Блад: глубина неба

Анастасия Орлова, 2021

Читатель! Перед тобой – продолжение приключенческого псевдоисторического стимпанк-фэнтези «Всё, что необходимо для смерти». Да-да, несмотря на то, что «Глубина неба» – это предыстория, читать её нужно после книги «Всё, что необходимо для смерти», иначе не избежать спойлеров и непонятностей. Первая уже прочитана? Тогда вперёд, в полную приключений историю офицера Шентэла Винтерсблада до его встречи со Скади Грин! С любовью, автор.

Нарисованные звёзды

— Ой, ну ты гляди: спит себе как младенец! — насмешливо раздалось откуда-то сверху, и Шентэл вскочил на ноги раньше, чем успел проснуться.

Недовольно буркнула Полночь, которую он случайно толкнул локтем.

— И часто ты здесь ночуешь?

Мальчишка ошарашенно моргал, стоя посреди стойла Полночи, а от ворот на него смотрели двое конюхов. То, что вчерашние похороны, до беспамятства напившийся отец и ночной пожар были на самом деле, а не привиделись ему во сне, Шентэл сообразил не сразу.

— Ладно, — махнул рукой один из конюхов, так и не дождавшись ответа, — давай, просыпайся, там тебя господин Норман ищет.

Мальчишка вышел из конюшни и поплёлся к отдельной постройке, служившей хозяину кабинетом. Судя по тому, как высоко стояло солнце, он сильно проспал: должен был начать работу ещё часа два назад. Удивительно, как он вообще умудрился уснуть? Тайком пробравшись на конюшни, он добрую часть ночи провёл не сомкнув глаз в стойле Полночи. Пытался согреться, укрывшись попонами, но холод словно шёл изнутри тела, и, что бы он ни делал, шею, плечи и голени покрывала гусиная кожа. Под утро его начало сильно знобить, и Шентэл подумал, что заболевает, но сейчас, на ласковом сентябрьском солнышке, от начинающейся лихорадки не осталось и следа. Лишь в голове глухо стучал тяжёлый молот, отлетая от её стенок, словно голова изнутри была резиновой, да очень хотелось пить.

В кабинете Норман нервно барабанил ухоженными ногтями по письменному столу, перед которым стояли двое безучастных жандармов. Он уже запутался, что же нервировало его больше: присутствие представителей власти или те новости, которые они ему принесли. Ночью в Грэдо дотла сгорел дом. На пепелище нашли тело взрослого человека, но соседи сказали, что там жил ещё мальчик. Мальчик работал на конюшнях и в этот день схоронил мать. Вернулся ли он домой после кладбища, никто не видел. А раз не видел, значит, парень мог быть жив.

На конюшнях Шентэла тоже никто сегодня не встречал, хотя его смена давно уже началась; но жандармы попросили проверить тщательнее: конюшни-то большие! И вот затянувшемуся Норманову ожиданию пришёл конец: дверь кабинета отворилась, и через порог перешагнул длинный тощий парень.

— Ну вот, — с облегчением усмехнулся Норман, — живой! — но тут же спохватился, напялив на лицо выражение, приличествующее ситуации. — Мальчик, тут такое дело… С тобой хотят поговорить эти господа, они тебе всё объяснят.

— Ты Шентэл Шилдс? — дежурным тоном спросил один из жандармов.

Мальчишка нехотя кивнул:

— Винтерсблад. Предпочитаю фамилию матери, — мрачно ответил он.

— Где ты был этой ночью? — не обращая внимание на его замечание, продолжил жандарм.

— Я был здесь, — Шентэл неуверенно оглянулся на Нормана, — простите, сэр, я тайком пролез в стойло к Полночи и нечаянно там уснул.

— Что ты тут забыл посреди ночи? — удивился Норман.

— Сэр, — вмешался жандарм, — вопросы должен задавать я.

— Да, да, конечно! — Норман легонько коснулся кончиками пальцев губ. — Не смею мешать, господа!

— Зачем ты пришёл на конюшни, парень? — спросил жандарм.

— Я вернулся с похорон матери, — словно через силу произнёс Шентэл. — Отец напился. Я не хотел оставаться с ним и сбежал.

— Почему сюда?

— Потому что Полночь — мой единственный друг.

Жандарм вопросительно глянул на Нормана.

— Это кобыла, — вступил в разговор хозяин, — он за ней ухаживает.

— И что было дальше?

— Я проспал работу. Меня только что разбудили конюхи, отправили к вам, сэр, — мальчишка вновь обернулся на Нормана, — я уволен? Зачем здесь жандармы, сэр?

Хозяин не ответил.

— Мальчик, — подключился к разговору второй жандарм, — этой ночью твой дом сгорел. Видимо, твой отец уснул с зажжённой сигаретой. Мне жаль, парень, но он погиб. У тебя есть другие родственники?

На окаменевшем лице Шентэла не отразилось ни единой эмоции. Он лишь медленно, словно в полусне, помотал головой.

— Что ж, тогда мы должны забрать тебя в приют, — подытожил жандарм.

— Но у меня есть работа! — отмер мальчишка.

— Если господин Норман готов взять за тебя ответственность и предоставить крышу над головой, он должен будет подписать бумаги, и тогда…

— Господин Норман, сэр, — перебил жандарма воспрянувший Винтерсблад, — позвольте мне остаться!

Норман резко встал со своего места, опершись ладонями о стол. Он не смотрел ни на мальчишку, ни на жандармов.

— Простите, господа, можете оставить нас на пару минут? — наконец произнёс он, вымучив вежливую улыбку. — Я не собираюсь брать на себя лишнюю ответственность, парень, — шёпотом зашипел он, как только закрылась дверь за жандармами, — мало мне своих проблем, твоих ещё не хватает!

— Но сэр, мне больше некуда идти! И я хорошо работаю! — взмолился мальчишка.

— Что значит некуда? А приют?

— Но сэр! Вы когда-нибудь видели этих приютских?!

— Можно подумать, ты сейчас выглядишь лучше! Всё, мальчик, не дави на жалость! Вопрос решён!

Просительно изломленные брови Шентэла нахмурились, и серые глаза посмотрели на Нормана с недетской злостью.

— А что, если жандармы узнают, кто на самом деле выступал на скачках под именем жокея Полночи?

— Ах ты, шельмец, угрожаешь мне?! — оторопел Норман.

Мальчишка мрачно взирал на него из-под отросших светлых прядей.

— А что, если жандармы узнают о той некрасивой сцене между тобой и твоим отцом, Шилдс, свидетелем которой я был на прошлой неделе, а? Вдруг они засомневаются: отец ли виноват в пожаре, м?

