Дорис. Морские рассказы

Алексей Макаров

На каждом судне есть судовые механики. Их труд для постороннего взгляда не заметен. Их работа тяжела и неблагодарна. О ней мало кто знает. Они – в тени от общего внимания или, как всегда, в машинном отделении.Им, как и всем остальным людям, присущи чувства обычных людей, которые особенно обостряются в море, в оторванности от дома, жён, детей и родителей.В книге Алексея Макарова из серии «Жизнь судового механика» рассказывается о работе судового механика и трудностях этой профессии.

Глава третья

Утром Лавров с трудом разбудил жену. Ей надо было к восьми часам на работу. Он накормил её завтраком, отвёз на работу и вернулся в офис, где сел за стол и продолжил читать папки о правилах компании.

В два часа Нина заканчивала работу, и к двум часам Лавров поехал забрать её. Дома они вместе пообедали, а потом Лавров вновь вернулся в офис.

Только он сел за стол, как у него зазвонил телефон. По мелодии этого звонка было сразу понятно, что это звонит Нина. Он вынул телефон из кармана и, пытаясь говорить тихо, произнёс:

— Алё. Ниночка. Что стряслось? Чего звонишь?

В ответ услышал, чуть ли не истерический, крик жены:

— Немедленно приезжай домой! У нас потоп!

Ничего не понимая, Лавров попытался выяснить причину звонка:

— Какой потоп? — но трубка непроизвольно начинала дрожать в руке. Зная свою жену, Лавров начал понимать, что произошло что-то из рук вон выходящее.

В их квартире на первом этаже, если стояк сливной трубы забивается, то в раковине на кухне вода начинала булькать, затем заполнять её и, если вовремя не отреагировать, то переполнит мойку и начнёт течь на пол.

Нина в панике кричала:

— Вот! Не успел ты уехать из дома, а меня уже топит! Что мне потом одной делать? Приезжай немедленно, я не знаю, что мне тут делать! Я уже вычерпала два ведра, но вода не перестает идти с верхних этажей, и меня тут топит!

Газаров слышал этот разговор и Лавров посмотрел в его сторону:

— Михаил Григорьевич, жена звонит — потоп дома. Мы на первом этаже. Мне надо срочно вернуться домой, — Лавров вопросительно посмотрел на Газарова.

— Конечно, поезжай, — спокойно отреагировал он на просьбу Лаврова.

В подтверждение своих слов Лавров, для убедительности, добавил:

— Но я сейчас же вернусь, когда всё сделаю.

— Да, езжай, езжай, — махнул Газаров ему рукой.

Лавров немедленно подскочил и выбежал во двор, где стояла машина.

Приехал он домой быстро, благо дороги были свободные. Это заняло минут двадцать.

Открыв дверь своим ключом, он скинул верхнюю одежду и вбежал в кухню.

Нина стояла с ковшиком в руке и отчерпывала воду из кухонной раковины. Лавров вырвал у неё ковшик и отчерпал одно ведро, затем второе. В промежутках между вёдрами, он приготовил чоп и, когда раковина оказалась пустой, выдрал сливной патрубок и забил его им.

Нина со спины наблюдала за всеми его манипуляциями. Когда она увидела забитый чоп, то с ехидным смешком спросила:

— Что? И это всё?!

Лавров непонимающе посмотрел на неё:

— Ну, пока всё. Я же читаю инструкции у Газарова. Мне надо до завтрашнего дня их прочесть. Вода-то не течёт. Вернусь после пяти и всё уже тогда сделаю.

Нина дёрнув плечом и ничего не сказав, отвернулась и ушла в дальнюю комнату.

Ну, а ему что тут ещё делать? Вода не течет. Он ещё раз проверил чоп, развернулся, сел в машину и поехал обратно в офис.

Только он приехал в офис и принялся за чтение инструкции, как у него вновь зазвонил телефон. Эта была Нина. На этот раз она уже спокойно комментировала происходящие события. В её голосе звенели стальные нотки:

— Твой чоп вырвало! Вода опять льется! Нас опять топит! А я не собираюсь черпать эту пакость, — чеканила она слова, как будто забивала гвозди в трубку телефона.

Господи, Боже мой! Лавров вновь посмотрел на Газарова:

— Жена опять звонит. Наверное, я уже сегодня не вернусь, потому что уже четвертый час, — он с просьбой посмотрел на Газарова. — Поеду я, устраню потоп, про который говорит жена.

Газаров с пониманием отреагировал на его просьбу:

— Да езжай, езжай. Перед рейсом не надо жену сильно раздражать. Сделай всё, как она хочет.

Ну, понятно — старый моряк. Сам знает, что такое быть последние дни дома.

