Истории каменного века. Художественно-литературная реконструкция рождения древнейших изобретений

Анатолий Павлович Демин, 2021

В современной жизни человек пользуется множеством обыденных предметов, таких как: одежда, тесто, хлеб, мыло, керамическая посуда, ручной инструмент и многие другие, и нам не приходит в голову мысль о том, что все эти предметы были изобретены ещё на заре человеческой цивилизации – в эпоху каменного века! Но КАК именно и ПОЧЕМУ они были изобретены? Для исторических наук подобные вопросы не представляют интереса, поскольку они в своих научных изысканиях вполне удовлетворяются ответами на вопросы КОГДА и ГДЕ появились те или иные предметы культуры. Автору удалось силой воображения, логики и инженерного подхода, используя возможности художественной литературы, реконструировать в восемнадцати "историях" сюжеты рождения древнейших изобретений, наполненные обстоятельствами, мотивами действий древних людей и даже мыслями изобретателей каменного века в их развитии. Всё это делает книжку совершенно оригинальной в своём роде и, возможно, даже беспрецедентной.

История шестая — о том, как была придумана и сделана первая лодка долблёнка-однодерёвка

Два брата-погодки — Гудой и Вышата, оба помощники и выученики знатного умельца-копейщика Дрёма, копья которого высоко ценились далеко за пределами не только их старейшего рода, но и всего многочисленного племени вранцев, — были на рыбалке. Ну что тут сказать, водилась за братьями такая слабость. Хоть и считали их молодцами сметливыми и сноровистыми, тяжёлую руку Дрёма, выбивавшую из своих учеников, как он говорил, «дурь и нерадение», знали очень хорошо. Ну не лежали, видно, их души к этому уважаемому, но скучному ремеслу. Любили же в свободное от скучного копейного дела время добыть рыбки острожным боем, а необходимую для этого хорошую острогу сделать для братьев было и вовсе вроде забавы. Ведь чем острога отличается от обычного копья — да только наконечником. У копья он должен быть увесистым, с ровными гладкими гранями, одинаково сбегающими в обе стороны, чтобы копьё могло легко пробивать звериные туши или, случись, тела врагов и так же легко выдёргиваться обратно. Наконечник же остроги обязательно должен иметь зацеп-бородку, а лучше два зацепа, чтобы рыба не могла соскользнуть, когда поднимаешь её острогой из воды, и делали острожные наконечники поэтому не из камня, а из крупных рыбьих костей.

Сегодня рыбалка не удавалась, хотя всё было как обычно. Когда один из братьев брал в руки длинный шест и, упираясь им в речное дно, медленно проталкивал плот вдоль берега, другой в это время стоял на краю плота и, пристально вглядываясь в прозрачную воду, держал острогу в поднятой руке в готовности в любой момент сделать прицельный бросок. Но желаемой добычи всё не было видно. Так продолжалось уже довольно долго, а в центре плота лежали, уже не трепыхаясь, всего-то две небольшие стерлядки да один линёк. «Да что ж такая невезуха нынче? — утомившись первым, запальчиво произнёс Гудой. — Всё, хватит, шабаш!» «Ну, коли так, то и ладно», — отозвался всегда невозмутимый Вышата.

Завершив неудачную рыбалку, Вышата причалил плот, и, прежде чем возвращаться в копейню Дрёма, братья решили посидеть немного в тенёчке под раскидистой ивой.

А мы воспользуемся этим моментом, пока братья отдыхают, и поясним, что вранцы, широко расселившиеся в озёрно-речном крае, с незапамятных времён стали делать плоты, связывая брёвна сыромятными кожаными ремнями. И много пользы приносили эти плоты.

Как же приятно вот так тёплым летним днём растянуться на траве-мураве в тенистой прохладе у воды.

— Слушай, Гудой, — обратился Вышата к младшему брату, — а вот плот не так уж и хорош!

— Это почему же? — отозвался Гудой.

— Ну, вот сам посуди, — продолжал старший, — на большую глубину на нём не пойдёшь, шестом дна не достанешь, так? Так! Ежели что перевозить, то много не положишь — тонет! Немало и того, чего на плот и вовсе положить нельзя — промокнет! Сам знаешь! А скажем, задумай мы перетащить плот в соседнее озеро, то ведь не смогли бы — слишком тяжёл, так? Так!

— Я согласен с тобой, брат. Ты верно всё толкуешь, но к чему клонишь, а?

— Я и сам, Гудой, покуда не ведаю, — ответил Вышата и улыбнулся широкой белозубой улыбкой, потешно сморщивая свой курносый нос.

