Гриша

Александр Цилькер, 2023

В этой книге Александр Цилькер – известный бард, композитор, поэт и организатор огромного количества популярных в нашей стране и за рубежом фестивалей авторской песни и поэзии – предлагает своим читателям окунуться в различные жизненные ситуации, которые автор пережил или придумал.

Кульман, ластик, карандаш

Глава 1

В тот сентябрьский понедельник я впервые собирался на работу. Зарабатывал я и ранее. В школе помогал летом развозчикам льда для продавцов рыбы. В институте рок-группой играли на танцах и свадьбах. На последнем курсе увлёкся журналистикой и много печатался в районной газете под псевдонимом Александров. Но то была неофициальная деятельность, без трудовой книжки, профсоюза и больничных листов.

Будильник. Туалет, зубная щётка, мыло, полотенце. Чай, бутерброд. Носки, брюки, рубашка, свитер, ботинки, куртка. Деньги, проездной. Лестница, двор, улица, остановка. Автобус, давка, руки, груди, бёдра, запах. Электричка, давка, тамбур, ноги, плечи, сумки, запах. Троллейбус, давка, локти, спины, колени, запах.

Улица, слякоть, спешка, очередь в лифт, отдел, кульман.

Ну, вот. Вроде обошёлся одними существительными. Не применил в своём рассказе описание замечательной подмосковной природы, звуков колёс труженицы-электрички на маршруте станция Пушкино — платформа Северянин, неописуемой радости от прогулки по утренней Москве. Ничего этого не заметил, так как досыпал по пути. Дремал в автобусе, троллейбусе, электропоезде и даже в лифте прикорнул на восемь секунд. А вот на работе спать было категорически нельзя.

Молодому специалисту, недавно распределившемуся после окончания Института лёгкой промышленности в Центральное конструкторское бюро Министерства машиностроения для лёгкой и пищевой промышленности на должность инженера-конструктора с окладом сто десять рублей (минус подоходный налог, минус «за бездетность»), надо было ежедневно оправдывать свалившееся на его голову счастье, что «в самой столице» оставили, а не сослали туда, где «только самолётом можно долететь».

Глава 2

Пора знакомиться с коллегами по отделу. Теперь ежедневно я буду видеть их лица и спины, слышать голоса, делать одно с ними дело. Дело, кстати, огромной важности для экономики страны. Не смейтесь, пока не поймёте суть. За окном 1974 год, а не 2023-й, и слово «импортозамещение» тогда ещё не придумали, а само замещение уже существовало. В СССР сотни ткацких и прядильных фабрик, везде тысячи станков и агрегатов, на большинстве из них клеймо Made in…, короче, не у нас сделано. И вот представьте, что на каком-нибудь огромном камвольном комбинате стоит, пыхтит-работает гигантский агрегат по крашению шерстяной ткани. И в самом начале трудовой смены он вдруг — бах-бабах, треск-хруст, мать-перемать — этот монстр со скрипом и скрежетом останавливается. Приехали! Покраска окончена, сотня метров дорогущего полотна в брак, швейники «недосошьют» советским гражданам «пбльта», и те будут мёрзнуть холодной зимой. Мастер бежит, начальник цеха орёт, парторг (а куда без него) брызжет слюной и стращает, что отберёт у всех партбилеты. Механик просто и доходчиво так объясняет всем, мол, промежуточный вал среднего каландра треснул в районе шестерёнки обратного хода, аккурат где находится реверсный механизм распределения диффузного наполнения, падла. И ещё он так, тоже между прочим, добавляет про отсутствие запасного вала на складе, но его ребята могли бы такой и сами изготовить. Нужны только настоящие чертежи, иначе он не станет рисковать и заменять «иностранца» на хрен знает что и рисковать своей головой хрен знает зачем.

Вот тут сразу и летят телеграммы в наше КБ, а конкретно попадают к нам в отдел. Начальство даёт сутки на сборы, и вот звено из двух-трёх специалистов уже в самолёте пьёт крепкие напитки за здоровье командира корабля и всех стюардесс. Моя первая командировка была в Хакасию, на Черногорский камвольно-суконный комбинат. Но об этом потом.

