Дежурный после полуночи

Алексей Шаронов, 2023

Глобальная ядерная война – вовсе не то, о чём принято говорить всуе за обеденным столом. И впрямь, рядовому обывателю просто невозможно поверить и принять, что нечто подобное, в принципе, возможно. Однако, как бы ни были правдоподобны наши иллюзии, она всё же наступит. Рано или поздно. Нам лишь остаётся надеяться, что не на этом веку. Что до самой книги? В ней описана история простого человека: Николая Небоходова – обычного гражданского врача, лишь волей случая оказавшегося одним из немногих уцелевших в конце привычного нам мира. Это произведение о том, чего стоит человеческая жизнь и совесть. Во что превратятся наше общество и некогда высокоморальные люди на грани гибели. И о том можно ли жить после убийства собственной души.

Главное достижение любой цивилизации — её гибель

Глава первая

Всего лишь история

Первые взрывы прогремели 23 мая. Яркие вспышки в небесах в мгновение ока затмили всю историю человечества. Половина мира тонула в огне, а в саду было так спокойно. Ох, мой старый садик: пруд, высыхающий почти до дна каждый июль; яблони, посаженные ещё дедом; выгоревший на солнце домик и просевший в землю сарай. Сколько раз я перелазил через тот дощатый забор, ленясь пройти пару лишних метров до калитки. Сколько раз нырял в кучу скошенной травы у колодца…

Мы не получили никаких известий или оповещений — связь пропала раньше. Обычное дело для глубинки, лишь Ольга Семёновна бродила по улице, ворча, что не сможет посмотреть новости перед сном. Облака отдавали розоватым заревом, ветер резвился среди зарослей борщевика в поле. Соседский мальчишка всё пытался уговорить седого пса вылезти из будки и принести палку. Похолодало. Я отправился в дом, растопил печку и невольно уснул. Назавтра предстояло вывезти старую мебель, вычистить чердак и договориться о перекладке крыши.

Настойчивые удары в дверь вырвали меня прямиком из кошмарного зачёта по фармакологии. Столько лет, а мне всё ещё снятся экзамены. Точнее, снились. Едва продрав глаза и поднявшись с дивана, я щёлкнул выключателем. По-прежнему темнота: электричества не было. К нетерпеливым ударам добавился испуганный женский голос: «Николай, откройте, это Людмила!» Её муж поехал выяснить, почему деревня осталась без света, и вернулся мертвенно бледным. Через четверть часа почти все жители собрались в центре селения: в свете фар стояло около полусотни человек. Кто-то, даже не дослушав, махнул рукой и ушёл домой. Татьяна кричала, что её муж набьёт всем морды за такие шутки. Дмитрий судорожно пытался дозвониться до сына и внуков. Будь на улице светлее, мы бы заметили на горизонте чёрные столбы, устремлённые в небо, словно руки Атланта. Наши склоки и крики прервал армейский бобик с пареньком-рядовым за рулём. Мальчонке едва стукнуло восемнадцать, лишь неделю назад успел дать присягу. Как же его звали… Миша? Митя? Точно что-то на «М». В общем, Миша был единственным в ближайшей части, кто знал здешнюю глухомань и при этом умел водить. Его дыхание было таким тяжёлым и прерывистым, будто бежал к нам на своих двоих. Всё спрашивал, ловит ли у кого-то из нас сеть, чтобы позвонить родителям. Что в действительности произошло, юноша нам так и не сказал: полагаю, он и сам тогда ничего толком не понимал. Нам передали распоряжение об эвакуации и приказали срочно направляться в ближайший пункт сбора.

Полигон, построенный ещё в шестидесятых, встретил меня белыми огнями прожекторов и строгими рядами зелёных палаток. Сотни взволнованных гражданских стояли в очередях, подобно цепочкам муравьёв. Любые попытки разузнать хоть что-то у солдат, из раза в раз пресекались заевшей пластинкой: «Проходите на регистрацию, дальше вам скажут, что делать». Тут и там звучали предположения о случившемся: «Да я зуб даю, это Балаковская!» — «Господи, что же теперь будет?!» — «Да у них никогда не хватило бы духу напасть!» Матери крепко прижимали к себе сонных детей, а за проволочным забором скулили оставленные на привязи животные. То и дело подъезжали новые машины, пополняя нашу бетонно-брезентовую колонию. К рассвету она насчитывала уже несколько тысяч человек. Передо мной стоял механик из Сосновки с женой и двумя дочерями, позади — одинокий скорняк с огромным походным рюкзаком, набитым башмаками. Неугомонный был мужик, всё норовился продать окружающим пару оксфордов, несмотря на многократные отказы.

Проведённая на ногах ночь заменила страх усталостью. Даже мальчишки-солдаты еле сдерживали зевоту и, не глядя на подошедшего, монотонно называли эшелон, номер колонны, время отправления и пункт назначения. Прошедшие регистрацию облегчённо выдыхали, ошибочно полагая, что худшее позади. Когда достаточно посветлело, мы увидели вдалеке огромные чёрные облака: одно на севере, пару на юге и почти полностью залитое тьмой небо на западе. Толпа начала сходить с ума, отовсюду послышались вопли и плач. Одни рванули к машинам, другие — в истерике попадали на землю. Кто-то просто безумно визжал и обвинял во всём не менее испуганных военных. Раздались предупредительные выстрелы. Когда беспорядок прекратился, нам, наконец, рассказали то немногое, что вообще было известно.

Большинство гражданских отправили в Пензу, а меня по долгу профессии — прямиком к ближайшей поражённой зоне: Тамбову. Красивый был город. Помню, на первом курсе катались туда, в дом Вернадского, а потом ещё у волка фотографировались — жаль не распечатал. Впрочем, до цели мы так и не доехали: всю область уже накрыло излучением. Всего ночь с момента взрыва, а уже двести миллизиверт в час на сто восемьдесят километров вокруг — сунешь нос и получишь лучевую за полдня. Тем не менее, я оказался редким счастливчиком с того полигона: Пензу накрыло облаком через трое суток.

Прошла неделя. Почти каждый город превратился в разрастающуюся по карте опухоль. Всё южнее Перми и Нижнего оказалось затоплено радиацией. Мы еле успели уехать на север, попутно подбирая кого только могли по пути. Сперва пытались эвакуировать пригороды, но лишь теряли людей. Ребята уезжали группами по двадцать, тридцать машин и просто пропадали. Излучение напрочь убивало любую связь. Даже защищённое военное оборудование работало чёрт-те как, стоило въехать в зону поражения. На девятый день из Саранска вернулось два автобуса, посланных днём ранее. Они привезли сорок трупов и тридцать одного выжившего. Большинство не дотянули до вечера. Среди них был Иосиф — слепой старичок, который встретил взрыв на террасе за поливкой цветов. Весь перебинтованный после осколков стекла, лежал передо мной на носилках и не замолкал ни на минуту. Он лишился зрения больше двадцати лет назад, но клялся, что за мгновение до удара видел огромный сияющий шар в небесах, будто «господь даровал людям второе солнце». Говорил, что у нас с его сыном совершенно одинаковые голоса, всё просил позвать того с дочкой. Их тоже привезли, но уже в числе тех сорока. Десятый день стал последним. Радиация пожирала всё вокруг, запирая нас в кольцо. Нужно было либо спасаться, либо оставаться умирать. И мы сбежали, даже не дождавшись уехавших групп.

