Между сном и явью

Александр Титов

Максим погряз в рутине и серости, сник под неподъёмным грузом депрессии и не представлял, что может быть иначе. Счастьем он видел картинку из телевизора, а мечтой избрал пустую пародию на успех. Но случай направил его неожиданным путём. Избавиться от тягот прошлых ошибок и броситься навстречу истинному счастью. Вот только какое оно – счастье настоящее, в чём его неуловимое отличие от красочного миража? Для этого придётся найти ответы на давно мучающие вопросы и разобраться в своих чувствах. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 1. Серые

Иногда сквозь чернильные линии официальных документов я видел будущее. Когда скупые на эмоции слова превращались в мыльные однообразные пятна, а цифрам терялся счёт, передо мной всплывали пророчества о беззаботной жизни. То, к чему я стремился, становилось живым и ярким, как открытка из моего личного счастья.

Вилла с черепичной крышей и кипарисовыми аллеями. С роскошным садом, где пышным цветением взрывались острова петуний и настурций, астр и флоксов, а смуглый садовник ровнял замысловатые топиарии.

Позади виллы голубым полем раскинулся бассейн. Я любил выходить к нему ночью, когда подсвеченные глубины щедро разбрасывали всюду мерцающие блики. Сопревшая за день зелень мешала свой аромат с вечно свежим запахом воды, и этот пряный букет я запивал бархатистым вермутом. Смотрел в безоблачное небо, усеянное звёздами. Мечтал.

Я любил блуждать по миру грёз. Пользовался этой возможностью самозабвенно, пока руки механически занимались рутиной. Но рано или поздно приходилось одёргивать себя и клещами вырывать из блаженства. В реальном мире однообразные бумажки складывались передо мной узкой тропинкой к мечте. Каждый распечатанный отчёт, каждая служебная записка ложились булыжниками в мостовую успеха. И я искренне наделся, что не приду к цели дряхлым стариком на грани маразма Тогда уж для меня будут неотличимы бумажные гвоздики от свежих садовых хризантем, а виллу на побережье заменит комната дома престарелых. И самое страшное, что разницы я не замечу.

— Перемычкин, — услышал я голос босса как раз когда поверх пачки договоров положил отчёт и закрыл папку, — что там с проектом «Кастилия»? Ты закончил?

— Да, Вениамин Матвеевич, уже несу.

— Давай быстрее.

Мне всегда доставляло особое удовольствие исполнять требование начальства вовремя. Кроме бесполезных благодарностей, всегда имелся шанс получить повышение или прибавку к зарплате. В любом случае, чем лучше о тебе думают наверху, тем вернее дадут ответственное поручение, способное изменить жизнь. А там уж я не оплошаю. Ухвачусь зубами, как бульдог, и ни за что не отпущу.

К сожалению, иногда приходилось делать исключения, и сегодня был один из тех редких случаев. Я предчувствовал разочарование Вениамина Матвеевича и готовился заранее увидеть это в его глазах. Если только сможет что-то проникнуть сквозь толстую ледяную корку безразличия.

Встал, сунул папку подмышку, взял костыли и неуверенными, аккуратными шагами отправился в кабинет «Деда». Так звали мы с коллегами Вениамина Матвеевича между собой. Идти было недалеко, но с затёкшими ногами даже эти несколько шагов я преодолевал с трудом. Не раз за три года я здесь падал, но со временем научился избегать таких неловких ситуаций. Прислонялся к колоннам и переводил дыхание, на повороте опирался одной ногой о стол Шуры.

Он был старожилом офиса. Его старались не замечать, а если он заговаривал сам, то вызывал лишь насмешки и презрение. В ответ Шура смиренно молчал и не держал ни на кого зла. Жалкий человечек. Серый, бесцветный. С худым измождённым лицом и короткой неровной стрижкой.

Одевался Шура так же безнадёжно плохо. Свитер с геометрическими узорами из далёких девяностых и потёртые брюки. На улице прикрывался старым серым пальто с громоздкими плечами. Я видел в нём то дно, на которое мог опуститься сам, и лелеял мысль, что никогда таким не стану. И в то же время всегда удивлялся, откуда во мне столько презрения. Разве сделал он мне что-то плохое?

Когда я слегка толкнул Шурин стол, тот посмотрел на меня и поправил очки в толстой роговой оправе. Будто ожидал, что я заговорю, спрошу его: «как дела?». Он делал так всегда, когда кто-то подходил. Поправлял очки, молча смотрел. Ждал.

Я улыбнулся из вежливости и похромал дальше.

–…Нет, Мить, пораньше не смогу… Ты же помнишь, какой сегодня день?.. Ну вот и вспоминай теперь, — вполголоса говорила по телефону Кристина.