А пока всё-таки вернёмся в Москву, в бюро проектирования деталей машин импортного производства.

Лицом к остальным сидел за столом Ивасер. Вообще-то он Иван Сергеевич, но это только для личного обращения, а так — Ивасер. Начальник сух, мелок, стар. Его никак не могут отправить на пенсию. Говорил невнятно, тихо, постоянно шмыгал носом в любой сезон. Распределял задания, исправлял ошибки, координировал работу отдела, читал газеты и делал политинформацию по понедельникам.

Люба Ипатова была толстенькой, пухленькой, кругленькой. Непрерывно ела. Улыбалась до, после и во время приёма пищи. Запасы провизии, которую она приносила из дома, были огромны, и она с радостью угощала нас различными бутербродами, плюшками и другой снедью. Аккуратно и чистенько чертила, сидя на высоком табурете, что ей давалось с трудом из-за лишнего веса. Скорее всего, мужчин она знала только по книжкам и телесериалам.

Лариса Михайловна находилась в углу за столом и постоянно печатала на машинке «Ятрань» техническую документацию. Красивая замужняя женщина с прекрасной фигурой и мягким, обволакивающим голосом постоянно стучала наманикюренными ноготками по клавишам, не бегала на перекуры и, не будучи букой, сохраняла прекрасные отношения и с женщинами, и с мужчинами. Когда она подходила к моему кульману (исключительно по работе), её женское начало и тонкий аромат духов мгновенно убивали тягу к черчению. Я невольно сильнее сжимал в пальцах карандаш фирмы Koh-i-Noor и старался не вдыхать её чары.

Игорь слыл очень опытным конструктором и чертёжником. При этом он был профессиональным, честным и активным бабником. Его не связывали семейные узы, долгосрочные обязательства и чувство индивидуальной привязанности к кому-то персонально. Длинные волосы, острый взгляд с оттенком некоей тайны и превосходства, спортивная фигура и идеальный для регулярного кобеляжа возраст.

У Вилена Петровича письменный стол и рядом кульман. Он старший после Ивасера и по должности, и по возрасту. Петрович много курил, выпивал, потел. Носил белую рубашку с грязными манжетами и воротничком. Хороший специалист, излишне толст, добр ко всем и сильно близорук, никогда не повышал голос, спокойно уходил в столовую за полчаса до обеда (очередь занять).

Верочка была очень скромна и бедна. Плохо одета, голодна и неухоженна. Один и тот же пахнущий нафталином и лекарствами нелепый зелёный свитер крупной вязки, стоптанная обувь. У неё давно и тяжело болела мама, была прикована к постели. Денег не хватало ни на что, но Вера старалась улыбаться, брать подработку уборщицей в КБ, никогда не принимала подарки и угощение от пухленькой Любы.

Глава 3

Теперь о главных персонажах в отделе. В день, когда я впервые переступил порог своей будущей работы, ещё до того как начальник отдела представил меня коллегам, озвучив мою фамилию из семи букв с четырьмя ошибками, я заметил доску объявлений, на которой одной кнопкой был приколот лист бумаги с отпечатанным на машинке текстом.

«Позор! В то время, когда все совецкие люди помогают сохранить выращенный с таким трудом урожай, Влад и Татьяна Воробьёвы ставят свои интересы выше государственных и игнорируют работу на овощной базе. Стыд и позор. Выговор и отпуск зимой!»

Ниже была приколота записка от руки:

«Я не поехала в овощехранилище, так как у меня были сильные менструальные боли, при которых половые контакты и физическая работа в сыром помещении не рекомендуются совецкими врачами. Цикл месячных прилагается. А Влад в этот день работал в отделе над срочным заказом, так как его сильно тошнит от запаха гнилых овощей. Татьяна В.».