— Не называйте меня Шилдсом! — сквозь зубы прошипел Винтерсблад.

— Чтоб я тебя не видел больше, понял? Мерзавец! Угрожает мне! Мне!!! После всего, что я для него сделал! Пошёл вон!

Шентэл шёл через все конюшни как в воду опущенный. По обе стороны от него отбрасывали широкоплечие тени двое жандармов, словно вели преступника на плаху.

— Простите, сэр, — мальчишка вдруг остановился и обратился к одному из своих стражей, — позвольте мне попрощаться с Полночью? Я быстро!

Жандарм неуверенно покосился на товарища.

— Мы ведь с ней больше не увидимся… — упавшим голосом заключил паренёк.

— Пусть сходит, — уступил второй жандарм.

— Давай бегом, — нога здесь — нога там! — позволил второй.

Шентэл припустил к стойлам. Влетев к Полночи, он подхватил валявшийся на полу томик «Естественных наук», быстро отвязал кобылу и, зажав книгу под мышкой, вскочил на лошадь.

— Давай, девочка, этот забег мы обязаны выиграть! — шепнул он ей и пришпорил Полночь пятками.

Она сорвалась с места в галоп, разметав стоявшие у ворот вёдра. Ветер засвистел в ушах Винтерсблада, чьи-то голоса заорали ему вслед, кто-то из конюхов бросился наперерез, но в последнюю секунду не решился сунуться под копыта.

Мальчишка вцепился в густую чёрную гриву, чтобы не слететь с гладкой спины Полночи. Увидев улепётывающего всадника, жандармы раскорячились на дороге, словно могли поймать несущуюся на них кобылу в широко распахнутые объятия. К своему счастью, мужчины вовремя оценили свои силы и в последний момент пригнулись, закрыв головы руками. Чёрная лошадь пролетела над ними, как маленький боевой дирижабль, едва не зацепив служителей закона копытами, а потом перемахнула через ограду и понеслась по дороге прочь от конюшен, прочь из Сотлистона.

Конечно, гнаться за стремительной Полночью было бесполезно, лошадь с мальчишкой на спине беспрепятственно покинула город. Ничего, Норман ещё спасибо скажет: кобыла застрахована на внушительную сумму, а толку от неё как от скаковой всё равно было мало, больше затрат.

Шентэл направил Полночь в сторону моря. Во всяком случае, он надеялся, что море было именно там, куда они направлялись. Стоило им покинуть пригород Сотлистона, начались нескончаемые поля, и мальчишка быстро запутался, в какую сторону нужно двигаться. День перевалил за середину, солнце пекло совсем не по-сентябрьски, безумно хотелось пить.

К вечеру у Шентэла начала кружиться голова, он словно погружался в какую-то полудрёму, а когда пытался стряхнуть с себя накатывающий тяжёлый и душный сон, картинка перед глазами дрожала, словно он смотрел сквозь жар от костра. Мальчишка не ел больше суток, но голода он уже не чувствовал, — лишь душащую, раскалённую жажду.

Похоже, он всё-таки ненадолго задремал, а когда вновь открыл глаза, увидел тёмное вечернее небо, усыпанное звёздами.

— О, очухался! — над ним склонилось странное существо, которое Шентэл сперва принял за куклу с головой младенца и карикатурным лицом взрослого мужчины.

Голос у человечка тоже был словно кукольный: пронзительный, высокий, как будто механический. Мальчишка попытался встать, но в глазах резко потемнело, а голова вновь пошла кругом, и ему удалось лишь сесть. Он покачивался на открытой повозке, прицепленной к крытой кибитке. Впереди вереницей ехали ещё несколько таких же, кибиток с полукруглым верхом из прочной материи. Рядом плелась привязанная к борту Полночь, вокруг по-прежнему колыхались травы необозримого поля. Подле Шентэла стояло кукольное существо: ростом с пятилетнего ребёнка, но ребёнком оно явно не было. В руках лысый человечек держал томик «Естественных наук», казавшийся в сравнении с его фигуркой гигантским.

— Что таращишься? Смотри, пешком потащишься! — грубо бросил мужичок, но в голосе его не было злости. — Ты сейчас среди друзей, возьми флягу и попей!

Шентэл нащупал рядом с собой флягу, на которую указал карлик, и с жадностью выпил почти всю.

— Где я? — спросил, утирая рукавом губы.

— Я ж сказал: среди друзей! А ты сам, красавчик, чей?

Карлик говорил очень странно: мало того, что в рифму, так ещё и любую его фразу сопровождала яркая мимика с резкими телодвижениями. Вот и сейчас брови поползли на высокий лоб, а уголок рта уехал к уху, изображая кривую улыбку. Мужичок раскинул руки и поставил одну ногу на пятку, отклячив зад, словно собрался танцевать какой-то старинный танец.

— Да ладно тебе, дядька Ник, отстань от него! — из сгущающихся сумерек к повозке выехала девчонка лет шестнадцати на статном жеребце. — Твои рифмы всех раздражают! — она рассмеялась, и чёрные кудряшки вокруг её лица запрыгали, словно пружинки.

— Меня Кэсси зовут. Кассандра. Я наездница, выполняю всякие трюки на лошадях в цирке. Там, — девчонка махнула рукой вперёд, — остальная наша труппа. А ты кто?

— Можешь соврать! — тут же вклинился карлик, расплывшись в подбадривающей улыбке, от которой всё его маленькое лицо покрылось морщинами и стало похоже на грецкий орех. — Нам наплевать, кто ты есть, просто нужно как-то к тебе обращаться.

— Блад, — ответил мальчишка. — Так вы — бродячий цирк? Ничего себе!

Кэсси снисходительно хмыкнула:

— Что, никогда не встречал циркачей?

— Так близко — не доводилось, — признался Шентэл.

— То-то на меня уставился, как на диво, — ввернул Ник.

Телега внезапно остановилась, и карлик покачнулся, чуть не вывалившись за борт.

— Эй, у руля! — пронзительно крикнул он куда-то вперёд. — Давайте-ка нежнее! Я чуть не брякнулся кверху пятками!

— Да тебе-то уж невысоко и падать, Книксен! — шутливо ответили ему совсем рядом: небольшой караван из повозок замыкался в кольцо.

Первой кибиткой правил худой мужчина средних лет. Его козлиная бородка была заплетена в косицу, как и длинные чёрные волосы, в одном ухе позвякивала гроздь разномастных серёжек, а кошачий разрез глаз был точно такой, как у Кэсси. «Отец», — сразу понял Шентэл.

— Это Мардуарру, мой отец, — подтвердила его догадку Кассандра.

— Э-э-э… — замешкался мальчишка. «Морду-что?!» — так и чесался язык переспросить.

