Мне отмщение, и Аз воздам

Александр Черенов

Новоявленные «хозяева жизни» и их челядь из «слуг народа» и «слуг закона» решили, что им принадлежат не только плоды труда миллионов людей, но и их жизни. И как быть тем – другим, не «хозяевам»? Последовать за Христом: «кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф. 5:39)? Или предпочесть Оппонента: «Ненавидь врагов своих всем сердцем, и, если кто-то дал тебе пощечину по одной щеке, сокруши обидчика своего в его другую щеку! (Сат. Библия, 3:7)». Каждый делает свой выбор сам…

Глава четырнадцатая

Да, ЧиЗу пришлось досрочно оставить «баррикады». Но сделал он это не самовольно, а по сигналу Петрова, когда тот понял, что «миссия невыполнима», и скоро придётся держать ответ «за нарушение общественного порядка». В предварительном — и самом болезненном — порядке. Поэтому он вышёл из боя, поискал глазами припавшего к видоискателю камеры Чиза — и мужественно скомандовал тому отступить. Повторять команду не потребовалось: ЧиЗ и сам уже мужественно подумывал об отходе. Уходить дворами уже не было возможности: все выходы были перекрыты заранее. Все проходы между домами контролировались ОМОНом: Полковник не даром «состоял на довольствии».

Правда, и до него не сразу дошло, что надо взять под контроль и развалины. Поэтому ЧиЗ и сумел непотревоженным отсидеться в подвале не только до конца штурма, но до ухода «трофейщиков» Полковника. Наружу он выбрался лишь тогда, когда на чёрном небе зажглись первые звёзды. Омоновцев уже не было — их заменила охрана Застройщика — куда менее многочисленная и квалифицированная. А именно: сторожа, уже начинавшие отходить ко сну — как и положено классическим сторожам.

Где ползком, на брюхе, где короткими перебежками с нырянием в спасительную тень, ЧиЗ преодолел не меньше половины пути. Потом, опять же короткими перебежками, он добрался до стены ближайшего дома, и нырнул за неё. Освещение восстановили ещё не по всему периметру, и тьма была сейчас его союзницей. Дальше путь его лежал по зияющим спасительной чернотой улицам города.

Удалившись от небезопасного места на безопасное расстояние, журналист смог перевести дух. Даже, несмотря на то, что он когда-то достаточно профессионально занимался легкой атлетикой, дался этот кросс ему нелегко. С трудом переведя дыхание, он вытащил из кармана не подлежащих уже восстановлению брюк засыпанный пылью мобильник.

Быстро набрал номер.

— Ну, слава Богу, что ты на месте… Да, finita… Нет, материал — там, где и договорились… Забери, не мешкая… Прямо с утра… Не беспокойся: я звоню не со своего аппарата. Этот я получил от Геолога. Хотя и это — не гарантия: «наши друзья» уже утром будут проверять на узле все входящие и исходящие. Куда сейчас?.. Не знаю. Думаю, что «обо мне уже «тревожатся». Небось, уже и портреты заготовили… Ага: на «Доску почёта»… Нет, к тебе не пойду: зачем же ещё и тебя на стенд?.. Что-нибудь придумаю… Ладно, бывай.

Мужественно отказавшись от предложения крова, ЧиЗ тут же проклял себя за избыток благородства. Ведь идти действительно было некуда: ЧиЗ правильно не сомневался в талантах родной милиции. Пусть даже они и были производными от талантов Застройщика. Это ведь он распорядился определить «постояльцев» на квартиру ЧиЗа, в редакцию — и даже на квартиру его мамаши. Но Полковник не ограничился установленным перечнем — и внёс в приказ творческое начало. Только Чиз об этом не знал. Потому, что ему не положено было об этом знать. Потому, что, знай он об этом — сорвал бы всю операцию. И тогда Полковнику влетело бы по первое число. А ведь сегодня было только двадцатое!

Оглядываясь, словно затравленный зверь — как и положено в классическом триллере — ЧиЗ пробирался к дому своей «бывшей». Нет, он не рассчитывал на понимание и остатки израсходованной без остатка любви. Он рассчитывал лишь на то, что собачья будка ещё не занята. Прятаться в гараже он посчитал занятием для дилетантов. Потому, что Бог, как известно, бережёт исключительно бережёных. Не тех, кто прячется «по инструкции».

«Бывшая» жила в доме своих родителей. Добротном старом доме — из числа тех, что на двух хозяев. Не забывая оглядываться по сторонам, перебежками, «по стеночке», старясь не вылезать «габаритами» за тень, ЧиЗ добрался до плетня. Он уже собрался перемахнуть на другую сторону, в огород, как вдруг что-то тяжёлое вошло в непосредственный контакт с его головой. Самым злодейским образом: сзади. Полчаса тому назад он мечтал погрузиться в сон — и вот это случилось. Правда, несколько раньше намеченного срока и не совсем так, как задумывалось. Но, как бы там ни было, живописные строки романиста о погружении героя в беспросветный мрак на этот раз соответствовали бы действительности…

— Кажется, приходит в себя, сволочь!

