4

Анастасия Шистерова

В книге описывается жизнь четырех молодых людей. Тита, Ежи, Марвы и Насти. В самом начале одна из героинь представляет свою теорию о том, что все люди в мире делятся всего на четыре типа: те, кто смирился с бренным бытием; те, кто сошел с ума от всего этого; самоубийц и тех, кто обрел самостоятельно смысл жизни и научился радоваться ей. Марва считает, что то, к какому типу относится человек – не его личный выбор, а чьи-то махинации с Небес. Но так ли это на самом деле?

Тит

Твою ж мать, и зачем мы только уехали позавчера? То, что сейчас творится в моей квартире, не назовешь даже Авдиевыми конюшнями. Мне кажется, никакой Геракл не смог бы убрать весь срач, который тут есть. А все из-за говнаря Ежи опять. Вот он правда как какое-то эмо из 2007, с тем лишь отличием, что одет помоднее и прическа получше, чем у патлатых и челкастых того времени. Но образ жизни, мысли — все это точно родом из 2007.

Было часов девять вечера, народ уже стал подтягиваться ко мне на хату, кто-то не обламывался и приходил уже пьяненьким. Ежи позвал меня на балкон выкурить по сижке и сказал, что хочет мне кое-что показать. Он достал из своего коричневого кожаного рюкзачка замызганный листок и протянул мне. Это было письмо от Марвы. Она там Ежи чуть ли в любви не клялась, и вообще мне показалось, что только что при мне девушка изнасиловала моего лучшего друга на бумаге. Ну, просто там какие-то интимные и не здоровые подробности были.

В принципе, письма от телок мне приходили не раз. Но я всегда как-то смеялся над этим, и у меня было всего два варианта: если баба симпатичная — я трахался с ней; если баба «не очень» — я просто забывал обо всем этом дерьме. Но Ежи же у нас пиздострадалец, мессия и просто просветленный человек, вокруг которого вертится этот бренный мир. Он начал загонять что-то о том, что он не может никому дать любви, что любви не существует, что Марва глупая девка, которую ему жаль, ведь он понимает, что она обречена на вечные муки от любви к такому совершенству, как он.

Черт. Как я ненавижу все эти его псевдо-философско-буддистские разговоры. Да, с ним бывает весело, с ним классно попадать в передряги, он преданный друг, но с ним всегда нужно соблюдать одно правило: никогда, никогда нахрен и близко не подходите к нему, когда видите, что он спалил какое-то прекрасное мгновение. Это может произойти на балконе, когда он смотрит на закат. Может случиться в тачке, когда какой-нибудь душевный трек в магнитоле, по его мнению, полностью подходит к пейзажу-картинке за окном. Один раз мы просто возвращались ночью из круглосуточного магазина с дешевым пивом домой. Мы были пьяными в говно. У меня по лицу были размазаны сопли и кровь, потому что я подрался с охранником. Ежи минуту назад блевал как последняя скотина на какое-то старинное здание. Понимаете, все было настолько отвратительным и грязным, что просто хотелось залезть под душ прямо в одежде и смывать, смывать, смывать с себя все это. Но Ежи, этот романтичный дурак, остановился под фонарем и начал ловить ртом снежинки и напевать какую-то рождественскую песенку из «Один дома». И сказал что-то вроде: «Тит, запоминай это мгновение. Оно прекрасно. Мы с тобой гадкие, а снег чистый. Люди постоянно исчезают, а природа вечна. Она великая. Я поклоняюсь ей».

Я иногда думаю, что Ежи педик. Но по нему сохнет столько девчонок и он со столькими трахался, и в драке он довольно неплох… С его ориентацией все в порядке. Но в душе творится полный пиздец. Так что я называю его духовным педиком.

В общем, он поныл на балконе о Марве и ее письме. Сказал, что хочет развеяться. Я, если честно тоже не очень хотел сейчас находиться в квартире, потому что с минуты на минуту должна была прийти трезвая и малолетняя Настя. Я бы не выдержал ее щенячьих взглядов при таком скоплении народа. Пусть сначала подбухнет. А там мы как раз уже вернемся, и может быть, у меня с ней наконец-то выгорит. Мы вызвонили Фила, заставили его прокатить нас по ночному городу. Взяли разных «приправ» и отчалили с хаты.

Во дворе мы столкнулись с каким-то типом, который ошивался возле домофона.

— Эй, парень, ты из какой квартиры? — как ответственный гражданин и родной брат бывшей участницы жилищного комитета спросил я.