— Можешь называть просто Мар, — подмигнул мужчина.

— Блад.

— Куда путь держал, Блад? Пока не рухнул посреди поля.

— К морю, сэр.

Трое его собеседников переглянулись, а потом рассмеялись. Громче всех расхохатывал Ник, и его смех напоминал вопли чаек.

— Не, вы слышали это: «сэр»?! — утирая слёзы, выдавил карлик.

— Ладно вам, — вмешалась Кэсси, — вы совсем дурные, Блад уже подумал, что у нас не цирк, а тайный клуб душевнобольных! Просто к нам никогда так не обращаются, — пояснила она мальчишке, — больше называют по профессии или по имени, но не «сэр». Много чести. — Кассандра завела своего жеребца в круг, образованный повозками, и спешилась. — Поможешь мне распрячь других лошадей, Блад? Мы тоже едем в сторону моря, могли бы подвезти тебя.

— Но только если будешь мил да любезен, да в деле полезен! — тут же ввернул карлик.

— По пути у нас много мелких городков, в которых ждут наших ночных представлений. Что скажешь: ты с нами?

Шентэл всё равно не знал дороги к морю, у него не было ни денег, ни еды, ни воды, а конный путь даже напрямик займёт не один день. Конечно, он согласился! Ведь грубоватые, весёлые и немного странные циркачи уже успели ему понравиться.

В труппе была и мать Кассандры: статная, тоже смоляноволосая, как и Кэсси с Маром. В ночном полумраке, освещённом лишь керосиновыми фонарями, развешанными на повозках, её горбоносый профиль, накрашенные чёрным глаза и унизанные золотом изящные запястья производили неизгладимое впечатление.

— Иштар, моя мама, — представила её Кэсси.

— Негодная девица, — низким грудным голосом пророкотала женщина, легонько шлёпнув дочь по плечу (звон множества тонких браслетов сопровождал каждое её движение), — могла бы и приврать, что я твоя сестра. Младшая! — она лукаво подмигнула Шентэлу и кокетливо захихикала, словно рассыпала стеклянные бусины по мраморному полу.

Разумеется, мальчишка смолчал о том, что сперва принял Иштар за бабушку Кэсси.

Молодой человек лет двадцати пяти, крепкий, симпатичный и самый «нормальный» из всех не был роднёй остальным. Руал, силач и метатель ножей, присоединился к труппе несколько месяцев назад и отлично вписался в их цирковую программу.

— Он прекрасный артист, — между делом шепнул Шентэлу Ник, — хоть и утомительно скучный человек. Приходится прощать ему эту простоту. Ну да ничего, позабавится да исправится! Циркачи — народ могучий, кого хочешь переучим!

— А что делают остальные? Какие у них номера? — полюбопытствовал мальчишка.

Книксен загадочно закатил глаза и сделал над головой непонятный жест рукой:

— Имей терпение, малыш, всё завтра ночью сам узришь!

К вечеру следующего дня они остановились вблизи маленького городка Гринвей. Мужчины принялись ставить шатёр, а Шентэла отдали в помощь Книксену для более мелких дел.

— Как жители узнают, что вечером будет представление? — спросил мальчишка у карлика, когда они таскали от повозок к будущему шатру ящики с реквизитом. — Мы даже в город не вошли!

— О, узнают, поверь! К десяти вечера все места будут заняты! Это сила магии, тебе не понять, малыш!

— Просто мы нанимаем человека, которому с нами по пути, но едет он тремя днями раньше нас, и поручаем ему расклеить афиши, — рассмеялась Кэсси, проходившая мимо с лошадьми в поводу.

— Фе-фе-фе, — прошепелявил Ник ей в след, скорчив рожицу, — ты становишься такой же скучной, как этот простак Руал! Не слушай чепухи, малыш, — это уже опять Шентэлу, — магия — вот истинная причина всего!

— И какой он тебе малыш? — Кассандра шла обратно, уже без лошадей. — Ты своей лысой макушкой и до груди-то ему не достаёшь, дядька Ник!

— Детка, я малый человечек, но умный и сердечный! Пусть я ростом не могучий, но талантов во мне — куча!

— А умения ловко о них соврать и того больше! — парировала девчонка.

— Что есть, то есть! Перед вами — эталон, одарён со всех сторон! — шутливо отрекомендовался карлик, согнувшись в лёгком поклоне.

***

С наступлением сумерек к цирковому полосатому шатру потянулись люди. Они приходили по одиночке и целыми семьями, покупали билеты и проходили за верёвочное ограждение.

Перед шатром стояла маленькая палатка. По обе стороны от её узкого входа горели факелы, а внутри, в полумраке мигающих свечей, курился терпкий дым от ароматных трав. Посреди, на ложе из шкур, восседала Иштар, перед ней на низеньком столике мягко мерцал хрустальный шар, отражая язычки свечного пламени, и лежали большие карты со странными рисунками. Мадам Иштар, потомственная предсказательница, ведущая свой род аж от волшебника Мерлина (как гласила афиша при входе), готова была прочесть будущее каждого (но за отдельную плату).

К мадам Иштар выстроилась целая очередь, в основном из молоденьких девушек и женщин, вдоль которой расхаживал Книксен, выкрикивая какие-то нелепые стишки. На его левом предплечье, словно на вешалке, висела куча маленьких мешочков на длинных шнурах. Шентэл подошёл поближе и прислушался.

— Этот особенно сильный, мисс, и цветом отлично подойдёт к вашим чарующим очам, — объяснял карлик девушке в очереди, снимая с руки один из мешочков. — Тут дурман-трава, привлекающая суженого, скорлупа василиска — от злого взгляда, и щепотка земли из виноградников Слоар-Кольвер, она принесёт богатство, красивых, здоровеньких деток и лёгкое их рождение! Все амулеты заговорены мадам Иштар. Очень сильные, работать будут не меньше ста лет, так что ещё и по наследству передадите! Какой выбираете, мисс?

И вот уже денежки впечатлительных барышень перекочёвывают из их кошелёчков в цепкие пальцы Ника, прячутся в несметном количестве карманов на его расшитом золотом жилете.

Само представление Шентэл смотрел из-за кулис. За его спиной была навалена гора костюмов и какого-то инвентаря, но мальчишку больше интересовало действо на арене.

Шатёр изнутри был угольно-чёрным, с серебряными звёздами, которые по-настоящему светились. Зрители, рассаживающиеся по своим местам, задирали головы и восхищённо ахали.

Первым к публике вышел мастер Мардуарру, с ног до головы в чёрном, похожий на новенький ботинок. Он поприветствовал зрителей и исчез в облаке плотного дыма, появившись за их спинами. Зал разразился аплодисментами. Начались всевозможные фокусы: карточные и с мелкими предметами, которые Мар выполнял сольно или вызывая себе в помощь кого-то из зрителей.

