Сплетение судеб

Александр Чиненков

Бунт вспыхнул нежданно. «Ампиратор» Емелька Пугачёв разгромил несколько крепостей и, собрав значительные силы, подошёл к Оренбургу. Словно снежный ком обрушилось это известие на губернатора Рейнсдропа. Только тогда всем стало ясно, какая страшная опасность нависла над плохо укреплённым городом. Население края раскололось. Большая часть, поверив самозванцу, влилась в его войско. Но дворянство и незначительные воинские подразделения Оренбурга выступили против бунтовщиков. Книга потомственного казака Александра Чиненкова открывает волнующие страницы истории Оренбургского края, прославляя отважных предков, не щадивших «живота своего» ради величия и укрепления России.

Глава 7

В центре Яицкого городка, напротив церкви стоял большой бревенчатый дом, известный как атаманова изба. За стенами дома «вершились» все административные и военные дела Яицкого казачьего войска. Здесь же находились канцелярия и управление городка.

У атамановой избы, именуемой также с недавних пор «палатами коменданта», громко бил барабан. Это означало общий сбор по случаю приезда в Яицк важного гостя.

Весь сыр-бор был из-за того, что хан Нурали пожаловал в Яицкий городок под видом переговоров «с начальством», коему он якобы собирался предложить свои услуги.

Его встретили на крыльце комендант Симонов, опухший после длительного запоя войсковой старшина Бородин, капитан Крылов и еще несколько офицеров гарнизона. Гости и хозяева, запершись в избе, приступили к переговорам.

Все жители городка собрались у избы, сгорая от любопытства и нетерпения хоть что-то узнать о причинах приезда «важного кыргызина».

Среди возбужденно гудевшей толпы появился юродивый. На нём была старая, во многих местах заплатанная одежда, с плеча свешивалась странного вида сумка.

— Юродивый! Ополоумевший бедняга! — зашептались люди.

— Ратуйте, люди! — закричал вдруг юродивый. — Чёрт кыргызина на себе притащил! Знать, в степи жареным запахло!

— Вы только послухайте, послухайте! — послышалось в толпе. — Что юродивый болтает, послухайте!

— Но Господь отвернулся от вас, забыл он вас, ха-ха-ха, забыл… Потому это, что вы от него отвернулись! Господь высоко, а сатана рядышком. По степи гуляет да царём себя называет!

Пожилая казачка, трепеща, пробиралась сквозь толпу, стараясь разглядеть лицо юродивого.

— Эй, люди, чего же вы охмурились? Призовите Христа в обрат к себе, и сатана из степи сам исчезнет!

Юродивый подпрыгнул на одной ноге и захохотал.

— Да это ж Ярёма Портнов, постоялец мой! — Пожилая казачка побледнела и, не отрывая взгляда, пристально смотрела на несчастного безумца. А Портнов ударил себя по коленям и воскликнул:

— У Ярёмы денег много,

У Фомы один пятак!

У Ярёмы стругов много,

У Фомы бударушка!

Вот Ярема стал тонуть,

Фому за ногу тянуть…

— А ну-ка что глазете? Глазоньки сломаете! Пляши, казаки, пляши шибче! — воскликнул с пеной у рта Портнов.

Нюра Рукавишникова зарыдала и с надрывом выкрикнула:

— Ярёма!

Все с удивлением посмотрели на неё. Нюра похолодела, сердце у неё замерло, всё её горе вырвалось в громких рыданиях.

Портнов, повернувшись, бросился было к ней, но сразу остановился и издали посмотрел на Нюру. Его лицо побледнело. Он осмотрел толпу, и всех испугал его тяжёлый взгляд. Он сделал шаг к плачущей Нюре и протянул к ней руки.

— К тебе слуга Сатаны привёз девочку из Оренбурга? — он пристально посмотрел в лицо Рукавишниковой, словно впервые её видел.

