Не верь мне

Алиса Евстигнеева, 2020

Банально. Первая любовь, ранний брак, ребёнок в девятнадцать, несколько лет счастья, в итоге разбившегося о быт, проблемы и усталость. Всё просто. Ты обидел меня. Я отомстила. Мы не виделись шесть лет. И казалось, время уже давно расставило всё по своим местам. Вот только твой приезд докажет нам обратное. Не верь мне. Ведь ты до сих пор не знаешь главного… Содержит нецензурную брань.

Глава 6.

Пытаюсь не смотреть на него, но ничего не получается. И пусть его взгляд обжигает, душит и выворачивает душу наизнанку, но это такие мелочи по сравнению с тем, что я могу его видеть. Измайлов повзрослел, стал жёстче, мощнее, мужественней. В моей памяти он был всё ещё юношей, а сейчас в некотором отдалении от меня стоял самый настоящий мужчина, по-своему красивый, статный, сексуальный. С непривычки показалось, что он стал выше и мощнее, слегка раздавшись в плечах. А может быть, все дело в позе: руки в карманах, полы кожаной куртки разведены, ноги широко расставлены и этот взгляд исподлобья. Только лукавства не хватает, потому что серьёзен как никогда. Совсем взрослый. Наверное, даже зрелый. По крайней мере, мне хочется так думать. Мне просто до дрожи в коленях необходимо верить в то, что он вырос именно таким, и ради этого приходилось заталкивать вглубь себя все обиды и претензии. Он обязан был вырасти хорошим человеком, чёрт его возьми, обязан. У меня от него было двое детей, и даже если он не знал об одном из них, я должна была верить, что родила их от достойного мужчины. Ради себя, ради своих же собственных детей.

Это было сложно. Смотреть и заставлять себя не ненавидеть его. Потому что в этой ситуации сложно было не злиться. И если не на него, то оставалось только на себя.

— Оль, — выбивает меня из ступора Никита, и я с неохотой отворачиваюсь от Измайлова, рядом с которым всё это время стояла Аня. — Всё в порядке?

— Наверное, — безразлично пожимаю я плечами, а сама судорожно прижимаю к себе Кроша, словно стремясь закрыть его своей спиной от ненужных взглядов. Тот недовольно фыркает и пытается вырваться, ему хочется к сестре, ему любопытно. Он ещё не понял, что за мужчина там стоит. То ли к счастью, то ли нет. Просто видит Аньку, которую честно считает своей собственностью, и всей своей душой по привычке рвётся к ней.

— Никит, мы пойдём. Спасибо, что подвёз, — на автомате произношу я, хватая недоумевающего сына за капюшон куртки. Боюсь представить, как это выглядит со стороны. Да и не только со стороны. По своей сути это тоже слишком хреново. Ребёнок рвётся в сторону отца, а я как последняя сука удерживаю его на месте.

Только не думай об этом, только не думай.

— Крош! — ледяным тоном требую я. — Успокойся! Сейчас домой пойдём.

— А гулять? — теряется он, на миг переставая вырываться.

— Не сейчас.

Киреев пытается влезть в наш диалог, но я отворачиваюсь от него, крепко сжимая ладонь сына. И он неожиданно подчиняется, правда, при этом грустно повесив нос, отчего внутри меня всё рвётся на кусочки.

Дорога до подъезда подобна личному восхождению на Голгофу. Аня с Серёжей стоят чуть поодаль, и он больше не смотрит, слегка ссутулившись и отвернувшись от нас. Всё к лучшему.

Аня нагоняет нас у самых дверей.

— Мам… — одними губами шепчет она. — Он только что приехал.

— Здорово, — из последних сил киваю я головой. — А на звонки почему не отвечаешь?

— Телефон дома забыла, — виновато поясняет она.

— Телефон возьми, — прошу я её, заставляя голос сделаться хоть сколько-нибудь тёплым. Аня-то не виновата ни в чём. Поправляю на ней капюшон от куртки. — И шапку надень. А папе передай, чтобы долго не задерживались, тебе в школу завтра.

Она осторожно кивает головой, видимо, боялась, что я буду ругаться. Хотя когда это я вообще ругалась?

— Я сейчас, — кричит она отцу и скрывается вместе с нами за подъездной дверью.

Аня уехала с Измайловым, Крош завис над мультиками, на какое-то время позабыв про обиды. А я сижу на холодном керамическом краю ванны, раскачиваясь из стороны в сторону. Чувствовала ли я себя виноватой? Да, каждый грёбанный день.

