Вторая семья

Амелия Борн

4

— Вот такая годовщина… — невесело улыбнулась я, сидя напротив Али.

Антон снова куда-то уехал, хотя я надеялась, что хотя бы этот вечер, пусть без ресторана и возможности выйти куда-то в красивом платье, мы проведем вместе.

Но вместо этого коротала время за бокалом красного с подругой, предварительно уложив сына спать.

Альбина помолчала некоторое время, крутя в пальцах изящную тонкую ножку бокала. Мои губы дрогнули в нервной улыбке, когда вспомнилось — эти бокалы нам с мужем дарили родители на пятилетний юбилей совместной жизни. Его родители, будет вернее сказать.

— Ты меня прости, Мил, но возникает вопрос — где болтается твой муж в ваш общий праздник? Ну не хотел он гостей — так можно же дома посидеть… вдвоем.

Я задавала себе тот же вопрос. Я же не требовала от него ночь в Париже, всего лишь ждала самой банальной возможности побыть вместе.

Прикусив губу, я мотнула головой, показывая подруге, что у меня нет ответа на этот вопрос.

Мы помолчали, неторопливо пригубливая каждая из своего бокала. От разнообразия мыслей в голове было так тесно, что казалось — она сейчас расколется. И вместе с тем… я чувствовала потребность вытолкнуть из себя наружу словами хотя бы часть того, что разрывало изнутри.

— Что думаешь… обо всем этом? — спросила я, уставившись на скатерть перед собой.

Красивое бельгийское кружево, которое я бережливо доставала лишь по праздникам. Свекровь привезла из поездки… Я вздрогнула, когда перед глазами снова возникли фото мужа с чужой женщиной.

Он ведь так толком ничего и не объяснил на этот счет. Сколько их было, таких «сопровождений» дочери Лемешева и куда?.. Почему он вообще это терпел?..

Может, зря я удалила эти фото? Ведь в настройках могли сохраниться данные о дате и геолокации…

— По-моему, главное, что думаешь об этом ты, — ответила Аля, с нажимом выделив последнее слово.

— Мне… страшно, — прошептала я в ответ едва слышно.

Да, страх — это главное, что я сейчас испытывала. Мне было страшно… признать, что все может быть не так, как о том мне говорил Антон. Прожив с человеком столько лет верить ему кажется самым простым и безопасным вариантом. Потому что если даже допустить, что он лжет…

Я вздрогнула. Наверно, это было ужасное малодушие, но я так отчаянно цеплялась за то оправдание, которое предоставил муж — уверенно, безо всякого чувства вины — именно потому, что не знала, как жить дальше, если он мне солгал.

На доверии к нему строилась и стояла вся моя жизнь. Если оно рухнет — это положит конец всему.

И что нас тогда ждет? Развод, раздел имущества, объяснения с сыном и родителями… все это пугало настолько, что искушение оставить все, как есть, сейчас трусливо превалировало.

И тем не менее… сомнения уже были во мне посеяны. И я знала, что просто не смогу спокойно дальше жить. Не смогу забыть.

— Ты боишься, что все это окажется правдой, — произнесла подруга и я, вскинув глаза, поймала на себе ее пристальный взгляд.

Аля не стала кривляться в напрасно-сочувствующих гримасах. Заунывному бабскому вою она всегда предпочитала действие. Вот и сейчас я видела по ее лицу — она думает, как подтолкнуть меня в верном направлении.

— Да… — признала очевидное непослушным, едва различимым голосом.

— Давай думать логически, — продолжала Аля. — Если твой муженек ездил с дочерью начальника по Дубаям, у него должен быть заграничный паспорт. Ты его видела?

От этого простого и закономерного вопроса по спине пробежал холодок.

— Нет, я… и понятия не имела, что он у него есть… Уже давно просила его оформить, чтобы мы могли куда-нибудь съездить за границу, показать Вадику что-то новое… но Антон говорил, что ему сейчас некогда этим заниматься.

— Те фото, что я видела, сделаны явно не в Сочи, Мил… у него должен быть загран.

В желудке неприятно засосало. Аля была права. И от этого становилось еще страшнее.

— Искать его или нет — дело твое, — мягко добавила подруга. — Слушай, время позднее… я поеду? Или постелешь мне на моем любимом диване?

Я встала, слегка при этом покачнувшись. Обняла Альбину, молча благодаря за все, и сказала:

— Езжай. Ты и так достаточно со мной нянчилась.

— Ерунда. Будем считать, это репетиция на случай если я все же стану однажды мамой, — отшутилась та.

Когда Аля ушла, я снова села на то же место. Даже не подозревала до этого, какой оглушительной может быть тишина. И какими громкими — мысли в голове, липкие и навязчивые, от которых никак не получалось избавиться.

На миг накатила паника. Захотелось набрать номер подруги и попросить вернуться. Но этот приступ эгоизма мне удалось в себе заглушить.

Наконец в дверном замке повернулся ключ. Первый порыв — подскочить на ноги и выбежать навстречу мужу, я усилием воли подавила. Где бы там ни была правда во всей этой истории с Лемешевым, из режима собачки, приносящей тапки, пора было выходить.

