Две стороны. Часть 2. Дагестан

Александр Черваков, 2021

Вторая часть книги рассказывает о событиях военного конфликта 1999 года в Дагестане, увиденные глазами молодого офицера-танкиста. Содержит нецензурную брань.

Учения

Через несколько дней, когда танки привели в порядок и заправили соляркой, командир роты Абдулов решил провести небольшие тактические учения, а именно наступление танковой роты повзводно. Извергая клубы черного дыма и разбрасывая в стороны белый морской песок, танки колонной выдвинулись в сторону песчаных карьеров, находящихся в паре километров от места расположения батальона. По левую сторону тянулся нескончаемый морской берег, по правую ощетинились колючками густые приозерные кусты. Наконец берег озера отвернул вдаль, местность стала пересекаться частыми оврагами и балками с множеством перепутанных между собой проселочных дорог. Полосы белого песка перемешивались с полосами рыжей глины, отчего пейзаж стал напоминать потрепанную лисью шкуру. Пыль, поднимаемая лентами гусениц, уносилась дующим с моря ветром в сторону далёких гор. Танки из колонны стали делать попытки перестроиться в одну линию. В наушниках слышался мат лейтенанта Абдулова, пытавшегося выстроить роту в движении. Наконец это получилось, но расстояние между бортами соседних танков в сто метров, как это положено при наступлении по фронту, сделать не удалось. Оно оказалось гораздо меньше в условиях сильно пересеченной местности. В результате два танка вообще потерялись где-то в оврагах. Вечером при подведении итогов от Абдулова досталось всем, включая командиров взводов, но больше этот эксперимент решили не повторять — в горах такое наступление вряд ли пригодится.

С утра новое задание — выверка прицелов по удаленной точке. Солнечный день. Танки подогнали к берегу озера и развернули в сторону темнеющих вдалеке гор, покрытых легкой дымкой. Прицелы наводили на торчащие километрах в трёх нефтяные вышки. Щербаков, засунув голову в люк наводчика, с интересом наблюдал, как командир роты Олег Абдулов подкручивал винты выверки. «Учись, Щербаков», — еще раз глянув в прицел, сказал Абдулов.

Выверка продолжалась до обеда, теперь снаряд, выпущенный из танка, должен точно попасть в цель. Осталось только проверить, как стреляют танки, ведь в любой момент мог поступить приказ выдвинуться для выполнения боевой задачи. Не купаться же и загорать они сюда приехали. А для этого необходимо осуществить проверку пушек боем, попросту, выстрелить из них. Но куда стрелять? Это же не танковый полигон — вокруг люди живут. Ближайший полигон находится в Буйнакске, а это километров шестьдесят. Решено было стрелять в море — по крайней мере, видно, что рядом кораблей нет и в трех-четырех километрах от берега на лодках никто не плавает.

После обеда танковая рота запылила в сторону песчаных карьеров, где ранее попыталась имитировать наступление. Через пару километров танки завернули к морю, выстроились в одну линию, остановившись метрах в ста от набегающих на берег пологих волн, и по команде заглушили двигатели. Из желто-белого песка местами торчали раскидистые колючие лопухи, и кое-где пробивались тонкие стволы молодых деревьев. Рота построилась перед устремленными в сторону Каспия пушками. После привычных «равняйсь-смирно» Абдулов поставил задачу — по команде поочередно каждый танк должен произвести выстрел в сторону моря, предварительно установив угольник прицела чуть выше морского горизонта. Задача каждого экипажа — просто выстрелить и доложить, а Абдулов, расположившись в своем танке чуть сзади танковой линии на пригорке, будет наблюдать за всем этим и командовать. Прозвучала команда «по машинам». Танкисты лихо заскакивали в люки своих танков, и механики, не мешкая, заводили стальные машины, пуская вверх клубы густого серого дыма. Щербаков тоже быстро залез в люк, подключил разъем провода на своем шлеме к радиостанции, Обух завел двигатель, не дожидаясь команды. Слева довольно щурился наводчик Кравченко, уткнувшись своим круглым лицом в прицел пушки. В наушниках зазвучал немного искаженный голос Абдулова: «Я Прокат Ноль-Один. Доложить о готовности!».