Наш лагерь встал в трёхстах километрах западнее Кирова. Уехали бы ещё дальше, но грузовики жрали уйму топлива — шесть из восьми бензовозов уже опустели. Жизнь покинула здешние края давным-давно. Сплошные торфяные болота, непроходимые леса и безлюдные деревни. Отсюда никого не эвакуировали: насквозь прогнившие, полуразрушенные домики пустовали уже не первый год. Воинская часть времён перестройки встретила нас холодными бетонными строениями и заросшим сорняками плацом. У нас было двести двенадцать солдат, сто шестьдесят из которых — срочники, три врача, пять фельдшеров и полторы тысячи гражданских. Выжившие либо вовсе не попали под излучение, либо получили недостаточную для серьёзных последствий дозу. Мы временно спаслись от радиации, но застряли в этом богом забытом захолустье.

Спустя несколько дней, благодаря радиовышке, военным удалось связаться с другими уцелевшими. По их словам, нашлось около сотни групп, насчитывающих два миллиона гражданских, разбросанных от Белого моря до Енисея. Многие оказались даже в более плачевной ситуации чем мы: одним катастрофически не хватало еды, у других закончились топливо и лекарства. С запада страны сообщали о сильнейшем фоне над Европой и Прибалтикой, а на востоке вовсе царила гробовая тишина.

Пока солдаты думали над дальнейшим планом, нас настигла новая беда. Радиация ещё не успела поразить подземные реки, и у нас была вода, но о полноценной гигиене можно было забыть. Постоянные дожди, шквальные ночные ветра, болотистая местность и антисанитария привели к болезням. Сперва слегли старики с обычной простудой — с этим мы справились. Следом начались первые случаи пневмонии. Особенно тяжко пришлось детям. Бытует мнение, что молодой организм легко справляется с недугом. Так и есть: при наличии хорошей еды и тёплой постели. У нас же были сухие пайки, водянистая похлёбка и спальные мешки на холодном бетоне. Вчера умерла женщина, ей даже не было шестидесяти. Её лихорадило пять дней, она плакала и бредила так громко, что соседи по лазарету грозились выкинуть её на улицу. У неё осталась внучка — светлейшее создание восьми лет отроду. Едва окончила второй класс, а в шахматы добрую половину лагеря обыграет. Родители отправили её в деревню к бабушке за день до… Мы не любим говорить о случившемся. Люди предпочли сосредоточиться на выживании. Теперь вопрос «Что же нам делать?!» звучит куда чаще любой другой фразы. Я слышу его постоянно: когда обхожу больных, обедаю или хотя бы пытаюсь поспать. Всё это похоже на какой-то кошмар, где ты не в состоянии убежать от монстра, а попытки отбиться пресекаются ватными кулаками. Хорошо, хоть мама его не застала.

С момента взрывов прошло три недели. Небо затянуло тучами, сажей и пеплом. На улице всего шесть градусов, уже почти полночь — скоро моя смена. Ветер бьётся о стенку палатки, слышен слабый треск костра в бочке снаружи. Походный фонарь отдаёт ледяным белым светом, но это лучше, чем сидеть в темноте. Джоконда и Венера, скорее всего, покоятся под обломками Лувра. Нам больше никогда не посетить собор Санта-Мария, да и большинство книг навсегда потеряны в огне. История богата на трагедии и утраты, но человечество раз за разом восстаёт из пепла. Надеюсь, в этот раз будет также. Я пишу эту хронику потому что вы должны знать о произошедшем из первых уст. В детстве я часто расспрашивал деда о войне, которую он застал ещё совсем в детстве, но он никогда толком ничего не рассказывал. Старик вечно уклонялся от ответов и отшучивался. Я же себе такую роскошь позволить не могу. Меня уже давно не будет в живых, когда люди смогут вновь искупаться в Чёрном море или возделать почву под Москвой. Да что уж, скорее всего, меня нет, даже, когда вы читаете эти строки.

Однажды Эйнштейн сказал, что человеческая наука слишком быстро обогнала духовное развитие и теперь у нас есть управляемые ракеты в руках неуправляемых людей. По сему, молю вас, мой читатель: донесите историю о том, что случилось до своих детей, а они пусть донесут ее до ваших внуков. И если наши труды хотя бы на йоту помешают подобному ужасу повториться — тогда мы с вами не имеем права молчать.

18 июня, Н. Небоходов

***

От тусклого освещения заболели глаза. Николай отложил ручку и убрал тетрадь во внутренний карман пальто. Брезентовая пола отодвинулась, в палатку зашёл сутулый худощавый парень и, махнув рукой в знак приветствия, рухнул на спальный мешок. С минуту переведя дух, вошедший принялся стягивать ботинки. Будильник на часах пропиликал полночь.

— Как там дела? — поднявшись на ноги, поинтересовался Николай.

— Осталось трое: Людмила, Анатолий Михайлович и Серёга из восьмой. Остальным лучше, вроде…

— Хорошо. Семь-восемь дней и всё. Что с поставкой? Видел Калинина?

— Шутишь? Я еле поесть успел и то час назад.

— Ладно, отсыпайся, — оставив товарища, мужчина надел ранец и вышел наружу. Путь до импровизированной медчасти пролегал почти через весь лагерь. Затянутое завесой облаков небо казалось чёрным покрывалом, света едва хватало, чтобы видеть дорогу. Ветер разносил запах озона. Затёкшую голень неприятно покалывало. Несмотря на поздний час, из палаток доносились оживлённые разговоры, а в центре селения, вокруг кострища, собралось три десятка весельчаков, горланящих под гитару любимые народные.

— Эй, док! Эй! — крикнул один из певунов и, вскочив, бросился навстречу. — Как хорошо, что мы с вами пересеклись.

— Ага, здравствуй, — не останавливаясь, продолжил свой путь Николай.

— Собственно, я насчёт лекарств. Говорят, вам особый запас выдали.

— И кто же говорит? — кинув мимолётный взгляд, поинтересовался врач.

— Да просто… люди, — голос мужичка нервно подрагивал, а на залысине проступил пот, — Мне бы это, ибупрофенчика пачечку.

— Я тебе уже сказал, жаропонижающее — для крайних случаев, а у твоего брата обычная простуда. Не выпускай его шляться под дождём и оклемается.

