Russian Disneyland. Повесть

Алексей А. Шепелёв

Разухабистая компания школьников захватывает школу, устроив в ней «аттракцион Russian Disneyland – «бессмысленный и беспощадный». Такое возможно? В российской деревне в начале лихих девяностых – даже такое. Особенно если им помогают не менее разухабистые фермеры…«В этой книге Шепелёв – первооткрыватель некоторых психологических состояний, которые до него в литературе… ещё не описывали, либо описывали не настолько точно, либо не верили, что подобные состояния существуют». Книга содержит нецензурную брань.

12

Уже в полночь Леонид Морозов, успокоив гостей вновь посланным за сэмогоном гонцом, взял себе стакан и два мандарина (откуда они?!), ключ и ушёл в биологический кабинет, пообещав публике и спонтанно образовавшемуся распорядителю Мурзе, что через сорок минут придёт поужинать с ними и плясать.

Зашёл в класс, сел на парту, стакан поставил подле себя.

Всегда что-то делаешь, хочешь добиться чего-то, высокого, недосягаемого… Но иногда бывают моменты, когда возвращаешься на землю, понимаешь, что ты неудачник, и все твои действия ничтожны, мечты несбыточны, желания — грязь и пошлость.

Леонид Морозов понимал, что он не классический «первый парень на деревне» или «на весь край», как в той разухабистой песенке, но считал себя всегда, да и ставил частенько, выше других — уже давно принял на себя роль некоего предводителя всей бражки, хотя и как бы негласного и неофициального, почти что теневого, а как бы получалось — идейного вдохновителя, подстрекателя и зачинателя всех не имевших практического смысла и пользы дел.

Морозов был выбит из колеи, что за последнее время с ним случалось довольно часто. Вроде бы всё о’кей, ты на высоте — в этом мире, среди этих людей. А что эти люди? Они тебе не ровня… хотя перед Богом все равны…

Лёг на спину на парте, замер, рассматривая едва уловимые, расплывчато-инфузорчатые тени от хлопьев снега, которые транслировались светом от не так уж близкого фонаря у магазина из высокого окна.

Почему именно я должен ворочать этими грязными делишками? Шантаж, унижение личности… пьянство, наконец! Почему бы мне как каждому из «гостей» не прийти на готовое, поесть-попить, побарахтаться и обахвалиться в своё удовольствие?! Нет, господа-товарищи, я такой человек! типа чудика из рассказа Шукшина. Что, мне нечем заняться?! Я ж как-никак талант, творческая личность! Читай книжки, смотри фильмы («Самые громкие преступления ХХ века»!), рисуй, пиши стихи и прозу!.. А он — знай себе! То этот бардяный колхоз (хотя сейчас и к нему не подхожу), то своё хоз-во (нэвозъ!), то теперь вот фермеры… Это, конечно, дело нужное, без этого нельзя: деньги-то надо зарабатывать. Хотя, в бордэль, год на видак не заработаю… вместе с Сержем! А естся одна картошка… Да пьётся стаканище вонючищий — ужо тридцать третий раз!..

Ган привстал, потянулся к соседней парте, взялся за стакан, и, соотнесясь со своим полувидимым отражением в стекле, опрокинул его. Проморщился, отплевался, выделив одну дольку, закусил. Ещё — луна…

…Я человек-оригинал, хотя хвалить вроде себя и нельзя, но кто ещё похвалит… Опохабить — это у нас завсегда. Замнут, раздавят, и сам сгорбатишься — не успев и разогнуться как следует!.. Мой прадед пахал, дед пахал (передок у трактора подымал, хвалясь пьяною силой своей!), отец пашет, и я начинаю, втягиваюсь, как говорят…

Да мне уже третий месяц шестнадцать, а я к девчонке ближе чем на два метра ни разу не подходил! Даже танцевать пригласить не могу — даже Яночку! Глупой, они того и ждут! А может и нет; я же зачмырился (хоть бы и в своих глазах) и вид-то у меня наверное ещё тот… извиняйте… Профан-недоучка. Профан и дуб, как есть. Дуб-жёлудь!

Кто-то, тихо открыв и закрыв дверку, вошёл. Морозов очнулся как ото сна и приподнялся, мотая головой. Кристина. Чуть пригляделась.

— Что ты тут лежишь-то, Лёнь? Пойдём танцевать.

Ган вновь завалился. «И откуда тут бабы-то взялись — их же не было вроде?.. Да и поздно уже… И дверь я вроде бы запирал — неужели забыл?!» — неслось у него в мутной голове, свисавшей с парты, и видевшей картинку Кристинки вверх ногами — как когда-то ещё в старом клубе пьяный киномеханик «широкого профиля» (получивший за это извечную кличку Профиль) пьянищий заряжал бобины киноплёнки, забыв предварительно перемотать… и, на минуту бросив семечки, ему из зала орала в окошко завклуб: «Палыч, кверх ногами!»

Девушка принялась причёсываться перед стеклом шкафа и оправлять мини-юбочку — наверное, для Лёньки. Всё с расчётом — ничего, ведь смотрит. И поправит, и ногу подымет… Но Леонид никак не проявлял своего внимания — «ему не до этого» — ему всегда не до этого!.. А ведь симпотная девчонка! Просто не может он с ними…

— О, какие красивые рыбки! — подошла она к еле-мутно мерцающему аквариуму. — Похожа я на рыбку?

— Пошла ты в ба-арду!.. — протянул Ган безразлично, откинувшись — обмякнув совсем.

Пошла.

А он после встал, включил свет и хотел было выключить опять и насладится её образом, но запереть класс не получалось (замок прокручивался), да и не было уж настроения, было совсем противно, совсем уж совсем…

Он достал из широкого кармана своей любимой камуфляжной ветровки блокнот, который почти всегда носил с собой. Уже почти три года назад начал писать роман, и с тех пор… короче, много всего утекло… Читать свои произведения для него всегда было занятием неоднозначным, неприятным и разочаровывающим, но когда-то это надо делать — к тому же другим путём на вдохновенье в наше время и не выйдешь…

Кто и что может вдохновить?!.. Бардели эти, Бадорник, Мирза, Яха, Кристина?!.. Яночка…