В это время за спиной Шентэла готовился к выходу Руал. Он напялил на себя странный костюм из каких-то подушечек, но, когда надел сверху рубашку и брюки, мальчишка понял: подушечки имитируют мощные мускулы силача.

На арену два коня вывезли низкую платформу с гирями разных размеров. Публика ахала и рукоплескала, глядя, как симпатичный силач жонглирует гирями. Последнюю, весом в четыреста фунтов (если верить намалёванным на ней цифрам), он подкинуть не смог — слишком уж она была тяжела даже для такого гиганта. Было видно, с какой натугой он её поднимает и как дрожат от напряжения его руки. Руал раскрутился вокруг своей оси вместе с гирей, а потом, продолжая вращаться, начал попеременно отпускать руки, удерживая тяжеленный снаряд только одной. И тут произошло непредвиденное: перехватываясь, Руал не справился с гирей, и она, раскрученная, полетела в зрительные ряды. Люди завизжали, пригнулись, прикрывая головы руками, но гиря просвистела над ними и вылетела прямиком через вход, бухнув где-то снаружи. Зал облегчённо расхохотался и взорвался аплодисментами.

После опасного номера зрителям представили бородатую женщину в пышном платье (на самом деле это была Иштар в гриме). Она пела на разные голоса: от низкого баса до рвущего барабанные перепонки фальцета. В финале номера певица вдребезги разбила хрустальный бокал одним лишь голосом, взяв нестерпимо высокую ноту.

Потом был полуголый шпагоглотатель (всё тот же Мар, но уже в другом гриме и под другим именем), после него Кэсси выполняла сложные трюки на лошадях, а в завершение Руал, уже без подушечных мускулов (как будто не тот силач, а совсем другой человек), с поразительной точностью метал ножи. Последней его целью, разумеется, было яблоко на голове красивой помощницы, роль которой играла Кассандра.

Паузы между номерами заполнял Книксен, развлекая зрителей шутками и потешным кривлянием.

Атмосфера лёгкости и веселья, чёрный шатёр с волшебными сияющими звёздами, задор и яркие наряды циркачей, смех и восхищение публики увлекли и покорили Шентэла. Он отправился спать, переполненный восторгом, а когда проснулся, утро было в разгаре. Шатёр уже собрали, а в повозки грузили сундуки с костюмами и инвентарём.

— Давай, малец, поднимайся, помоги нам! — приветствовал его Мар.

Когда цирковые повозки тронулись в путь, Шентэл оглянулся на покинутую поляну: о ночном волшебстве свидетельствовала лишь примятая трава.

— Что, понравилось вчерашнее представление? — спросил Мар, когда Шентэл верхом на Полночи поравнялся с первой кибиткой.

— Ещё бы! — ответил за мальчишку карлик, восседавший на козлах рядом с Мардуарру. — Ты ж видел его глаза! Я думал — выпадут и укатятся!

Черноволосый мужчина усмехнулся.

— Вот ты говоришь, что тебе нужно к морю. Но мы-то видим, что ты просто куда-то бежишь. У тебя нет вещей, а твоя лошадь — краденая. Не ссы, нам дела нет, кто ты и что натворил, и мы не станем сдавать тебя жандармам. Наоборот, я как директор этого цирка предлагаю тебе присоединиться к нашей труппе.

— Но я ничего не умею! — ошалел от такого предложения Блад.

— Научим. Сколько тебе? Лет четырнадцать?

— Исполнится на будущей неделе.

— Самый подходящий возраст, чтобы начать карьеру артиста, — Мар стрельнул в мальчишку проницательным взглядом. — Пока учишься, будешь помогать по мелочи. А потом сделаем тебе номер. Ну как, согласен?

— Оставайся, мальчик, с нами, мы накормим чудесами! — проверещал Ник так резко, что напугал Полночь.

***

Так Шентэл примкнул к труппе бродячего цирка. Артисты неспешно двигались от городка к городку, днём останавливались в пустынных местах для репетиций, а когда доезжали до поселений, давали ночные представления.

В основном Блад ухаживал за лошадьми, но в этой небольшой цирковой семье все делали всё, поэтому и новому её члену пришлось научиться чинить повозки и костюмы и собирать амулеты. Последняя наука оказалась проще простого: цветные мешочки шились из остатков костюмной материи и набивались тем, что попадалось под руку: травами, корешками, камушками, пёрышками и прочей дребеденью. Разумеется, Иштар и не думала их заговаривать. Вряд ли она вообще это умела. А вот Шентэлу пришлось приноравливаться врать о составе и волшебных свойствах амулетов так же заливисто и складно, как это делал дядька Книксен, продавая их перед представлениями.

Мальчишка понемногу учился тому да этому и у других артистов. Лучше всего ему давались фокусы под руководством Мардуарру. К тому же черноволосый шпагоглотатель оказался ещё и виртуозным карточным шулером, и с удовольствием обучал способного паренька незаметно жульничать ради выигрыша.

— Если умеешь обдурить в картах, с голоду не помрёшь! — любил повторять Мар, поблёскивая хитрой белозубой улыбкой на смуглом лице.

А вот другая карточная наука — раскладка таро Иштар — Шентэлу не давалась. Он не мог ни запомнить, что и в каких случаях обозначает та или иная карта, ни придумать это на ходу. Гадания ему категорически не нравились, и женщина быстро махнула на парня рукой, звякнув многочисленными браслетами:

— Не мальчишечье это дело! Тут тонко всё, нужна женская интуиция!

Зато метко бросать ножи и стрелять из рогатки под руководством Руала Блад научился быстро. Оказалось, что бокал в руках бородатой певицы взрывался не от её пронзительного голоса, а от меткого выстрела маленьким камушком из-за кулисы! Да и фальцет принадлежал не Иштар: под её пышной юбкой прятался Ник, который пел все высокие партии.

На освоение верховых трюков с Кассандрой времени требовалось куда больше, но парень упорствовал в своих стараниях, хоть это упорство и стоило ему немалого количества шишек.

Так пролетела осень, наступил декабрь. Травы в полях иссохли и склонились к земле, поседели от инея и мелкой снежной крупки. Здесь, вблизи моря, редко бывали настоящие холода и сугробы, но пронзительный влажный ветер обжигал лицо и руки не хуже мороза. Кибитки утеплили шкурами, а на ночь в них затапливали маленькие печки, выпуская дым по короткой трубе в отверстие под тканым потолком.