До того дня, да и никогда в будущем я не видел переписку внутри одного коллектива на доске объявлений. Посмотрев на всех сотрудников, сразу понял, кто из них Влад и Татьяна. Они смотрелись так контрастно по отношению к остальным, как будто в ярангу к чукчам случайно зашли двое афроамериканцев (так сейчас принято выражаться). Дорогие одежда и обувь, часы и перстень на пальце, независимый взгляд и что-то ещё выделяли эту пару из общего коллектива. Значительно позже я узнал, что зовут их в паспортах Натан и Рахиль, а фамилия действительно Воробьёвы. Натан Либерзон взял после женитьбы фамилию жены, а та в свою очередь приобрела её от первого мужа, с которым прожила «три счастливых дня». Наши чертёжные доски стояли рядом, треугольником. Влад чуть левее и сзади, а Танина немного правее. Влад был реальным молчуном, а его супруга говорила много, но кратко и тихо, чётко и с кем-то персонально, а не кричала на весь отдел, как Верочка или Люба.

— Женат?

— Да.

— Давно?

— Два года.

— Дети есть?

— Нет пока.

— Жену любишь?

— Да.

— Часто?

— Всегда.

— Я в другом смысле…

— Татьяна! — это уже Влад.

— Кричит, стонет?

— Татьяна, прекрати, — это снова Влад.

— Заткнись, любимый. Я же должна знать, с кем работаю бок о бок.

— Мы с мамой живём. Тихонько спим, — перехожу я на шёпот.

— Еврейская мама — это хорошо, но спать надо с женой. Мы вам поможем. Правда, дорогой? — она хитро смотрит на Влада. Тот берёт сигареты и приглашает Вилена покурить.

Супруги Воробьёвы худые и стройные. Чёрные прямые волосы Влада, острый нос, тонкие губы, лаковые туфли и дорогой брючный ремень делают его похожим на голливудских гангстеров и мафиози. Танины вьющиеся волосы окрашены под тёмную бронзу. Брюки и тонкий свитер подчёркивают узкие бёдра, осиную талию и крохотную грудь. На узком лице крупные нос, рот и чёрные, чуть навыкате глаза. Когда Влад вышел, она полезла в сумку и вынула незаметно для остальных толстый журнал.

— Владу не говори и никому не показывай. Читай как хочешь, но из здания не выноси. Можешь в туалете посмотреть, но без продолжения, пожалуйста, — она загадочно рассмеялась.

— Что это? — я взял из её рук номер журнала «Новый мир». — Зачем это мне?

— Тихо, юноша. Там внутри есть кое-что. Потом откроешь, — Татьяна огляделась проверить, не видит ли кто процесс передачи.

Я ослушался странного совета и, положив журнал в портфель, привёз домой. Когда все уснули, вспомнил про туалет и пошёл смотреть таинственную корреспонденцию. Внутри официального издания лежал «самиздат». Около четырёх десятков страниц, напечатанных на пишущей машинке и соединённых канцелярской скрепкой. Это был эротический роман с такими деталями и подробностями, которые до того дня я никогда не читал. Нехитрая история происходила где-то в Швеции, и все персонажи были настроены только на одно действие, независимо от их возраста, пола и семейных отношений. Скажу честно, проняло очень сильно. Спрятав это чтиво назад в портфель, пошёл и разбудил среди ночи жену. Она не возражала.

Глава 4

Снова сволочь будильник. Туалет, зубная щётка, паста закончилась, мыло, полотенце. Чай, бутерброд, овсяная каша. Носки, брюки, рубашка, ботинки, плащ. Деньги, проездной. Лестница, двор, улица, остановка. Автобус, давка, руки, груди, бёдра, запах. Электричка, давка, тамбур, ноги, плечи, сумки, запах. Троллейбус, давка, локти, спины, груди, колени, запах. Улица, спешка, лифт, отдел, кульман.

— Ну как? — спросила Татьяна, когда я, дождавшись момента, вернул ей журнал. При этом она продолжала чертить какую-то шестерёнку и жевать редкую по тем временам резинку с ароматом спелой клубники.

— Нормально, — ответил я. А что надо было ей говорить?

— Для тебя такое нормально? Не возбуждает? — она закатила глаза. — Ещё есть что почитать. Принести?

