Краски любви

Андрей Анисимов, 2003

Героиня книги, юная Катя, не желает быть девчонкой. Она предпочитает мальчишеский стиль одежды и записывается в секцию тайского бокса. Участвуя в похищении художника, Катя и не подозревает, что вовлечена в откровенное злодейство… Неожиданно Катя влюбляется в художника и делает все, чтобы спасти его…

Глава 3

Семейный совет

Но и к папе у Кати возникло странное отношение.

С того дня, как в их квартире появился чужой мужчина, она каждый день ждала, ждала и надеялась, что папа ворвется в дом, схватит чужого дядьку за воротник и вышвырнет вон. Она не понимала, почему папа — сильный и смелый, умный и находчивый — ничего не предпринимает. Может, он испугался маминого начальника? Не может быть! Папа — не трус. А вдруг? Эти мысли не давали Кате покоя, она не спала ночами, мучаясь от своей беспомощности и чувствуя, как с каждым днем в ее душе нарастает чувство осуждения. Она не могла простить папе его бездействия.

Наконец все, за исключением брата, собрались в гостиной. Его так захватила новая игра, что он не мог оторваться от монитора.

— Костя, будь добр, выйди в гостиную, — громким и чужим голосом позвала мама.

— Здравствуй, пап, — неловко поздоровался брат и уселся на краешек стула.

Мама вышла на середину комнаты:

— Астахов… — обратилась она к папе по фамилии. — Я пригласила тебя, чтобы взаимно и честно решить вопрос наших общих детей. Я бы предпочла, чтобы они оставались здесь. Но ты без детей страдаешь, и они достаточно большие, чтобы их мнение учитывалось при решении вопроса. Итак, я решила: кто захочет, сын или дочь, останется со мной. Я буду рада. Кто пожелает жить с отцом, возражать не буду. Пускай выбирают сами.

Катя следила за папой, точнее, она наблюдала, как меняется выражение его лица. Он все более и более изумлялся, его глаза расширились… и ей захотелось плакать. Но Катя сдержалась. Костя выслушал официальное заявление матери без всяких эмоций. Василий Петрович глядел в пол. Казалось, что у него что-то болит, но он это скрывает. В гостиной возникла неловкая пауза. Мама продолжала стоять в центре комнаты и поочередно оглядывала каждого из присутствующих. Ее лицо побледнело. Даже пудра не могла скрыть волнения, хотя мама старалась держаться, как на профсоюзном собрании.

— Я не слышу реакции, — обратилась мама к своему теперь уже бывшему мужу.

Катя заметила, как папа вздрогнул и растерянно заморгал.

— Какой ты ждешь реакции? — спросил он.

— Ты согласен с постановкой вопроса? Мне самой нелегко, но я так решила, — сказала мама.

Папа встал, прошелся по гостиной и сказал:

— Дура.

— Что?! — мама побледнела еще больше.

— Нет, ничего. Я только не понимаю, почему детский вопрос надо так странно решать. Зачем устраивать производственное совещание? Может быть, надо было просто с ними поговорить, а не доводить дело до голосования? Не проще ли спросить у детей? Решать-то ведь им.

— Не хочу, чтобы ты думал, будто я плету интриги. Пускай все происходит открыто. Видишь, я не уговариваю ребят. Вася, а ты что думаешь? — обратилась мама к новому мужу.

Тот не сразу понял, что от него хотят, но поднял голову и, оценив ситуацию, ответил:

— Любава, это твои или, точнее, ваши дети. Какое я могу иметь мнение? Останутся они с тобой, тебе будет хорошо и мне спокойно. Не останутся — тебе будет горько. И я расстроюсь.

Катю передергивало, когда Василий Петрович называл маму Любавой. Она скривила губы и поглядела на отца. Кате показалось, что папа улыбнулся.

— Костя, Катя, вам решать. Мы вас слушаем, — торжественно произнесла мама и подошла к Константину. Сын вертел в руках кубик Рубика и молчал. — Я к тебе обращаюсь? — мама еле сдерживалась, чтобы не расплакаться. Катя это понимала, но ей было маму абсолютно не жалко.

— Ма, я же учусь в бизнес-колледже. Как я могу ехать в Москву? — тихо произнес Костя.

У Кати чесались руки. Как ей хотелось дать брату по шее! А впрочем, за что? Разве он мог сказать что-либо другое? Катя встала, подошла к отцу и сказала:

— Па, я поеду с тобой в Москву или туда, куда ты захочешь. Но ты должен мне обещать, что исполнишь одну мою просьбу.

— Если буду в силах, дочка, — ответил ей отец и в первый раз улыбнулся.

