Лихие девяностые в Шексне

Анатолий Суконщиков

В книге рассказано о жизни простых людей, которые окружали автора в 90-е годы 20 столетия. И пусть будут светлой памятью, упомянутые здесь имена и фамилии как для живущих, так и для ушедших в мир иной.

КРУГОВЕРТЬ

Круговерть, да и только. Работа, дом, работа. Ни просвета, не выхода. На живот только и работаешь. А концы с концами едва сводишь.

Жена с утра не в настроении. Завтра бы всем вместе надо ехать в деревню — выходной, а наряды не сданы. Не все мастера сдают данные вовремя.

— Может, — бурчит, — и завтра придется выйти.

Я стараюсь ее не нервировать.

— И купить в магазине нечего. Возьми, — говорит, — пару копченых кур, чтобы ехать не с пустыми руками.

— Добро, — соглашаюсь я. Благо у завода есть своя коптильня от столовой. И этот продукт всегда имеется в наличии.

На улице слегка подморозило. После беглого осмотра линии захожу в слесарку. Там шумно. Все в сборе. У Курочкина выпачканы руки, глаза полусонные. Оказывается, его вызвали ночью в цех. Чтобы не мучиться одному, он прихватил Юру Петруничева. На крыше полетел вентилятор, вытягивающий пыль из шлифмашины. Ставил его я четвертого января во время дежурства. Прошло три месяца. Как и тогда раскалился подшипник, до такой степени, что зашаяла пыль около вентилятора. Да и работал пока не заклинило. До утра бились. Не успели они скрыться за заводскими воротами, как на первой линии лопнул болт крепления основного вала камеры кондиционирования. Пришлось плиту пропускать в обход. Вторая линия пахала вовсю. Правда, как сказал Игорь, снова течет масло на гидростанции камеры. Вчера мы с ним, не найдя хорошей цанги, поставили временно, с трещиной. Через нее и вытекало масло. Всю ночную смену она отработала без перерыва.

Я взял ключи на семнадцать и двадцать два и пошел к работающей гидростанции. Попробовал подтянуть гайку. Это в какой-то степени удалось. Масло уже не бежало ручьем, а лишь изредка подкапывало.

Когда вернулся в слесарку, Игорь спросил:

— Ну, как?

— Сейчас не бежит, а лишь изредка капает.

— Я взял у Курочкина две новые цанги и трубку. Так, что поправим дело. Правда, сначала-то отказывал. Говорил, что нету.

— А вчера почему он нам не дал? А потом шумел: «Зачем цангу с трещиной поставили?»

— Так это он при Зубове говорил. Хитрил. Он умный, изворотливый. Не зря у него кликуха — Еврей.

В это время Сергей Лукин занялся осмотром камеры охлаждения первой линии. Для того, чтобы поставить в гнездо болт диаметром в тридцать миллиметров, необходимо вал камеры весом в тонну, сдвинуть на двадцать пять миллиметров. Сделать это быстро не выйдет. Домкрат не установить. И Сергей стал это делать при помощи крупного болта и гайки — личное рацпредложение. А я поднялся на крышу цеха — посмотреть, как работает вентилятор вытяжки пыли, установленный ночью. Потрогал подшипники. Слегка теплые. Но вал в корпусе, поставлен, как и предыдущий мною, пыльником в сторону шкива. То есть по мнению Сергея Лукина — неправильно. Когда я в тот раз собрал вентилятор он проверил мою работу и на другой день сидя за столом при всех сказал, что «поросенок» на вентиляторе долго не простоит. Пыль будет попадать в подшипник. Я внутренне смутился, но виду не подал. А про себя подумал: «А что же ты не подсказал, когда я его собирал? Видел ведь, гад? И чтобы отговориться и его припрыть сказал, что ставил так потому, что у вала «поросенка» оказались разные «плечи». И чтобы крыльчатка не задевала за корпус вентилятора, пришлось ставить ее на длинное «плечо».

— Да они же одинаковые, — отрубил Сергей.

— Ну, не знаю. Но я замерял и одно плечо оказалось на двадцать миллиметров длиннее. В РМЦ так выточили, по чертежам.

И это была правда.

Сейчас, спустившись с крыши, иду на вторую линию к карманам, но у шлифовки меня останавливает сменный мастер.

— Где Курочкин?

— Домой ушел. Они с Петруничевым ночью работали. А что?

— Надо бы шлифмашину посмотреть. Нижняя лента сбегает. А мои операторы «дубы».