— Да нет, ко мне никто и никого не привозил, Ярёмушка! — разрыдалась сердобольная Нюра и повернулась к угрюмо наблюдавшим за ними казакам. — Да это же постоялец мой, Ярёма! — воскликнула она. — Он давно ужо с головушкой маялся, а сейчас…

— А про какую ещё девочку он говорит? Нечему тут дивиться, ополоумел Ярёма, — заговорили вокруг.

— Ярёмушка, милый, ты меня не признаёшь? — спросила Нюра, сдерживая рвущиеся из груди рыдания.

— Девочку к коменданту сведите, а не то горе вам, — вещим голосом, закрыв глаза, заговорил «юродивый». — Она здесь средь вас, ведаю я. Ежели не сведёте её — большое воровство начнётся! Сатана в разгул пойдёт, а апосля к себе в ад мырнет! А вы… все вы станете ходить друг к дружке на похороны!

Он замолчал, прошёл сквозь толпу, расступившуюся перед ним, и пошагал в сторону кладбища.

— Матерь Божья, когда он говорил, я аж тряслась вся! — сказала одна из казачек, крестясь «юродивому» вслед.

— А что говорил? Слыхали? — пробубнил кто-то из мужчин. — Юродивые завсегда истину сказывают!

— А мой-то дурень к «царю» этому подорвался, — зарыдала ещё одна казачка. — Я не пущаю, а он из ноги ломит! Ни в какую со мною не соглашается. А мож, взаправду и не царь он, а Сатана из аду?

— Цыц, замолчь, Марфа! — рыкнул на неё стоявший рядом казак. — Он полоумный и мелет что ни попадя. А Митюха твой разумно поступил! Когда государь возвернётся, я тоже под евоное крылышко переметнусь!

— Он хоть и безумные речи молвит, а всё ж есть в них истина! — загудела толпа. — Господь ему судья!

— А где же он до сих пор отирался? — выкрикнул кто-то.

— Там был, куда Господь водил! — ответили верившие в святость юродивого казаки. — Смилуйся, Господь, над нами, плохи наши дела!

Потеряв интерес к визиту хана, люди стали расходиться. Возле атамановой избы всё стихло. Только Нюра Рукавишникова стояла, словно пригвожденная, на месте. От внезапного горя она сама едва не лишилась рассудка. К ней подошла Пелагея Коновалова и тихонечко тронула за плечо.

— Чего тебе? — спросила Нюра, всхлипнув.

— Да вот, — Пелагея замолчала, не зная, что сказать.

— Тогда ступай себе с Господом, а я…

— Филат мой из Лямбурга девочку привёз, — тихо зашептала, озираясь, Пелагея.

— И что с тово? — нахмурилась Нюра.

— Ты это… Юродивому об том обскажи.

— А для чего?

— Может, беду отведёт? Да мой Филатка от Сатаны уйдёт и домой возвернётся.

— А девочка та где? — спросила Нюра, уже более осмысленно глядя на собеседницу.

— В избе у меня, где ж ещё.

— А зовут как?

— Кажись, Машенькой кличут. Но Филатушка мой и ещё Прохор Бочков зараз упрядили, чтоб Грунею её называть, ежели кто обспрашивать об ней станет!

— Айда, — схватила Пелагею за руку Нюра. — Сейчас Ярёмушку сыщем и сама ему обо всём обскажешь. Глядишь, Господь беду от нас всех отведёт, да и головушка у нево прояснится!

Казаки, ожидавшие возвращения Пугачёва, чтобы примкнуть к его войску, собрались на берегу Яика. Их разговор начался с жалоб. Каждый рассказывал о своих делах, но старался не касаться предостережений, высказанных недавно «юродивым».

— Хреновы дела, казаки. Государь вон воюет, а мы… Когда он к Яицку подходил, надо было не раздумывать, а зараз к нему бежать! — сетовал Миней Жабин.

