Между сном и явью

Александр Титов

Максим погряз в рутине и серости, сник под неподъёмным грузом депрессии и не представлял, что может быть иначе. Счастьем он видел картинку из телевизора, а мечтой избрал пустую пародию на успех. Но случай направил его неожиданным путём. Избавиться от тягот прошлых ошибок и броситься навстречу истинному счастью. Вот только какое оно – счастье настоящее, в чём его неуловимое отличие от красочного миража? Для этого придётся найти ответы на давно мучающие вопросы и разобраться в своих чувствах. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 6. Ларец закрой

Ещё секунду назад мы с Таней были в пещере, провожали закат. Я помнил, как охватили меня паника и страх, как приближалась чёрная волна отчаяния. Я обезумел, действовал без всякой оглядки на последствия. Всё должно было прекратиться раз и навсегда. Но теперь я там же, где проснулся вчера, и день только начинался. Так чудно́. Вчерашний вечер заволокло туманом хмельного помешательства. Разве может на острове мне что-то угрожать? Здесь спокойно и безопасно.

Как и вчера, чистое голубое небо, залитое светом жаркого солнца, застыло надо мной. Океан тихо шелестел поблизости. Лёгкий бриз освежал разогретое тело, прогонял сон и всякое беспокойство. Ещё один кошмар остался позади.

Мне хотелось поскорее найти Таню, извиниться. Наверное, она испугалась. Оказаться один на один с умалишённым никому не пожелаешь. Теперь придётся доказать, что рассудок мой здоров и больше не даст сбой.

Я легко нашёл место, откуда уже начинал свой путь по острову. Второй раз идти по проторенной дорожке было несравнимо проще. Вскоре я добрался до ручья, а по нему и до лагеря.

Таня сидела возле костра спиной ко мне, мешала догорающие угли палкой. Меня она не заметила, и я этим воспользовался. Стоял какое-то время и смотрел на неё. Такую прекрасную в своей задумчивости. А потом решил выдать себя, прежде чем это сделает она.

— Прости, что вчера набросился, — сказал я с ходу, без приветствия, и Таня вздрогнула от неожиданности.

— Максим, твою ж рать! Какого ты опять подкрадываешься?!

Она встала и бросилась ко мне с объятиями. Такой встречи я не ожидал. За какие заслуги удостоился почестей? Но мне понравилось.

— Я не знаю, что на меня нашло, — продолжил я заготовленную речь. — Это какое-то наваждение, что ли.

— Ты помнишь, что вчера было?

Радость прошла, и Таня отступила на шаг. Теперь она смотрела на меня, как строгая учительница. И внутри меня всё сжималось.

— Да, конечно. Мы сидели на берегу, обнимались. А потом я тебя нечаянно поцеловал.

— Нечаянно? Значит, это так называется? — нахмурилась Таня.

— Так получилось просто.

Стоило рассказать ей всё как есть, но я не мог себя перебороть. Лучше врать и казаться нормальным, чем говорить правду и превратиться в психа. Вот только Тане не нужна была нормальность лжи. Она требовала безумия правды.

— Получилось?! Сначала ты нёс какую-то чушь. Говорил, что можешь исчезнуть и чтобы я тебя не забывала. А потом, после того, как поцеловал меня ни с того ни с сего, ты и правда исчез.

— Исчез? Как? Я же здесь. Вот он я. Проснулся на берегу, там же, где и вчера…

— Это сейчас ты здесь. А вчера ты растаял в воздухе прямо… Ты исчез даже быстрее, чем я успела понять, что происходит. В одну секунду! И не говори мне, что это невозможно. Я видела всё своими глазами.

— То есть с поцелуем всё нормально? — попытался я сбавить накал.

— Я всю ночь не спала! Сидела вот прямо здесь, смотрела в костёр и изо всех сил не давала себе даже задремать. А знаешь почему?

Таня в гневе наступала на меня, и шаг за шагом я сдавал позиции.

— Нет, не знаю.

— Потому что я боялась, что если усну, то забуду тебя. А потом ты такой приходишь и говоришь, что ничего подобного и вовсе не было! Серьёзно? Ты либо шутишь, либо издеваешься. И ни то, ни другое не очень-то приятно!