«Прокат 10 к стрельбе готов. Прокат 11 к стрельбе готов. Прокат 12…» — в наушниках слышалось, как командир каждого экипажа докладывает о готовности к стрельбе. Дошла очередь и до экипажа танка № 157, командиром которого был лейтенант Щербаков.

«Прокат Тридцать к стрельбе готов», — доложил он, прижав ларингофоны шлемофона покрепче к горлу. Прокат 31, Прокат 32 — теперь все экипажи доложили о готовности. Олег Кравченко ёрзал на узком сиденье, то опуская, то чуть приподнимая пушку. Наконец пушка замерла, угольник прицела слегка торчал над уровнем морского горизонта. В командирский прицел виднелись такие близкие каспийские волны, казалось, они сейчас забрызгают соленой водой броню и триплексы танка. Сзади, где-то почти под ногами, грохотал двигатель, без шлемофонов расслышать друг друга практически невозможно. В башне, нагретой влажно-жарким августовским воздухом, было душно и тесно. Сквозь прикрытый круглый люк голубым полумесяцем синело небо с белыми точками чаек. Щербаков из танка ни разу не стрелял, видел это только в кино, поэтому не знал, насколько громким будет звук выстрела. Перед стрельбой Кравченко успел сказать, что в момент выстрела нужно посильнее прижаться к резиновому налобнику прицела или, наоборот, убрать от прицела голову, так как отдача запросто может набить «фонари» сразу на оба глаза. В наушниках вновь зазвучал голос комроты: «Прокат десять, огонь!»

Через мгновенье сквозь вой двигателя поблизости, как показалось Щербакову, что-то негромко бумкнуло, и через несколько секунд в прицеле он увидел огромный, даже издалека, столб воды, возникший посреди моря. Голос старлея Прошкина в наушниках произнес: «Десятый выстрел произвел».

«Прокат одиннадцать, огонь!» — вновь прозвучал приказ Абдулова. И снова бумкнуло, но теперь ближе. Звук выстрелов постепенно приближался к танку Щербакова, однако за работающим дизелем и в надетом шлемофоне их почти не слышно, как будто за бетонной стеной на пол, устланный толстым слоем ваты, падает двухсотлитровая бочка. Наконец дошла очередь до экипажа № 157.

— Прокат тридцать, огонь!

— АЗе! — крикнул Щербаков, вспомнив, что нужно дать команду наводчику включить АЗ — автомат заряжания. Кравченко крепко прижал голову к прицелу и проделал несложные манипуляции на «чебурашке» — двуручном джойстике с кнопками управления прицелом и АЗ. Откуда-то снизу, из конвейера, появился серый снаряд, его мгновенно запихнул в канал ствола пушки специальный толкатель, за ним так же стремительно появился и исчез коричнево-желтый заряд, блеснувший дюралюминиевым дном.

— Огонь! — заорал Щербаков и вдавил лоб в резинку командирского прицела. Он приготовился к грохоту и отдаче, но чего-либо похожего на выстрел не произошло, ничего не грохнуло и даже не бумкнуло. Щербаков осторожно отстранил голову от прицела и повернулся налево. На него с недоумением смотрел Кравченко.

— Прокат тридцать, огонь, — вновь заорал комроты, — Тридцатый, выстрел произвел?

— Выстрел произвел? — эхом повторил Щербаков, глядя на Кравченко. Кравченко неуверенно пожал плечами.

— По-моему, нет, — ответил Александр Абдулову, всё еще глядя на своего наводчика.

— Как это «по-моему»? — Абдулов, видимо, синий от бешенства, орал в наушниках, — Отставить огонь, тридцатый! Как понял? Прием!

— Есть отставить огонь, — Щербаков опять озадаченно посмотрел на Кравченко.

Остальные танки продолжили стрельбу. Теперь звук выстрелов двух последних танков третьего взвода удалялся от щербаковского танка. И вот стрельба закончена, двигатели заглушены, и рота вновь построена позади пышущих жаром от разогретых трансмиссий танков. Танкисты, минуту назад по команде выпрыгнувшие из своих душных люков, с наслаждением вдыхали свежий морской бриз.

— Так, что у вас произошло? Почему не стреляли? Выстрел был? — лейтенант Абдулов гневно смотрел на экипаж Щербакова. Щербаков растерянно посмотрел по сторонам, — Товарищ лейтенант, да я ни разу из танка не стрелял, я так и не понял, был выстрел или нет.

