Репрессированный ещё до зачатия

Анатолий Никифорович Санжаровский, 2023

Роман «Репрессированный еще до зачатия» рассказывает о трудной судьбе семьи автора. Его родители в тридцатые годы отказались вступать в колхоз. За это их объявили кулаками, раскулачили и, репрессировав, сослали на лесоработы на Север, под Кандалакшу. Незаконная репрессия продолжалась 62 года. Причём сам будущий писатель за компанию с родителями был репрессирован ещё за четыре года до рождения. Уже с семи лет зарабатывал на хлеб. Перенёс 62 года незаконной репрессии. Это, пожалуй, единственный в мире случай, когда человек был репрессирован за четыре года до рождения, и репрессия длилась 62 года. В советское время книги писателя А. Санжаровского не выходили.Несмотря на противозаконные преследования советской власти на протяжении долгих, почти всех её лет, герои не сломались, достойно вынесли все тяготы своей жизни по Правде.

Футболёр

Диво вовсе не то, что на футболе сломали мне ногу. А то диво, ка-ак сломали.

Август. Воскресенье.

Дело под вечер.

Жаруха не продохнуть.

И мы, пацанва, кисло таскали ноги по бугорку, усыпанному кротовыми домиками.

Игра не вязалась.

Время ссыпалось к её концу.

И тех и тех явно грела сухая нулёвка.

И вдруг чёрт кинул мне мяч, и я попёр, попёр. Обвёл одного, второго и пульнул в ворота.

Вратарь не поймал. Отбил ногой.

Мяч низом уже уходил мимо меня в сторону.

Присев на одну правую ногу, в подкрутке я, левша, перехватил его и уже в следующий миг он просквозил в простор между двумя кучками штанов-рубах. Это были ворота.

Я подивился своей прыти и не спешил подыматься. Сижу на одной правой ноге, левая так и осталась отставленной в сторону, как в момент победного удара. Отдыхает после доброго дела вместе со мной.

Тут подлетает ко мне с воплями восторга Шалико Авакян и, споткнувшись о кротову хатку, со всего маху рухнул мне на отставленную в сторону ногу. Что оставалось ей делать? Она примитивно хрустнула.

В следующий миг ко мне хлынула вся наша команда. Мала куча закипела на мне. А я орал от немыслимой боли.

Они поздравляли меня с забитым мячом и не верили, что кричу я от боли. Думали шучу.

Когда мала куча всё же слилась с меня, миру открылась скорбная картина. Коленная чашечка сидит далеко на боку, почти в Баку. Изувеченная кривая нога держится на соплях, на одной коже.

Я не мог встать. И меня на руках понесли домой. Одно утешение, близко было. Мы играли на углу нашего дома.

Вдруг я слышу из одного окна крик:

— Вы что там понесли?

— Да Санжика.

— А что он натворил, что вы с ним носитесь?

— Да гол забил!

— О! За это надо орденок!

Орденок достался мне горький.

Мою ногу врачи обрядили в гипс.

Недвижно пролежал я полтора месяца.

Сняли гипс — нога не гнётся.

— Доктор… А вы… сломайте ногу и сложите правильно по-новой… — пролепетал я в страхе.

— Мальчик… Мы лечим. А не ломаем. Радуйся! Такая нога! Ходить можешь!

— Так она ж не гнётся!

— Будешь ходить гордо. Как Байрон! Как Грушницкий! Можешь же ходить! Чего ещё надо? Как мёд, так большой ложкой!

Через несколько дней я почувствовал, что смогу дойти до дома, и однажды вечером — медсестра увеялась в кино, клуб и больничка жили у нас под одной крышей, их разделяла лишь фанерная перегородка — я на костылях потащился из центра совхоза к себе на пятый.

До дома лились четыре километра, и я тоскливо костылял часа четыре.

Я не мог смириться с негнущейся ногой.

«Надо в колене сломать! А там она, умничка, сама правильно срастётся!» — твердил я самому себе.

Сломать…

Это легко сказать.

Как сломать? Стукнуть палкой?

На это у меня не хватало духу.

У койки, у моего изголовья, стоял мой велосипед.

«Гм… А вел мне не поможет?»

Я поднял сиденье так высоко, что до педалей в верхней точке едва дотягивался пальцами ног.

И стал потихоньку опускать сиденье.

Сегодня на полсантиметрика, через неделю ещё на полсантиметрика…

Когда к подошве приближается педаль, я осторожненько её встречаю, чуть-чуть утягиваю-приподымаю ногу и так же тихонько жму на педаль, гоню вниз.

Неправда, придёт момент, я забуду про осторожность, и педаль неожиданно так саданёт в подошву, что сломается нога в коленке.

И такой случай пришёл.

Я тогда упал с велика в канаву.

В коленке вроде хрустнуло. Но всё обошлось.

Бог миловал, от меня ничего не отвалилось.

Моя нога снова сильно опухла, стала толстой красной колодой.

В совхозную больничку я не поехал.

А стал дома каждое утро парить ногу в высоком тощем бидоне.

И мало-помалу моя нога стала потихоньку сгибаться.

Примерно через месяц моя пяточка добежала не до Берлина, — зачем нам такая чужая даль? — а до демаркационной линии.^[24]

Большего счастья мне и не подавай!

Примечания

24

Демаркационная линия — углубление между ягодицами.