— Да, я всё понимаю, док, но ему очень хреново. Пару часов назад только уснул, до этого почти тридцать девять было, — упрашивающий сложил руки в молитве и почти лез под ноги. — Мы же свои, никому не скажем. Дай пачечку, ну будь человеком!

— Знаешь же, что нельзя, — Николай остановился и призадумался. — Максимум, что я могу — прийти осмотреть его, как закончу основной обход. Если всё окажется так плохо, как ты говоришь — попробую выбить для него лекарство, ладно?

— Да, да, хорошо, спасибо, Коленька! — мужичок кинулся обниматься, попутно пропихивая что-то в карман доктора, после чего быстро ретировался. Подарком оказалась пачка батареек.

Медчасть представляла собой бывшую армейскую столовую: небольшое одноэтажное здание на возвышенности, усеянное безвкусной бежевой плиткой, да рассохшимися оконными рамами. Больные лежали на немногочисленных раскладушках и самодельных матрасах прямо в обеденном зале. Главным блюдом были капельницы с антибиотиками, а в качестве гарнира — уколы прокаина. Поднявшись по бетонным ступеням крыльца и пройдя мимо выцветшего агитационного плаката, Николай зашёл в здание. Больные мирно спали, прерывая тишину сопением и храпом. На дежурном посту царила темнота и пустота. С кухни же донеслись плохо сдерживаемый смех и периодически прорывающийся кашель. Отворив дверь, врач увидел двоих фельдшеров и четверых пациентов, рассевшихся перед экраном ноутбука, словно в кинотеатре. Одна из зрительниц закрывала рот рукой, стараясь не расхохотаться во весь голос, другой — тяжело дышал и хрипел, пытаясь набрать в лёгкие воздух. Третий хлопал второго по плечу, приговаривая: «Держись, тебе нельзя смеяться». Красный, как помидор мужчина утвердительно кивал, утирая слёзы и слюни.

— Ну и какого вы тут устроили? — Николай застыл в проходе, уставившись на творящийся сюр. — У вас пациенты одни лежат!

— Да нормально всё, они спят. Зато у нас сегодня праздник! — один из медиков указал на ноутбук. — Дочь зарядила где-то, а у меня фильмов накачено столько, что десять лет смотреть можно.

— Аккумулятора хватит ещё часа на три. Успеем и вторую часть посмотреть! — подхватил другой.

— Лучше третью сразу, — встрял отдышавшийся краснолицый.

— Согласен, вторая — так себе.

— Док, садитесь к нам, Дима подвинется.

— Тут ещё даже не середина, мы расскажем, что было.

— Слушай, у тебя есть что-то из детективов? Может, лучше их посмотрим?

— Блин, а нет часом нашей классики? Гайдая бы сейчас глянуть…

Николай прикрыл глаза и потёр переносицу. В висках начало неприятно стрелять. Не такой мужчина представлял себе сегодняшнюю смену. Откровенно говоря, он не представлял её вовсе, но, если бы и представлял — то точно иной. Врач молча закрыл дверь и вернулся в главный зал. Усевшись на раскладной стул за дежурной стойкой, он достал из рюкзака полутёплый термос и налил чай в крышку-чашку, как сбоку послышались шаги.

— Ты не думай, что мы их оставили, — виновато подошедший медик указал на спящих пациентов. — Постоянно ходили проверяли по очереди.

— Уверен, Калинина бы устроил такой ответ, — Николай усмехнулся, припоминая визгливый голос старого борова.

— Да, пожалуй… Хочешь подремать? Я подменю!

— Не стоит, — мужчина сделал очередной терпкий глоток.

Повисло натянутое молчание. Фельдшер ещё с полминуты постоял в нерешительности и развернувшись, шаркая по кафелю, направился в сторону кухни.

— Погоди, — окликнул уходящего Николай. — Где твоя дочь зарядила аккумулятор? Все генераторы и топливо у военных.

— Не расспрашивал, а что? — нахмурился медик.

— Узнай и будем квиты.

— Ты же не собираешься сдать? — в голосе мужичка послышались нотки испуга.

— О да, уже бегу в штаб, — Николай состроил карикатурно злобное лицо и вновь отпил из крышки. — Само собой — нет.

— Хорошо. Я выясню, — всё ещё с толикой недоверия кивнул фельдшер.

Время перевалило за четыре. Облака на востоке начали отдавать лёгким светом, но помещение всё ещё хранило ночную тяжесть. Термос давно опустел, несмотря на безобразный вкус чая. В сон тянуло сильнее обычного. Попытка почитать провалилась, за последний час в голове не отложилось ни слова. Зрители кинопоказа два часа как разошлись по койкам: батарея на ноутбуке села прямо посреди фильма. Казалось, прошла целая вечность, но до конца смены оставалось ещё целых восемь часов. «Доктор. Доктор», — послышался едва различимый испуганный голосок. Николай подскочил со стула и, мигом преодолев половину зала, сел на корточки у поскрипывающей раскладушки, на которой лежала укутанная в одеяло девочка девяти лет.

— Доброе утро, Олечка. Что-то болит?

— Не-а, — на секунду призадумавшись, замотала головой малышка. — Где мама?

— Ещё очень рано, мама спит. Она придёт к тебе утром, хорошо?

— Ладно… — Оля с любопытством посмотрела на врача. — А как у меня дела?

— Ну, давай проверим, — Николай прочитал вечерние записи коллег в карте, измерил пульс и давление, послушал лёгкие стетоскопом и, наконец, победно улыбнулся. — Всё хорошо, ты — большая умница. Воспаление спадает, сердце у тебя, как у космонавта, температура выше тридцати восьми уже два дня не поднимается. Так что не грусти, а лучше — засыпай. Через пару недель будете с мамой снова вышивкой заниматься.

— Вязать. Мы не вышиваем, а вяжем, — зевая, поправила девочка. — А вы мне расскажете про барашка Басю?

— Опять про Басю? — удивлённо вскинув брови, Николай расплылся в умилительной улыбке. — Как пожелаете, принцесса. Но неужели она тебе до сих пор не надоела?

— Я каждый раз засыпаю, когда он взбирается на гору, — расстроенно насупилась Оля. — Так и не знаю, чем там всё заканчивается!

— Ты ещё долго держалась, я в детстве всегда засыпал, когда он плыл по озеру, — усмехнулся доктор, вспомнив уютные вечера у бабушки. — Что ж, тогда продолжим, где остановились… Бася, наконец, добрался до пещеры и, зайдя в неё, увидел спящего среди куч золота могучего дракона. Наш малыш попытался аккуратно пробраться к сокровищам, но так как Бася был барашком, его копытца очень громко стучали по каменному полу пещеры, и дракон проснулся! Открыв глаза, ящер недовольно нахмурился, поднялся на все четыре лапы и, возвысившись над незваным гостем, громко зарычал! — со стоящей неподалёку койки донесся чей-то громогласный храп. — Вот примерно так он и зарычал!