В центре круга, образованного повозками во время стоянок, зажигали большой костёр. Возле него грелись, готовили на нём ароматную луковую похлёбку, жарили чёрствый хлеб, нанизанный на прутики, а иногда даже мясо, которое покупал Мар в городах после представлений. Ночи были удивительно прозрачные, звёздные, чёрные. Они пахли высоким влажным небом, тёплыми конскими шкурами под шерстяными попонами, потрескивающим в костре деревом и свободой. Хоть Шентэл и продолжал перед сном почитывать «Естественные науки», он уже не был так уверен в своём желании поступить в медакадемию. Этот удивительный цирковой мир, эти люди: грубые, искренние и весёлые, — очаровали его и почти стали для него настоящей семьёй. Наконец-то в его жизни появилось что-то настоящее! Наконец-то он сам мог быть настоящим.

Блад неплохо освоил карточные фокусы и начал ассистировать Мардуарру на представлениях. Для выступлений мальчишке придумали имя Анхир и не позволили от него отказаться. Мало того, вне арены его тоже всё чаще называли именно так, и это Бладу не нравилось.

Помимо фокусов, он продолжал тренироваться вместе с Кэсси. Кое-что получалось уже неплохо, но что-то до сих пор не давалось, а новый совместный номер для двух наездников Мар хотел поставить в программу уже весной.

Вот и сейчас ребята отрабатывали новый трюк на лошадях, и Блад вновь не справился: свалился наземь, едва успев откатиться из-под копыт. Кассандра спрыгнула со своего коня:

— Живой?

— Слушай, а может, сделаем смешной номер: ты красивая и ловкая, а я буду падать, как мешок с навозом? — усмехнулся Блад, перекатившись на спину и растянувшись на промёрзшей земле, которая приятно холодила разгорячённое тело через плотную ткань тёплой рубашки.

— Ничего, справишься! — хмыкнула девушка. — С твоим-то упрямством тебя не сломать, Блад!

Она опустилась рядом с Шентэлом и тоже легла на землю, положив голову ему на живот. Над их лицами быстро плыли зимние облака. Не такие серые, как в Сотлистоне, не такие низкие. Здесь сквозь них можно было увидеть голубое холодное небо.

— Спасибо, — чуть погодя отозвался мальчишка.

— За что бы это?

— Ты единственная зовёшь меня Блад, а не Анхир.

— Тебе не нравится Анхир?

— Мне нравится Блад.

— Теперь никуда не денешься, здесь такие правила. Руал тоже сначала куксился. Потом привык. А сейчас попробуй-ка, назови его Эверетт — даже не откликнется!

— Но ведь твоё имя — настоящее, не выдуманное?

— Выдуманное, но настоящее. Мар и Иштар — мои родители, у них была возможность с самого начала назвать меня так, как им хочется.

— А как их самих зовут? По-настоящему?

Кэсси приподнялась на локте и посмотрела в лицо собеседнику:

— Я не знаю.

— Серьёзно? — удивился Блад и тоже привстал, да так резко, что они с девушкой едва не стукнулись лбами.

Чёрные кошачьи глаза Кассандры оказались совсем близко от лица мальчишки. От волны тонкого аромата её кудрей, которые пахли сливой и снегом, под кожей Шентэла засуетились мелкие мурашки. Девушка лукаво прикусила пухлую малиновую губку, а потом задумчиво улыбнулась:

— Представляешь, я и правда не знаю, как зовут моих родителей, с которыми живу с самого рождения! Я бы подумала, что они вообще украли меня у моей настоящей мамочки, если бы не была так похожа на них лицом! — Кэсси рассмеялась и поднялась на ноги. — Давай, вставай, ещё раз попробуем! — она протянула руку, и прикосновение её тонких пальцев к ладони Шентэла приятно обожгло его.

***

Морозным утром, после ночного представления, Мардуарру отправил Блада помогать Руалу в ещё не убранном шатре с реквизитом. Мальчишку впервые допустили к цирковому шатру при свете дня: обычно этими делами занимался сам Мар с Руалом и Ником, но остальным вход под купол в светлое время суток был заказан.

— Примета плохая, — многозначительно изогнув тонкую бровь, говорила Иштар.

Мальчишка с замиранием сердца ступил под манящий чёрный полог шатра с серебряными звёздами. Все эти месяцы он сгорал от любопытства, мечтая увидеть его в солнечных лучах, а не в свете мигающих факелов и керосиновых фонарей. Снаружи-то шатёр был яркий, полосатый, сшитый из брезента, совершенно обычный, но вот внутри! Внутри скрывалась магия ночного звёздного неба, которую так хотелось рассмотреть поближе! Хотелось разглядеть и реквизит: пощупать тяжеленные гири, подержать в руках острые клинки шпагоглотателя.

Шентэл задрал голову и замер, разочарованно уронив руки. Изнутри шатёр был по-прежнему чёрный, но весь грязный, линялый и штопаный-перештопаный. Ткань была вовсе не дорогим шёлком или бархатом, так похожим в темноте на ночное небо, а всё тем же обычным дешёвым брезентом с криво намалёванными зеленоватой краской звёздами, кое-где уже заметно осыпавшимися.

— Да, при свете дня это не так интригует, — невесело усмехнулся Руал, возившийся с гирями, — поэтому зрителей сюда стоит запускать только после заката! Помоги-ка мне убрать эти штуки по ящикам!

Шентэл подошёл ближе и с опаской потянул на себя одну из средних гирь. Он был уверен, что не сможет оторвать её от земли. Но снаряд оказался не тяжелее глиняного кувшина, и мальчишка перевёл потрясённый взгляд на силача.

— Тоже ненастоящие? — разочарованно спросил Шентэл.

— Настоящие, не ври! Только полые внутри! — раздался за спиной визгливый голос Ника.

— И самая большая?

— Всё-то надо объяснять! Ты попробуй сам поднять!

Большая гиря тоже была нетяжёлой. Но последней каплей до полного разочарования оказались клинки шпагоглотателя: они были складные!

— Так, получается, здесь всё обман? — сник Шентэл.

— Ну, я на самом деле метко кидаю ножи, Кэсси — отличная наездница, а у Мардуарру очень ловкие пальцы, — пожал плечами Руал. — Но даже над этим, как ты говоришь, «обманом» нам приходится очень много работать!

— Запомни, малец, — вмешался карлик, состроив глубокомысленную мину, — казаться — не всегда проще, чем быть. Но всегда безопаснее! Хочешь выжить в этом мире — притворись кем-нибудь другим. Но не вздумай, притворившись силачом, тягать настоящие гири — пуп надорвёшь!

— Зачем? — не понял Шентэл.

— Что — «зачем»?

— Зачем притворяться?