Ещё один шаг, и я наступил в реку, на скользкий круглый камень, и тот капризно выскочил из-под ноги. Я замахал руками, чтобы удержать равновесие, пытался переступить на что-то более надёжное, но на устланном мелкими камнями дне ни одного такого места не нашлось. Таня машинально потянулась мне помочь, и я так же неосознанно за неё ухватился. Вот только удержать меня она не смогла, и мы рухнули в ручей. Я на камни, и вода спасительно смягчила падение, а Таня на меня.

Ни она, ни я не успели понять, как это произошло. Лежали, уткнувшись друг в друга кончиками носов. Смотрели, ждали. Первой попыталась встать Таня, и я её удержал. Она молча приняла отказ, но ни намёка на продолжение не сделала.

Решится второй раз совсем не так сложно. Я нежно прикоснулся к её губам своими. Она отозвалась. Закрыла глаза, полностью отдавшись поцелую. Я тоже. Нежность превратилась в страсть. Мы лежали в воде, обнимались, срастались в одно целое и мечтали, что момент этот останется вечностью.

Я чувствовал, как напряглось моё тело. Лишь тонкий слой мокрой ткани мешал нам завершить слияние. Но я не мог переступить этот порог. Там, за последним Рубиконом, не останется больше загадки. Будет один только момент восторга, и пройдёт он слишком быстро, чтобы насладиться в полной мере. А пока он сиял впереди, желание становилось только сильнее, и предвкушение рождало мириады вариаций.

— Не… Исчезай… Больше, — приказывала мне Таня, отрывая на мгновение губы для каждого отдельного слова. На большее ей не хватало терпения.

— Я… Всегда… Буду… Рядом, — так же нехотя прерывался я.

Мы не знали времени. Оно исчезло и протекало где-то в другом мире. Мы не видели неба и земли. Они растаяли за пределами наших глаз. Мы чувствовали только друг друга и наслаждались теплом наших тел. Но всё рано или поздно заканчивается. Закончилось и это.

Мы разомкнули губы и вновь стали двумя разными людьми. Поднялись, сели за стол и долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова.

Что думала она? О чём молчала? Я в глазах её видел мир терзаний и понимал, как тяжело ей с этим справиться. Оставалось только гадать, что останется несказанным, когда я устану просить. Ей не понравилось? Вряд ли. Таня отдавалась поцелую всецело и наслаждалась каждым его мигом. Тогда что?

— Ты не можешь решить, правильно ли мы поступили? — спросил я, когда тишина стала невыносимой. Наугад, без всякой надежды попасть в цель.

— Да.

Она не сказала ничего больше, но я услышал в крошечном слове слишком много ответов. Я был слеп, как новорожденный котёнок, и не увидел самого явного. Даже став одним целым, мы оставались порознь, а теперь, когда вечность промелькнула одним моментом, мы и вовсе разделились на непреодолимое расстояние. Но почему? За что? Всё из-за той странной обиды, которую она и вспомнить-то не могла? Или она считала меня врагом и делала то, что я хочу, лишь бы не разозлить? И как же выяснить правду? Ведь Таня показала уже, как не любит отвечать на прямые вопросы.

— Я ведь действительно люблю тебя…

— Пожалуйста, не повторяй больше этого.

— Почему?

Она тяжело вздохнула, будто собиралась объяснять очевидное.

— Мы раньше были знакомы, и это закончилось не самым лучшим образом. Я не помню этого, но чувствую. Даже когда мы целовались. Это было приятно, даже слишком приятно, но… Не знаю. Я ничего не понимаю. И не хочу, чтобы ошибки повторялись.

— Да какая разница, что было в прошлом? Мы здесь и сейчас. Что может быть важнее? Вчера я тебя обнял, и что ты сказала?

— Это было правдой. Я боялась, что ты не решишься. Но в результате ты исчез. Не видишь связи? — я мотнул головой. — А я вижу. Мы ошиблись и тут же получили наказание. Это какая-то карма или что-то вроде того. И теперь я боюсь, что опять мы поступили неверно. Нарушили запрет. Вдруг мы здесь для того и оказались, чтобы понять, что вместе нам быть нельзя?

— Бред! Ты считаешь, что я исчез именно из-за этого? Простое объятие и всё? Да быть такого не может. Я отказываюсь в это верить! А если это правда, то отказываюсь слушаться!