— Не, не пацаны, никаких проблем, — ответил он и побежал к бэхе, на ходу расстегивая свою шуршунчатую старенькую олимпийку.

— Такой бомжара и на такой тачке. А мы как лохи до сих пор на четырке двигаемся, — заныл опять Ежи. Хотя, это его тупой друг ездил на четырке. У одного из моих друзей, у Джонни, был субарик и в той тусовке никто не завидовал какой-то там бэхе.

Мы поехали на набережную, потому что там был крутой вид. А Ежи даже шабить не может без романтических декораций. По дороге мы проезжали мимо остановки, где я впервые увидел Настю. Мы тогда как раз были с Джонником. Он просто выехал покататься, а я попивал пиво на пассажирском. Мы уже проехали пару метров, прежде чем я зашептал Джа:

— Ну-ка, ну-ка, сдай назад, братан. Там нормальная такая дама вроде стояла.

Он медленно поехал назад, я открыл окно, и хотел, уже было, сказать что-нибудь тупое, наглое и пошлое, вроде: «Девушка, вам не страшно тут одной? Может быть, познакомимся, а потом мы сможем подкинуть вас до дома?» Как вдруг девушка с остановки громко и отчетливо произнесла:

— Пацаны, мне еще нет восемнадцати, вам нечего со мной ловить.

Пацаны?! Это нам нечего ловить? Ну, думаю, сейчас я тебя поставлю на место. Нет, ну это же надо быть такой высокомерной малолеткой! В общем, у меня, как у любого нормального пацана, забомбило от того, что красивая девчонка может позволять себе говорить мне такие грубости.

Через пару минут я-таки закадрил ее, ну, знаете, пара шуточек, один грустный факт, вот это вот все… Она повелась, улыбнулась и дала свой номер телефона. Но с нами не поехала. Я тогда подумал, что она очень приличная и хорошая девочка, на которой я обязательно бы женился спустя четыре года. Я бы дождался, когда она вырастет, потому что она показалась мне настоящим ангелом, с принципами и моральными ценностями.

Но на следующий же день она уже лизалась со мной на моем диване, сексуально ела банан, и давала лапать себя за ляжки. При этом она отчаянно мне не давала. Как потом выяснилось — она девственница. Но тогда я уже понял, что это обычное 16-летнее динамо, а не какая не приличная девочка. Но вот она видимо, чего-то обо мне не поняла, потому что стала каждый божий день приходить ко мне в своих коротких джинсовых шортиках или платьях из легкой разлетающейся ткани и доводить меня до стояка. И слава Б-огу, что у меня тогда была «в подружках» шкурка Светка — двадцатипятилетняя девка с невероятно длинными ногами, крутым телом, нарощенными белыми волосами и без мозгов. Иначе бы я просто умер от спермотоксикоза, клянусь.

И вот, избегая этого маленького динамо, свалив из собственной же квартиры, я сижу в тачке с двумя обдолбанными дураками.

— Слушайте, может я паранойю опять, но мне кажется, что вон там на углу стоит бэха, про которую я вам еще что-то у дома раздувал. Тит, ну помнишь, в нее еще какой-то бомж в олимпийке залезал? И я такой, типа: «Блин, а мы на нищенских тачках»?

— Ежи, таких бэх миллионные миллиарды в нашем городе. У моего нового отчема даже такая же.

— Аха-ха-ха, Тит, прикинь, это он тебя выслеживает?

— Ты гонишь что ли. Он домой к мамке-то не показывается, когда я к ней захожу, а ты говоришь о том, что он может следить за мной. Не смеши.

— Парни, я вам отвечаю, это та самая тачка. Затонированная вхлам, и от нее какие-то тревожные, напряженные импульсы исходят.

— Ежи, а ты не пробовал не курить? Знаешь, у всех разные приходы, но твое подсаживание на «измену» циклично и с каждым разом все острее протекает. Бесит, если честно.

— А вдруг это те хачи? Помнишь, как мы ночью в Ч. сбежали? Ты думаешь, они забыли что ли? Простили и отпустили нам наши грехи? Так просто? Просто потому что нас пару недель не было дома? — Ежи уже начал истерить. С ним это каждый раз случается, когда он надышится какими-нибудь благовониями с химическими добавками. Натуральные травы, витамин С, витамин Е… — все ему не страшно, всем наш друг доволен. Но как домашнюю, прижившуюся химию «разбить» в компании — это он, конечно, тоже обеими руками «за», но заебет со своей паранойей всех без исключения.