— Ну ты совсем убогонький умом, да? — просюсюкал Ник. — Если ты — не ты, то никто никогда не сможет найти ни твои настоящие страхи, ни слабые места, а значит — не сможет причинить тебе вред. Меняй маски, парень! Одну сорвут — наденешь другую. А своя рожа будет целой — замечательное дело! — и карлик пронзительно рассмеялся.

Весь день удручённый Блад плёлся на Полночи в хвосте циркового поезда. Не засиделся он с остальными и у центрального костра на ночёвке. Вышел за кибиточный круг, жадно вдохнул в себя холодную ночную свежесть, словно внутри стоянки воздух был иной, душный. Мальчишка неспеша пошёл прочь от кибиток, добрёл до маленького круглого озерца, скованного льдом. По берегу тихонько шуршал сухой камыш, посеребрённый инеем, сверкающим в лунном свете.

— Ты чего тут? — раздалось за его спиной.

Шентэл вздрогнул от неожиданности, обернулся. Рядом стояла Кэсси, кутаясь в меховую накидку.

— Весь день ты какой-то убитый. Что случилось?

Блад неопределённо пожал плечом и отвернулся, не желая отвечать, устремил взгляд на замёрзшую воду.

— Смотри, если топиться вздумал — лёд толстый, голыми руками не сломаешь! Эта лужа вообще могла промёрзнуть до дна, так что дело — дрянь, — Кэсси помолчала, ожидая хоть какой-то реакции от собеседника, но тот по-прежнему стоял к ней спиной, будто девчонки тут и не было.

— Ну ладно, пойду я тогда, — наконец сдалась она, — а ты зови, если помощь понадобится. У отца где-то есть большой топор…

— Ты настоящий друг, — невесело отозвался Блад, опускаясь на берег озерца.

— А то как же! — оживилась Кэсси, усаживаясь рядом. — Ну, — она толкнола его плечом, — рассказывай, что смурной такой?

Запах сливы и снега окутал Шентэла, и его сердце забилось не столь уныло.

— Сегодня утром я видел шатёр. И реквизит, — неохотно начал мальчишка.

— Ага, и говорил с Ником?

Шентэл кивнул.

— Я дурак, наверное, что сначала поверил? У вас даже имена придуманные! Все вы — придуманные. И я совсем не знаю, кто вы такие на самом деле.

Кэсси сочувственно вздохнула. Они долго молчали, глядя на освещённую лунным светом поверхность застывшего озера.

— Я не принимаю их правил, — наконец сказала она.

— Почему?

— Потому что я считаю, что если всё время притворяться, то твоя собственная жизнь пройдёт мимо, ты даже не заметишь. А я жить хочу. Чувствовать. Любить, в конце концов! Я хочу быть тем, кто я есть, нравится им это или нет! — девчонка замолчала, а потом понизила голос до шёпота. — Руал — он тоже не такой, как они. Он настоящий! Пока настоящий… Они хотят сделать его подобным себе. Шентэл… ты же умеешь хранить секреты?

Мальчишка кивнул.

— Я люблю его. Руала.

— Что?! — что-то тонкое, холодное, словно кожаный кнут, больно хлестнуло Блада поперёк груди. — Да он же старый!

Кэсси глянула на него с изумлением и лёгкой обидой, и Шентэл тут же пожалел, что не сдержался и отреагировал столь резко.

— Ну, я имею в виду, что он гораздо старше тебя, — взяв себя в руки, попытался поправиться он.

Тон мальчишки был уже гораздо спокойнее, но внимательный собеседник заметил бы в нём отголоски горького разочарования. Кассандра не была внимательной, её слишком увлекали собственные чувства и желание хоть с кем-то поделиться давно хранимой тайной.

— На десять лет, но что это значит, если чувства настоящие! — возмутилась она.

— А он?

— Уверена, он отвечает мне взаимностью!

— То есть он ничего не знает?

— Наверняка догадывается!

— То есть не знает?

— Ну-у-у… — замялась Кэсси.

— Тогда как ты можешь быть уверена во взаимности? Откуда знаешь, что не сама всё это придумала?

— Я чувствую это! Наверняка и он чувствует моё к нему отношение. Ты же видел, как он на меня смотрит, когда никто не видит?

— Кэсси, — терпение Блада лопнуло, — как я мог видеть то, что происходит между вами, когда никто не видит?! Может быть, ничего и не происходит, тебе просто кажется? — выпалил он.

Восторженно-романтический запал Кассандры мигом иссяк, сменившись на гнев.

— Знаешь что, Блад? — она вскочила на ноги и резко отряхнула с одежды налипшие к ней мелкие соломинки. — Ты… ты просто ничего не понимаешь! А мы с Эвереттом сбежим вместе, устроим своё шоу где-нибудь в Детхаре. Заживём своей жизнью, а не той, которую выдумывают нам Мар и Иштар! А ты оставайся тут с ними, Анхир, и до старости показывай свои карточные фокусы!

Через несколько дней на ночной стоянке разразился скандал. Сначала заплаканная Кассандра с невнятными проклятиями пулей вылетела из кибитки Руала, направившись в темноту леса за стоянкой. Следом и сам Руал, довольно раздражённый и словно виноватый, пошёл к месту ночлега Мардуарру и Иштар. Шентэл и Ник в это время играли в карты у центрального костра и всё видели.

— Погоди, малец, не трусь, я к тебе сейчас вернусь, — заговорщически прошептал мальчишке Ник, поднимаясь на ноги.

— Ты что, подслушивать собрался? — возмутился Блад.

— Я ж тебя не удивлю, что секретики люблю, — усмехнулся карлик и на цыпочках направился к кибитке Мара.

Шентэл не стал ждать его возвращения, он отправился на поиски Кэсси. Нашёл её быстро: всхлипы девушки далеко разносились в ночной тишине. Мальчишка сел с ней рядом на сухую траву и прижал наездницу к себе, обхватив за плечи. От её волос всё так же маняще пахло сливой и снегом, а дыхание касалось его шеи, и от этого по телу Блада, словно лёгкая рябь по воде, прокатилась волна приятной дрожи. Рубашка на его плече начала промокать от её слёз, но эти слёзы давали ему надежду.

— Он сказал, что я ещё слишком молода, — через какое-то время пробормотала она, по прежнему уткнувшись в плечо Шентэла, — и совсем не интересую его! Он сказал, что мы можем только дружить, не более! И он не собирается рисковать своим местом в труппе, поэтому должен — представляешь — должен!!! — рассказать всё моим родителям! Они убьют меня, Блад! Они меня убьют!

— Я не позволю им обидеть тебя, — прошептал он в её мягкие кудри, — никому не позволю.