Девочка с улыбкой до ушей закашлялась, подавившись смехом. Николай взволнованно помрачнел и прервался: — Так, пожалуй, хватит на сегодня, тебе ещё нужно отдыхать.

— Я больше не буду, честно-честно! Расскажите, что дальше было!

— Обещаешь? — театрально сощурился врач.

— Угу, — убедительно закивала Оля.

— Ну ладно… — всё же согласно ухмыльнулся мужчина. — Но потом сразу спать!

Девчушка довольно перевернулась на другой бок.

— Бася уже было подумал, что дракон хочет его слопать и приготовился биться, выставив вперёд свои ещё не доросшие рожки. Однако вместо того, чтобы пообедать барашком, дракон принялся жаловаться тому на жуткие боли в шее из-за неудобной каменной пещеры, где даже толком негде было нормально прилечь. В итоге, Бася и дракон, которого, кстати, звали Кромвилус шестой заключили сделку: барашек получил большущий мешок золота для своей деревни, а ящер — удобнейшую подушку из натуральной шерсти. Дракон лёг дальше спать и у него больше никогда не болела шея, а довольный подстриженный Бася налегке отправился домой к друзьям, чтобы заплатить за новую мельницу! — закончив рассказ, Николай взглянул на девочку: та уже во всю мирно сопела, провалившись в сон. Врач тихо выдохнул и, поправив одеяло, вышел на крыльцо. Землю покрывал плотный туман, весь лагерь будто стоял на облаке. По периметру, волоча ноги, ходили солдаты-караульные, а от потухшего кострища тянулась струйка дыма. Глубокий вдох — сырость и холод. Лицо сразу же начало ощущаться липким и грязным.

Утренний обход длился с восьми до девяти. Ночью обошлось без неприятностей. Большинство пациентов успешно шли на поправку и уже грезили о возвращении в лагерь, никому не доставляло радости лежать среди оравы незнакомцев. С наступлением десяти часов тихий лазарет преобразился в шумный базар: пришли посетители. Все переговаривались, обнимались, смеялись и, конечно, жаловались. Одному жёстко спится и затекает спина, на второго наступили в темноте, а третий, пойдя ночью в туалет, споткнулся о второго и отбил мизинец. Николай сидел на своём посту, с ироничной улыбкой созерцая сей социальный хаос. Сна не осталось ни в одном глазу. Мысли о работе то и дело перескакивали на воспоминания, городские пейзажи, интерьер родной квартиры и яркие моменты прошлой жизни. Поток размышлений оказался прерван угрюмым мужчиной, резко подошедшим к стойке и агрессивно предъявившим: — Вы как с моей женой обращаетесь?!

— Вася, не надо! Всё правда нормально! — кричала вдогонку мужу женщина из зала. Слова не возымели эффекта, Василий сверлил доктора разгневанным взглядом. Пациенты навострили уши и затихли, вслушиваясь в перепалку. Николай встал со стула и, выпрямив ноющую спину, поравнялся с мужчиной: — Вас что-то не устраивает?

— О, меня не устраивает много чего, но конкретно сейчас то, что у моей жены нет кровати!

— Её много у кого нет, — врач очертил помещение рукой.

— А меня это не колышет! — ещё сильнее вытаращился скандалист.

— Пойдём, поговорим снаружи, — заметив любопытные взгляды, Николай направился на улицу. И только стоило мужчинам покинуть медицинскую вотчину, как на врача тут же обрушился поток сквернословий.

— Она лежит на полу! Я требую, чтобы мою жену положили на кровать!

— И где вы мне предлагаете достать её? — уличный холод вернул ночную усталость и сонную резь в глазах.

— Моя жена не будет спать на полу! — совсем распалившийся мужчина принялся ходить взад-вперёд.

— Да нет у нас кроватей, оглянитесь! Чего вы хотите от меня? Чтобы я скинул вон того мальчика, — всё же не выдержал Николай и, повысив голос, указал на тринадцатилетнего паренька за окном. — И положил вашу жену?!

— Даша, она — инженер. А кто эти? — Василий на мгновение замялся, бросив взгляд на ребёнка. — Я всё сказал, док. Моя жена не должна спать на полу. Делай что хочешь!

— Твоя жена получит кровать, только если ты сам её сколотишь, — холодно отрезал врач, выпрямляя ссутулившуюся спину.

— Если с ней что-то случится — я тебя… — скандалист пренебрежительно цокнул, резко отстранился и, гневно чертыхаясь себе под нос, вернулся в зал к супруге. Николай устало покачал головой и уже сделал шаг к медчасти, как вдруг завидел группу военных с тучным офицером во главе.

Со слов особо болтливых сослуживцев, Фёдор Калинин был человеком одной должности. Пришедший в армию в конце восьмидесятых, на заре перемен, он олицетворял ту самую пору, когда в один миг можно было как подняться на вершину, так и рухнуть в небытие. К середине девяностых, вопреки всем правилам, Калинин дослужился до звания полковника, но после некого инцидента остался без малейших перспектив. С тех пор время для него остановилось на месте. Застряв в должности на двадцать лет, он закостенел, оскотинился и бросил любые попытки хоть как-то двигаться по жизни. Работавшие с ним утверждали, что и декаду назад его взгляды и вкусы один в один совпадали с сегодняшними. Единственное, что менялось — размер покупаемых брюк.

— О! Небоходов! — натужно улыбнувшись, саркастично распахнул руки полковник. — Что на этот раз?

— Вы не ответили ни на один мой запрос за последние три дня, — Николай утёр лоб после небольшой пробежки.

— Ну, не обессудь, дела. Так чего хотел? — всё ещё сохраняя пугающую ухмылку, вопросительно посмотрел военный.

— У нас заканчиваются антибиотики и жаропонижающее. Того, что есть, хватит только на три дня.

— Ну, никаких новых запасов у нас нет: парни до сих пор не вернулись, — мужчина почесал небритую щетину. — Да и вряд ли уцелевшие сёла окажутся набиты лекарствами.

— Ладно, — нахмурился врач, прикидывая расход запасов. — Но у нас была ещё одна не распакованная партия.

— Видишь ли, какое дело… Нет её — утеряна, — Калинин сделал излишне долгую паузу и обескураженно пожал плечами. — Так что ничем не могу помочь.

— Что значит утеряна? — застыл Николай. Разум отказывался воспринимать новость, будто только что узнал о существовании привидений и вампиров. — Погодите, я лично проверял резерв и следил за разгрузкой. У нас ещё должны быть минимум два ящика: анальгетики и гентамицин!

— Долгая история, вышло как вышло, — полковник небрежно похлопал доктора по плечу. — В общем, у тебя есть только то, что уже выдали.

— Но этого не хватит! Люди только начали выздоравливать — нельзя прерывать лечение! — возмущённо воскликнул врач.