— Нет. Не надо пока. Я другие книги люблю читать, только времени не хватает. А в электричке не присесть, давка. Нравится, чтоб развитие сюжета было, про интересных людей, про любовь…

— Так а тут всё про любовь интересных людей. Она малолетка, отец — хозяин притона, дружок — спортсмен и наркоман, прислуга всю жизнь на панели работала и вот в хороший дом устроилась в преклонном возрасте, делится с молодыми опытом.

— Да какая это любовь. Непрерывно спариваются как кролики с утра до вечера, а потом с вечера до утра. Ничем другим не занимаются. А этой Сэльме так вообще тринадцать лет, а она туда же. А где школа?..

— А где комсомол, ещё скажи. Джульетта — та тоже в свои тринадцать такое вытворяла и стала мировой знаменитостью…

— Джульетта только пару раз Ромео поцеловала и умерла девственницей…

— Это у Шекспира она такая правильная и порядочная. Только что макулатуру не собирает и веронских бабушек через дорогу не переводит. Хитрый Вильям у Джулио Кортезе этот сюжетец стырил и вылизал там всех. А в подлиннике Джуля была проституткой-беспределыцицей, вот пацаны из-за неё и дрались часто с поножовщиной…

— Танька, прекрати эту чушь рассказывать, — вернулся Влад с перекура, — тошнит уже от твоей фантазии.

— Дурачьё необразованное. Идеалисты нафталиновые, — выругалась Воробьёва и молча продолжила стирать дорогим импортным ластиком вспомогательные линии на чертеже.

Глава 5

— Влад и новенький, — Ивасер никак не мог выговорить мою фамилию, как ни старался, — подойдите ко мне, пожалуйста. Завтра вылетаете в Абакан. Там на Черногорском камвольном комбинате «полетел» вал в красилке, и ещё что-то накопилось, пока мы у них не были.

Он непрерывно шмыгал носом и вяло бубнил, глядя в ежедневник:

— Едете втроём с Виленом, он за старшего. Уже побежал за билетами, а вы давайте мигом в бухгалтерию за документами и деньгами. Приказ уже подписан. Работаете на месте, как обычно, вас ждут. Инструмент не берите, всё выдадут. После обеда ступайте домой собираться.

А я ненароком подумал, что он нас вызывает, так как видел меня с «запрещёнкой». Ну, слава Богу, обошлось. Хотел что-то спросить, но Влад дал понять, что он всё знает, не впервой.

Это была моя первая в жизни командировка, и я немного волновался. Летели долго с пересадкой в Тюмени. На борту, как я уже писал, много пили, спали, разговаривали. Из аэропорта ехали до места на служебном автобусе по первому выпавшему сибирскому снежку, среди кедров и елей, ощущая некоторую свободу и покой после московской толчеи и суеты.

— Вы в Шушенском бывали? — водитель ощущал себя «хозяином тайги» в этих местах и свысока разговаривал с «бледнолицыми» москвичами. Надо обязательно посмотреть место ссылки вождя мирового пролетариата.

— Да был я в вашем Шушенском в прошлую командировку. Я и родился тут неподалёку, и назвали меня Владимиром Ильичём Лениным, — пробубнил неопохмелённый Вилен Петрович. — Бутафория там сплошная, обманка. Ты лучше скажи, где пивка купить по дороге. Головушка бо-бо.

Приступили к работе сразу после заселения в общежитие и вкусного и сытного обеда. Нас действительно ждали и создали все условия для аврального изготовления технической документации. Я скрупулёзно измерял штангенциркулем и микрометром фрагменты искорёженного вала и всего того, что с ним контактировало в агрегате. Затем рисовал эскизы и проставлял размеры. Влад за кульманом чертил всё это по законам и правилам машиностроения. Петрович писал техническую документацию и проводил в лаборатории различные проверки на термообработку.

В первый же день подошла ко мне милая женщина в синем служебном халате. Представилась технологом цеха и спросила:

— Саша?

— Да.

— Меня зовут Саасхан, по-хакасски это «сорока». Можешь называть меня Светланой.

— А мне нравится — Саасхан.

— Как хочешь, — она перешла на шёпот, — у тебя женщины есть?

— Какие женщины? — я немного напрягся. Так сразу…

— Ну, жена, сёстры? — Саасхан-сорока повела меня туда, где нас не могли слышать.