Лавров вновь сел в машину и вернулся домой.

Точно. Воды на полу в кухне было полно. Он вновь вставил вырванный чоп. Разделся, чуть ли не до трусов, и начал собирать воду с пола. Всё убрал и начал смотреть, что же произошла со шлангом. Благо у него тут же был запасной переходник с трубы на шланг.

Когда он вытаскивал шланг из трубы, то резинка на нём лопнула. Пришлось подгонять новую резинку по месту.

Для прочистки сливной трубы, у него была специальная 18-метровая проволока-«змея» и он засунул её в сливную трубу, чтобы пробить засор.

После того, как труба была пробита, и «змея» без видимых усилий вертелась в трубе, он подсоединил резинку с переходником и собрал трубы. Всё! Налил воды в раковину — она свободно сливалась. Осмотрел трубы — протечек не было.

Убедившись, что всё в норме, он прошёл к жене.

Нина с ним не разговаривала. Она молча сидела в большой комнате и что-то вязала. Пришлось подлизываться.

— Ну, что ты, — подхалимским тоном пытался Лавров завязать с ней разговор, — ну, мне же учиться надо.

— Я всё понимаю, — наконец-то подняла она глаза на мужа. — Но для тебя главное — твоя работа. Ты уже всё — в море! Ты уже на работе! Ты ничего не хочешь делать дома! Опять всё будет взвалено на меня, на мои плечи! И так будет продолжаться полгода!

— Ну, мамусик, успокойся, — начал уговаривать её Лавров, как можно мягче. — Всё, что нужно, только скажи, сейчас же всё сделаю. Все сальники проверю. Все краны отремонтирую. Прибью все гвозди, подклею все обои, — и он принялся устранять небольшие неполадки, которые были в квартире.

Там гвоздь забить, тут провод провис, там ещё что-нибудь, тут розетка болтается. Так допоздна он и занимался устранением неполадок.

Утром он вновь поехал в офис и, дочитав инструкции, обратился к Газарову:

— Ну, всё — дочитал.

— Ладно, ты и так всё знаешь, — мирно проговорил он. — Смотри! В три часа у нас первичный сбор экипажа. Надо чтобы все познакомились друг с другом. Да и тебе надо обязательно там быть, — Лавров с облегчением понял, что допрос по прочитанным папкам отменяется:

— Хорошо, приеду. Сейчас жену отвезу на работу и приеду, — ответил он, стараясь побыстрее покинуть так надоевший ему офис.

Перед отъездом домой, он зашёл в кабинет Молчанова.

Секретарша была на месте и он сразу же спросил у неё:

— К Андрею Ивановичу можно?

Она подняла свои томные глазки и пропела:

— А Андрея Ивановича нет. Он утром улетел в Сингапур.

Лавров в недоумении остолбенел и поэтому брякнул секретарше:

— Он же должен был составить дополнительное соглашение, и мы его должны были подписать сегодня.

Секретарша тут же ответила:

— Да, он оставил это соглашение. Оно у Мишина, у его зама, — она кивнула на дверь рядом. — Но и его сейчас нет. Он будет ближе к вечеру.

Опять двадцать пять! Что ж так не везёт с этими бумагами?

Делать нечего. Лавров попрощался с секретаршей и вышел.

Машина стояла во дворе офиса, он прогрел её и вернулся домой. Отвез Нину на работу (у неё сегодня приём был до восьми вечера) и к трем часам подъехал к конторе круинга.

Зашел к Василию Петровичу и поздоровался с ним.

Сбоку от его стола скромно сидели две тётеньки. Одна, как говорит зять Лаврова, «глазастая-глазастая». «Глаза» — не меньше, чем на пятый или шестой размер. Другая — как приспущенный шарик. Губы поджатые, сидит молча, уставившись в пол. Ни на кого не смотрит.

— Ну, — подумалось Лаврову, — уж очень серьёзная тётенька. Не дай Бог с ней поссориться. Бедный сам сто раз потом будешь. А кто же повар из них?

Он подошел к женщинам и, как можно вежливее поздоровался. Они ответили на его приветствие, и полненькая «глазастая» женщина представилась:

— Меня зовут Олеся Васильевна, а это Екатерина Михайловна. Я повариха, а это будет наша буфетчица. Вот вы с ней, — поучительно обратилась она к Лаврову, — дружите. Она у вас будет каюту убирать и следить за чистотой. Поддерживайте с ней хорошие отношения, — и она томно повела глазками. — Мы с Екатериной Михайловной уже не в первый рейс вместе ходим, поэтому друг друга знаем хорошо.