— Хорошо, — обещаю, — а сам про себя думаю: «Я еще «дубее» так как оператором не работал и слесарем-то без году неделя. По возрасту-то я самый старый — Без двух лет — сорок, а опыта подобной работы нет. Я гуманитарий. Сменил профессию, чтоб прокормить семейство. Все на семь — шесть лет моложе меня, за исключением Андрюхи Ворошнина. Он еще младше. А мы с ним, можно сказать, ученики. Все остальные опытные работники — костяк. Мне приходится приспосабливаться.

Где посложнее, туда меня не подпускают и стараются не посвящать в профессиональные тайны. Надо самому до всего доходить. Чтобы знать шлифмашину, неплохо бы поработать в смене. Но уйдешь туда — здесь место потеряешь и может лучше не стать. Нас жизнь заставляет, порой по краю идти или увольняться.

— Хорошо, — сказал я мастеру. — Посмотрим. Если сам не смогу ничего сделать, то позову Игоря Соколова.

Решаю в уме: «Игорь по проще всех. Он был в смене и наладчиком. Сделает и подскажет. Он для меня как наставник. А когда рядом с тобой человек бывалый, ты чувствуешь себя спокойно, знаешь, что основная доля ответственности лежит на нем. Если даже ты облажаешься, то учитель тебя прикроет.

Поднял натяжной вал. Поправил ленту. Запустил машину. С набором оборотов лента стала сбегать в мою сторону. Попробовал регулировать давление воздуха в натяжном цилиндре. Но попытки не увенчались успехом.

Потащился за Игорем.

— Пойдем, — говорю, — на вторую линию к шлифовке. Лента сбегает и моей регулировке не поддается. Посмотри.

Он посмотрел на мигающие «глазки», потрогал ленту, поотгибал ее.

— Не щелкает, — сообщил. — Нет контакта. Тут электрика.

Оператор побежал за электриком.

— Вот, — оправдываюсь, — и я попробовал регулировать, а она все равно сбегает в эту сторону.

— Так она на «нас» сбегает? — уточнил Игорь.

— Да!

— Тогда не из-за электриков.

Он попытался раза три включить машину, но лента по — прежнему сбегала. Пришел электрик. Вместе они покопались — безрезультатно.

Потом Игорь стал крутить то одну головку регулятора при работающей машине, то другую. Я, каждый раз поправлял ленту. Всеми были высказаны разные предположения: то плохой цилиндр, то лента старая… И вдруг после очередной попытки лента не сошла. Машина заработала.

Мне было неловко, но вида не подал. Присоединился к Сергею Лукину. Он все еще перемещал вал при помощи «подсобного» домкрата. Тут прибежал Ворошнин и запыхавшись:

— Сергей, что-то привод шлифмашины первой линии не работает?

Я высказал предположение:

— Может мало давления? Надо прибавить.

— Так ведь разом затормозилось, — говорит Андрюха. — Насос-то от руки проворачивается. Может вал провернуло?

— Наверное, шлицы срезало, — предполагает Лукин, продолжая работать. И не собираясь никуда отлучаться. Он отличался упертостью. Если намечал себе какую-то цель, то двигался в ее направлении с целеустремленностью носорога. Заставить его изменить своим правилам было делом практически безнадежным. Порой был он как неприступная скала.

— Да нет! От руки крутится, а так ни в какую.

— Надо чтоб Игорь посмотрел, — говорю я и вылезаю из приямка камеры охлаждения. Иду к машине. Чуть позднее от Сергея приходит Ворошнин. А Игорь Соколов уже там и машина работает.

— Чего сделал? — спрашивает его Андрюха.

А я обращаюсь к Игорю со своим предположением:

— Давления добавил?

Тот слегка кивает головой в знак согласия и говорит:

— Скорости.

Андрюха Игорева кивка не заметил и снова обращается к нему:

— Ну, рассказывай. Чего ты, гад, сделал? Говори. Чего сделал, что она поехала? Я бегал вокруг ее, проворачивал насос, а она стояла как вкопанная.

Игорь смеется, но молчит.

— Вот, гад, — притворно кипятится Андрей. — И не рассказывает.

— Нам с тобой, — говорю я, — Андрей не понять. Они коренные, а мы пристяжные — практиканты. Секретов нам никто не откроет. Правда, я уже понял, что моя версия была правильной.

Игорь подошел к гидростанции и слегка показал рукой на регулировку давления, от чего повышалась скорость.

После обеда стали собирать «поросенка». На случай если полетит тот, что поставлен на вентилятор ночью. Сборку выполнял Ворошнин. А мы, втроем комментировали его действия.