— Мил, ну ты где там? — нетерпеливо окликнул меня Антон.

Я размеренно поднялась с места, сказав себе, что делаю это только ради того, чтобы шум не разбудил сына.

От зрелища, представшего моему взгляду, в глазах защипало. Антон стоял передо мной с огромной шляпной коробкой в руках, из которой выглядывали пышные бутоны пионов.

— Это тебе, — протянул мне муж букет. — Прости, что все так вышло. И извини, что исчез надолго, но в это время года трудно добыть пионы, потому что они сейчас не цветут… А я очень хотел сделать тебе сюрприз.

Он метнул в мою сторону одну из своих сокрушительных улыбок, но она разбилась о невидимый щит уже поселившейся внутри настороженности.

— Спасибо.

Цветы были прекрасны. Но от них пахло… чем-то неприятным. Гнилым. Хоть и не в буквальном смысле слова.

Я поставила коробку на тумбу и поняла, что не знаю, как вести себя дальше с собственным мужем. Он взял инициативу на себя:

— Может, посидим вместе? Как раньше, помнишь? Когда денег хватало только на недорогое шампанское, но оно казалось нам самым замечательным, потому что мы делили его на двоих…

Ком, застрявший в горле, нервно дернулся, окончательно перекрывая мне кислород. Мы делили вместе не только это чертово шампанское! Я делила с этим человеком все. И думала, что он поступает также.

— Мы уже с Алей посидели… Антош, ты прости, но я очень устала. Пойду спать. Если что, на кухне все есть. Ужин… а еще я заказала пиццу и суши…

Заставить себя подойти к мужу и поцеловать его мне так и не удалось. Поэтому я молча ретировалась, скрываясь в темноте нашей общей спальни.

Пока еще общей…

Слова, сказанные мне Алей, упорно не шли из головы. Я думала об этом перед сном, думала в промежутках между снами, с этих мыслей началось мое утро.

У Антона должен быть загранпаспорт. Но если я о нем не знала — значит, муж его от меня прятал. Почему? Потому что могли возникнуть неудобные для него вопросы?

Я никогда не лазила по карманам мужа, никогда не проверяла его телефон и переписки… Мое доверие к нему было абсолютным настолько, что заниматься чем-то подобным казалось неуважением по отношению не только к нему, но и к себе самой.

Но если Антон что-то скрывал от меня, разве я не имела права этого знать? Разве прятать голову в песок неведения — лучше, чем выяснить правду раз и навсегда?

Я стояла с чашкой утреннего кофе у окна, терзаемая угрызениями совести и нерешительностью. Я могу ничего не делать и попытаться жить, как раньше, но… как раньше уже не будет. Лемешев ясно дал понять, что не намерен останавливаться, а Антон — что не намерен увольняться. И во всей этой ситуации я чувствовала себя как ветхая лодчонка, которую треплют остервенелые волны, бросая из стороны в сторону.

Затем пришла еще одна, пугающая мысль — мне стоит подумать прежде всего о своем ребенке. Кто знает, до чего дойдет вся эта ситуация? И не теряю ли я время, стараясь убедить себя, что не должна сомневаться в том, с кем прожила столько лет?

Я никогда и подумать не могла, что однажды мы с Антоном можем дойти до развода. Но если это случится… нужно быть готовой ко всему. Если муж скрывал от меня зарубежную поездку, он может скрывать и что-то еще. Я вдруг поняла, что даже не знаю точно, какая у него зарплата… Имею представление — да, но не более того, потому что никогда не совала нос в его банковскую выписку. Если Антон так держится за эту работу, возможно, на его счете больше нулей, чем мне думалось?

Осознание этого наконец сподвигло меня отставить чашку и решительно направиться в спальню. Именно там стоял небольшой сейф, где хранились важные документы мужа и куда я, как он прекрасно знал, никогда не заглядывала. Но код, тем не менее, знала…

Дрожащими руками я набрала несколько цифр и, когда с тихим щелчком дверца отворилась, замерла, с ужасом глядя на бордовый прямоугольник с золотистым гербом. Паспорт.

Отступать было поздно. Как человек, понимающий, что спастись уже невозможно, потому что со всех сторон — беда, я решительно шагнула с обрыва, раскрыв паспорт.

От обилия печатей перед глазами все поплыло. Эмираты… Таиланд… Маврикий… Мальдивы… Доминикана… Фиджи…

Здесь была, должно быть, половина земного шара. Страны, о которых я и мечтать не смела.

Крепко сжав паспорт одеревеневшими пальцами, я опустилась на кровать и продолжила листать. Смотрела на все эти печати о въезде, словно со стороны, и мысленно отмечала, что даты совпадают со всеми командировками Антона. Командировками, которые он, по его словам, проводил в России. В ужасных условиях…

Я всхлипнула и нервно рассмеялась. Фиджи, подумать только! Как он, должно быть, там страдал, на этом райском острове!

Я не помнила, как положила паспорт обратно. Не помнила, как снова оказалась на кухне за привычным делом — готовкой. Постепенно в голове осталась лишь спасительная пустота.