Ну, понятно, бывалые морячки. Екатерине Михайловне было далеко за пятьдесят, а Олесе Васильевне на вид было лет под сорок пять. Так потом и оказалось, когда, чуть позже, Василий Петрович дал Лаврову судовую роль с их именами. Тут стали подходить и другие члены экипажа.

Лавров заметил, что в офис зашел представительный, неразговорчивый мужик. Уж очень суровый вид был у него. Лавров даже не мог представить себе, кто это такой.

— Ну, — подумалось ему, — наверное, это старпом.

Потому что капитан должен быть, по опыту Лаврова, совсем другим.

А за громилой заходит, даже не заходит, не вбегает, а проскальзывает — какой-то небольшого росточка — метр шестьдесят с кепкой — человечек, который сразу кинулся к шкафу, где стояли папки с личными делами, затем к Василию Петровичу, который уважительно пожал ему руку. И тут перед человечком все засуетились. Лавров понял — это будет его капитан.

Ботинки на высокой платформе, в высокой норковой шапке, кожаная куртка с подкладными плечами. Но и даже со всеми этими прибамбасами он был ростом ну не больше, чем на метр шестьдесят пять. Нос крючком. С первого взгляда в нём проскальзывало что-то такое, еврейское.

***

Ну, для Лаврова это никакой роли не играло. В свое время на «Тунгуске» у него тоже был примерно такой же капитанишка под названием Шаталович Борис Моисеевич. Тот тоже был метр шестьдесят с кепкой, зато жена у него была метр семьдесят пять, килограммов на девяносто с лишним. Так Шаталович был точно таким же шмындриком, как и этот просочившийся человечек.

Как Шаталович, только не дрючил Лаврова! Как он только над ним не изгалялся, да какие только козни не устраивал! Но в течение полугода, что Лавров был на «Тунгуске» (а Молчанов был тогда там старпомом), он всё выдержал с честью. Но больше одного рейса в «полярку» он тогда выдержать не смог и свалил в больницу. Жена ему «сделала» больничный лист, и его «срочно» положили в больницу, потому что с Шаталовичем Лавров уже не мог никак работать, от одного взгляда на него Лаврова начинало поколачивать и мелко тряслись руки от ожидания очередной пакости.

***

Увидев этого небольшого, юркого, чернявенького, носатенького человечка, Лавров прикинул:

— Ну, это будет не Шаталович, но что-то похожее. Ну что ж. Что делать? Если судьба уж так свела. Может быть, второй раз не получится так, как с Шаталовичем, а пронесет. Ну, там видно будет. Что загадывать? Море покажет, кто есть кто.

Приехал Газаров. Василий Петрович, всех собрал в небольшой комнате, и они с Газаровым начали проводить первый инструктаж.

Сделал перекличку экипажа по судовой роли. Вначале вызывали палубную команду, а затем очередь дошла и до машинной команды. Первый был, конечно Лавров.

Василий Петрович называет должность:

— Старший механик.

Лавров поднимается:

— Я.

— Назовите ваше имя-отчество.

Лавров назвался и все с любопытством посмотрели в его сторону. Перед этим такая же процедура коснулась и палубной команды. Так надо. Надо с первых же шагов обозначить, кто есть кто, и какую должность кто занимает. Чтобы с самого начала все соблюдали субординацию, и чтобы не было никакого панибратства.

Затем следует:

— Второй механик, — рядом с Лавровым поднялся аккуратно, со вкусом одетый мужчина.

Одежда была до мелочей тщательно пригнана на нём. Лавров это заметил, как только тот вошёл в офис. Своим видом он очень выделялся на фоне других членов экипажа. Сразу было видно, что этот человек очень любит себя любимого.

— Назовите ваше имя-отчество, — продолжал Василий Петрович.

Называет.

Когда Василий Петрович дал Лаврову судовую роль, то он только вкратце ознакомился с ней и ещё не запомнил имена всех своих подчинённых. А теперь, сверяясь с ролью по памяти, он смотрел на вызываемых. Понятно — это второй механик, это третий механик, это четвертый механик. Электромеханика не было, потому что он жил не во Владивостоке, а в Преображении. Василий Петрович ещё вчера предупредил Лаврова, что электромеханик приедет только в аэропорт.

А вот этот здоровый громила, что вошёл с капитаном — оказался токарем. Сразу подумалось:

— Да, тяжеловато мне с ним будет — неразговорчивый он больно.

Руки сильные, жилистые. Один палец — как два его. Плечи, как у молотобойца. Спина немного ссутулена. Такому под горячую руку не попадайся — зашибёт.

— Ничего, и не с такими справлялись, — невольно подумалось Лаврову.

А сварщик — прямая противоположность ему. На вид компанейский мужичок, располагающий к себе и с которым можно было, и поговорить, и договориться.