— Правда ли это ни я, ни ты точно не скажем. Но было именно так, как я сказала. Ты совершил что-то плохое и получил наказание. А я потом всю ночь над этим голову ломала, но так и не смогла найти другого ответа.

— Почему тогда я вернулся?

— Потому что… Второй шанс? Не знаю! Хватит спрашивать о том, чего мы не можем знать!

— И всё-таки я не отстану. Остров маленький, и ты никуда от ответа не убежишь.

Она встала, отошла к ручью и замерла, повернувшись ко мне спиной. Скрестила руки на груди и молчала. Не хотела больше говорить? Зато я хотел разобраться во всём раз и навсегда.

Подошёл к ней сзади и нежно прикоснулся к её плечам. Она вздрогнула, но осталась на месте. Тогда я обнял её. Крепко прижал к себе и поцеловал в шею. Мне нравилось, как щекочутся её волосы и как пахнут цветами.

— Ну что ты делаешь? Нам не нельзя, — тихо говорила она, даже не надеясь на успех.

— Нам можно всё. Иначе это пытка.

Она повернулась. Посмотрела строго мне прямо в глаза и заявила:

— Давай подождём. Пожалуйста. Посмотрим, что будет дальше.

— Хорошо.

Мне хотелось продолжить спор и победить в нём. Я не был согласен ни на ожидание, ни на отступление. Но что сказать? Ни один довод не поможет пробиться сквозь суеверный страх. И винить я Таню не мог. Три месяца одиночества заставит поверить и не в такое.

— Может, прогуляемся? — предложила она.

Ей не приятен был этот разговор, и уйти от него показалось самым простым выходом. А я решил, что выгоднее будет сбавить напор.

— Пойдём. Ты мне вчера про какое-то дерево рассказывала. Помнишь?

— Да, можно и к нему. Но это далеко. И скажу сразу: мы посмотрим на него издалека и сразу уйдём.

— Почему?

— Это долго объяснять. Сам увидишь и всё поймёшь.

Мы отправились знакомым путём к западному берегу. Мимо купели с водопадом, мимо огромного идола и заброшенной хижины, и только когда ноги приятно утонули в мелком песке, молчать мне надоело:

— А чем ты здесь все три месяца занималась?

— Разным. Всем понемногу. Даже пыталась найти способ убраться отсюда подальше.

— И как?

— Никак. Не нашла и намёка на живых людей. Лодок нет, порта нет, даже какой-нибудь убогой деревушки… И той не нашлось. Я облазила весь остров. Ну, а когда не осталось больше незнакомых мест, я решила прекратить поиски. Остановилась на одной версии и перестала ломать голову.

— Какой версии?

— Не важно.

— Ну и не говори, если не хочешь.

— Слушай, — вспыхнула вдруг Таня, — я не одну неделю пыталась найти ответ. Мало ли что мне могло в голову прийти.

— Да я и не осуждаю.

— Понимаешь, всё упирается в остров. Он страшный и никакой это не рай, если ты этого ещё не заметил. Я готова поклясться, что здесь происходят вещи, которых быть не может. Та хижина. Ты решил, что я верю, будто это нормально находить там полезные вещи, которых не было раньше. А я просто не знаю, как это объяснить.

— Ну хорошо. Вещи ты находишь — это странно. Но неужели одно только это так тебя насторожило? Я вот не вижу как-то ничего необычного.

— А что обычного ты знаешь? Мы… я не помню о мире ничего, если не считать неполного десятка книг о временах, когда люди плавали под парусами и общались письмами. Но это всё старые книги. Я знаю, что читала их в детстве, хоть и не помню, когда именно. Значит, всё уже совсем не так. А как? Может, теперь и хижины такие — обычное дело, и идолы, которые по ночам гуляют, тоже нормально.

— Что? Прости, я, наверное, ослышался. Идол ночью гуляет? — я не мог сдержать улыбку. — Он что, кости разминает?

— Не хочешь — не верь, — Таня обиделась и замолчала.

— Прости, ну правда, это очень смешно звучит.

— Ага, смешно. Пока сам не увидишь.

— И прям встаёт и уходит?