— А я чтой-то засумлевался зараз, — потерев кончиками пальцев виски, сказал Матвей Плотников. — Слыхал, что юродивый брехал? У меня аж мураши по коже табуном скакали!

— Да ты что, Матюха? — возмутился Егор Зотов. — Да ведь полоумный он. Брехал что на язык попало, а вы и ухи поразвесили.

— А ты не ори, пустобрёх, — вступился за Плотникова Ерофей Ружейников. — А ежели верно брехал юродивый? Мне ещё бабка обсказывала, царствие ей небесное, что устами юродивых сам Господь говорит! Зараз все пропадём, ежели пойдём на воровство и смертоубийство! Для того мы и сошлись сейчас, чтоб обмозговать сообча, как беду обойти.

— Ту девчушку сыскать надо б и к коменданту свести, — сказал Матвей Плотников, степенный казак, пользующийся в Яицке большим уважением. — Не знаю, что болтал юродивый — правду али кривду, но бережёного Господь бережёт!

— А где искать-то её? — насторожились казаки.

— Здесь, в Яицке, где же ещё, — ответил Плотников.

Казаки изумлённо переглянулись.

— Что, по дворам ходить будем? — съязвил Зотов.

— Надо будет — и по дворам пойдём, — спокойно ответил Плотников. — Девчушку сыщем, а апосля и про царя покалякаем!

— Вот и вразуми как быть? — спросил за всех Миней Жабин. — Ты в эдаких казусах поболя нас кумекаешь.

И, пожав плечами, Плотников высказал своё мнение.

— Все зараз ведаете, казаки, что доводилось мне в Петербурге стольном бывать? — начал Матвей и обвёл пытливым взглядом присутствующих, которых собралось вокруг него не менее пяти десятков. Увидев, как они утвердительно кивнули, продолжил: — Царя самого я не зрил, брехать не буду. А вот князьёв да графьёв повидал цельные тыщи!

— Ну и что с того? — выкрикнул Зотов. — Графья графьями, а вот государь… Дык ты ж его не зрил, Матюха?

— Вот и я про то, — продолжил Плотников. — Графья и князья, значится, что девки рядются! Рожи пудрой посыпают, парики на бошки пялят. А на нас, что на вошей, глядят!

— Тьфу, твою мать! — выругался Зотов, который всё ещё не понимал, куда гнёт Матвей. — Ты не ходи околицами. Говори прямо — царь-то здесь при чём?

— А при том, — ухмыльнулся Плотников. — Царь он есть государь и ампиратор! Он поди ещё хлеще князьёв да графьёв рядится! А те, как букашки, перед ним на коленях ползают! И разве царь снизойдёт до того, чтоб с казаками брататься? А этот… Емелька который… Да у него на лбу выжжено, что самозванец он, а не помазанник Божий! Я только помыслю, что вдруг сапог евоный лобзать придётся — ей-ей, аж с души воротит!

— Дык он что к нам пожаловал! — воскликнул Борис Хвостов. — За справедливостью! Его же жинка с трону спихнула и до смерти зашибла, паскуда! Он-то жавёхонек остался и куда деваться-то? Вот он зараз к нам и пожаловал!

— Как был ты дурень, Борька, таковым и остался! — беззлобно ухмыльнулся Плотников. — Будь он царь оживший, дык не средь нас справедливость свою искал, а у королей заморских! И турки бы ему подсобили, и французы не побрезговали б… Их Людовик ампиратрицу нашенскую на дух не переносит!

Слушая такие «железные» доводы, многие казаки от изумления раскрыли рты и расширили глаза.

— Ну что, слопали? — встав с пня, расправил плечи Матвей.

— Я прямо теперь не знаю, что и думать, — озабоченно покачал головой Ружейников.

Беседа становилась жаркой, высказывались самые различные мнения, но были люди, которые старались отвлечь внимание казаков от основной темы. Против доводов Плотникова особенно возражал Егор Зотов. Зато Ружейников решительно поддержал Матвея.

