Russian Disneyland. Повесть

Алексей А. Шепелёв

Разухабистая компания школьников захватывает школу, устроив в ней «аттракцион Russian Disneyland — «бессмысленный и беспощадный». Такое возможно? В российской деревне в начале лихих девяностых — даже такое. Особенно если им помогают не менее разухабистые фермеры…«В этой книге Шепелёв — первооткрыватель некоторых психологических состояний, которые до него в литературе… ещё не описывали, либо описывали не настолько точно, либо не верили, что подобные состояния существуют». Книга содержит нецензурную брань.

3

Г-н Белохлебов, первый наш фермер, решил прибрать к рукам соседнюю с нашим селом деревушку Моршановка, бывшую бригаду колхоза, со всеми потрохами: землю, сельхозтехнику, людей (собирал их заявления о вступлении в фермерскую ассоциацию, сулил баснословные зарплаты). Учитель математики по прозвищу Бадор⁵ выступил на уроках и в учительской, представляя Белохлебова в обличьи кулака и тирана. Дочка фермера, пятикурсница-практикантка, учителка пения, рассказала об этом отцу.

Техника стояла у Белохлебова на задах. Под открытым небом. Тринадцатилетний Серёжка Морозов шёл к своему товарищу-однокласснику — он часто к нему ходил, по пути останавливаясь поговорить с фермером, или тот просил что-нибудь помочь.

Редкие снежинки плавно падали на землю. Как только они до конца спускались и прилеплялись к своим собратьям — тоже только что упавшим и какое-то мгновенье покрывавшим проржавевшее железо тракторов, прицепов, промокшие дрова, стог «сгоревшего» за зиму — и ещё так же медленно тлевшего и сейчас, где-то там, внутри… — сена, воду, снег, лёд и грязную чёрную землю, то ещё мгновение-другое существовали — да и то уже почитай за счёт того, что другие уже садились на них, и на самом деле наверно это были уже не они сами, а они, другие… Вот так и братец Лёня говорит, что какой-то философ заявил, что существует вид, а не индивид (это что-то из учебника «биология» с дурацкими, интересными только нашим девкам картинками), и люди мрут как мушки без толку, не осознавая, а мой Ган с ним типа не согласен, и всё втирает исподволь, что его-то личность самая из всех фильдепёрстовая, что такие люди раз в сто, если не в тысячу лет родятся! И он вообще круче и умней всех зараз — начнём с того, что по крайней мере у нас в ***ивке!.. Ну, ежели вот не считать дядь Лёню… А можть и Сажечку! Что-й-то он их сам-то через каждое слово теребит и всё выспрашивает, что да как!.. Снежинки вот все уникальные, а толку? Пойду-ка посмотрю.

Белохлебов со своим помощником родственником Александром Подхватилиным, именуемым по-родственному не иначе как Сажечкой, кружились около трактора. Серёга направился к ним. Ещё издали он услышал, что Белохлебов ругается. «На Сажечку!» — подумал Морозов. Однако эпитеты явно тому не подходили:

Чёрный! Муджахед шаршавый! Развели грузинов всяких!

Фермер кричал довольно громко и что немаловажно — прямо под ухо Сажечке, который продувал какую-то трубку.

Здорово, фермер, — обратился Белохлебов к подошедшему Серёге и опять за своё: — …пахабный! чёрнищий! Вишь докатился: представлял меня — меня! Сука-сволочь.

Ну он же самый продвинутый учитель — ему можно, — по ответу подростка было видно, что он догадался, о ком и о чём идёт речь. Улыбка его говорила о настоящей, как бы уже взрослой иронии.

И опасная тварь, — загадочно прибавил Белохлебов и, в очередной раз удивляясь Серёге, подмигнул ему, нагнулся к самому уху помощника и начал перечислять старые эпитеты.

Сажечка даже улез под трактор, но Белохлебов, держась за раму, тоже весь изогнулся к нему, опять к самому его уху, и принялся громким басистым голосом орать:

— Серёжка, будешь фермером! Будешь, обязательно будешь. Бу-дишь!..

Наконец Сажечка не выдержал:

Чего ты взялся?!

Чаво?! — паясничал Белохлебов, — что ты сказал-то? Я либо ослышался, а? — А теперь наоборот пристально-театрально взглянул на Сержа.

Сажечка не отвечал, только улез ещё глубже в агрегат и принялся там усердно возиться и кряхтеть.

Смотри сюда, когда с тобой разговаривают! — почти по-военному скомандовал Белохлебов, бывший прапор, «сундук», как пятнадцать лет его называли по месту службы, — а патрубок отпусти, хватит им стучеть по раме — я-то знаю, что ты специально!

Александр Васильевич Подхватилин, человек уж о второй жене и четырёх ребятишках, но росту исключительно невысокого и весь довольно-таки щуплый, как бы ссохшийся, с подчёркнутой покорностью вылез, отпустил патрубок на землю, сбрюзжил свое круглое красно-загорелое маленькое литцо, примечательное чрезвычайными горизонтальными морщинами на небольшом в принципе лбе, надутыми и вечно обветренными, как у какого-то там Филипка, губёнками и вечно недовольным общим своим выражением, начал что-то мяться и шептать невыразимое исключительно для воздуха.

Так. Я наверно, бишь, ослышался, да? — сильно переигрывая, повторил свой вопрос начальник.

Ослышался… — как-то прошептал, почти пропищал Сажечка, сдавливая челюсти и незаметно скрежеща зубами.

Два фермера, как сами они себя именовали промеж себя, отошли.

Я ведь тоже в курсе, — признался Белохлебов.

У Гана моего идеи всё одни и те же: он просто посоветовал тянуть.

Да и мне то же самое! Хотя за такое преступление — всё же надо в ментуру…

В это мгновенье они оба вновь почувствовали, как и в другие многие разы, что каким-то образом действительно сейчас равны и откровенно на «ты», что непонятно, кто играет во взрослого, а кто в подростка.

Ментура подождёт. Шантаж, конечно, дядь Лёнь, сам понимаешь, дело гнилое…

Правда, Серёжка, правда-истина! А клевета?! Я его, чёрного, затяну! Ты только, Серёж, начни, мне-то несподручно… А потом я как подключусь — он у меня враз побелеет!

Или покраснеет, как Сажечка.

Ага-ага, Серж, как Сажечка! Хуже.

С тем и расстались.

Примечания

5

Бадор (бадорник) — сорная трава, заросли сухой травы, бурьян (диал.).