— Жена есть, мы с мамой живём. А что? — ответил я честно.

— А то, что у нас много замечательных тканей на складе для юбок, жилетов, пальто, брюк. Мы для хороших людей, таких как ваше звено, что быстро примчались из самой Москвы, можем их продать по цене мерного лоскута. Ну, просто за копейки. У вас будет радостное настроение, и вы ускорите пуск красильного агрегата на пару деньков раньше, чем этого требует договор. А механика, что экономил смазку на агрегате и привёл к такой поломке, я удушила бы своими собственными руками и оторвала бы ему… ой, извините за подробности. Но отрывать я ничего не буду, самой пригодится, он муж мне законный…

Вот такого монолога я никогда ранее не слышал. В обеденный перерыв мы с Саасхан были уже на складе готовой продукции, и у меня разбежались глаза от разнообразия. Она посоветовала отрезать зубчатыми ножницами образцы размером в ладонь, пронумеровать и отправить их домой, чтобы женщины решили, что и сколько им надо купить. Авиапочта мигом доставила бандероль в Подмосковье, и за день до нашего отлёта меня вызвали в «первый отдел» фабрики. Для тех, кто не знает, объясняю. В таких отделах трудились не покладая рук самые преданные стране люди. Они ревностно следили за всеми другими гражданами и гражданками, за их высказываниями и деяниями, связями с неблагонадёжными и подозрительными гражданами и гражданками.

— Александр? — человек в сером костюме был само обаяние. — Присаживайтесь, пожалуйста. Как вам у нас работается, как отдыхается?

— Всё нормально. Отдыхать не получилось. Мы закончили свою работу и завтра планируем вернуться в Москву, — я знал про эту службу и гадал о причине такого приглашения. — А что случилось?

— Конечно, вернётесь. Вот только объясните мне смысл этой телеграммы и можете лететь домой.

Фабричный чекист вынул из картонной со шнурками папки почтовый бланк и положил мне на обозрение:

Телеграмма. Срочная.

«Хакасия зпт черногорский камвольный комбинат зпт командировочному из москвы (далее фамилия и имя) тчк надо брать тире четыре тире два зпт шесть тчк восемь тире три ровно тчк девять тире померяй длину ног умножь два зпт целую гала».

Когда я рассказал офицеру про номера образцов и их длину, чтоб купить мерным лоскутом со скидкой, мы с ним вместе ржали как кони минут десять. На хохот пришли начальник отдела кадров и бригадир охраны. Появилась бутылка коньяка и нарезанный лимон. Я переписал цифры из той «шифровки», а саму телеграмму меня попросили оставить для их музея.

Глава 6

У нас в то время не было автомобилей, и отговорка «я пить не буду, так как за рулём» ещё не была популярной среди населения. А уж если застолье в пятницу, то и отговорка «завтра на работу» тоже не имела смысла. День рождения на службе — это целый обряд был в те годы. Начинали праздновать, не дожидаясь окончания рабочего дня, так как надо было чинно выйти из здания со всеми остальными четырнадцатью этажами, дабы охрана не заподозрила в нарушении режима. Приглашали зайти на минутку «большого начальника», чтоб он тоже поздравил «как положено», выпил и стал соучастником праздника и не бранился потом за это деяние, типа «вы чё тут пьянку устроили?». Подарок приобретали вскладчину, реже дарили конверт с деньгами. За выпивку и закусь отвечал виновник торжества, но все принимали посильное участие домашними разносолами, салатами и разнообразным алкоголем. На этот раз поздравляли Любочку Ипатову. Я предупредил домашних, что у нас в отделе день рождения и я приду чуть позже. Немного ошибся со словом «чуть».

Сначала долго сервировали и бегали в соседний отдел за посудой. Потом все сели за стол, и Ивасер начал нудно бубнить про то, как он желает здоровья и счастья прекрасной девушке и замечательной работнице. После этого Татьяна полезла под стол и вынула большую коробку, в которой была электромясорубка. Влад держал подарок на весу, пока Воробьёва читала поздравительный стих про то, что «скоро… любовь…детки…свекровь… жарить котлетки».