— Не знаю. Наверное. Как-то раз я проснулась от дикого грохота и отправилась искать его причину. В темноте я не сразу поняла, что на поляне стало слишком свободно. И только когда увидела пустой пьедестал, меня пробрала дрожь.

— Может…

— Даже не пытайся сказать, что я просто его не заметила. Это не так.

— Ну, признай, в это сложно поверить.

— Сложно. Стой, нам сюда.

Таня свернула на едва заметную тропинку вглубь острова. В самую гущу. И прорываться по ней было слишком тяжело, чтобы продолжить разговор.

В этой части острова оказалось неестественно тихо. Кроме нашего дыхания, хруста веток и шелеста палой листвы под ногами не было ни одного звука. Стихли песни попугаев, стрекот насекомых. Даже шуршащие повсюду мелкие грызуны, и те сюда как будто боялись заходить.

— А другой дороги нет? — спросил я. Ветки острыми краями то и дело царапали кожу, оставляя кровавые раны.

Но Таня ответила резко и безапелляционно:

— Нет.

Скажи она по-другому, я бы поверил. Но так у меня появилось подозрение, что она просто не хочет мне показывать другой путь. Любопытство от этого задумало бунт. Но я продолжил двигаться следом за Таней.

Временами лес редел, и идти становилось проще. Пусть перерывы эти продолжались совсем не долго, мы всё же успевали перевести дыхание. А иногда ещё и обменивались парой фраз. В основном говорил я, а Таня односложно отвечала и попутно прислушивалась к неестественной тишине.

Постепенно моё сомнение, что это единственная дорога, укрепилось окончательно. Мы шли по дуге и теперь развернулись параллельно берегу. Неужели так сложно было пройтись дальше по пляжу и потом напрямую до заветного дерева? К чему обходить стороной чуть ли не четверть острова? Я чувствовал, что Таня скрывает что-то важное, и решил обратный путь пройти именно так, как мне казалось правильным.

Наконец заросли стали укорачиваться, постепенно свелись к молодой поросли, а потом и вовсе опустились чуть ниже колена.

То же дерево, к которому меня вела Таня, росло в самом центре поляны. Непомерно огромное, с толстыми массивными ветвями и густой тёмно-зелёной листвой. А среди зелени краснели крупные плоды.

Я не видел движения в его кроне. Ветру как будто было не под силу тронуть листья. Да и небо выглядело отсюда особенно безжизненно. Словно всё здесь написал художник. Мастер, безусловно, но жизнь вдохнуть в свои полотна он не мог. И только поэтому пейзаж застыл на веке, и ни природа, ни время не могли проникнуть в него.

Таня встала на краю поляны. Остановился и я.

— Пойдём ближе подойдём. Хочу получше его рассмотреть, — предложил.

— Ты не чувствуешь, какой сухой здесь воздух? Или не слышишь, как тут тихо? Это плохое место. И я дальше не сделаю ни шагу. Мы же договорились. Просто посмотрим и уйдём.

Опять эти суеверия! Столько страхов без всякой причины. Подумаешь, воздух сухой. Здесь совершенно нет ветра и солнце в зените. Конечно, он будет сухим.

Убеждать Таню я не стал. Слишком устал после дороги. Но и уходить, просто посмотрев пару секунд издалека, я не собирался. И потому я уверенно направился к дереву.

Уже через пару шагов Таня закричала мне в след:

— Стой! Ты разве не слышишь?

— Что я должен услышать? Здесь тихо, как в могиле! — резко ответил я через плечо.

— Вот именно! Как в могиле! Это плохое место. Я не хочу, чтобы ты туда ходил. Добром это не кончится.

— Таня! Ёлки маталки! — я повернулся, — Хватит уже всего боятся! То идолы, то дерево. Что дальше? Может, скажешь ещё, что океан живой и шпионит за нами? Или инопланетян придумаешь?

— Я ничего не придумывала! Не хочешь — не верь, только, пожалуйста, не ходи туда.

— А если пойду? Что тогда? На меня обрушится кара небесная? Или земля под ногами разверзнется? Всё будет, как было, и ничего не изменится! Ни-че-го. Это просто дерево. Большое, может даже слишком большое, но всего лишь дерево.

— Как же ты бесишь, упёртый осел! Ты ведь ничего не знаешь об острове, ничего ещё толком не видел. А уже ведёшь себя, как какой-то хозяйчик.