* * *

Поначалу меня спасала злость. От того, чтобы просто не развалиться. Я и не знала, что умею так ненавидеть. Правда, ответа на вопрос, кого именно я ненавидела в тот момент сильнее — себя или его — у меня нет. Это было очень большое и тягучее чувство, которое заставляло меня ещё хоть как-то держаться, пока через неделю не пришло понимание, что это всё, конец. И он не вернётся. Вот как так? Его не было полгода, но была надежда, что приедет. Его не было неделю, и я знала, что навсегда… ну или почти. Шесть лет тоже своего рода вечность. И вот как я это поняла, начался такой… трындец. Меня подкосило, и даже Анька была не в состоянии заставить меня держаться.

На фоне стресса загремела в больницу. Это вообще загадка, как я смогла Кроша доносить. Я тогда больше месяца на сохранении провалялась. Апатично и безэмоционально. Не представляла, что умею быть такой.

В один из вечеров приехала мама, мы с ней долго сидели в холле больницы, я куталась в длинный махровый халат, не способная согреться. Она мне долго что-то рассказывала. Про дочь, про братьев, про племянников. На автомате кивала головой и немигающим взглядом рассматривала трещины на полу.

А потом… А потом я заработала первую в жизни пощёчину от матушки. Слава богу, последнюю, больше бы не простила, а вот тогда в тему оказалось.

— О себе не думаешь, о детях подумай, — отчитывала меня она. — Думаешь, тебе тяжело? Об Аньке бы подумала. От тебя мужик ушёл, а у неё и отец неизвестно где, и мать вконец рехнулась.

Я подняла на неё свои глаза, полные слёз.

— Мам, как мне без него? Мы же… с пятнадцати лет вместе.

— Легко. Зубы сжала, провылась в подушку и вперёд, с гордо поднятой головой. Я же без вашего отца вас троих вытянула. Вот и ты с двумя справишься.

Хотелось ощетиниться, кричать, что она меня не понимает, что папа умер, а меня предали. Но мозгов промолчать хватило, осознав, о какой же херне я всё-таки думаю.

Меня хватило ровно на две недели. Крош родился недоношенный, мелкий и слабенький. И это одна из тех вещей, которую я вряд ли смогу себе простить. Нет, не своё враньё Измайлову, не то, что у меня двое детей без отца растут, а именно то, что из-за своей неадекватности чуть не потеряла сына. Как оказалось, две недели перинатального центра позволяют очень так неплохо прийти в чувства и уже наконец-то собрать себя в кучу. Отрезвляет, короче, от лишних эмоций, обид и заблуждений. Я тогда каждую ночь клялась, что справлюсь в этой жизни со всем чем угодно, лишь бы с сыном всё в порядке было. Имя ему боялась давать, суеверная дура. Собственно, тогда впервые и зародилось наше «Крош».

Забирали мы его вдвоём с Костей — моим старшим братом. Меня опять тянуло реветь.

— Не смей, — строго велел он, и я послушно кивнула.

Продержалась два года — не ревела даже в самые сложные и отчаянные моменты, кусала губы, скрипела зубами и не смела. Но опять-таки это было потом, а сейчас мне нужно было научиться одной выживать с двумя детьми.

Измайлов продолжал слать деньги. День в день, срок в срок. Первым порывом было просто послать его. Но. История с Крошем научила одному — сначала думаешь, а потом истеришь. На моё пособие я бы не потянула. Вообще никак. Садиться на шею маме тоже был не вариант. Пришлось душить свою гордость и терпеть год, пока не смогла выйти на работу.

За год сидения дома осознала многое. Несмотря на свою браваду, долго терзалась чувством вины. Перед всеми, но в первую очередь перед детьми. Смотреть, как Анютка тосковала по отцу, было невыносимо. Он же теперь и не звонил вовсе, все контакты осуществлялись через свекровь, смотрящую на меня волком. Когда она приезжала за внучкой, я даже в коридоре не показывалась, оставляя все переговоры на маму.

Ситуация была настолько абсурдной, что с каждым днём всё больше и больше походила на плохой анекдот. Особенно когда Аня непонимающе спросила, можно ли Кроша обратно на папу обменять. Нельзя. Именно тогда я себе поклялась, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы компенсировать детям всё, чего мы с Измайловым их лишили. И если я не могла дать им отца, то… могла выложиться во всём остальном.

Когда Крошу исполнился год, я вышла на работу. В кафе возвращаться не было никакого резона. Ни по деньгам, ни по графику работы. Пошла всё тем же официантом в ночной клуб. Мама сидела с мелкими дома, давая мне возможность пахать по ночам. У нас с ней порой всё напряжённо, с треском и непониманием, но я всегда буду благодарна ей за то, что она сделала для нас. Братьев, меня, моих детей. Наверное, она как никто другой знала, что значит всё на себе тащить.