— Кравченко, ты у нас стрелял раньше. Был выстрел? Какие были твои действия перед выстрелом? — Абдулов подался в сторону наводчика орудия, принявшего стойку «смирно».

— Как всегда, товарищ лейтенант, включил привод, затем расстопорил зеркало гироскопа, расстопорил червячную пару и включил стабилизатор, — заученно стал рассказывать рядовой Кравченко, опустил пушку, нажал АЗ…

— Ну и чем дело-то кончилось? — перебил его комроты.

— Я нажал «выстрел», а выстрела не было. По-моему, — неуверенно добавил Кравченко.

— А снаряд-заряд перед этим в канал ствола зашли?

— Да, зашли.

— О бля…

Рядом переминался с ноги на ногу механик-водитель Обухов. На его вечно чумазом лице застыла виноватая улыбка, как будто от него зависело, стрельнет танк или нет. Поняв, что Обух уж точно ничего не скажет по поводу выстрела, Абдулов дал команду роте разойтись, завел 157-й, отогнал его чуть в сторону и затем собрал командиров взводов на «совещание».

— Ну что делать будем, господа офицеры? — не глядя на Щербакова, обратился он к Круглову и Прошкину. — Хрен его знает, в чем там дело. Надо лезть, смотреть, но всё равно подождать нужно минут двадцать, а лучше полчаса. А то на Дальнем Востоке в части случай был — такая же фигня. Всё по правилам, АЗРы, снаряд и заряд зашли, а выстрела нет. Командир взвода с командиром роты сразу полезли смотреть, что не так, открыли затвор, и тут-то заряд и сдетонировал. Видимо, отсырел и произошла задержка возгорания. А эти двое слишком рано полезли.

— И что с этими офицерами? — Прошкин настороженно посмотрел на лейтенанта Абдулова.

— А ничего, нет их на белом свете. Поэтому подождем.

Пользуясь неожиданной передышкой, солдаты разделись по пояс, улеглись на горячем морском песке и принялись загорать, поворачивая к солнцу свои и так уже довольно коричневые тела. На башне одного из танков отсвечивал босыми пятками часовой, с тоской смотревший по сторонам. Офицеры сидели не раздеваясь, лишь по локоть засучив рукава и на несколько пуговиц расстегнув не приспособленные к жаркому климату камуфлированные куртки. Лейтенант Абдулов посматривал то на набегающие пологие волны, то на свои «Командирские» часы.

— Пора, — наконец сказал он, — Вадим, ты на место командира лезешь, я на место наводчика. А там «по ходу пьесы». Лёха, — обратился Олег к Прошкину, — собери роту и пусть все залягут вон в том овраге, мало ли что. Часовых туда и туда, — он указал на торчавшие в разных сторонах от стоящих танков песчаные холмики, — и тоже пусть не высовываются.

Олег с Вадимом поднялись, отряхнули штаны от налипшего песка и медленно двинулись к отдельно стоящему от других танков 157-му. Через пару минут они скрылись в его башне, оставив люки открытыми. Рота залегла в небольшом овраге, образовавшемся, видимо, после весеннего половодья, а может, это был заброшенный карьер с пологими краями из сыпучего белого песка, сквозь который проступали рыжие глиняные полосы. Все устремили взгляд в сторону танка, в котором сейчас находились командир роты и командир второго танкового взвода. Тишину нарушал только свист ветра в танковых антеннах, медленно раскачивающихся в горячем послеполуденном воздухе. Щербаков чувствовал себя виноватым в случившейся ситуации, хотя в чем он виноват? Даже не он нажимал на кнопку. Но почему выстрела не было? Или был? Ожидание затягивалось. Из стоящего вдалеке танка не доносилось ни звука, тем более, что ветер дул в его сторону.

Наконец из люка командира вылез старлей Круглов с мокрым от напряжения лицом и широкими кругами пота в районе подмышек. Затем из люка наводчика показались руки Абдулова, державшие какой-то предмет, сверкнувший алюминиевым блеском на солнце. Щербаков вытащил из нагрудного кармана очки, быстро нацепил их. Предмет, который осторожно принял Круглов, оказался танковым зарядом. Так же осторожно Абдулов вылез из люка, спрыгнул на песок и бережно принял заряд из протянутых ему Вадимом рук. Все облегченно вздохнули, когда Абдулов скинул заряд в находящийся неподалеку глубокий карьер.