ЧиЗ с трудом разлепил веки. Туман в глазах даже не стоял: лежал всей тушей, уменьшив до минимума чёткость изображения. В том числе, и по этой причине фигура «подателя» голоса смотрелась привидением. ЧиЗ попытался немного приподнять голову — и не смог. И правильно сделал: по сценарию ему должны были помочь. И помогли, вылив на голову полведра воды.

— Как Вы себя чувствуете?

К сочувственном вопросу — а равно, к печёнке ЧиЗа — прилагался и носок ботинка вопрошавшего. Это позволило ускорить процесс возвращения к действительности.

— Ну, давай, поднимайся.

Чьи-то крепкие руки «заботливым рывком» поставили его на ноги. Журналист пошатнулся. Его так же «заботливо» поддержали кулаком в спину. Правда, немножко нарушили при этом центровку: ЧиЗ подался вперёд. Во время вынужденного манёвра он успел разглядеть отдельные детали интерьера и кое-что понять.

— Ну, по глазам вижу, что процесс уже пошёл!

Похоже, выражение его лица не укрылось от другого лица. Лица одного из присутствующих: по характеру поддержки Чиз уже понял, что подпирающее его «дружеское плечо» существует не в единственном числе. И всё-таки — для страховки — он обернулся на голос.

— Ты?!

Процесс узнавания определённо не доставил ему удовольствия: перед ним стоял Майор — который Зам по оперативной работе.

— Как видишь, уважаемый «Человек и Закон», «никто не забыт — и ничто не забыто». Выходит, зря ты нас чуть ли не в каждой программе обвинял в непрофессионализме и взяточничестве.

— Ну, во взяточничестве — вряд ли зря…

ЧиЗ решил повременить с падением духом.

–… коль скоро вы здесь…

Майор ухмыльнулся.

— В своём репертуаре. Вот и не верь после этого поговорке об исправлении горбатого единственным способом… Жаль… Жаль, приятель…

— Чего тебе жаль?

— Жаль, что «с нами — а не наш».

— Мне тоже жаль, — тоже вздохнул ЧиЗ. — Человек, который читал Горького — с теми, кто дальше букваря не пошёл.

И он выразительно покосился на своих «медбратьев»

— Чего это он? — честно не понял один из «оперов». — Причём, тут, горькая?

— Ну, вот: меня сразу поняли, — покривил щекой Чиз. — Что я и говорил.

— Вернёмся на стези!

По причине позднего времени — и лимита оного — Майор решил не углубляться ни в литературу, ни в историю.

— Кстати, в предварительном, так сказать, порядке, ты бы мог и поблагодарить нас.

— За что это?

— За то, что мы тебя, можно сказать, подобрали на улице и доставили прямо на дом. За сострадание и, я бы даже сказал, человеколюбие.

— Да вы — прямо не «мусора́» продажные, а добрые самаритяне…

ЧиЗ поскрёб по сусекам — и набрал на усмешку.

— Ну, про самаритян я уже слышал — и не далее, как вчера.

— Не от Хозяина ли?

Взгляды ЧиЗа и Майора встретились. Оба оказались достойными другу друга: никто не уступил дорогу.

— Я не имею в виду Полковника: этот «гуманитарий» вряд ли знаком с такими словами.

Вот теперь Майор счёл возможным прекратить игру «в гляделки». И не потому, что ЧиЗ «переглядел» его. Пора было «выходить на коду».

— Да-а-а… Какие мы могли бы делать дела, будь ты на правильной стороне…

— Я — на правильной стороне, — опять «неправильно сориентировался» ЧиЗ.

Майор укоризненно покачал головой.

— Ну, что ж. Так как идейные платформы сторон решительно не совпали, то, я думаю, не стоит нам ходить вокруг да около.

Он подошёл вплотную к журналисту. На расстояние удара — и не только словом.

— Где кассета? Только не говори, что не понимаешь вопроса.

Не разочаровывай меня.

— А ты очарован мной?

— Да. А если ты проявишь должное понимание, то я тебя возлюблю — и даже откланяюсь с извинениями.

— Нет у меня никакой кассеты.

— А где она? — почти ласково «поинтересовался» милиционер.

Но ЧиЗ оказался настолько невежлив, что игнорировал вопрос. «Позора мелочных обид» не выносят души не только поэтов — и Майор так же не вынес. Прямо кулаком в челюсть визави. Журналист не был былинным богатырём, который, по сюжету, не должен даже качнуться от такого удара — и поэтому упал. Не как подкошенный, но на ногах не устоял: работа по нему была выполнена квалифицированно и даже профессионально.