Представили штурманов и матросов.

Второй помощник удивил Лаврова. С виду простецкого вида человечек, но глаза выдавали, что он не так-то и прост.

Одним из условий, которые Газаров зачитал перед новым экипажем — это было то, что всем им придётся оставить демократию за воротами этого офиса, и что здесь начинаются правила компании, контракт с которой подписан, и согласно этим правилам они будут жить ближайшие восемь — девять месяцев. А дальше он так и сказал:

— Так что читайте свои контракты заново от корки до корки. А кто не согласен, тот может не подписывать контракт. За порогом стоит достаточно моряков, которым очень нужна эта работа. Вот условия контракта, — он достал рабочую толстую папку и попросил каждого подписать её содержимое.

Подписывать надо было каждый лист на обороте. Листов было не меньше пятидесяти. Пришлось каждому ставить по пятьдесят подписей. Бодяга с подписанием контракта затянулась ещё на час, пока моряки, не глядя в содержимое документа, что-то чиркали в нём.

Лавров тем временем попросил механиков подойти к себе:

— Механики, пожалуйста, давайте отойдем в угол, я хочу с вами поговорить, — обратился он к залу, в котором сидели его подчинённые.

Второй механик подошел первым. Седоватый, вальяжный. Красивое, немножко лощёное лицо. Для второго механика оно, как-то не подходило. Наверное, он был уже старшим механиком, потому что вид у него был уж очень значительный и аристократичный.

Как потом и оказалось, что он был старшим механиком на судах, которые возили машины из Японии во Владивосток. Оборзевший, наглый, отвыкший работать руками, ничего не умеющий человек и абсолютно не знающий английского языка.

Третий механик — высокий парень Коля. Лавров сразу понял, что Коля будет пахать — и кувалдой махать, и во все дыры полезет и себя не пожалеет ради работы.

Четвертый механик — невысокого роста, щупленький, с заинтересованными глазами парень лет тридцати. Лаврову он сразу понравился. Чувствовалось, что и этот во все дыры залезет. Так потом и вышло — он самостоятельно, без всякой посторонней помощи изучил всю машину, все системы своего заведования, сделал несколько, толковых, рацпредложений, которые потом Лавров отослал Аверину.

***

Аверин в одном из писем даже поблагодарил Лаврова за изобретательность.

Лавров Аверину по поводу этих внедрений даже письмо посылал, где писал:

— Уважаемый Владимир Борисович. Эти рацпредложения были предложены четвертым механиком, а я только содействовал их внедрению и оформлению.

На что тот ответил:

— Ну, ничего. Главное — что эти предложения мы внедрим на следующих балкерах, которые будут строиться в дальнейшем для нашей компании.

Ещё должно быть построено четыре таких балкера. Балкер, на котором находился Лавров, был вторым в серии.

Первый балкер из этой серии уже был построен (он сейчас пошёл в Бразилию), а второй был «Дорис».

Всего в компании таких балкеров должно было быть пять. Поэтому каждый последующий всегда был немного лучше предыдущего.

***

После того, как Лавров побеседовал с механиками, они подписали правила компании.

Во время его беседы с механиками особенно выделялся второй механик. Если все внимательно слушали старшего механика, так тот на каждое слово Лаврова отвечал немедленной реакцией:

— Да-да-да-да, я понимаю, это вот так и надо делать. Да-да именно так и должно быть.

Только Лавров начинаю развивать мысль, как тот тут же перебивал его:

— А был такой случай у нас…

Лавров не выдержал и одёрнул второго механика:

— Подождите, Семен Иванович, подождите. Я сейчас всё расскажу, а потом, когда мы выйдем на улицу, Вы нам расскажете все случаи Вашей жизни. У нас впереди еще шесть месяцев рейса и будет достаточно времени, чтобы всё это послушать.

Второй механик сразу же отреагировал на его слова, а Лавров поймал себя на мысли, что тут он прокололся:

— Почему шесть? У нас же у всех восемь, — и он внимательно посмотрел в глаза Лаврова.

В ответ, посмотрев на такой пронзительный взгляд, тот только и смог ответить:

— Ну, значит, восемь. Не будем обсуждать это сейчас. Я с вами разговариваю совсем не поэтому поводу.

Лаврову не хотелось афишировать, что он был знаком с Молчановым, что его по какому-то блату приняли в компанию, что условия контракта у него не такие, как у всех. Потому что это может вызвать зависть в русском экипаже (знал же он это), пересуды и всякие неприятности, которые могут в дальнейшем сказаться на моральном климате экипажа.