— Государь вот трон возвернёт и враз всем волю даст! — орал, надрывая голосовые связки, Зотов, стараясь перекричать всех остальных. — Все знаете, как он крепостя берёт. Шутя! Зараз все ему в ножки кланяются!

— Пущай даже государь Емеля-то, — орал своё Ружейников. — Когда он до трону доберётся, и от нас всех, как от мух, отмахнётся.

— От тех отмахнётся, кто рядом с ним в годину лихую не был! — вторил Зотову Борис Хвостов. — Государи тех уваживают, кто рядом зараз, а не опосля примазывается!

Плотников взялся успокаивать Зотова, Ружейникова и Хвостова, но поднялся такой шум и гам, что голоса Матвея нельзя было расслышать.

И вдруг все увидели приближающегося к ним казака, которого никто не признал, но…

Нюра Рукавишникова и Пелагея Коновалова нашли Портнова на кладбище. Он одиноко сидел среди могил, обхватив голову руками.

«Юродивый» размышлял: «Кажется, все получилось именно так, как я задумал. Правда, неожиданный приезд хана Нурали несколько изменил ход событий, но, слава богу, всё наладилось!»

План Баркова был прост. Он всего лишь собирался сыграть на суеверии казаков, настроить их против самозванца и, быть может, выйти на след Машеньки Артемьевой, если, конечно, Флоран не успел вывезти её из городка в более недоступное место.

Перебирая в памяти всё, что произошло у атамановой избы, Барков поздравил себя с маленькой победой. Ни у кого из присутствующих не вызвало сомнений, что он юродивый. Ему удалось внести своим «бредом» в души казаков частицу сомнения относительно личности «ампиратора» Пугачёва. А вот удалось ли ему убедить тех, у кого спрятана девочка, вернуть Машеньку коменданту Симонову? В том, что прячущие девочку люди присутствовали у избы, Барков не сомневался. Теперь оставалось придумать, как вновь перевоплотиться из юродивого в нормального человека. Судя по реакции казаков и Нюры Рукавишниковой роль безумца удалась на славу, а вот…

— Вон он, сердешный! — услышал капитан полный тревоги возглас Нюры и мгновенно оторвался от своих раздумий.

Женщины осторожно приблизились и встали сзади, не решаясь нарушить тишину вокруг «юродивого».

— Ну? Что вам? — подняв голову, посмотрел на их озабоченные лица вполне осмысленным взглядом Барков.

— Вот, — Нюра легонько подтолкнула вперёд Пелагею, — она ведает, где девочка, из Лямбурга привезённая!

Услышав радостную весть, капитан едва не подпрыгнул на месте. Но вовремя сдержался и, напустив на себя полный равнодушия вид, вяло проговорил:

— Девочку? Какую ещё девочку?

— Да эту, что мой Филат с Егоркой Бочковым из Лямбурга привезли, — прошептала, едва ворочая от страха языком, казачка.

— Не знаю ни про какую девочку, — пожал плечами Барков, успешно входя в новую роль вернувшегося из сумасшествия человека.

— Дык… — Пелагея непонимающе посмотрела на полное безразличия лицо «юродивого», потом перевела взгляд на вытянувшееся лицо Нюры, словно моля её о поддержке. — Дык давеча ты сам вещал у избы атамановой, что возвернуть девочку надо. Симонову, коменданту!

— Вот и вертайте её коменданту, ежели надо, — снова обхватил голову Барков. — Я ни о какой девочке знать ничего не знаю.

Пелагея моргала и ловила ртом воздух, как выуженная из реки и брошенная на берег рыба. Её убогий ум никак не мог понять, что происходит.

— Ярёмушка, милай! — всплеснула руками Нюра. — Неужто ты сызнова в ум возвернулся?

Барков взглянул на неё удивленно, как будто только что увидел.

— Об чём ты, Нюра? — спросил он и, словно пробудившись ото сна, осмотрелся. — А что мы тут делаем?