— И что же я такого не видел? Где это загадочное что-то, что изменит всё? Ну?

— Ладно. К чёрту. Иди и делай, что хочешь. Не стану даже возражать. Но потом пиняй на себя.

— Вот и пойду!

Я развернулся и пошёл ещё быстрее. Возле дерева густая тень накрыла меня. В ней не было прохлады, а воздух, казалось, стал ещё горячее.

Необъятно огромный ствол выглядел недвижимой скалой, стоявшей с самых первых времён и не подвластный природе. Он поражал и заставлял трепетать. Почему? Простое дерево, как и все остальные. Но как бы я не убеждал себя, как бы не уговаривал, первобытный страх всё же проснулся и теперь расползался мурашками по всему телу.

Чем ближе подходил я, тем сильнее хотелось отказаться от этой затеи. Упорство всё очевиднее напоминало глупое дурачество, но пока на меня смотрела Таня, я не мог свернуть.

У самого ствола я остановился. Дрожь, словно от утренних заморозков, охватила моё тело, и зубы предательски заклацали.

Я обернулся. Таня смотрела на меня, закрыв рот ладонями. Боялась, что я доведу начатое до конца, но не останавливала даже теперь. А я ещё не готов был сдаться.

Ни одного упавшего фрукта у дерева не было, и чтобы попробовать их, пришлось забраться на нижнюю ветку, которую, будто игрушки на новогодней ёлке, увешивали шарообразные красные плоды. Я наметил тот, что рос ближе, и осторожно стал подбираться к нему. Ветка скрипела и гнулась от каждого движения, пальцы до боли сжимали грубую древесную кору.

Наконец плод оказался досягаем. Я протянул руку и прикоснулся к нему. Шершавая, приятная поверхность, одновременно мягкая и плотная. Что таилось под шкуркой? Лимонная кислота? Или персиковая сладость? Надо ли чистить его, прежде чем кусать? Столько вопросов и так легко узнать на них ответ. Но сорвать плод я не решался.

Может, стоило послушать Таню хоть теперь? Сказать, что попробовал и ничего необычного не заметил. Всё равно она меня не видит.

Что ж. Раздумья долги, да деваться некуда. Я взял поудобнее плод и хотел дёрнуть…

— Максим! Подожди! — пронзительным звоном сквозь листву раздался Танин голос. — Слезай и не трогай ничего!

— Ты опять начинаешь? — отозвался я недовольно.

Но я лукавил. Я уже не был так уверен, что хочу довести дело до конца. Но не бежать же с поджатым хвостом. Прежде чем вернуться, я решил немного набить себе цену.

— Нет, я не собираюсь ничего начинать. Я просто покажу тебе то, что поможет всё понять, — убеждала Таня.

— И что же это?

— Слезай и узнаешь.

Интрига? Что ж, отличный повод сдаться и остаться победителем.

Я спустился. Назад идти было легко и приятно, словно само дерево помогало мне оставить его в покое. Оно и правда отличалось от всех прочих несравненно больше, чем могло показаться на первый взгляд.

— Ты их не ел? Эти плоды. Скажи, что не ел. Пожалуйста, — на Тане лица не было. Бледная, как мел, а в глазах ужас.

— Нет, не успел.

— Ох, — облегчённо выдохнула она. — Слава Богу, мозгов хватило.

— Ты меня остановила в самый последний момент.

— Я?

— Да. Пошли, покажешь, что хотела.

— Я? — повторила Таня слабым голосом. — Я ничего…

— Тань, серьёзно? Ты же кричала мне всего минуту назад.

— Нет. Я ничего не кричала. И даже не говорила.

— Да как так-то? Зачем врать на ровном месте?

— Я не вру! — заявила она слишком искренне, чтобы сомневаться.

Но кто тогда со мной разговаривал? И что обещал показать?

— То есть ты не знаешь, что поможет мне всё понять?

— Я… Не знаю, — совсем тихо, почти только одними губами сказала Таня и отвела взгляд. Убедительность подвела её.

— О чём идёт речь?

— Это… Это не важно. Максим, пойдём назад. Я тебе ужин приготовлю.

— Таня. О чём идёт речь? — я повторил громко и отчётливо. Так, чтобы она и не подумала улизнуть от ответа.