«Ну что, — обратился Абдулов к вновь построенной перед танками роте, — по-видимому, заряд отсырел. Накол капсюля произошел, а детонация — нет. Сейчас снаряд находится в канале ствола, и извлечь его на данный момент можно только одним простым способом — выстрелить».

Танк вновь завели, новый заряд, поднятый из конвейера вручную, был загнан в канал ствола теми же Кругловым и Абдуловым. Затем Абдулов, высунувшись из люка наводчика, поманил к себе стоящего рядом с грохочущим танком Щербакова.

«Лезь на место командира», — перекрикивая рёв двигателя, Олег показал на люк командира танка. Александр забрался на танк, скользнул внутрь башни, надел свой шлемофон, подключив его к радиостанции.

«Не слышал, как танк стреляет? — в наушниках зазвучал голос Абдулова, который повернул голову к Александру. — Слушай внимательно!»

В башне было светло от проникавшего в открытые люки солнечного света. Александр повернул голову и смотрел на ярко-желтый казенник ствола, разделявший его и вцепившегося в «чебурашку» Абдулова. Пушка поерзала вправо-влево, вверх-вниз и замерла. Снаряд и новый заряд находились в канале ствола.

«Выстрел!» — сам себе скомандовал Абдулов и нажал на кнопку. Сквозь грохот двигателя прорвался глухой звук выстрела. Казенник пушки дернулся назад, и всё на миг заволокло сизо-белым пороховым дымом. Тут же оставшийся от мгновенно сгоревшего заряда дюралюминиевый поддон специальным захватом был выкинут наружу через маленький лючок, находящийся в верху башни. Дым быстро рассеялся, благодаря фильтровентиляционной установке, его остатки вытянуло через открытые люки.

— Понял? — Абдулов, отлипнув от прицела, посмотрел на Щербакова.

— Так точно, — прижав ларингофоны к горлу, ответил Александр. В его голове мелькнуло, что при стрельбе из автомата, насколько он помнил, уши закладывает сильнее, и от выстрела танка он ожидал гораздо большего. Хотя последний раз Щербаков из автомата стрелял много лет назад, на военной кафедре в институте, а танковый выстрел слышал, сидя внутри толстой башни, сквозь надетый на голову шлемофон и грохот двигателя. «Ну, может, когда и снаружи услышу», — подумал Александр.

Солнце висело еще достаточно высоко, и, чтобы не терять даром времени, командир роты решил устроить стрельбы из стрелкового оружия, закрепленного за каждым солдатом и офицером танковой роты. Вообще у офицеров должны быть пистолеты ТТ или ПМ, а у солдат-танкистов — АКС74У (тот же «Калашников», только с укороченным стволом и складывающимся для компактности прикладом). Но пистолет был только у одного человека мотострелкового батальона, находящегося сейчас в Дагестане — начальника оперативной группы майора Шугалова. У всех остальных — «калаши» различных модификаций. В танке на месте каждого члена экипажа для АКСУ имелись специальные крепления, к ним, по замыслу, должен крепиться этот небольшой автомат. Но по какой-то неведомой причине всем танкистам выдали обычные АКСы, которые не хотели вставляться в эти крепления, и каждый танкист пристраивал свой автомат, как ему удобно. Щербаков поставил свой справа, около радиостанции, привязав его за мушку ствола проволочкой к толстому кабелю, проходящему по внутренней белой обшивке башни. Туда же он повесил сумку с противогазом. Кравченко привалил автомат к стенке башни слева от себя, а у Обухова он вообще валялся где-то в ногах, измазаный глиной, песком и всем остальным, куда ступал сапог вечно чумазого пермяка. Поначалу у танкистов на поясе висел тяжелый и неудобный подсумок с четырьмя заряженными магазинами на тридцать патронов. Он постоянно мешал и за всё цеплялся. В конце концов с подсумками проделали те же манипуляции — экипаж крепил их в танке, чтобы не мешались. Александр привязал свой в глубине башни над радиостанцией, рядом с противогазной сумкой.