— И что, хочешь сказать, если сейчас перестать их капать — они помрут? — усмехнулся вояка, переведя взгляд на стоящего по левую руку рядового. Тот молниеносно вторил начальству, изобразив на лице натянутую улыбку.

— Большинство уже идут на поправку и, вероятно, перенесут, но тех, кого положили пару дней назад, нужно колоть ещё минимум неделю!

— Ну а мне нужно семьдесят тысяч литров бензина, чтобы вывезти нас из этой дыры. Да ещё желательно распутную блондинку в придачу, — уже вовсе не стесняясь загоготал полковник, и отсмеявшись, бросил взгляд на здание лазарета. — Так что передай своим болезным чтобы поумерили аппетит.

Калинин махнул солдатам и собрался продолжить путь, но Николай решительно преградил дорогу: — Фёдор, прошу, постойте! Люди нервничают, а вы ничего не говорите. Большинство до сих пор не получили ответ, есть ли в других группах их близкие. И что вообще сейчас с другими группами? Вы вообще связываетесь с ними? Какой у нас план действий?!

Полковник презрительно нахмурился, с одутловатого лица пропали все следы наигранной улыбки: — Это не твоё дело. Ты, вроде, врач — ну так иди и лечи. Вам расскажут, что положено, когда придёт время!

— Тут полторы тысячи живых людей! — не отступался Николай. Стоящие подле полковника бойцы недобро шагнули вперёд, но были остановлены жестом командира. — Им страшно, они растеряны и не знают, чего ждать. А теперь ещё и лекарств не будет?! Вы должны что-то предпринять, иначе начнётся паника!

— Послушай-ка сюда, сынок, — Калинин горделиво вскинул голову. — Эти доходяги должны быть рады тому, что их вообще кормят. Они спят в моих палатках и тратят мои лекарства, а сами только бесконечно ноют. Бойцы рискуют жизнями, мотаясь за припасами чёрт знает куда, потому что твои хлюпики заболевают от одного чиха! — вояка ткнул врача пальцем в грудь и с силой отодвинул в сторону.

— Партия значит пропала, да? — Николай смерил офицера презрительным взглядом. — Неужели вам настолько плевать?

— Дискуссия окончена, — полковник махнул солдатам рукой и, не оборачиваясь, зашагал в сторону радиовышки. Николай уставился в удаляющиеся спины и ощутил поднимающийся в животе страх. На весь лагерь раздался автомобильный гудок, знаменующий ежедневную выдачу еды.

Полевая кухня распахивала свои двери каждый полдень. Рацион составляли куриный бульон, в котором от курицы осталось лишь одно название, пшеничная каша, больше походившая на горькое жидкое пюре, и ломоть камнем засохшего хлеба. Помимо этого, раз в три дня выдавали сухой паёк, тщательно сберегаемый большинством жителей на всякий чёрный день, который определённо маячил уже где-то не за горами. Очередь на выдачу выстраивалась уже за час до раздачи и зачастую рассасывалась лишь к трём-четырём. Посуду приходилось беречь похлеще бабушкиных драгоценных сервизов: на полторы тысячи голов нашлось всего двести тарелок и того меньше приборов. Пройдя сотню метров мимо злой голодной толпы, Николай оказался у зелёного грузовика с нагревателем, подсоединённым к цистерне: получить кипяток не на костре можно было лишь раз в сутки. Нагло вклинившийся в колонну, врач мигом вызвал возмущение и агрессивное экание со всех сторон.

— Тихо! — прикрикнул мужчина, вынимая из кармана повязку с крестом и, повернувшись, обратился к солдату на раздаче. — Мне за себя и за Березина.

— Пока только пшёнка, бульон после двух, — бледный рядовой покорно протянул две смешных порции каши. В мешках под его глазами можно было спрятать пару караулов.

— Ты давно спал, дружище? — обеспокоенно покосился Николай.

— Позавчера… — едва слышимо просипел парень.

— Так он дух, ему сон не положен, — рассмеялся сослуживец, хлопнув парня по спине. В очереди возобновились причитания и ругательства из-за заминки. Врач развернулся и направился сквозь лагерь, огибая снующие туда-сюда фигуры. Пройдя мимо резвящихся детей, стервозной дамочки и танцующего посреди дороги чудака, Николай, наконец, добрался до закреплённой за собой палатки. Едва проснувшийся сосед уныло сидел на спальнике в одном ботинке, глядя серыми глазами куда-то в пустоту.

— Поздно ты, — усмехнулся Николай, подав товарищу джинсы и куртку.

— Слышал ночной концерт? Вот и я, — пожаловался парень, пытаясь не вставая натянуть штаны.

— Думаю, все слышали. Многие, кстати, даже присоединились.

— Ладно бы ещё что-то нормальное пели, — протёр глаза паренёк. — Нет же, третью ночь одно и тоже: мужик скормил друзьям свою жену, а какой-то чёрт сиганул с обрыва!

— Пойдёшь наверх? — усмехнувшись в ответ на причитания товарища, мужчина сутул тому в руки одну из тарелок.

— Угу, — промычал паренёк, наконец снарядившись для улицы.

— Тогда догоняй! — довольно топнув, врач нетерпеливо выскочил из палатки.

На крыше казармы было необычайно уютно. Пожалуй, это было единственное место во всей части, где Николаю действительно нравилось находиться Бетон умудрялся нагреться даже в мрачную погоду, а высотный воздух в кои-то веки не был пропитан сыростью. Оба медика сидели на краю, свесив ноги, и жадно поедали скудный обед. Перед ними раскинулся дивный пейзаж из заострённых зелёных шатров, тонких струек дыма и слоняющихся туда-сюда жителей. Где-то вдалеке раздался звук бьющегося стекла и крик:

— Эй, он украл мой паёк! Я видел, как этот ублюдок рылся в моей сумке!

— Ничего я не брал! Ты совсем свихнулся, старый маразматик! — возражал не менее суровый бас. Трое солдат уже спешили к потасовке быстрым шагом, в одной из палаток навзрыд ревел грудничок, а у самого забора небольшая легко одетая группа играла в дворовый баскетбол, используя прибитую к ограде шину в качестве кольца.

При первой встрече, Николай охарактеризовал Степана Березина, как меланхоличного романтика, погружённого в себя куда больше, чем в реальность. Да и теперь, спустя несколько недель, многие коллеги и соседи подтвердили бы, что ему скорее подошла бы профессия поэта, нежели врача. Впрочем, ни тем, ни другим пареньку стать так и не удалось. Из медицинского он ушёл на последнем курсе по неизвестным причинам, а творчество, с его собственных слов, требовало слишком много выдержки. Перебиваясь на подработках то тут, то там, Березин дожил до двадцати пяти, так и не найдя своего места в жизни. Кто знает, сколько бы ещё он слонялся от дела к делу, если бы не трагичные события последних недель. И как беззаботна была бы для него жизнь обычного гражданского в лагере: целыми днями сидеть погружённым в мысли, не обращая внимания на чепуху и суету вокруг. Однако, волей случая, Степан оказался вверен под руководство Николая в качестве помощника врача и с тех пор уже успел по-настоящему проникнуться обретённой должностью.