Он только продолжил:

— Газаров сказал, чтобы мы оставили всю демократию за воротами этой компании. Но я хочу вам сказать. Что это он пусть так сам думает. А я бы хотел, чтобы наоборот мы не забывали о ней. Мы будем в море долго и нудно работать. И если мы будем только работать, как написано на страницах этого контракта, то никакая работа у нас не получится. Это будет только каторга. Я бы хотел, чтобы каждый из вас это понял. И пусть каждый отнесётся ко всем делам и заботам, которые встретятся за это время так, как бы он отнёсся к ним у себя дома. Спокойно и с любовью. Пусть каждый из вас поймёт это, — он сделал небольшой паузу и посмотрел на механиков, окружающих его. — И делает всё, как будто бы он делал это для себя, для своей семьи. А в итоге труд каждого из нас — объединит нас. Ведь в итоге труд каждого из нас — это наша безопасность в море, которая сохранит нам наши жизни и позволит живыми и здоровыми вернуться к нашим семьям.

Механики притихли и смотрели на Лаврова с удивлением:

— А я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы вы это почувствовали, — в подтверждение своих слов продолжил Лавров: — И тогда и контракт пролетит быстрее, и работа будет спориться лучше.

Механики смотрели на Лаврова с удивлением. Видимо никто из них не ожидал от нового старшего механика таких слов.

В углу, где Лавров собрал механиков, стало тихо. Наверное, каждый из них переваривал только что услышанные слова. Только Санёк (моторист, который закончил высшую мореходку, и пошёл в рейс зарабатывать ценз) влез в разговор:

— А вот, вся документация будет на английском языке. Это понятно. Как же нам с этими инструкциями разбираться?

— А вы что? Не знаете английского языка? — спросил Лавров по-английски у всех.

В ответ была — тишина. После продолжительной паузы до него дошло, что его вопрос никто не понял:

— Значит, не знаете английского? — уже по-русски продолжал Лавров.

— Ну, как? — это опять был второй механик. — Учили же мы его в школе…

— А я в школе немецкий учил, — влез в разговор Санёк.

— А я — французский, — добавил третий механик.

Тогда для интереса, Лавров задал этот же вопрос и по-немецки.

Результат был прежний — тишина. Тогда, видя безысходность ситуации, он всем сказал:

— Не переживайте. Все разговоры с иностранцами и документацию — я беру на себя. Если будут трудности с языком или при прочтении инструкций — сразу же обращайтесь ко мне.

«Народ» облегчённо вздохнул, а вездесущий второй механик добавил:

— Это уже легче. С этим можно будет уже жить.

Таким образом они и поговорили, а потом вышли на улицу.

Здесь уже второй механик завладел всеобщим вниманием. Подошёл токарь, этот здоровенный мужичара, но, как только он увидел выходящего капитана, то сразу же метнулся к нему и завёл с ним какой-то разговор. С места, где стоял Лавров, было невозможно расслышать, о чём они говорят.

У токаря рост был под метр восемьдесят. Но он так заглядывал в лицо капитана, что со стороны казалось, как будто, он был даже меньше его ростом и всё что-то гудел ему басом, заискивающе заглядывая в капитанские глаза, которые были у него на уровне груди.

Лавров особо не прислушивался, но у токаря на лице было такое слащавое выражение, столько подхалимажа в его действиях и мимике, что Лавров понял, что это будет именно тот человек, который будет все события, — даже если кто-то и пукнет за углом где-нибудь в машинном отделении, передавать капитану.

Ему было очень неприятно, что такое в машинном отделении уже завелось. Но что делать? Не он собирает экипаж, не его это дело.

***

Это психологи составляют экипажи для космолетов, а сейчас тот экипаж, который уже набран, надо было воспринимать как действительность.

Это когда Лавров работал в пароходстве, то уж там-то он приходил в отдел кадров и не говорил, а скорее требовал:

— Мне нужен вот этот моторист, а этого мне не надо, он себя не оправдал. Заберите его себе назад, а вот этого оставьте мне.

С механиками было точно так же. И поэтому машинная команда на его пароходе, куда он был первый раз направлен стармехом, была сплоченная и дружная. Он на нём отработал в общей сложности почти пять лет (с отпусками, и со всеми выходными). Так что многие парни в экипаже, работали вместе с Лавровым долго. Текучки не было. Если механики уходили, то только на повышение, а мотористы работали по три — четыре года.

И даже, когда он уже работал под флагом, все, когда узнавали, что он работает под этим флагом, просились:

— Возьми нас к себе.

Но там Лавров уже ничего не мог поделать, но всегда, если это был стоящий специалист, он честно говорил им:

— Поймите, ребята. Не могу я этого сделать, но помогу, чем смогу, — и отводил их к Петровичу, рекомендуя:

— Вот этот парень хочет работать, и я рекомендую его как хорошего специалиста.