— О Господи! — закрестились поражённые казачки. — Спаси и помилуй нас!

Барков встал, ещё раз оглядел кладбище и нахмурился:

— Что-то не припомню я, чтоб кого хоронить али поминать собирался?

— В ум вошёл, о Господи! — воскликнула счастливая Нюра.

— А девочка как же? — всё ещё «блуждала» в догадках Пелагея. — Дык ты ж говорил, что девочку возвернуть надо б, а не то Господь на Яицк свой гнев обрушит?

— Это не он, а сам Господь его устами молвил, — улыбнулась сквозь слёзы Нюра. — Иди и сделай, как Ярёма вещал в беспамятстве. Видишь, чудеса какие? Он ведь про девочку знать не знат, а говорил об ней, будто…

— Айдате зараз вместе за ней, — не дал ей закончить Барков. — Хочу взглянуть на девочку, о которой вы здеся калякаете.

Они остановились у калитки дома Коноваловых.

— Сейчас я, — сказала Пелагея, оставив «гостей» во дворе, а сама поспешила в избу.

Через пару минут она появилась на крыльце с встревоженным лицом и трясущимися руками.

— Чего одна? — спросила Нюра, не заметив, как сильно изменился в лице Ярёма.

— А нету девочки-то, — развела удручённо руками Пелагея. — Мальцы мои сказывали, что казак за ней приходил. Микитой Караваевым назвался. Вот, дескать, он девочку и увёл.

— Как, говоришь, назвался? — нахмурилась Нюра.

— Микитой Караваевым.

— Чтой-то я не припомню эдакова.

— Да он не здешний, а с Лямбурга. Ещё, помню, Егорка Бочков сказывал, что этот Микита зараз девочку к нам в Яицк «погостить» отряжал.

«Никита Караваев! — обожгла мозг Баркова тревога. — Так и есть. Этим именем казаки называли проходимца Анжели! Неужто граф отпустил его? А быть может…»

— Куда он повёл девочку? — побледнев, спросил Барков, ненавидяще глядя на растерянную казачку.

— Вон туда, к реке, — указал малец, выглянув из-за матери и шмыгнув носом.

— Он один был?

— А я почём знаю, — ответил малец. — К нам в избу один заходил, а тама кто его знает.

Капитан развернулся и поспешил к калитке.

— Ты куды, Ярёмушка? — крикнула ему вслед Нюра.

— Девочку возвернуть, чтоб кара Господа на ваши бошки не обрушилась, — не оборачиваясь крикнул Барков, убыстряя шаг, и подумал: «Если настигну этого проклятого француза, то убью незамедлительно!»

Шум утих, и казаки с удивлением посмотрели на «юродивого».

— Чаво тебе тута надобно? — грубо спросил Егор Зотов.

Барков остановился и поклоном поприветствовал собравшихся.

— Хочу вот полюбопытствовать… не подходил ли к вам казак Никита Караваев?

Кое-кто ухмыльнулся, другие с недоумением смотрели на «юродивого». Ерофей Ружейников и Матвей Плотников поднялись, стараясь через головы казаков разглядеть странного пришельца.

— С ним должна быть девочка. Вот её я и ищу!

— С утра вроде юродивым был, а сейчас… — округлил глаза Зотов. — Сейчас он и на помешаного не походит?

— А может, он и беды на бошки наши зараз выдумал? — выкрикнул Борис Хвостов.

Казаки вновь загудели, как встревоженный улей, горячо обсуждая странность поведения пришлого «юродивого».

— А может, он комендантом к нам подослан? — послышались недоброжелательные выкрики.

Барков уставился на них и с усмешкой сказал:

— Подсобите мне девочку сыскать, казаки? А когда я калякал с вами давеча у атамановой избы, то не в себе был. Не взыщите уж. Эдакое, быват, на меня находит!

Зотов помрачнел.

— Ты на государя нашего хулу возводил и непотребности высказывал!