Из леса они вернулись только под утро. Подле догорающего костра возвышался, уперев руки в бока, Мардуарру. Кэсси испуганно остановилась и инстинктивно отступила за спину Шентэла.

— Иди к себе, — тихо сказал ей мальчишка, и девушка, бросая недоверчивые взгляды на отца, быстро пошла к своей кибитке.

Шентэл приблизился к Мару.

— Ты, я думаю, в курсе дела. Возможно, даже больше, чем мы с Иштар, — сказал фокусник.

Мальчишка кивнул.

— Что ж… — мужчина был напряжён и раздражён.

Судя по уставшему, словно постаревшему лицу и следам бессонной ночи под глазами, он не столько сердился на дочь, сколько переживал за неё. Хотя и сердился, конечно, тоже.

— Как она?

— Так себе.

— Первая любовь, первая любовь, — пробормотал Мар, потирая шею под чёрной косицей. — Руала мне упрекнуть не в чем. А ей, думаешь, стоит дать взбучку? Это ж надо — вешаться на взрослого мужчину!

— Думаю, она всё поняла.

Мардуарру тяжело вздохнул:

— Вот только всех этих соплей мне в труппе не хватало! Знаешь что, Анхир, вы же вроде как дружите? Пригляди за ней. А если что не так будет — сразу мне говори!

— Ты хочешь, чтобы я шпионил за твоей дочерью?

— Ну нет, конечно, ты уж выражения-то выбирай! Просто вдруг ей всё-таки взбредёт в голову сбежать из труппы из-за этой своей… любви, — последнее слово Мар выплюнул с явным пренебрежением.

— А вы с Иштар не хотите поговорить с ней? — мальчишка говорил тихо, чтобы случайно не услышала Кэсси, но его губы побелели от злости. — Не дать ей взбучку, а поговорить по душам, помочь ей пережить это? Хоть раз побыть для неё родителями, а не Мардуарру и Иштар? Чтобы вашей дочери и в голову не пришло сбежать от вас, родных людей, какими бы ни были обстоятельства, м?! А она даже не знает ваших настоящих имён!

— Эй, парень, не заносись, — строго оборвал его фокусник, — мал ещё меня жизни-то учить! Иди, собирайся, через полчаса трогаемся!

Больше суток Кэсси не показывалась из своей кибитки, не выходила к общему костру на стоянке, не притрагивалась к еде, которую Ник оставлял ей возле повозки. Следующим вечером, после ужина, обнаружили, что девушка исчезла. Все бросились искать в разных направлениях. Иштар, Ник и Руал остались в поле, а Шентэл и Мар устремились в небольшой лесок, мимо которого они проезжали вечером. До мальчишки доносились встревоженные крики, звавшие Кэсси по имени, но внутреннее чутьё подсказывало Бладу, что это, скорее, спугнёт Кассандру, чем заставит отозваться. Шентэл шёл в лесной темноте, чутко прислушиваясь. Сам он двигался так тихо, что девушка, будь она поблизости, вряд ли могла его услышать.

Вдруг где-то рядом хрустнула ветка, а следом на землю что-то упало. Мальчишка припустил на звук и очень скоро увидел извивающуюся на тонком снежном покрывале фигуру. Кассандра хрипела и, запрокинув голову, хватала ртом воздух, её тонкие скрюченные пальцы вцепились в стягивающие шею вожжи, которые были перекинуты через сломавшуюся ветку. Шентэл изо всех сил попытался ослабить затянувшуюся петлю, а когда не вышло, впился в узел не только пальцами, но и зубами. Получилось: поверхностные, судорожные вздохи Кэсси прервал долгожданный глубокий вдох. Девушка зашлась кашлем, переросшим в рыдания.

На шум прибежал бродивший рядом Мар. Он на руках отнёс дочь в свою кибитку, и девушка не покидала её почти две недели: на смену сильному потрясению пришли лихорадка и бред.

Блад ехал на Полночи подле повозки, в которой везли Кассандру, а когда цирк останавливался на ночлег, бродил рядом.

— Ты, парень, конечно, молодец, — как-то заметил Ник, проходя мимо, — но вряд ли поможешь ей тем, что не будешь спать ночами. Отдохни, здесь есть кому дежурить.

Но мальчишка упорно проводил ночи рядом с кибиткой, из которой периодически доносилось невнятное бормотание мучимой жаром Кассандры.

На рассвете одиннадцатого дня к нему вышел Мар. Мужчина был измождён, но глаза его смотрели с облегчением: беда миновала.

— Иди, проведай подругу! Она обрадуется.

Кассандра лежала на шкурах, укрытая двумя одеялами, бледная, полупрозрачная, словно крыло засушенного мотылька.

Блад неуверенно подошёл ближе, сел на край её постели. Сначала ему показалось, что девушка спит. Но, приглядевшись, он заметил её взгляд из-под полусомкнутых ресниц.

— Дядька Ник был прав, — с трудом разомкнув сухие губы, произнесла она.

Всегда звонкий, насмешливый голос Кассандры сейчас походил на хруст тонкой старой бумаги, сминаемой в кулаке.

— Нужно иметь в запасе побольше масок и никому никогда не показывать себя настоящего.

— Кэсси!..

— Не жалей меня, Блад, я сама во всём виновата.

— Кэсси, не надо… — горло мальчишки перехватило, будто теперь вокруг его шеи затягивали кожаные вожжи, и он не смог договорить фразу.

— Посмотри, что они со мной сделали. Не будь таким дураком, как я! Будь Анхиром.

Глаза жгло, словно от злого зимнего ветра с моря.

— Всё будет хорошо, Кэсси, — Блад сжал её тонкую ладонь, — я обещаю тебе, всё будет хорошо!

Девушка медленно, едва заметно кивнула, и мальчишке показалось, что он поймал тень улыбки в уголках её губ.

— Позволь мне отдохнуть. Я устала.

С этого дня Кассандра быстро пошла на поправку и на излёте января уже вернулась к тренировкам. Пока её не было, Шентэл продолжал заниматься, и к возвращению главной наездницы достиг определённых успехов, что очень порадовало Кэсси.

Девушка изменилась: она уже не была такой беспечно-весёлой, как раньше. Она словно повзрослела, стала тише и загадочней, и это завораживало Блада ещё сильней, чем её прежний горячий нрав.

С Руалом, до сих пор не научившимся смотреть ей в глаза, Кассандра держалась холодно, но доброжелательно, словно с незнакомцем, и от внимания Шентэла не ускользнуло, что девушка старается как можно меньше встречаться с силачом, а за общим костром садится от него как можно дальше. Блад и Кэсси сблизились ещё больше, и почти всё время проводили вместе, тренируясь, выполняя поручения Мара или просто болтая о том о сём.