Петрович брал их и никогда не говорил Лаврову, что он привёл к нему какое-то дерьмо собачье или ещё что-нибудь в этом роде, а Лавров всегда был доволен своим бывшим экипажем, когда-то им созданным.

***

Но сейчас он не знал, что ему делать, как поступить с токарем.

После перекура экипаж вновь позвали в офис, где Лаврову выдали кипу журналов, которые они должны будут привезти на судно. Эти журналы должны заполняться обязательно (по старинке, как в пароходстве) в дополнение к компьютерным отчётам.

Журналы по технике безопасности, по пожарной безопасности, машинные журналы и многое, многое другое.

Если в иностранном флоте один машинный журнал заводился на три месяца, то тут им на восемь месяцев надо было везти с собой восемь журналов. Вот так сразу десять штук и были вручены в руки.

Кроме того, надо было привезти с собой на судно различные инструкции, папки с инструкциями, компьютеры, мониторы. То есть всё, на что фирма не хотела тратить лишние деньги за пересылку. Всё это надо было переть с собой.

Лавров взял только то, что было их, машинным и тут же распределил эту кучу барахла между членами машинной команды. Получилось, что это и не так уж и много. Свою кучку он сразу же сложил в машину.

На прощанье Василий Петрович позвал к себе в кабинет его и капитана:

— Через два дня вы должны подойти ко мне, и я уточню дату отлета. Вот вам телефонные номера всех ваших подчиненных. Вы обязаны обзвонить и известить их, какого числа будете улетать, чтобы избежать опозданий и недоразумений.

После сбора экипажа Лаврова поехал не домой, а вернулся в офис, чтобы забрать у Мишина дополнительное соглашение.

Молчанов ему пообещал составить договор о дополнительном соглашении на пятьсот долларов, по которому они ежемесячно должны будут выплачиваться или перечисляться на его счет.

С этим соглашением творилось что-то непонятное. Лавров уже был не рад, что согласился с предложением Молчанова о работе. Потому что когда он два дня назад заходил к нему с вопросом об этом соглашении, тот недовольно ответил ему:

— Сейчас оно ещё не готово. Юристы его ещё не составили. Они мне его отдадут сегодня, и мы вместе с тобой его подпишем.

А когда Лавров не выдержав, позвонил ему позавчера, то услышал тот же ответ:

— Нет-нет, они ещё не составили соглашение, они ещё ничего не сделали, но я сейчас потребую, чтобы они его немедленно приготовили. Так что приходи завтра.

И вот после сбора экипажа Лавров вернулся в офис компании. Секретарша, как будто ждала его. Она была сама любезность:

— Вас ждут, — и показала она Лаврову на дверь зама.

Он прошёл в кабинет. Мишин сидел за столом. Лавров пожал ему руку и с нетерпением спросил:

— Ну, и где оно, это соглашение?

А Мишин, вежливо улыбаясь, пододвинул ему листок бумаги со словами:

— Вот оно, пожалуйста.

Лавров взял в руки листок и бегло просмотрел их. Оказалось, что это всего лишь ксерокопия контракта, а подпись Молчанова поставлена как факсимиле, а не как обычно, от руки.

— Да, ладно, — как-то непроизвольно подумалось ему.

Написана была целая страница. Мишин в очередной раз улыбнулся:

— Да Вы садитесь. Читайте.

Лавров сел у стола и принялся читать. Контракт был составлен только на английском языке.

Ему-то было всё равно, на каком языке составлен этот контракт. Он и так понимал, что там написано. Но они же находились в России, и любой документ изначально должен был составлен на русском языке, а потом уже переведён на английский. Поэтому все инструкции по МКУБу, по несению вахты и прочие документы — были составлены в двух экземплярах, на английском и на языке, понятном экипажу.

Тогда Лавров поднял в недоумении глаза на Мишина:

— Почему это соглашение составлено только на английском языке?

— Ну, это Молчанов так его составил, я ничего об этом не знаю. Мне было сказано передать этот документ Вам, чтобы Вы его подписали. А как он составлен, и почему — меня это не должно касаться.

Лавров посмотрел на документ и вновь его перечитал.

Ему в этом соглашении один пункт очень сильно не понравился. Там было написано, что пятьсот долларов будут выплачиваться не ежемесячно, а после окончания контракта и, если за контракт не случится каких-либо нарушений по технической или дисциплинарной части с человеком, с кем заключен этот контракт, то они будут выплачены в полном объёме. Если одно из условий этого индивидуального соглашения не будет соблюдено, то тогда по окончании шестимесячного контракта вся сумма не будет выплачена.