Бездельница, каких ещё поискать надо. Занимала первый стол возле кабинета босса, но при этом трепалась без устали весь день напролёт. Вот и сейчас. Ворковала, как первокурсница, покручивая пальцами карандаш. Пусть и было ей за сорок, характер проступал вызывающим макияжем. Если не считать тонких линий морщин на шее, ничто не выдавало возраста. А остальные приметы подступающей старости прятались под толстым слоем косметики и лицо её скорее напоминало восковую маску с накрашенными веками и напомаженными губами.

— Ну какой ты настырный… Да, мне нравится… Даже так?.. Ну я не знаю… Подожди, тут сотрудник идёт.

Кристина замолчала и посмотрела на меня украдкой, с трудом сдерживая улыбку. Наверняка, очередной ухажёр пристал со всякими глупостями. Кристине везло на таких. Либо начинали засыпать пошлыми фото и видео, либо вовсе при случае лезли в трусы или тянули в постель. Желаемое они иногда получали, но не потому, что были невероятно обольстительными. Просто иногда и самой Кристине становилось невыносимо одиноко.

— Да погоди, говорю, — одёрнула она настойчивого собеседника, когда я уже почти прошёл. Минутная передышка подошла к концу. Пора возвращаться к расспросам про нижнее белье.

Ещё несколько шагов, и я ухватился за прохладную ручку кабинетной двери. Вениамин Матвеевич сидел, прикрыв глаза и сложив руки, всё равно что первоклассник на уроке. Слушал то ли Чайковского, то ли Мусоргского. Слишком тихо, чтобы разобрать.

Мебели в кабинете было мало. Лакированный стол красного дерева да большое чёрное кресло, которое Вениамин Матвеевич покидал лишь после того, как офис окончательно пустел. Появлялся он в кресле так же всегда заранее. Кое-кто даже предполагал, что Дед и вовсе никуда не уходит.

На столе стоял моноблок с диагональю побольше, чем у телевизора в моей спальней. Никто не знал, что именно так увлечённо смотрит Вениамин Матвеевич, но это «что-то» интересовало его куда больше, чем отчёты подчинённых.

— Ты с документами? — спросил он, будто забыл, что сам же меня и вызвал.

— Да, вот.

Я подошёл, положил папку на стол и вернулся на прежнее место. Дед поправил не глядя, чтобы лежала ровнее, но проверять не стал. Зато похвалил. Пусть и пространно, но комплимент от начальства многого стоит:

— Рад, что хоть на одного человека можно положиться.

Хотелось оставить это мнение, не прикасаться к нему, как к хрустальной вазе на шаткой полке. Но сегодня вечером меня ждал приём у врача. Значит, и хрусталь лояльности уже летел на пол.

— Вениамин Матвеевич, разрешите сегодня отпроситься пораньше? У меня запись ко врачу на пять часов.

Ваза разлетелась вдребезги настолько явственно, что я услышал её звонкий дребезг. Как бы не готовился, всё равно стало противно. Надо было терпеть. Подумаешь, бессонница. Сколько людей с ней живут и ничего? А я, видите ли, решил лечиться. Так и буду сидеть, бумажки перебирать. А те, кто терпит, себе очередной лимузин купят.

Вениамин Матвеевич взглянул на меня, долго молчал. Искал подвох? Может, решил, что я оскорблял его слишком тонко, чтобы понять сразу. Ни одна мышца на его лице не дрогнула, но вместо приветливого безразличия появилось презрение. Он смотрел уже сквозь меня, словно я в одно мгновение превратился в пустоту.

— Ладно, — сухо сказал он, подумал и добавил: — но тогда сегодняшний день не будет оплачен.

Я не мог возразить, и торжественные аккорды симфонии смеялись надо мной вместо начальника. Оставалось только согласиться и потерять почти две тысячи. Зарплата и без того таяла, едва дотягивая до следующей получки. Теперь же придётся затянуть пояс потуже.

— Спасибо, Вениамин Матвеевич. Я пойду?

— Иди.

Он снова уставился в монитор, а я неловко развернулся и вышел. Оставалось ещё чуть меньше часа до отъезда. Можно было вернуться к работе и проявить то самое трудолюбие, без которого нигде и ничего не выловить. Но что я не принимал самим своим естеством, так это альтруизм. Глупая трата времени, не больше.

Кристина снова замялась при моём приближении. Карандаш она уже отложила и вместо него накручивала на палец длинный каштанового цвета локон. Прогресс телефонного интима? Или простая тяга к разнообразию? Почему-то мне показалось это важным, и я уже собирался её спросить, но громкий голос Николая меня опередил:

— Макс, слышь, погнали, покурим! Всё равно шляешься тут без дела, — он стоял возле выхода на лестницу и кричал через весь зал, даже не задумываясь, что босс услышит и ему это не понравится.

Хороший он парень, хотя и заносчив. Умел себя дорого и красиво подать. Всегда одевался по моде, чтобы бренды были напоказ, а в кармане непременно держал смартфон последней модели. И фигуру поддерживал в отличной форме. Только машины не хватало, но это дело молодое. Со временем и её купит. Главное, что он уже чётко понимал, какую жизнь хочет.