В карьере развесили на жердях, связанных в виде крестов, заранее заготовленные самодельные мишени. Кто-то в ЗИПах нашел старые железные банки из-под солидола и пустые пластиковые полуторалитровые бутылки. Их тоже расставили на линии колыхающихся бумажных листов с кругами и нарисованными силуэтами противника.

«Ну наконец-то, — подумал Александр, — хоть из автомата постреляю. А то приехал на войну — как танк стреляет не слышал, из автомата последний раз пять лет назад стрелял».

Первым к стрельбам приступил первый танковый взвод. Грохот, поднятый выстрелами из десяти автоматов, распугал реющих над побережьем чаек. В нос ударил давно позабытый запах сгоревшего пороха. Эхо металось среди стен глубокого глиняного карьера, горячие гильзы сыпались на рыжую землю, банки и бутылки, словно живые, плясали в диком танце, пробиваемые автоматными пулями. Пока дошла очередь до третьего взвода лейтенанта Щербакова, большинство банок и бутылок мало напоминало свою первоначальную форму, превратившись в решето. От бумажных мишеней остались лишь обрывки, поэтому третий взвод просто стрелял по тому, что осталось от мишеней, поднимая к небу фонтаны бурой пыли.

Александр еле дождался той минуты, когда, улегшись на еще горячую землю, перемешанную с песком, передернул затвор и выпустил первую длинную очередь в сторону мишеней. Треск выстрелов от своего автомата и автоматов стреляющих по обе стороны от него бойцов оглушал, уши сразу заложило, но это было новое, ни с чем не сравнимое ощущение. Сердце от какой-то детской радости бешено стучало в груди. Неважно, что пули не попадали по целям, тем более, что Щербаков не стал надевать очки, радовал сам факт того, что ты стреляешь из боевого оружия, мощного и смертоносного. Уже выпустив все пять магазинов, сидя на броне своего танка, Щербаков с колотящимся сердцем снова и снова переживал короткие мгновения стрельбы из автомата. В ушах до сих пор стоял тонкий звон, и все слова слышались, как будто в ушах застряли комки ваты.

Вечерело, солнце медленно опускалось за темнеющие вдалеке горы, и со стороны моря постепенно накатывала чернота южной ночи. Задача на сегодня была выполнена — пушки стреляли, никто стрелять не разучился. Танки выстроились в походную колонну и, ревя двигателями, запылили в сторону расположения мотострелкового батальона.

Утром всё побережье в районе батальона усыпало дохлой и полудохлой рыбой. Воблы, белорыбицы, судаки, большие и маленькие, прибитые утренним бризом, на боку или кверху пузом колыхались в набегающих пологих волнах. Прибоем часть рыбы вынесло на берег. В отдалении вяло шевелили жабрами пара среднего размера сомов и небольшой осетр. Танкисты, сами того не подозревая, устроили вчера «рыбалку», наглушив при стрельбе из пушек по морю кучу морских обитателей Каспия. Весть быстро разнеслась среди подразделений, и солдаты кинулись собирать рыбу, выбирая посвежее и побольше. Часть рыбы утащили на ПХД — пункт хозяйственного довольствия, где располагалась полевая кухня. В результате данного события сильно задержался обед, который по существу плавно перешел в ужин — с ПХД пропала вся соль. Солдаты, натащив наглушенной рыбы, решили её засолить, так как больше возможностей сохранить её для употребления не имелось. В результате послали гонцов на кухню за солью. Часть соли они выпросили у работающих на кухне сослуживцев, а вторую часть попросту украли. В итоге обед солить стало нечем. Зампотыл Хачатур Газарян, матерясь и обещая найти и поубивать сволочей, оставивших всех без обеда, уехал в Каспийск за солью. Ближе к вечеру ГАЗ-66, покачивая бронежилетами, свисавшими из опущенных боковых окон водительской кабины с сидевшими в ней Хачатуром Гургеновичем и водителем-контрактником, показался перед въездным шлагбаумом. Зампотыл раздобыл где-то пару мешков соли и еще кое-какой провизии, включая дешевые огурцы-помидоры и другие, давно созревшие к этому времени фрукты и овощи.

Конец ознакомительного фрагмента.