— Прямо так и сказал?! Ну урод… — чуть не выронив еду изо рта, воскликнул Березин.

— Ага, — Николай призадумался и протёр до сих пор ноющие после смены глаза. — С сегодняшнего вечера отменяем уколы у всех, кто лежит дольше пяти дней — должны справиться. Возможны осложнения, но лучше так, чем хоронить новеньких.

— Понял, шеф, — парень отложил тарелку с остатками каши в сторону. — Он меня вообще-то пугает до жути. Ещё эта его манера тыкать во всё подряд! Уверен, он в своё время поубивал кучу народу.

— Стёпа, он — полковник-инженер, а не универсальный солдат из кино… — врач невольно усмехнулся, представив Калинина в образе героя какого-нибудь боевика. — Нет, такие сами руки не марают. Кстати, мне солдаты рассказали, что он раньше дико бесился каждый раз, когда к нему обращались по званию. Сейчас уже смирился, вроде.

— Повезло же нам попасть к такому шизику, — Степан покрутил пальцем у виска, всё же выронив изо рта непроглоченную кашу. — А почему он так и не стал генералом тебе часом не рассказали?

— Они сами не в курсе, — отрицательно помотал головой Николай. — Что-то с первой чеченской связано. Мутное время. Он, вроде как, в самом пекле был.

— Ого. Ни за что бы не поверил, что Калинин реально воевал где-то. Придушить кого-то в подвале изолентой — запросто поверю, но настоящая война?

За лесом сверкнула молния — раскат грома спугнул стаю птиц в овраге. Восточный ветер гнал тучи прямо на лагерь, обещая весёлую ночку.

— Почему ты решил стать врачом? — внезапно повернулся и вопросительно посмотрел Степан. — Колись, Коля! Пора уже рассказать о себе хоть что-то. Посмотри, какой чудесный вид! Мы сюда ещё пару дней не поднимемся, это в лучшем случае. Самый подходящий момент, чтобы поговорить о чём-то кроме работы.

— Но… — Николай недоумённо уставился на товарища, еле сдерживая улыбку. — Ты спросил меня про работу.

— Ой, не придирайся к словам, — едко скривился и махнул рукой паренёк. — Так почему? Кто-то из близких умер?

— Ты пересмотрел сопливых драм, — врач ненадолго смолк, обдумывая вопрос. — Да просто нужно было на кого-то отучиться. Думал… Вернее не особо думал, как оказалось. Полагал, что смогу устроиться в частную клинику и хорошо зарабатывать, — всё же невольно улыбнулся врач.

— И как? Получилось? — еле сдержал смех Степан.

— Не-а.

Новый разряд молнии пришёлся на близлежащее болото — гром прошёл через здание казармы, сотрясая старые окна. Какой-то из караульных на углу лагеря от неожиданности споткнулся и обрушил одну из палаток.

— Чёрт возьми, а говорили мне идти на программиста, — посмеиваясь, прикинул Николай. — Уехал бы куда-нибудь в Таиланд, писал бы программы для старины Билла.

— Таиланд небось ещё и не бомбили, — Березин погрузился в мечты. — Да и зачем вообще бомбить Таиланд, даже в теории? Живут там поди себе довольные!

— Возможно скоро узнаем. Если всё выгорит — у нас будет электричество для приёмника, — стараясь не звучать слишком обнадёживающее, поджал губу Николай.

— Откуда?! — вероятно вынырнув из грёз о тропическом пляже, воскликнул Степан.

— Пока рано, — крупная капля упала прямо на макушку. Николай смахнул влагу и, оставив пустую миску, поднялся на ноги. Нужно было успеть сдержать обещание и осмотреть непутёвого брата ночного певца. — Отнеси тарелки сам, мне надо кое-куда заскочить.

Ливень обрушился на лагерь плотной стеной. Жители забегали, словно тараканы в раковине после открытия крана. Быстро преодолев половину лагеря, прикрывающий голову рюкзаком врач забежал в невысокий шатёр. Однако, вопреки ожиданиям, вместо уже ставшего знаменитым разгульного семейства, внутри оказалась лишь одинокая девушка, вовсю уплетающая хлебцы с плавленым сыром из раскрытого на коленях сухого пайка.

— Привет. Я — Николай, доктор из сорок второй, — отряхнувшись от воды, протянул руку мужчина, оглядывая убранство жилища.

— Лена, — жительница с опаской посмотрела на вошедшего. — Ты зачем ко мне?

— Я к Андрею и Борису, — недоумённо нахмурился врач. — Ну к братьям Ерохиным. Они же тут вроде были?

— Угу. Были. Мы поменялись палатками, чтобы они всей толпой вместиться смогли. Следующая слева, — девушка махнула рукой в сторону выхода, чуть не выронив бюджетный бутерброд, но вовремя вцепилась зубами в отломавшуюся половину. Николай уже было развернулся, но тут взгляд зацепился за кучу плюшевых игрушек, аккуратно уложенных у изголовья спального мешка. Одна из них особенно привлекала внимание врача.

— Слушай. А на что поменяешь его? — Николай указал на небольшого вязаного барана в самом центре.

— Кудряша? — девушка проследила за рукой и, взяв игрушку в руки, подняла недоумевающий взгляд. — Он моего сына.

— Понял, извини, — чуть поклонился врач и уже было развернулся.

— Есть сигареты? — внезапно перебила Лена, привставая с лежанки.

Николай озадаченно сунул руки в карманы: — Сигарет нет, но есть вот что. — мужчина извлёк на свет и протянул девушке недавно полученную пачку батареек. — Пойдёт?

— Маловато. Да и что ими запитаешь? А может у тебя еда есть? Тушёнка, например.

Врач пожал плечами и, скинув с плеч рюкзак, заглянул внутрь: — Только говяжья. Пойдёт?

— Накинь одну банку и забирай, — девушка уже вытянула руку, готовясь схватить еду при первой возможности.

— А твой сын не будет возражать? — Николай отдал батарейки и консервы и спрятал выторгованную игрушку в багаж.

— Нет, он… — девушка чуть задрожала и запнулась. — Они с отцом в Египте. Мы развелись полгода назад. Миша в отпуск поехал и взял Лёву с собой, а игрушки дома остались. Я их как-то машинально взяла, а теперь вот пылятся. Ты сказал, что ты врач? — Лена нервно сглотнула, но, собравшись с духом, всё же задала волнующий вопрос. — Тебе что-нибудь говорили? Ну, в смысле, ты же с солдатами общаешься постоянно. Известно, что сейчас в Африке? Она тоже? Пожалуйста, я клянусь, что никому не расскажу! Мне бы только узнать.