Таня смирилась. Посмотрела осуждающе на меня, поджала губы и долго молчала. Я не подгонял. Пусть соберётся с духом, если ей это необходимо.

— Ты спрашивал, когда мы шли сюда, почему такой длинной дорогой идём, — начала она неуверенно. — Так вот, это действительно не самый близкий путь. Дело в том, что между деревом и пляжем находится деревня.

— Так на острове есть люди?

— Не совсем.

— То есть деревня пустая?

— Нет. Это сложно объяснить.

— Тогда покажи. В чём проблема?

— Ну зачем тебе смотреть на это? Почему тебя тянет к тому, что мне неприятно? Почему ты не можешь просто согласиться и сделать то, что я прошу?

— Ты сама то себя слышишь? В деревне нет людей, но она и не пустая. И как это понимать? Я даже не знаю, в какую сторону думать. Это призраки?

— Может быть. Но вряд ли. Я понятия не имею, с чем это сравнить. Статуи. Скульптуры. Вот что это.

— Не понимаю, как статуя может испугать.

— Ладно. Надоело. Пойдём, сам увидишь!

Таня обошла поляну по краю и свернула в промежуток между двумя кустами. Я последовал за ней.

Дорога здесь когда-то была мощёная, но теперь от неё мало чего осталось. Она петляла между крупными валунами, а потом неожиданно выпрямилась, и показались разрушенные постройки.

Мы выбрались из чащи и увидели деревню во всей красе. Около двадцати каменных домов, от которых остались лишь руины. Где-то не хватало крыши или в стенах зияли огромные дыры. От других остался только фундамент и груда камней.

Но дома были лишь ширмой. На улицах стояло больше сотни статуй. Люди разных возрастов, грубо выдолбленные из цельных кусков известняка. Они все застыли, словно в одночасье обернулись камнем, не закончив начатого. Одни как будто рассыпали корм птицам, давно покинувшим деревню. Другие вели неспешную беседу или стирали бельё.

Было несколько статуй, которые сохранились лучше прочих. Две молодые девушки сутуло сидели на крыльце дома с единственной уцелевшей стеной. Они так и замерли в момент разговора, но ему не суждено было закончится. Недалеко от них в кустах между домами прятались четыре мальчика, а пятый, совсем ещё маленький, следил за ними со стороны.

Но смущали больше те статуи, что замерли согбенным перед чем-то неотвратимым. Они молили о прошении, укрывались руками от надвигающейся опасности, обернув лица к небу.

— И что здесь страшного? — спросил я, так и не поняв, почему Таня боялась этого места.

— А ты прислушайся.

Я напряг слух и только теперь различил тихие, едва заметные стоны. Их было множество. От каждой статуи. Будто ветер играл в их трещинах, как на музыкальном инструменте. А может, насекомые устроили внутри них колонии. Но это действительно заставляло думать, что камни живые.

— А ты дома не обыскивала? Может, там что-то интересное есть?

— Смеёшься? Я когда это увидела, решила больше никогда сюда не возвращаться.

— Но тогда ты была одна.

— Да. Была.

Я нашёл самый целый дом с единственной дырой в черепичной крыше. Здесь дверь осталась на месте, хоть и была открыта нараспашку, а в окнах сохранились стёкла, но их покрывал толстый слой грязи. За небольшим, прогнившим насквозь палисадником лежали две круглые клумбы с сорняками вместо цветов.

— Ты действительно хочешь туда зайти? — спросила Таня, когда я подошёл к порогу.

— Да, я хочу туда зайти. Ты, как всегда, против?

— Дурак.

— Ай, ладно. Не гунди. — отмахнулся я. Сколько можно? Всего боится и хочет, чтобы я так же трясся от каждого шороха.

Внутри стоял спёртый сладковатый воздух, от которого запершило в горле и начало мутить. Влажным запахом гнили пропитались трухлявые мебель и стены. Глиняная посуда рассыпалась на мелкие осколки. Особенно жестоко обошлось время с жестяными вещами. Те превратились в бурые ржавые массы, испещрёнными дырами и тоннелями. Над очагом когда-то висела картина, но и она смазалась, поблекла.

Единственная большая комната делилась на две половины тонкой перегородкой. Та обвалилась, перекрыв проход, но одновременно с этим позволила осмотреть всё сразу.