Братья замолчали и, покусывая соломины, просто смотрели на поблёскивающую в солнечных лучах водную гладь медленно текущей реки, по которой сейчас тихо плыло толстое бревно с большим дуплом, а в дупле на дрожащих лапах стоял волчонок и жалобно скулил, глядя в их сторону. Братья, не сговариваясь, бросились в воду, быстро доплыли до бревна и подталкивали его к берегу, пока оно не воткнулось в береговую песчаную отмель. Волчонок же выпрыгнул из дупла и дал стрекача. Ну а помощники Дрёма, выйдя на берег, остановились и молча долго пристально глядели на это самое бревно и наконец, оторвав свои взгляды от бревна, устремили их друг на друга.

— Брат, а я, кажись, смекнул, куда ты клонил давеча, когда плоты хаял, — сказал Гудой.

— Я и сам, брат, только сейчас это понял. Сделаем, Гудой, мы с тобой то, чего до нас никто не делал, — промолвил Вышата, а Гудой тут же продолжил мысль брата.

— И сделаем мы это, брат, из этого бревна.

— Выдолбив такое большое, во всё бревно, дупло, — подхватил Вышата, — чтоб в него смогли бы забраться мы оба.

— Да положить кое-какого скарбу, — добавил Гудой.

— И будет это называться «однодерёвка», — сказал один брат.

— И будет это называться однодерёвка-долблёнка, — уточнил другой, и, вскинув руки, братья пустились в пляс.

Проплясав до испарины на лбах, они решили вытащить то, что должно стать их первой однодерёвкой-долблёнкой на берег, и немедля пойти к Дрёму, чтобы известить его о том, что отныне они займутся другим ремеслом.

Чуть свет поутру следующего дня братья снова были у реки, но на этот раз не для острожного боя, а ради задуманного вчера. Выложив на траву из заплечных мешков приготовленные с вечера ещё топоры, запасные рукоятки-топорища, ремни-перевязи, Гудой с Вышатой встали на колени и, как принято было у вранцев перед началом всякого важного действа, подняли глаза к небу и, скрестив на груди руки, вместе, врастяжку произнесли такие слова: «О боги, восседающие в небесных чертогах и воззривающие на сотворённый вами мир сей, окажите нам — детям вашим — помощение в добрых наших починах богов же во славу».

Да, дорогой читатель, это была молитва, слова которой, разумеется, лишь вероятно могли быть такими. Одной из первых после осознания людьми каменного века идеи богов как сверхъестественных сущностей.

Встав с колен, братья взяли в руки топоры и решительно направились к лежащему кверху дуплом бревну. Прежде всего они отсекли торчащие сучки и отрубили комлевую часть бревна с остатками корней. Затем, расположившись по разные стороны бревна, приступили к вырубке-выдолбке большого дупла, но тут дело стало продвигаться гораздо медленнее. Оказалось, что обычные топоры плохо годились для выборки древесины из глубины дупла. Братья уже изрядно утомились. «Однако тяжеленько! — сказал Вышата, отирая пот с лица. — Давай-ка отдохнём, брат, посидим малость, поедим, да подумаем, как выборку пошибче делать».

Трапеза ещё продолжалась, а Гудой вдруг перестал есть и замер, глядя неморгающими глазами в одну точку. «Эй, ты чего?» — испугался за брата Вышата.

Наконец Гудой, вздрогнув, посмотрел на Вышату и изрёк:

— Слушай, брат, а что, если топор закрепить не так, как обычно, а поперёк рукоятки?

— Это как же?

— А вот так!

И с этими словами Гудой взял один из припасённых топоров, перерезал ножом ремень-перевязь, которым топор крепится к топорищу, взял новую перевязь и стал крепить к топорищу топор так, что лезвие топора стало располагаться не вдоль топорища, а поперёк его. Сделав последний оборот перевязью вокруг рукоятки и закрепив её особым узлом, Гудой со словами: «Вот и всё», подошёл к будущей долблёнке-однодерёвке, опустил свой переиначенный топор в дупло, до его ещё не глубокого, неровно изрезанного донца, и, поначалу как-то робко, приноравливаясь к непривычному новому инструменту, но чуть погодя уверенно и ловко, стал делать то, что плохо получалось раньше. «Ну-ка, подойди, посмотри». — Позвал старшего брата младший.