— Я правда не знаю, прости, — жалостливо поджав губу, отрицательно покачал головой мужчина. — Мне вообще ничего не сообщают.

— Ладно, спасибо. И осторожней, там на одном ухе шов расходится, — девушка тихо всхлипнула и тут же закусила губу. Николай ещё раз благодарно кивнул и вышел под дождь. «Если так подумать, Египет могли и не тронуть. Уж явно были цели поприоритетней», — пронеслось в голове, перед тем, как врач нырнул в соседнюю трёхместную палатку. Внутрь, пусть и более просторного, но всё же не бескрайнего жилища, одновременно набилось пятеро: сами братья Борис и Андрей, жена младшего, девушка-подросток и мальчонка возраста третьего класса.

— Коленька! — воскликнул Борис, мигом кинувшись обнимать едва вошедшего мужчину.

— Да дай ты человеку хоть отдышаться, — заворчала на деверя женщина. — Извините его. Некому воспитывать, сами понимаете… Хотите чай? Только, к сожалению, без сладкого.

— Благодарю, но не стоит. Я ненадолго, — Николай быстро снял вымокшее пальто, достал из рюкзака стетоскоп и наклонился к лежащему в одном из спальных мешков, Андрею. — Рассказывайте. Как он?

— А уже всё прекрасно! — вклинился Борис прямо перед лицом, едва не прыгая по крохотной палатке. — Ты наш ангел-хранитель, Коленька!

Николай ещё раз взглянул на спящего у стенки бородатого мужчину. На беглый взгляд, младший из братьев выглядел не больным сорокалетним отцом, а скорее студентом, уснувшим без задних ног после кутежа.

— Вы где-то добыли жаропонижающее?

— Напротив! — чистосердечно замотал головой старший брат. — Только ты ночью пообещал, что зайдёшь и осмотришь его — тут же к утру поправился. Отсыпается пока, но всё отлично!

— Айда с нами в дурака? — внезапно предложил сидящий у Андрея мальчонка. — Можете дождаться, когда папа проснётся, если вам надо с ним поговорить.

— Не надо! Доктор торопится! — твёрдо перебил племянника Борис.

— Я не вовремя? — недоумённо огляделся мужчина. Театральность всего происходящего уж слишком сильно бросалась в глаза.

— Нет. Да. Немного… — замялся старший брат и, быстро всучив пальто с ранцем в руки врача, чуть ли не вытолкал того на улицу. — В общем, уже всё хорошо, доброго вечера, ещё свидимся! Ещё раз спасибо, Коленька!

Брезент резко задёрнули прямо перед носом. Николай мысленно чертыхнулся, закатил глаза, прикрылся рюкзаком от сыплющихся с неба капель и быстрым шагом направился в сторону своей палатки.

Близился вечер. Ливень был сильным, но, как зачастую бывает, коротким. Под ночь воздух наполнился запахом вновь разожжённых костров, а из-за забора донеслось довольное стрекотание кузнечиков. Николай сидел в полусумраке с тетрадкой на коленях, пытаясь выдавить из себя ещё хоть одно предложение. Дежурство Степана началось полтора часа назад. К двухместному шатру подошла невысокая фигура и, нарочито покашляв, аккуратно зашла внутрь. Припозднившимся гостем оказался, по виду, вдоволь отоспавшийся фельдшер.

— Узнал? — Николай перевёл вопрошающий взгляд с тетради на неуютно переминающегося медика.

— В часовне, — помедлив пару секунд в нерешительности, всё же сказал мужичок.

— В часовне? — непонимающе скривился врач. — Она же вся прогнившая и пустая, вот-вот развалится поди.

— Ты вообще с народом общаешься? — цокнув, удивился гость. — Там все пришибленные поселились дней пять уже как. Сидят и без конца отмаливают наши грешные души. Считают, что это господь всё устроил. Кару нам послал.

— Да бред какой-то! — с сомнением уставился Николай. Однако внешний вид фельдшера не вызывал ни единого подозрения во лжи! — И откуда у них генератор?

— Понятия не имею. Но так сказала дочь, а Лизке верю! Знаю только, что у них главный — некий Александр. Дед такой. Худой и малость кривой. Дочь говорит, он ещё и немного… — медик было поднёс палец к виску, но быстро убрал прочь. — Странный в общем. Но за определённую плату может электричество откуда-то дать. Только цены у него бессовестные! Лиза кольцо и серьги отдала, чтобы мне сюрприз устроить.

— Ладно. Спасибо, — вынырнув из затягивающих размышлений, Николай благодарно пожал коллеге руку.

Фельдшер кивнул, застегнул толстовку и накинул капюшон: — Бывай, но я бы на твоём месте туда не ходил. Чуть что не так сделаешь — эти фанатики визжать начинают, мол грешник на святой земле. К ним уже даже патруль перестал наведываться: устали, что на них вопят ещё сильнее, за то, что с оружием приходят.

Гость осторожно высунул голову на улицу, опасливо огляделся и юркнув наружу, скрылся в вечерней темноте. Николай откинулся на брезентовую стенку, обдумал услышанное и, решив не дожидаясь утра, встал, застегнул пальто, надел массивный рюкзак и вынырнул следом в темноту улицы.

Старая часовня стояла прямо за воротами части. Деревянный крест отвалился, а роль двери выполнял прибитый к стене кусок полиэстера. Внутри, стоя на коленях и держась за руки, молилось полтора десятка мужчин. Несколько зажжённых свечей не могли полностью осветить помещение: полумрак скрывал дальние уголки, а воображение дорисовывало в них зловещие скалящиеся фигуры. В глубине строения, на скамье у стены, сидел ссутулившийся пожилой мужчина в классических брюках и пиджаке и молча наблюдал за всем этим странным подобием службы. Николай без стука зашёл в старинное строение и медленно направился к почти не шевелящемуся мужчине. Половые доски опасно поскрипывали при каждом шаге

— Александр? — приблизившись, поинтересовался врач.

— Тссс! — обернувшийся старичок резко поднял и приложил к губам указательный палец, призывая к тишине. Врач подошёл ещё ближе, сел на скамью рядом и, подождав с минуту, повторил:

— Вы Александр?

— Попрошу! Доктор Александр Иванов. Профессор, между прочим, — полушёпотом поправил мужчина, смерив гостя скептическим взглядом. — Чем обязан?

— Мне сказали, что я смогу найти тут помощь, — также с сомнением смерил мужчину Николай.

— Конечно, найдёте! — громко воскликнул старичок, напрочь забыв про свою же просьбу тишины. Однако, молящаяся паства, не обратила никакого внимания. — Это же Божий дом. Всяк сюда входящий обретёт приют!

— Я немного о другой помощи, — покачал головой врач. Недоверие множилось с каждой секундой и внутри уже начало преобладать желание встать и уйти.