— Слышите, пацаны. Это же реально тот чувак в олимпийке, который у падика ошивался. Смотрите, он сюда валит. Пацаны, мне это не нравится, че делать-то? — теперь запаранойил Фил, наш ушатанный водитель.

— Блять, мы на другом конце города, мы часа два ездили по всяким закоулкам, Тит, ты врубаешься, наконец, что эти суки реально нас выслеживают? — все, у Ежи сейчас потечет из штанов от страха. Надо как-то установить спокойствие в настройки этих двух обдолбанных мудаков.

— Ну, может им надо чего-нибудь. Вот, увидели знакомую тачку, сейчас попросят нас о помощи. Или водички там попросят. Или дунуть, мало ли? Но ты Фил все равно машину заведи и чуть-чуть вперед проедь, и вон за тот дом заверни. Оттуда и посмотрим, поедут они за нами или я с вами трусихами больше никогда в одну тачку не сяду.

А тот парень в олимпийке, которого я пару часов назад хотел отогнать от своего подъезда действительно шел в нашу сторону. Шел как-то по-наркомански. По-барыжьи, я бы даже сказал. Поднял воротник, постоянно оглядывался на бэху, руки держал в карманах, а двигался быстро.

— Я вам отвечаю, это какая-то подстава. Почему у него руки в карманах?! У него там волына, я вам на сто процентов отвечаю. Бля, он же прострелит нашу тачку. Парни, можно прострелить тачку насквозь, чтобы пассажира задело? — верещал на заднем сидении Егор.

— Конечно можно, мы же не в бронированном внедорожнике, а в обычной четырке.

— Мне пиздец, — сокрушенно ответил Ежи и стал втискиваться между передними и задним сидениями, чтобы лечь на пол машины. Видимо для того, чтобы его не задело пулей, когда начнут стрелять по стеклу.

Фил потихоньку тронулся с места, я посмотрел в зеркало заднего вида — чувак в олимпийке затормозил. Фил поехал дальше — чувак быстро побежал в сторону своей бэхи. Ну, тут и я принял тот факт, что происходит какая-то нездоровая движня.

— Фил, сейчас вот заезжай в эту арку, быстрее только! Сейчас пять утра, мусоров все равно нет, не тупи и жми на газ. Короче, вот сейчас направо давай. Ага. Вот тут немного проедь и вон у той мусорки еще раз направо поверни. Я вам отвечаю, в этих дворах нас никто не выцепит. Мы с вами к вокзалу отсюда выедем сразу, а там до дома кропаль останется.

— Тит, ты че, пидорас вонючий? — испуганно и зло заорал Фил. «Пидорас вонючий» было справедливым обращением в мой адрес — я завел ребят в тупик.

— Фил, не кипишуй. Сдай немного назад и развернись спокойненько.

— Спокойненько, да? — с какой-то безумной и грустной в одно и то же время произнес Фил. — Спокойненько? Ты посмотри назад сначала.

Твою-то маму. Две тачки преградили нам путь из тупика — черная уже знакомая нам бэха, и не менее знакомая бело-синяя с мигалками мусорская тачка.

— До трех лет за хранение и перевозку без цели сбыта, — пропищал с пола Ежи.

— Не пизди там, а жри быстрее все говно, которое в карманах есть, — тороплю я его.

— В мешочке или без?

— Да я у тебя сейчас вместе с рукой все это сожру! На воду, запивай быстрее. Хорошо, что все выкурили почти. Фил, ничего в тачке больше нет «такого»?

— Не, все ровно. Наспидованный пакетик я еще на площади скинул, когда этот утырок в нашу сторону пошел.

— Ну, ты мастер, конечно. Горжусь вами, Филипп.

Вокруг собралось много жирных тупых мусорских морд. Они тыкали в стекла пистолетами. Кто-то в громкоговоритель произнес: «Медленно выйдите из машины». Нас положили лицами в землю. Отделение. «Вы пробудете здесь до тех пор, пока мы не получим результаты анализов». Ежи ухмыляется и ссыт в баночку. «Вот суки малолетние, всю наркоту успели скинуть куда-то. Мы весь двор обшманали, ничего не нашли. Они, наверное, сожрали ее». Фил ухмыляется и ссыт в баночку. «Вы можете позвонить своим близким». «Настюх, привет, привези нам с пацанами по паре чебуреков в отделение, а то здесь сильно на хавку пробивает». Я ухмыляюсь и ссу в баночку.