Вышата, не торопясь, дожевал остаток вяленого мяса с кусочком хлеба, сделал несколько глотков холодной родниковой водицы из кожаного бурдючка, встал, стряхнул с себя широкой ладонью приставшие хлебные крошки, подошёл к Гудою, остановился рядом и стал рассматривать, что у него получается. А получалось вот что: после каждого короткого взмаха и удара этим новым топором его лезвие, проходя плашмя вдоль донца, врезалось в древесину, подрезало и отрывало тонкую, но довольно крупную щепу, оставляя за собой ровную и гладкую поверхность. Одним словом, получалась отёска, какую можно делать обычным топором, но только в доступных местах. «Ну, что, брат, ты молодец — толково придумал! С таким поперечным топором теперь тесать-выдалбливать будет много сподручнее, а коли так, давай назовём его “тесло”».

Теперь дело у братьев пошло куда быстрее, и до сумерек дупло было готово уже более чем на треть.

…Через два дня, когда работа была уже близка к своему завершению, Вышате пришла в голову мысль, которой он сразу же поделился с напарником:

— Вот я о чём подумал, брат. Делаем мы с тобой однодерёвку-долблёнку, так? Это ведь не плот! Значит, должны у неё иметься передок с задком. А коли так, то ведь должны они различаться. Что скажешь?

Гудой запустил пальцы обеих рук в густые, цвета воронова крыла, волосы на лобастой голове и по своей привычке, взъерошив их, после небольшой паузы ответил:

— Что скажешь? Ты, Вышата, как всегда, зришь в корень! Должны быть и передок, и задок — это верно! А насчёт различья мыслю, что это просто: тот конец, коим наша долблёнка будет двигаться вперёд, стало быть, передок, закосить надобно так, чтобы не тупо в воду врезался, а плавно в неё входил. Ну а другой конец, стало быть, задок, пущай как есть останется, как бы родительский унаследует от бревна. А ещё, брат, вот чего я надумал: донце-то у нашей долблёнки получилось толстовато к серёдке. А чтобы не была она слишком вёрткой на воде надо сделать ровный протёс вдоль всего дна снаружи. Согласен?

— Согласен! Это все твои мысли, брат?

— Все.

— Ну, коли так, то и ладно! Давай завершать.

— Давай.

Закончив работу, братья решили сразу же свою однодерёвку-долблёнку испытать. Подняв её на руки, они обнаружили, что она гораздо легче бревна, из которого была сделана. Они без труда занесли долблёнку в реку, опустили на воду и уселись в неё сами. Долблёнка сначала довольно сильно кренилась из стороны в сторону, затем успокоилась и лишь слегка покачивалась на плавной волне, поднятой самими братьями, которые в этот момент глядели друг на друга и, довольные собой, улыбались. Посидев так немного, Гудой посерьёзнел лицом и спросил:

— Мы, конечно, с тобой молодцы, а как долблёнку двигать-то будем? Может, шест принести?

— Скажешь тоже. Какой шест? Мы для чего всё дело-то затевали? Чтоб без шеста плавать!

— Ну и как же?

— Пока я и сам в толк не возьму — как. Погоди-ка, погоди, Гудой. А вот ведь, чтоб плот двигать вперёд, что мы шестом-то делаем? Упираемся им в дно и как бы отталкиваем дно шестом назад, так?

— Ну, так! Только опять к чему ты клонишь, не смекаю я. Шеста же нам не надобно!

— А вот к чему, брат. Ежели мы не можем отталкиваться от дна, то давай попробуем оттолкнуться от воды.

— Чем же мы будем отталкиваться?

Вышата хитро посмотрел на брата, сморщил, улыбнувшись, нос и сказал: «Да вот этим».

Старший поднял ладони и покрутил ими перед лицом Гудоя, затем развёл руки в стороны и, опустив ладони в воду, стал ими отталкивать воду себе за спину к задку долблёнки, которая сначала медленно, потом чуть быстрее поплыла вперёд. «Давай, брат, делай, как я», — сказал Вышата. Гудой также стал ладонями отталкивать воду себе за спину, и долблёнка-однодерёвка, почему-то остановилась. Братья переглянулись, всё поняли и рассмеялись молодецким гоготом. Отсмеявшись вволю, Гудой осторожно, так, чтоб не опрокинуться, развернулся спиной к Вышате, и братья продолжили своё первое плавание на сделанном ими судёнышке, проталкивая воду к его задку одновременно, в четыре ладони. Дойдя до середины реки, решили возвращаться, и тут им в головы неожиданно пришла догадка, что для поворота надо продолжать грести ладонями только с одной стороны. Благополучно завершив испытание, братья вытащили лодку на берег и отправились уведомить старейшин рода о том, что ими было задумано и сделано.

Вот так могла быть изобретена первая лодка, которую поначалу называли однодерёвка-долблёнка, позже у неё появилось имя — плоскодонка, и была она сначала безвёсельной. А вот почему и как было придумано весло, я расскажу в следующей истории.