Когда Лавров это прочитал то его, как дубиной огрело:

— Ну, ни фига себе! Это же в какую кабалу я попал. Если я не там пукну или кто-нибудь меня по злобе заложит, я же денег своих так и не получу, потому что я нарушу условия этого договора.

Вот это Молчанов! Вот это хитрец! Вот это лепший кореш! Это вот почему он до последнего дня тянул с подписанием индивидуального соглашения. Он знал, что Лавров будет не согласен с этим пунктом.

***

У Лаврова такое сомнение закрадывалось ещё изначально. Ещё с того дня, когда Лавров пришел к Молчанову первый раз из круинга, после беседы с Василием Петровичем.

Тогда Лавров спросил у него:

— Андрей Иванович, так почему контракт не на пять тысяч, а на четыре пятьсот?

Так Молчанов тогда на Лаврова взбеленился:

— Ты что! Ты же работаешь в русском экипаже! Ты что, хочешь, чтобы на тебя косились? Капитан будет первый коситься, когда узнает, что у тебя зарплата будет больше, чем у него. Ты что?! Это невозможно! — но потом, чуть успокоившись продолжил. — Это потом мы индивидуально всё с тобой обговорим, ты не переживай, всё будет выплачено. Составим индивидуальное соглашение.

— А у капитана, какая зарплата? — поинтересовался Лавров.

— У капитана четыре восемьсот. У тебя четыре пятьсот.

Лавров пожал плечами:

— Ну, а если у меня сразу пять тысяч будет? Ну, давай, чтобы сразу. Без всяких отдельных бумаг.

— Нет. Мы составим индивидуальное соглашение, в котором все суммы и будут указаны. Подожди пару дней. Юристы его составят и тогда мы его подпишем, — Молчанов тогда уже просил Лаврова, что на него было совсем не похоже.

— Ну, подпишем, так подпишем. Это же генеральный директор обещает, — поверил тогда Лавров на слова Молчанова.

***

Но когда Лавров прочитал пункты, которые они с Молчановым вообще не оговаривали, он не знал, что ему делать.

Эту кабалу подписывать? Или послать всё к чёрту и идти к Петровичу, в «Фесконтракт», и с ним разговаривать о новом трудоустройстве.

Это опять ещё месяц ждать нового назначения. А какое судно он даст Лаврову? Старье какое-нибудь? А тут — совсем новый балкер. Только со стапелей. Муха не сидела. Он будет первым старшим механиком на нём. И сколько бы лет этот балкер не отработал, в его документах навсегда останется его фамилия, потому что она — первая.

Лавров сидел в размышлениях. Не зная, как ему поступить. Но, надеясь на русский авось он, махнув рукой, подписал подсунутую копию. С неё тут же сняли копию и отдали её Лаврову.

Он взял эту копию соглашения, положил в портфель с общими документами, только с одной мыслью:

— Да будь что будет. Не думаю, что Андрей меня «прокатит». Скорее всего, так оно и будет, потому что уж больно кровно он обещался, что эти пятьсот долларов будут выплачены обязательно.

Лаврову тут же вспомнилась подобная история, как его хорошего друга Вовку Иванова, точно также «обул» его очень хороший знакомый Салов. Так этот Салов так и не заплатил Вовке обещанных денег, найдя в его работе какие-то недостатки.

Лавров в глубоких сомнениях сложил только что подписанный договор в портфель и двинулся домой. До рейса оставалось два дня. И надо было их достойно провести в кругу семьи. Ведь потом долгие полгода все его близкие будут вспоминать только эти последние два дня.

Через два дня Лавров позвонил Василий Петровичу. Того не было на месте, но Борткин сказал, что первая группа должна улететь шестого февраля утром в Пекин, а из Пекина придётся лететь в Южную Корею, в Пусан.

Лавров удивился такому полёту и непроизвольно спросил Борткина:

— А почему не сразу в Сеул, а потом уже в Пусан?

— А по-другому никак не получается. На этот день были только такие билеты, — начал объяснять Борткин и добавил: — Предупредите об этом, пожалуйста, второго механика. Электромеханику мы сами позвоним.

— Хорошо, позвоню, — принял к сведению полученные новости Лавров и набрал номер второго механика.

Тот долго не брал телефон, но когда взял его, то ухо Лаврова даже вспотело от того, сколько советов тот дал круингу, и сколько было выдвинуто предположений о предполагаемом рейсе. Когда Лаврову надоело его слушать, он прервал заболтавшегося Семёна Ивановича:

— Семён Иванович, у нас будет ещё время обсудить всё это в аэропорту, а пока мне надо заниматься домашними делами, — и повесил трубку, не дожидаясь ответа с противоположной стороны.