Пахала на две ставки сразу, практически забыв, что такое сон. Хватило меня на год. После того как проснулась однажды в автобусе на конечке, поняв, что проспала всё к херам собачьим. Вот тогда и разревелась, впервые за два года. Горько было и как-то совсем пусто.

А на следующий день пришло извещение из банка, что господин Измайлов полностью покрыл кредит за квартиру. Не знала, что думать по этому поводу, я уже тогда приучала себя к мысли, что нужно учиться жить вообще без его денег. Тупо, знаю. Но у меня было стойкое чувство, что он тоже так пытается искупить свою вину. Продаваться не хотелось.

Мысль о том, что не надо кредит платить, позволила немного проредить свои же смены. А потом меня повысили до администратора. К тому времени я уже успела трижды проклясть себя за то, что так и не получила образование. Была права моя родня, когда ругалась на меня за то, что универ бросила. Поэтому пришлось многое осваивать на ходу, методом проб и ошибок. Стандартно раз в неделю была на грани увольнения, потом реже — раз в месяц. В конце концов, втянулась, понравилось, даже кураж однажды поймала. Вдруг оказалось, что я знаю, как усмирить пьяных и обдолбанных клиентов, как построить персонал, как организовать пенную вечеринку или мальчишник со стриптизом. Матушка была уверена, что я руковожу притоном. А я думала, что это работа, не хуже и не лучше других. Хотя нет, вру, всё-таки я радовалась, что работала именно здесь, потому что стриптиз не превращался в проституцию, и наркоманов мы не любили и гнали отсюда всех подозрительных личностей, неявно, но настойчиво. Поговаривали, что у Игоря брат сторчался, возможно, поэтому у нас не торговали. А может быть, наш клуб был не самым падшим местом в этом мире. Поэтому к нам и ходили не просто потанцевать или напиться, но часто приводили стратегических партнёров, подписывали различные контракты, а потом всё это бурно отмечали. У нас было «чистенько»… насколько это могло быть в клубе. Исходя из этого мы все и держались за это место.

Ну и, конечно же, деньги. Год назад я смогла купить квартиру, опять-таки в ипотеку. Но, я знала, что справлюсь. Каждый в семье нуждался в своём пространстве, да и точку в прежней жизни хотелось поставить жирную. Старую квартиру не продала, сдавала жильцам. С одной стороны, без Серёгиного согласия это было сделать невозможно, а с другой… Права у меня такого не было, что ли.

Так мы и жили. Втроём. Почти независимо и самостоятельно. Без бабушки нам пока что было никак.

Анютка училась в школе и во всём мне помогала, хотя я и старалась не наглеть. Она вообще моей главной опорой была все эти годы. С Серёгой они общались, по телефону, по скайпу, я в эти моменты старалась исчезнуть, чтобы не слышать. Иногда она со свекровью… бывшей свекровью ездила к Измайлову. Стандартно, пара месяцев летом, иногда неделя зимой или осенью. Дочь быстро просекла, что пытаться разговаривать со мной об отце бесполезно, я в эти моменты просто замыкалась, вот она и решила поберечь мои чувства.

Она была умничкой, но со своими чудинками, например, протестом против мяса, но что-то мне подсказывало, что это не навсегда. Собственно, мы уверенно подбирались к подростковому возрасту, и я с замиранием сердца ждала, что же ждёт нас за поворотом.

Крош. Моя точка невозврата. Странно, но с Аней я никогда не задумывалась о том, что значит быть матерью, а вот с сыном меня накрыло. Хотелось ясности и ответов. Понимала же, что я у него одна буду, поэтому сделать хотелось всё правильно, получалось через раз. Он был сложнее, чем Аня. Эмоциональней, восприимчивей, острее. И это ничуть не успокаивало моего извечного чувства вины перед ним. Но я тешила себя надеждами на то, что однажды он меня, возможно, простит.

А сейчас нам надо было просто жить. Чем мы, собственно, и занимались, и у нас даже неплохо так получалось. По крайней мере, в один прекрасный день я перестала ощущать себя на грани выживания. Дети ладили и нежно любили друг друга, хоть каждый вечер и скандалили между собой. Крош, несмотря на всю свою сложность, рос очень подвижным и на удивление смышлёным. Местами даже счастливым. Дочь тоже нашла свой баланс в нашей безумной семье.

И всё было вполне спокойно. Пока Измайлову не приспичило приехать обратно.