— Я так и думала, — как бы себе самой сказала мама и выбежала из гостиной. Из спальни послышались ее истерические всхлипывания. Но через две минуты Любовь Аркадьевна вышла и, вытирая глаза платком, обратилась к Кате: — Можешь собираться, дочь. И знай, двери этого дома для тебя всегда открыты.

— Я давно собралась, — сообщила Катя и вынесла свой рюкзачок. — Папа, пошли, что ли?

Они брели по Лиговскому проспекту. Народу на воскресной улице встречалось мало. Беспризорные детишки, одетые в грязные зимние шапки и драные пальтишки, хотя майский день был жарким, мусолили папироску по очереди, и казалось, что они вовсе не видят Катю с ее папой, шагающих в сторону Московского вокзала.

«Господи, а я еще устраиваю трагедии. Вот бы меня на их место», — подумала Катя и прижалась к отцу.

Сергей Андреевич понял, чем вызван жест дочери, и молча взял ее за руку. Они переглянулись.

— Здравствуй, папка! — вдруг вскрикнула Катя и повисла на плечах отца.

— Здравствуй, моя хорошая, — прошептал Сергей Андреевич и крепко сжал девочку в объятьях.

В Москву они ехали дневным поездом «Аврора». Так рано в воскресенье желающих уехать из Питера не наблюдалось. В купе, рассчитанном на шесть сидячих мест, отец и дочь ехали в новую жизнь вдвоем. Когда проводница принесла чай, отец отхлебнул из стакана и, подмигнув Кате, спросил:

— Что за условие ты мне поставила?

— Я в сентябре пойду в новую школу? — вопросом на вопрос ответила дочь.

— Конечно. Я же не смогу из Петербурга перевезти твою школу в Москву.

— Понимаю, — согласилась Катя и на минуту замолчала. Потом решилась: — Я пойду в новую школу мальчиком.

— Как это мальчиком? — не понял Сергей Андреевич.

— Очень просто. Я теперь Константин Астахов. Вот и все.

Отец постарался сдержать улыбку:

— Но ты же девочка.

— Посмотрим, когда я поработаю над своей внешностью, что ты скажешь. — И, взглянув на отца, добавила: — Не бойся, новую одежду не попрошу. И моя годится. По рукам?

— Я обещал, — покачал головой отец и отвернулся к окну, чтобы дочка, не видела его смеющихся глаз. Сергей Андреевич понимал: для дочери это важно и не хотел обидеть ее насмешкой. В конце концов, все это блажь, и он не сомневался, что рано или поздно дочь перестанет помышлять о глупостях.

— Па, а почему ты его не убил? Струсил? — задала наконец Катя давно мучивший ее вопрос.

Поезд стоял на станции Бологое. У вагона бабки торговали вяленой рыбой и пирожками.

— Схожу куплю нам пирожков. Я пробовал… вкусные, — Сергей Андреевич поднялся и вышел из купе.

Когда проехали Тверь, Катя снова спросила:

— Отец, ты струсил? Почему ты его не убил?

— Кого я должен был убить? — в свою очередь поинтересовался Сергей Андреевич.

— Как кого? Этого противного Василия Петровича.

— А за что? — удивился отец.

— Неужели непонятно? — Кате хотелось кричать. — У тебя увели жену, а ты подаешь ему руку.

— Мама — свободный человек. Она имеет право жить с тем, кто ей нужен. Мама — не вещь, принадлежавшая мне, а взрослый человек. Почему я должен убивать мужчину ее выбора? Если она от меня ушла, значит, я сам что-то не сумел сделать так, как надо, а раз не сумел, то и винить некого.

Катя отвернулась к окну. Она пыталась осмыслить то, что сказал папа. Ведь он сказал слова, которые должны были изменить ее отношение к проблеме женского пола. Значит, он никогда не считал маму вещью и не думал, что мама принадлежит ему? Странно. Катя глядела, как мимо проплывают деревеньки и смешные курятники садовых домиков. Потом долго тянулся лес. Внезапно он расступился, открыв большую воду. В сумрачной водной глади отражались розовые закатные облака.

— Где мы едем? — спросила Катя.

— Это Московское море. Скоро будет Завидово. Интересное место.

— Чем? — машинально поинтересовалась Катя, продолжая думать о чем-то своем.

— Здесь охотятся все наши правители и иностранные дипломаты, — пояснил Сергей Андреевич.

— А-а-а… — равнодушно протянула Катя.

Очень странные слова о маме все же сказал папа…. Неужели он и вправду так думает? Может быть. Но ее папа особенный, таких на свете больше нет. Уж ей-то наверняка такой мужчина не встретится.

В Москве моросил мелкий дождик. Катя с трудом пробралась сквозь турникет московского метро. Тут было все по-другому, и Катя не успела понять разницы. Она шла машинально, как во сне. Все за нее сделал папа.