Улетать, значит, завтра. Это, как всегда, было неожиданно. При своей профессии Лавров никогда не забывал, что рано или поздно придётся расставаться с родными и близкими, но, чтобы вот так, сразу — это всегда было неожиданностью.

Самое главное, это набраться смелости и всё об этом сказать Нине. Она ещё была на работе. Так что времени на подготовку к встрече с ней у Лаврова было.

Он оделся и пошёл на базар. Хорошо, что тот был рядом. Даже, если медленно идти, то это занимало не более десяти минут.

На базаре он, по своему усмотрению, набрал на вечер продуктов и вернулся домой. Надо было ждать Ниночку. Но как сказать ей, что надо собираться и завтра уезжать?

Он достал дорожную сумку и начал подбирать вещи, которые ему понадобятся на ближайшие полгода. По какой-то не писаной традиции, он только выкладывал необходимые ему вещи на стол, а уж потом, когда Ниночка проверила, что он собрал, только тогда он складывал их в сумку.

Звонок в дверь прервал его сборы. Он подошёл к двери и открыл её. Это была Ниночка.

Наверное, вид у Лаврова был такой, что как только она вошла, она сразу же поняла, что он должен уезжать. Она только и смогла вымолвить:

— Когда? — печально прошептала она.

— Завтра утром надо быть в аэропорту, — это уже от безысходности лепетал Лавров.

Сумка чуть ли не выпала у неё из рук. Лавров еле успел её подхватить. Ниночка смотрела на него со слезами на глазах, не в силах произнести ни одного слова. Сил у неё хватило только лишь на то, чтобы обнять своего непутевого мужа за шею и уткнуться в его плечо. Слёзы сами собой лились у неё из глаз. Она старалась их скрыть, вытираясь о плечо Лаврова, который застыл в преддверии предполагаемых событий.

Но минута слабости прошла, Нина подняла, ещё влажные глаза на Лаврова:

— Ждала же, знала, что это произойдёт, но всё это так неожиданно…, — и вновь уткнулась в плечо мужа.

Они так и стояли в коридоре. Он не знал, что сказать и непроизвольно гладил её по спине рукой, выдавливая из себя какую-то ересь:

— Ну, ну. Не надо. Не плачь. Я тебя люблю. Полгода быстро пройдёт. Ты не переживай.

Она вновь оторвалась от плеча своего мужа, и уже более твёрдым голосом спросила:

— И когда у тебя самолёт?

— В семь утра надо выехать, чтобы успеть к началу регистрации. Дорога ведь на аэропорт сейчас вся разбита. Надо будет выехать заранее.

— И куда вы летите? — уже настойчивее спросила она.

— Сначала в Пекин, а потом в Пусан. Там нас встретит агент и отвезёт в заводской отель.

— Ты хоть звонить то мне будешь? — это она уже спросила более твёрдым голосом. Она как-то сразу успела овладеть собой и немного успокоиться.

— А как же! При первой же возможности! — горячо начал заверять её Лавров.

— Ладно уж врать то, — с усмешкой произнесла Ниночка.

И потом, совсем другим тоном заговорила.

— Надо же с работы отпроситься. Сейчас я позвоню Ирке. А ты не сиди, тут сложа руки. Давай, давай звони детям. Обрадуй их, что ты смываешься на полгода. Пусть порадуются за своего батьку, — она в досаде махнула на Лаврова рукой и пошла, звонить своей заведующей.

Ну, всё! Обрадовался в душе Лавров. Значит, первая атака выдержана, и войска надолго залегли в оборону. Можно было звонить детям. Он переоделся и, отогнав машину в гараж, вновь продолжил заниматься сборами.

Последний вечер провели дома всей семьей. Пришли Данила с Олей, Алена с Викой и Деней. Алёша был в море, и поэтому Ира была одна с Никитой и Анюткой.

Накрыли стол в зале. Ниночка успела зажарить на вертеле курочку и сделала различные салатики. Посидели вечером, поговорили. Кое-кто и слезу пускал. Викуська бегала от стола в комнату, где у неё были игрушки, а Деня сначала пытался важно высиживать за столом, а потом, как и Вика, ушёл в игровую комнату, где они с Никитой занимались своими делами. А потом они все вместе сидели в спальне на кровати, на которой «батоном» лежала Анютка и умилялись этому маленькому человечку, недавно появившемуся в их семье. Викуська и тут пыталась всем во всём помогать.

Прощанье было трогательным. Дети и внуки по очереди расцеловались с отходящим в рейс моряком. Провожая их, Лавров только пожелал своим детям и внукам:

— Ну что ж! Хорошие вы мои. До свидания на следующие полгода. Не забывайте. Звоните. Пишите.