну школу заканчивали…. Почему я её не помню?

— Просто собирательный образ. Ну, как образ Уленшпигеля, — засмущался Макаров. — Светленькая такая, стройная, тихая, нежная, мечтательная, обязательно — с серыми глазами. Цвета родниковой воды в сосновом столетнем бору…. Так, чего там — с Россией-матушкой?

— Да, не знаю я толком, — вздохнув, признался Тиль. — Отрывочные такие сведенья. Причём, общего порядка. Мол, на юго-востоке раскинулась огромная страна — «Гадарика», богатая на ценные меха, мёд и светловолосых красивых женщин. В давние времена туда регулярно ходили в набеги и всегда возвращались с богатой добычей. А нынче — не ходят.

— Почему?

— Не знаю. То ли викинги измельчали. То ли русичи, наоборот, возмужали и заматерели…

— Наши планы на обозримое Будущее?

— Во Фландрию, братец, надо перебираться. Как-никак, я нынче являюсь — «Уленшпигелем». Так сказать (согласно нетленному произведению Шарля де Костера), бессмертным духом многострадальной и прекрасной Фландрии…. Наши с тобой, дружок мой Ламме, славные похождения даже в толстых книжках подробно описаны. Одну из них я видел собственными глазами в доме конунга Хальвдана. Называется — «Занимательное сочинение о плуте Тиле, родившемуся в земле Брауншвейг, о том, как сложилась жизнь его…»^[21]. Стрёмная и интересная, надо признать, книженция. Причём, с картинками. Там и я изображён, то есть, Тиль Уленшпигель. И ты, то бишь, Ламме Гудзак.

— И, что? — заинтересовался Лёнька. — Похожи мы на…э-э-э, на легендарных народных героев?

— Очень даже. Конечно, не один в один, но достаточно.

— Как такое может быть?

— Получается, что может, — покачал головой Даниленко. — Палыч мне как-то втулял, что все Параллельные Миры — каким-то неведомым и мистическим образом — связаны между собой. Мол, многие люди, проживающие в конкретном Мире, имеют «двойников» во всех других Мирах. Не то, чтобы стопроцентных «двойников», но, всё же.…Вот, взять, к примеру, Сигне и Светлану. Внешне они очень похожи друг на дружку — лицами, фигурами, сексуальным темпераментом, в конце-то концов…

— Ого! Даже до этого дошло?

— Иди, Лёньчик, к чертям свинячим. Моралист хренов. Плесни-ка ещё бражки. Мерси, благодарствую…. На чём, извини, я остановился?

— Мол, между тутошней Сигне и тамошней Светкой наблюдается много общего.

— Вот, именно! Много общего, но не абсолютно всё.

— Цвет волос разный? — лениво зевнув, предположил Макаров. — Одна жгучая брюнетка, а другая, наоборот, рыжая?

— Я же тебе, охламону забывчивому, уже говорил, что Светлана — на самом деле — является тёмно-русой.

— А прекрасная норвежская наяда?

— Рыженькая во всех местах, — плотоядно оскалился Тиль. — Проверено.…Различия заключаются совсем в другом. Светлана, она чопорная, мнительная и тщеславная. А Сигне — добрая, искренняя и открытая…. Кстати, теория «двойников» и тебе, толстопузому пижону, должна быть интересна.

— Почему это?

— Потому это. Получается, что в данном Мире живёт девушка, очень похожая на твою мадам Натали. Возможно, в улучшенном варианте. Где конкретно она живёт? Не знаю. Поэтому надо не на месте сиднем сидеть, а побольше путешествовать.

— Учту, понятное дело, — пообещал Лёнька, после чего ехидно прищурился: — Что теперь будет с доверчивой рыжеволосой красавицей? Какова её женская доля? Типа — поматросил и бросил?

— Ничего подобного! — возмутился приятель. — За кого ты меня принимаешь? За последнего негодяя? Мы с Сигне уже обо всём договорились…. Она пока останется здесь. Я же во Фландрии осмотрюсь, обживусь, найду подходящее местечко для семейного гнёздышка. Потом вернусь в Тромсё. Обвенчаемся. Хоть по католическому обряду. Хоть по языческому. Можно и по обоим. Типа — для пущей крепости брачных уз. А после этого и во Фландрию переселимся, на ПМЖ. Вот, они какие — тактические и стратегические планы…. Любовь богаче делом, чем словами. Не украшеньем — сущностью гордится^[22]…

— Почему ты не хочешь сразу взять норвежскую зазнобу с собой? То есть, сперва сочетаться законным браком, а потом отбыть во Фландрию?

— Ты, Лёньчик, окончательно сошёл с ума. Сейчас во Фландрии неспокойно. Король Филипп собирается назначить своим Наместником в Нидерландах кровавого герцога Альбу. Так что, сам, братец, должен понимать.

— Я всё понимаю, — заверил Макаров. — Только, вот, если вспомнить школьный курс истории Средних веков…. Восстание гёзов^[23], то есть, полномасштабная война за независимость Нидерландов длилась лет пять-шесть. Значит, ты готов расстаться с Сигне на такой долгий срок?

— Не готов, — тяжело вздохнув, признался Тиль. — Попытаемся форсировать события. То бишь, ускорить ход Истории. Видишь ли, у меня созрел один план — авантюрный, ясный пень, но дельный и конкретный. Вернее, пока только дозревает. Надо парочку деталей окончательно доработать…

Минуло — с момента «переноса» — почти полторы недели.

Наступило утро. Громко хлопнула входная дверь — это Серёга, как и всегда, усвистал куда-то по неведомым важным делам.

Поворочавшись минут пять-семь, Макаров понял, что уснуть уже не удастся.

Он, тихонько бормоча в адрес беспокойного приятеля нелицеприятные ругательства, поднялся со спальной скамьи, оделся, вышел во внутренний дворик, посетил туалет и умылся.

Вернувшись в кузню, Лёнька сделал лёгкую зарядку — приседанья, наклоны, махи руками-ногами, подъёмы-отжимания старенькой наковальни, весившей килограмм пятьдесят пять.

После этого пришло время завтрака — большой кусок холодной варёной говядины, ржаной хлеб (с лёгким ароматом сосновой коры), жареная треска, маринованная селёдка. Напиток? Глупый вопрос. Конечно же, местная бражка. Ну, не воду же колодезную пить?

В дверь громко и настойчиво постучали.

— Войдите! — разрешил Макаров. — Не заперто…

Тоненько проскрипело, из-за дверного полотна высунулась веснушчатая мальчишеская мордашка.

— Меня дяденька Уленшпигель прислал, — смущённо шмыгнув носом, сообщил пацан.

— Чего замолчал? Продолжай.

— А дадите медную монетку?

— Лови! Ну?

— Велено передать, что пришли голландские купеческие корабли. Встали за Рыбным причалом.

— Понял, спасибо.

Мальчишка убежал, хлопнула дверь.

— Что же, придётся сегодняшние заказы отложить, — довольно хмыкнул Лёнька. — Объявляется выходной день. Да и свежим воздухом не мешает подышать. Уже, почитай, четверо суток на улицу не выходил…

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

21

— Имеется в виду так называемая «Народная книга», авторство которой приписывают Герману Боте, который собрал и объединил многочисленные народные байки, легенды и анекдоты о Тиле Уленшпигеле

22

— Цитата из трагедии Вильяма Шекспира — «Ромео и Джульетта».

23

— Гёзы — прозвище нидерландских дворян, восставших против испанской тирании Филиппа Второго.