Во время дневных остановок все артисты разбредались для репетиций кто куда, чтобы не мешать друг другу. Вот и сейчас Блад на Полночи ехал следом за Кассандрой, которая подыскивала подходящее место для тренировки.

— Не слишком ли далеко от стоянки? — удивился мальчишка: обычно они тренировались раза в три ближе к лагерю, чем уехали сегодня.

— А мы не на тренировку, — Кэсси оглянулась на него через плечо, лукаво подмигнув, — устроим выходной.

— С чего бы?

— Ну-у-у… Сегодня день моего семнадцатилетия.

— О, — растерялся Шентэл, — поздравляю! Я не знал.

— Никто не знает, — хмыкнула она, — Мардуарру и Иштар вечно забывают. Только дядька Ник иногда поздравляет. Где-то раз в три года.

— Мне жаль.

— А мне — нет. Не о чем жалеть. Тут уже совсем рядом — маленькая река. Давай устроим праздничный пикник! Я взяла с собой еды.

Несмотря на то, что в воздухе уже отчётливо пахло весной, речка оказалась под толстым слоем льда.

— Ну и ладно, — легонько толкнул плечом в плечо разочарованную девушку Блад, — мы не купаться и собирались!

Они уселись на берегу и, весело болтая, умяли всю снедь, захваченную с собой Кассандрой.

— Ты жила когда-нибудь в городе? — спросил Шентэл, глядя с высокого берега на замёрзшее речное русло.

— Нет, ни разу. Сколько себя помню — мы путешествуем.

— В Сотлистоне на главной площади зимой заливают каток, и богачи скользят по льду, надевая на ноги специальные коньки.

— И зачем они это делают? — удивилась Кэсси.

— Они так развлекаются. Это как танцы. Весело.

— Правда?

— Наверное, — Шентэл смущённо пожал плечами.

— А ты сам-то пробовал? А-а-а! Сам и не пробовал! — рассмеялась девушка, а потом поднялась с пожухлой травы, — давай!

— Что? — не понял Блад.

— Попробуем!

— Но у нас нет коньков.

— А и шут с ними! Поднимайся!

Они спустились на лёд, и Кэсси сразу же поскользнулась и едва не упала, но Шентэл удержал её.

— Как там говоришь, — как будто танцуют? — девушка теснее придвинулась к Бладу и положила руки ему на плечи. — Держи меня, а то если я упаду и разобью голову, будешь виноват ты!

Шентэл обхватил её за талию, и они неуклюже принялись скользить по льду. Но в обычных ботинках скользить не очень-то получалось: ребята запинались, толкались и едва не падали. Кэсси весело смеялась при каждом их неудачном па, а Блад не мог думать ни о чём другом, кроме неё: девушка была так близко, он чувствовал тепло её кожи под своими ладонями и лёгкий пар её дыхания на своей щеке. Внутри мальчишки всё стучало и вибрировало, словно сотни молоточков в охрипшей музыкальной шкатулке.

Наконец Кэсси утомилась и перестала смеяться. Вечерело, и чистое февральское небо казалось совсем весенним.

— Спасибо тебе, Анхир, это лучший праздник за все годы! — тихо сказала она.

Мальчишка улыбнулся, не зная, что ответить. Они стояли посреди маленькой замёрзшей речки, глядя друг другу в глаза, и Кассандра не убирала рук с его плеч, а он всё крепче прижимал её к себе. Казалось, даже их сердца стучали сейчас в унисон, а губы разделяла лишь пара дюймов. Блад чуть склонился и потянулся к Кэсси, но девушка оттолкнула его так неожиданно и резко, что парень чуть не упал, поскользнувшись на льду.

— Ты с ума сошёл? — рассмеялась она. — Я не стану целоваться с ребёнком!

— Что? — опешил Шентэл.

— Тебе всего четырнадцать, а мне уже семнадцать!

— Сегодня исполнилось!

— И что? Между нами ничего нет и быть не может, ты ещё дитя, хоть и ростом выше меня! Мы можем дружить, как дружили, и только! Пойдём, нам пора возвращаться, — Кассандра развернулась и зашагала к берегу.

— Тебе совсем плевать на мои чувства?

— Какие чувства, не смеши меня! — не останавливаясь, хмыкнула девушка. — Чувства — это вздор! Тем более — в твоём возрасте.

— Кэсси, постой!

— Ах, да, забыла сказать: я выбрала себе новое имя. Теперь зови меня Анумеш.

— К чёрту! — выдохнул Блад, нагнав девушку на вершине крутого подъёма.

Он схватил её за запястье и резко развернул к себе. Они оба слегка запыхались и теперь смотрели друг на друга, тяжело дыша: Шентэл со злой горечью, а Кэсси — удивлённо.

— За что ты так со мной, Кассандра? — его подростковый, ломающийся голос прозвучал сипло, но непривычно низко, совсем по-взрослому, и Кэсси слегка вздрогнула, на мгновение замялась, прежде чем ответить.

— Я же сказала: зови меня Анумеш! — холодно и твёрдо повторила она и, выдернув руку из пальцев Блада, пошла к лошадям. Она сделала свой выбор.

На следующую ночёвку цирк остановился вблизи Детхара. Ночь стояла тихая, полнолунная, Но Бладу не спалось. Он вышел из своей кибитки подышать, потом вернулся, сложил в заплечный мешок томик «Естественных наук» и скудные пожитки, которыми успел обзавестись за месяцы жизни в цирке. В карман сунул несколько монет: он ещё не стал полноценным артистом труппы, поэтому работал в основном за еду и гостеприимство Мардуарру, но небольшую сумму всё-таки скопил. Вновь вышел на улицу.

Вороная Полночь стояла с остальными лошадьми, привязанная ко вколоченному в землю колышку. Блад подошёл к лошади, погладил её по шее.

— Здесь тебе будет лучше, девочка. Ты ладишь с Кэсси и даже научилась кой-каким трюкам. Ты хорошая лошадь! — последнюю фразу он прошептал ей в самое ухо очень тихо, боясь, что голос дрогнет, выдаст его. — Прощай, девочка! — мальчишка в последний раз потрепал Полночь по холке и быстрым шагом направился в сторону Детхара.

Вороная кобыла пошла за ним, но почти сразу остановилась, почувствовав натянувшуюся привязь. Потянула верёвку, пытаясь освободиться, потом ещё раз — сильнее. Не вышло. Повернув голову в сторону удаляющегося мальчишки, она тонко и жалобно заржала. Блад замедлил шаг, остановился. Призывное горестное ржание за спиной повторилось. Мальчишка глубоко вздохнул, шмыгнул носом, сунул руки в карманы и, не оглядываясь, пошёл прочь.