На грубой прикроватной тумбочке во второй половине я заметил интересную вещицу. Симпатичная лакированная шкатулка с резьбой в виде витиеватых линий и с золотым замочком. Она резала глаз своей изяществом в этом царстве аскетизма. К тому же сохранилась она так хорошо, словно только вчера её здесь поставили.

Мне пришлось потрудиться, прежде чем я справился с завалом. Обломки досок пачкали мою одежду коричневой смесью трухи и влаги, но я всё же переборол отвращение и освободил проход.

Прежде чем дотронуться до шкатулки, я вытер руки о покрывало. Не сильно это помогло, но ничего лучше не было. А затем я легонько коснулся шкатулки, чтобы узнать наверняка, не галлюцинация ли это, не горячая ли она. И с тем, и с другим всё было в порядке. Тогда я всей ладонью провёл по гладкой и даже скользкой поверхности, пытаясь смахнуть несуществующую пыль. Шкатулка оказалась удивительно тёплой. Это напомнило тот загадочный шарообразный плод, что я едва не сорвал. Может, и материал, из которого её создали, принадлежал тому же дереву.

Я попытался открыть замок. Он выглядел хрупким и ненадёжным. Золотая кнопка, от которой вниз шли два тонких стержня. Но как бы я не давил на кнопку, как бы не пытался пересилить замок и поднять крышку, ничего не получилось. Шкатулка проявила невероятную стойкость: не сломалась и не поцарапался. Тем не менее, я решил забрать её с собой и уже в лагере попробовать ещё раз.

Шкатулку я вынес с гордым видом и победно преподнёс Тане, как доказательство своей правоты.

— Вот. Нашёл. Смотри, какая фиговина.

На лице Тане отразилась борьба страха и любопытства. Её заинтересовала необычная вещица настолько, что она напрочь забыла отругать меня в очередной раз. Только ради этого уже стоило копаться в мусоре.

— Ты её открывал? — спросила Таня.

— Нет. Я пытался, но тут замок какой-то хитрый. Никак не поддаётся. Может, ты что-нибудь придумаешь?

— Хорошо. Уговорил, — ответила она, не отрывая от шкатулки взгляда. — Только давай не здесь. Мне правда очень не нравится это место. Хочется уйти отсюда как можно быстрее.

На этот раз и я согласился без лишних споров. Мы прошли деревню насквозь и через небольшую рощу пробрались к пляжу.

Тем временем уже вечерело, и мы отправились в нашу пещеру провожать солнце. Развели костёр и, передавая друг другу шкатулку, по очереди её осматривали.

— Ну что? Откроем? — спросил я, когда изучил её вдоль и поперёк. Не было больше ни одной линии, которую я бы не заметил. Это больше не вызывало интереса, но окончательно убедило, что такую вещь делал настоящий мастер.

— Давай я, — предложила Таня. Я думал, она опять начнёт твердить, что нам не стоит её трогать и лучше бы вернуть на место. Но нет. Она выхватила шкатулку из моих рук, прежде чем я согласился. Положила себе на колени. — Как думаешь, что там?

— Драгоценности какие-нибудь.

— А мне кажется, что-то гораздо более важное.

Она нажала на кнопку, и замок податливо щелкнул. Видимо, я и правда что-то делал не так. Иначе не мог объяснить, почему ей замок сдался так просто.

Таня заглянула внутрь, но ничего не сказала. Я же не видел, что там и сгорал от любопытства.

— Ну?

— Тут фотографии. Записки какие-то. Открытки.

Разочарованию моему не было предела. Чужие воспоминания. Что от них толку, когда своих-то нет? Барахло, не заслуживающее внимания.

— Всего-то?

— Нет. Но это не просто фотографии, — Таня достала пачку плотных глянцевых листов. В сумерках вечера и свете костра я не мог разобрать, что на них изображено. Видел только отблески пламени, танцующие на ярких картинках из прошлого.

— И что с ними не так?

— Это мои фотографии. Все до одной. Но только из детства.

Я не поверил. Откуда им там взяться? Конечно, Таня могла их оставить на руинах деревни, но тогда она бы не стала перебирать их со слезами на глазах. Не водила бы пальцами по чьим-то фигурам.

Конец ознакомительного фрагмента.