— В это время в слесарную мастерскую с листком в руках заскочила секретарь цеха ДСП Тамара Николаевна Круглова.

— Где Курочкин?

— В отгуле.

— Нужен человек на заводскую конференцию. Срочно. Начало в два часа.

— Так уже скоро два, — говорит Сергей Лукин.

— Так получилось. Сначала назначили на четыре, а потом перенесли. Давайте быстрее. Кто из вас пойдет?

Я кивнул головой в сторону Лукина.

— Так, от сушильщиков идет Киренков, от вас — Лукин.

В это время вошел Зубов и опротестовал:

— Нет, Лукина не берите.

— А кто пойдет? — повысила голос секретарь.

— Кого хотите берите, а только не Лукина. Насос лежит несобранный. Сейчас из РМЦ поступят детали и надо его собрать.

— Так кто же пойдет?

Видя такой поворот событий, я отодвинулся в сторону. Зубов, может был бы рад отправить меня, потому как, наверное, думал, что от меня, для его дела, проку нет. Но в нашем коллективе быть делегатом на заводской конференции считалось делом почетным. И посылать не передовика не этично. Мы с Ворошниным переглянулись и друг другу сказали:

— Пусть Игорь идет.

Лукин тоже сказал, что должен идти Соколов.

Тамара ушла. А Игорь, переодеваясь пробурчал:

— Вот, гады, самого «молодого» отправили…

Андрюха шутливо ему в след проговорил:

— Иди, иди, молодой. И не брыкайся. Тебе честь доверена, гордиться должен! А ты кобенишься тут. Потом расскажешь, что там было.

Я и Андрей дособирали «поросенка», а Сергей сходил в РМЦ и приступил к сборке гидравлического насоса. Мы стали ему помогать.

Опять Зубов. И ни к кому не обращаясь:

— Насос надо собрать и заменить.

— После пяти оставаться? — поморщился Андрей.

— А что мы за это будем иметь? — вторит ему Лукин с нотками игривости. — Отгулов у нас и так хватает.

— Ну, что будете иметь? — Вопросом на вопрос говорит главный механик, — рассчитаемся как нибудь. И потом — Родина вас не забудет.

— Ну, раз потомки будут помнить, то надо сделать, — говорит Сергей.

— Провозимся, — сказал Ворошнин, — когда Зубов и Сергей, что-то обсуждая, вышли из слесарки. — А для пятницы не хотелось бы оставаться.

— Да, — говорю, — пока собираем, будет пять. Да на место ставим…

И прособирали до половины восьмого вечера. Вал, выточенный в РМЦ, пришлось подгонять под внутренний диаметр подшипников. Грели, притирали, шлифовали. Под конец сборки зашел Зубов. Походил по слесарке. Попереминался с ноги на ногу:

— Не знаю как лучше и сделать?

— Я пытаюсь «прочесть» мысли механика:

— Зачем его сейчас ставить? Ведь, чтобы поменять насосы, минимум на час надо останавливать шлифовку. Может лучше собрать его и подвести к месту. Полетит тот, тогда уж и этот поставить. Тот-то насос проверен. Он до утра минимум проработает.

Кинув брови на лоб, Зубов согласился.

— Только вы его туда подвезите. А, может, завтра, хоть и суббота, кто-то из вас в «чистку» поставит его?

— Если, Сергей Лукин?

Зубов:

— Как? Не сможешь?

— Да, так, вроде, — протянул Лукин, — и не успел закончить как Зубов сказал:

— Спасибо, Сережа! Ты, уж, приди и поставь его. Ну, ребята, я пошел. Всего доброго.

Он ушел, а Андрюха засмеялся:

— Вот, молодец! Еще, Сергей и согласия не дал, а он: «Спасибо». Вот здорово!

А перед этим, около шести вечера, когда мы собирали насос, в слесарку заскочил Игорь Соколов. Он убежал на конференцию, оставив ключи от квартиры в шкафчике.

— Прихожу, — говорит к дому, а меня не пускает в квартиру дверь.

Мимоходом он рассказал, что на конференции Николай Сиротин механик сушильного отделения выступил против Петрухи Мирау. От его речи Мирау смутился, покраснел, но промолчал. А потом взял слово наш Ноженко. Он был за Петруху. Ругал Сиротина, да так, что тот и зал покинул. Юрист Свистин поднял руку и попросил, чтобы его ввели в состав совета арендаторов. А Петруха сказал, что от него, — юриста, одни убытки для завода. И снова пошла ругань.