С шумом и шуткой «Люба, любушка-любовь, ты волнуешь мою кровь» ворвался «большой начальник». Видно было, что он уже посетил только что аналогичное мероприятие и был крайне возбуждён съеденным и выпитым. Достав из кармана конверт, босс полез целоваться с новорождённой. При этом конверт он пытался засунуть ей почему-то в декольте, и не параллельно телу, а перпендикулярно, между грудей. Поцарапав Любочкину гордость и произнеся «не лезет, зараза…», он оступился и толкнул виновницу торжества. Та отпрянула от «насильника», снесла со стола коробку с мясорубкой, бутылку открытого красного вина и две салатницы с оливье.

— Горько! — закричал Вилен Петрович со стаканом водки в руке.

— Вы чего, совсем тут с ума сошли? — подала голос правильная Лариса Михайловна. Допила яблочный сок и выбежала из-за стола. Игорь тихонько шепнул на ухо Владу:

— Вот точно так же вчера говорила мне. «Ты что, совсем с ума сошёл? Я не могу при свете?..» Строит из себя…

Верочка много ела, пила всё, что льётся, и кричала: «Давайте танцевать! Иван Сергеевич, вы меня пригласите?» Татьяна наклонилась ко мне и сообщила, что у них есть такая компания, которая собирается по субботам в одном загородном доме и устраивает «ковёрную вечеринку». Мы там слушаем лёгкую музыку и немного выпиваем. Потом постепенно, без напряга и спешки все избавляются от лишней одежды. При этом помогаем друг другу в этом волшебном действии. Дальше царит любовь, всеобъемлющая и всепоглощающая. Мы с Владом посоветовались и хотим тебя пригласить в следующий раз. Но обязательно с женой. В процессе там любая будет тебе женой на вечер, и не одна, но прийти и уйти надо со своей, законной. Первый раз участие бесплатно, а потом существует взнос «хозяину ковра» и плата за напитки с закуской.

От такого предложения я поперхнулся винегретом, и мне подали стакан с коньяком. Попросили сказать тост за прекрасную мадам Ипатову. Выпил, сказал, что счастлив работать в таком коллективе… бок о бок… а Люба, так вообще… и Верочка замечательная… а Татьяну я хотел бы хоть сейчас… назвать своей сестрой. Лариса Михайловна танцевала «под магнитофон» с Игорем и называла его на «вы». Вилен в обнимку остервенело пил с Ивасером. «Большой начальник» убежал, сославшись на важные дела. Татьяна взасос и со стоном целовалась за кульманом с Владом. «Пошли домой. Милый, пошли скорей домой, не могу больше…»

Люба лежала головой на моём плече и жаловалась на судьбу:

— Я толстая… Меня не хотят любить мужчины… Ты вот, когда пришёл, я сразу размечталась… А ты женатым оказался… А я ведь почему толстая и много ем? Да потому что живу с родителями и мужчины нет совсем. А мне знаешь как охота почувствовать в себе крепкое мужское начало… Я ночью аж зубами скрежещу…

Верочка очень много пила и ела, ела и пила. Потом ей стало плохо, и меня назначили её провожатым, так как она жила рядом с платформой Северянин, откуда у меня отправлялась электричка. Возле подъезда к ней вернулось сознание. Она меня нежно поцеловала и сказала:

— Спасибо тебе, ты классный. А Танька — сучка с течкой. А Ивасер, когда моложе был, тоже кобелил сильно, как Игорь сегодня. Лариска — притвора. А Вилен — импотент уже давно, проверено. А Любке — той срочно кто-то нужен. Девка извелась вся. Даже ко мне подкатывала, под юбку лезла. Не веришь? Я с тех пор только брюки на работу ношу. А ты — молодец. Пришли мы уже. Дай я тебя ещё раз поцелую. Извини, не приглашаю к себе, ты ведь женатый…

Электричка, колени, спины, локти, давка, запах, тамбур, плечи, ноги, контролёры, автобус, руки, груди, бёдра, улица, двор, подъезд, ключ с трудом, ботинки с трудом, рубашка через голову, дурацкая улыбка…

— Ну, ты хорош! Чай будешь?