— Так то в помутнении пребывал я… уж не взыщите!

— И впрямь всё запамятовал, что язык твой пёсий молол?

Барков улыбнулся. Эта улыбка окончательно «огорчила» казаков.

— Может, камень на шею, да в Яик его? — предложил выкриком Борис Хвостов.

Страсти разгорелись с удвоенной силой. Барков стоял, потупив глаза. А сторонников Зотова и Хвостова становилось всё больше; те, кто колебался, примкнули к большинству, и в конце концов Матвею Плотникову пришлось махнуть рукой и сердито проворчать:

— Видать, придётся и мне согласие дать.

Все охотно согласились с ним. Казаки повернулись к Баркову, на которого пристально смотрел Зотов.

На губах капитана мелькнула еле заметная улыбка. И вдруг… Он вздрогнул.

— Ратуйте, казаки! — выкрикнул Барков с безумным видом, тыча пальцем куда-то в верховья реки. — Вон, глядите, слуги Сатаны уже скачут. Падайте ниц, безумцы! Чего стоите? Они скачут за вашими душами!

Вдоль реки скакал отряд всадников. Казаки увидели, как «юродивый» подбежал к реке и зачерпнул воду пригоршней.

— Вот и всё! — выкрикнул он. — Бегите кто куда, покуда ещё не поздно!

— Что это с ним? — глядя на умывающегося «юродивого», спросил Ружейников у Матвея Плотникова, который, прикрыв глаза, наблюдал за приближающимися всадниками.

— Сам уразуметь не могу, — ответил тот.

— Может, дозорные? — предположил Зотов, вставая рядом.

— Уж шибко много их, — нахмурился Плотников.

— А может, хан кыргызский уезжат? — предположил кто-то.

— Не хан это, — сказал Борис Хвостов. — И барабаны не бьют, и Нурали не этой тропой, а дорогою в обрат поедет…

Воспользовавшись ситуацией, когда внимание казаков было отвлечено наблюдением за приближающимся отрядом, Барков поспешил прочь от поляны. Он уже понял, что казаки не видели Анжели и девочку, и следовало уносить побыстрее ноги.

— А ну стой! — услышал он окрик, но не остановился, а побежал.

Сзади послышались крики. Грянул выстрел, пуля ударила в землю рядом. Барков громко захохотал.

— Счастливо оставаться, увальни толстопятые! Поберегите порох! И в другой раз цельтесь лучше!

И точно сквозь землю провалился.

Притихшие в ожидании «гостей» казаки тревожно разглядывали всадников. И вдруг… Вверх полетели шапки, и толпа казаков разразилась громкими криками. Так они приветствовали своих земляков, нежданно-негаданно возвратившихся из сибирской ссылки.

Конный отряд, приближаясь, перешёл с галопа на рысь. По команде скакавшего впереди верхового всадники сорвали с голов шапки и подбросили их вверх.

— Дык это ж Ванька Кирпичников! — крикнул Матвей Плотников, громко вдарив ладонями друг о друга. — Дж это же нашенские из Сибири вертаются, только поглядите!

— Ванька возвернулся с казаками! Знать, Господь ещё не отрёкся от Яицка, как брехал энтот «юродивый»! — орал, не жалея связок, Зотов. Лицо его, обычно угрюмое и недовольное, необычайно оживилось. Глаза горели отвагой. Его голос заглушал шум и крики остальных.

Всадники спешились и тут же попали в объятия ликующих казаков.

— Ты ли это, Ивашка?! — обнимая Кирпичникова, кричал восторженно Матвей Плотников. — А я уж не чаял более с тобою свидеться!

— Ничего, Господь иной путь нам определил! — улыбаясь, говорил тот. — А я вот на вас глянуть прискакал. Да, ещё привет вам привёз!

— Привет? От кого ж?

— От самого государя ампиратора! Поджидает он вас, браты! А вы, как погляжу, зараз не шибко торопитесь!