Ну, а потом души стали «не выносить» одна за другой. Это, естественно, не могло не сказаться на внешности — а также внутренностях — «обидчика». А поскольку руки уже не доставили — ЧиЗ «коварно» упал на пол — «товарищи из органов» вынуждены были подключить ноги. Не со зла, разумеется: в силу естественных причин. Даже производственная необходимость играла тут подчинённую роль. Да и то: какие же мы интеллигенты, если — со зла? Нет: за всё время работы с ЧиЗом ни один оперативник не скатился до оскорблений. Единственный текст, которым сопровождался процесс отработки внешних и внутренних органов ЧиЗа, был вопрос: «Где кассета?» Даже вполне допускаемые обстановкой характеристики «объекта работы» словами типа «сволочь», «сука», «тварь» и тому подобное — и те не были задействованы. Если, уж, это — не благородство, то что тогда благородство?!

Напрасно хитрый ЧиЗ хотел потерять сознание: не для того старались «товарищи». Дело своё они знали — и не позволили журналисту уйти от ответственности за содеянное. Не страданием душой — так страданием телом. Но и в этой ситуации ЧиЗ проявил крайний эгоизм. Он даже не посчитался с тем обстоятельством, что «товарищи» работают сверхурочно. Что дома их ждут жёны, дети и телевизор. Исключительно в силу эгоизма и неуважения к труду ответственных работников — а как ещё иначе расценить его поведение? — он не стал подавать звуковые сигналы и даже не попытался лезть на стену. То есть, по существу, наплевал на «товарищей» и их труд.

Это настолько расстроило оперативных работников, что они, «не употребляющие» на работе, впали в депрессию и поддались мимолётному чувству. И, хоть оно и мимолётное, то есть летящее мимо — но попало в товарищей. Прямо в души. Исключительно в силу этой причины одна из жертв чувства и была отряжена в магазин.

До прояснения ситуации — не в мозгах, так в другом месте — Майор решил не огорчать Застройщика отсутствием информации. Результат был — и даже положительный: в части положения его на пол. Но толку от этого было немного. Ну, разве, что в смысле пресечения антирыночной и даже противоправной деятельности зловредного журналиста.

Гонимый чувством, посыльный оперативник был оперативен. Опергруппа «приняла по сто» на брата — а ЧиЗу пожертвовала целых пол-литра. Из зловредности, он, конечно, не хотел «принимать» — и вот тут уже оперативниками пришлось творить добро насильно. То есть, проще говоря, влить в него эти «полкилограмма». Просто удивительно, как некоторые не ценят доброго к себе отношения!

Алкоголь сделал своё дело: прибавил настроения… оперативникам. И они ещё раз прониклись чувством долга — и ещё раз прошли по всем закоулкам дома. Не для очистки совести: совесть у стражей всегда чиста. «Как чистый лист бумаги, на котором можно написать самые прекрасные иероглифы» — как сказал один товарищ, некогда широко известный. Будто о наших милиционерах сказал. О тех самых, которые искали уже не кассету: хоть что-нибудь. Увы: результат имелся лишь в плане его отсутствия. Впечатлённый результатом, Майор устало бросил:

— Да, трудно искать чёрную кошку в тёмной комнате. Особенно, если её там нет.

Молодые его товарищи в очередной раз подивились умению начальства красочно «паковать» банальность. Обвинить его в заимствовании у Конфуция или хотя бы у одного из героев известного детектива они при всём желании не могли. Ну, вот не знакомы они были ни с тем, ни с другим!

На дорожку решили испить чайку. Вместе с «подшефным». По русско-советской традиции выложили на стол из холодильника традиционную «закусь» к чаю: сыр, колбасу, солёные огурцы. Нарезали ломтями хлеб. Поставили на плиту чайник с водой, включили газ… И тут, то ли собаки загавкали на улице, то ли, что — но обедня была испорчена безнадёжно. Ещё толком и не начавшись.

Только по этой причине милиционеры забыли чиркнуть спичкой. Правда, и ЧиЗа в кухне они тоже забыли. Хорошо ещё, что не головой в духовке: прислонили к ней — а он туда и упал. Сам, конечно. Своей волей.

Спасибо Майору: распорядился поместить его в центре композиции. У стола. Из человеколюбия, естественно: невменяемый ЧиЗ «съехал» бы со стула и нанёс себе телесные повреждения. В очередной раз Майор не сдержал в себе гуманиста.

В спешке отхода кто-то из милиционеров ещё и чайник зацепил локтем, пролив воду на конфорку, незажжённую, но включённую.

В результате создалась картина умышленного преступления, замаскированного под несчастный случай. Но к её созданию доблестные работники милиции не имели никакого отношения. Ну, вот — цепь случайностей! Роковых случайностей… для журналиста! А тот, кто подумал бы иначе, просто… чернил бы родную милицию!

— Уходим! — скомандовал Майор, так же в спешке забывший проследить за техникой безопасности. Уже в дверях товарищам послышался запах сероводорода. Но, то ли они решили, что это им показалось, то ли уже некогда было возвращаться… Да и «возвращаться — плохая примета», как сказал поэт…