— Какой же? — нахмурился профессор, выражая неподдельное недоумение. Но тут в прищуренных глазах сверкнула нотка любопытства. Николай замешкался, мужчина вскинул бровь. — Дайте мне хотя бы подсказку.

Врач мысленно посетовал на возможные будущие проблемы, но всё же снял рюкзак, опасливо огляделся и расстегнув самое большое отделение, осторожно достал изнутри портативную армейскую радиостанцию: — Ваша помощь выдаёт двести двадцать вольт?

— Не понимаю, о чём вы говорите! — с ещё более искренним изумлением воскликнул Александр.

— Я не военный и никак с ними не связан. Просто гражданский врач, — устало закатил глаза Николай, демонстрируя обратную сторону устройства. — Она у меня ещё с эвакуации. Подумал пригодится. Возможно, нам обоим.

— Кто вам меня посоветовал? — всё ещё с толикой небольшой паранойи сощурился мужчина, при этом слишком явно засматриваясь на устройство.

— Лиза — дочь фельдшера Стогова.

Александр достал из кармана пачку сигарет, прикурил от свечки и сделал небольшую паузу: — Допустим, я вам поверю. И что вы мне можете предложить?

— То, что для людей сегодня будет ценнее всего — правду, — голос Николая звучал убедительно искренне, а в глазах загорелся настоящий неподдельный огонь. — Информацию о происходящем в мире, других выживших, их семьях и месте, где мы сможем осесть. Если дадите генератор — мы подключимся к вышке в обход военных, сможем узнать, что они скрывают и рассказать это людям.

Профессор ухмыльнулся и покачал головой: — У нас явно немного разные представления о ценном.

— Лекарства не просите — не дам! — тут же заявил доктор с несгибаемой сталью в голосе.

— Что вы! Даже не помышлял! У меня предложение получше, — старичок поднялся со скамьи и, сощурившись, похлопал по корпусу радиостанции, — Можете провернуть что хотите, но после — приёмник останется у меня.

Николай уставился на собеседника и всерьёз призадумался. Профессор же, в свою очередь, простодушно протянул руку: — Так что, договорились?

Врач проигнорировал протянутую конечность и бросил внимательный взгляд на молящихся в центре помещения мужчин, а после — с интересом всмотрелся в пожилое лицо Александра, подмечая не только многолетние морщины, но и такие же усталые глаза, как у себя самого: — Вы правда верующий?

— Вас удивил бы положительный ответ? — Александр опустил руку и закинул ногу на ногу.

— Разочаровал бы.

— Презираете теистов? — профессор удивлённо вскинул брови.

— Презираю лицемеров, — в отличие от старичка, на лице Николая застыло каменное выражение сомнения. Александр же расплылся в довольной улыбке и, расправив плечи, вновь заглянул в глаза врачу: — Нет, я не верующий. Никогда не был, да и вряд ли когда-нибудь уже буду.

— И при этом вы ими командуете? — Николай ещё раз оглядел неугомонно поклоняющихся в круге мужчин.

— Они подчиняются не мне, а своим догматам, — спокойно, но громко констатировал профессор. Паства, по-прежнему, не двинулась с места.

— И что это значит? — врач встал со скамьи и оглядел старые деревянные стены.

— Все люди служат тому, во что верят. А каждый верит в то, что способен понять. То, к чему он привык. То, что даёт ему покой и чувство уверенности. Я обычный старик, посвятивший всю жизнь естественным наукам, а они молодые, сильные и трудолюбивые.

— Так что, у вас взаимовыгодное сотрудничество? Вы — мозг, они — руки? — Александр утвердительно кивнул. Николай коснулся воскового тела зажжённой рядом свечи. — И что, хотите сказать, что считаете их равными себе?

— А разве кучер и лошади равны? — лёгкая улыбка вновь тронула морщинистые губы.

Врач отвёл руку от огня и уставился в лицо Александра. Часовня погрузилась в тишину, прерываемую лишь тяжёлым дыханием приклоняющихся.

— Позвольте показать вам кое-что, — первым нарушил молчание профессор. Подойдя к одной из скамей, он переключил крошечный тумблер у самого пола и под потолком загорелась яркая лампа накаливания. Обратный щелчок — помещение вновь погрузилась в сумрак, разряжаемый лишь крохотными свечами.

— Значит, вы всё-таки действительно украли генератор? — утвердился в своём предположении Николай. — Как вам удалось скрыть это от военных?

— О нет, нет. Никакой кражи, уверяю вас! Вы меня ещё плохо знаете! Всё гораздо интереснее! — Александр, сияя самодовольной ухмылкой, окликнул одного из прихожан и тот, отодвинув скамью и тяжёлый ковёр, распахнул спрятанный люк в подвал. Профессор, поманив Николая за собой, принялся спускаться по крайне ненадёжной лестнице с характерным уханьем и кряхтением. Внизу оказалось одновременно и душно, и влажно. В нос ударил резкий кружащий голову запах бензина.

— Тут хранили вино во время сухого закона. В Союзе никто бы и не подумал идти обыскивать старую часовню. Те, что не пожгли при Сталине — никому уже интересны не были, — Александр нащупал на стене кнопку и в помещении воцарился свет. По периметру расположились старые деревянные стеллажи с множеством полок, которые практически ломились от ящиков с древним алкоголем. А в центре комнатушки гордо красовалась громадная металлическая конструкция, оказавшаяся самодельным бензиновым генератором.

— Вы сами его собрали? — Николай шокированно уставился на агрегат, словно инженер двадцатого века, получивший в руки мобильник. — Профессор, это… Это потрясающе!

— Всего за неделю, — старичок самодовольно распахнул руки.

Врач с опаской смерил мужчину взглядом, вновь прокручивая в голове предложенную сделку: — Знаете, скорее всего, мы с вами не сойдёмся во многих взглядах.

— Различия в убеждениях не мешают им следовать за мной, так почему они должны помешать нам с вами? Что вас смущает? — Александр наклонил голову и прищурился, всматриваясь куда-то сквозь доктора. — Боитесь, что я заведу тайное радио и начну пичкать людей фаталистичным религиозным бредом?

— Просто хочу убедиться, что наши цели не противоречат друг другу, — всё ещё сдержанно протянул врач.

— О, я не меньше вашего хочу отсюда убраться. В мои планы не входит провести старость на радиоактивном болоте, — Александр ухмыльнулся и вновь протянул руку. — Этой схожести вам достаточно?

— Вполне, — наконец решившись, Николай пожал пожилую ладонь.

Оставив радиостанцию в часовне, доктор выбрался на улицу и, раздумывая над дальнейшими шагами, направился обратно в часть. После душного подвала вечерний воздух ударил в нос волной освежающего бриза. Мужчина уже подходил к распахнутым воротам лагеря, как вдруг сзади послышался гул автомобильных клаксонов, а среди стволов деревьев замелькал белый свет фар. Оповещая всех о своём прибытии, мимо Николая на территорию лагеря въехало пять военных грузовиков.