Сколько мы были знакомы, а я так и не понял до конца, таилось ли в нём что-то глубокое. Верил, конечно, что под показной наивностью Коля скрывал недюжий ум, но подтверждений этому я пока не находил.

И ещё одна загадка не давала мне покоя. Я не мог понять, что забыл он в нашей компании. Коля привычнее смотрелся бы в кресле модного стартапера или, на крайний случай, биржевого брокера. Но никак не на стульчике рядового менеджера в отделе пролонгации договоров.

На предложение перекурить я согласился с ходу и пошагал мимо Кристины дальше.

Курилка находилась на пролёт ниже офиса. Мне спуск давался с трудом, так что уходил я туда надолго, но редко. На площадке между лестницами стояло списанное кресло, того и гляди готовое развалиться, да пепельница из обрезанной бутылки с месячным запасом окурков.

Коля выждал, пока я спущусь и займу место, затем достал тёмно-коричневую сигарету с серебристой полосой и закурил.

— Ну что, Максюта, как жизнь молодая? — спросил он, глубоко затянувшись. С утра мы ещё не здоровались. Он опоздал, а я увлёкся работой и никого вокруг не замечал.

— Да так. Отчёт вот сдал, — ответил я и закурил сам.

— Отчёты, отчёты, отчёты… вот так всю жизнь, брат. Всё отчитываемся перед кем-то. А когда, скажи мне, перед нами уже отчитываться начнут? Мы же с тобой куда умнее всех этих старых пердунов. Ну, серьёзно, разве ты не сможешь прикрикнуть на какого-нибудь тормоза, чтоб работал быстрее? В этом сложного ничего нет, зато они считают себя не пойми кем, а нас ни в грош не ставят.

— Тебе что, Дед опять штраф выписал? Мне вот выписал. Первый за полгода.

— Да пошёл он! Я вообще не о нём. Прикинь, беда-печаль. Решил сегодня сэкономить на такси. Вместо бизнеса вызвал комфорт плюс…

Коля любил рассказывать истории о дураках, что встречались ему чуть ли не на каждом шагу. Он щедро и смачно описывал подробности о неухоженной внешности случайных знакомых и об отвратительных запахах, которые пропитали каждый уголок города. И, конечно, сдабривал рассказ отборным матом, без которого передать свои переживания был не в состоянии.

На этот раз речь шла о таксисте на провонявшей бензином малолитражки, который несколько раз перепутал адрес.

–…Короче, пришлось заплатить, — заключил Коля, растянув губы в кривой усмешке.

— Да, потрепала тебя судьба. Как только жив остался?

— А вот и не смешно ни фига. Этот гадёныш раза два на красный пролетел, чуть бабку какую-то не снёс. Разок чиркнул мерин соседний, но слинял быстрее, чем хозяин вылез.

— Интересно, а их за такое не штрафуют? Они ж там следят, наверное, за своими водителями.

— Мне кажется, им категорически срать на все эти штрафы.

— Хорошо ты сэкономил, короче говоря, — усмехнулся я.

— Ага, хрен я больше буду экономить. Надоело, сил нет. Охота, знаешь, положить котлету на карман и покупай, чё хочешь. По-другому в этой стране жить нельзя, брат. Либо тебя трахают, либо ты. А мне уже раком стоять надоело. Подниматься пора. Только в этом клоповнике хрена лысого нам кто это позволит. Кстати. Помнишь, ты как-то говорил, что вариант есть свою фирму организовать и клиентов туда увести? У тебя вроде всё прям по полочкам было расписано.

— Помню, но я уже забил на это. Слишком много геморроя. Да и по полочкам там было мало чего.

На самом деле, про что говорит Коля, я не помнил. Планы начать свой бизнес у меня появлялись регулярно, но быстро появлялись все возможные препятствия, и интерес угасал. С Колей я делился многими задумками, но он, по обыкновению, пропускал всё мимо ушей.

— А может, замутим? Будем на себя работать, а не на дядю, — спросил он.

— Надо будет подумать.

— Вот этим и займись. Ты будешь думать, а я буду всё делать. Типа ты мозг, а я — руки. Будем как эти, Пуаро и Ватсон.

— Они из разных книг.

— Вот я о том и говорю. Ты умный, а я всё остальное. Так чё? Готов?

— Можно, конечно. Дай мне подумать пару дней. Тут с ходу нельзя решать.

Я сомневался, что уже завтра Коля всё ещё будет помнить про это предложение. Ну, а если всё-таки вспомнит, то и к лучшему. Бизнес-идею придумать не трудно. Даже голову нагружать не придётся. Просто достану с пыльных полок памяти один из проектов, освежу данные, и всё готово. А Коля пусть с документами носится, пороги всяких налоговых и им подобных конторок обивает.

— Ладно, думай, не буду тебя подгонять. Но учти. Чем дольше мы копаемся, тем сложнее будет. Все сладкие места расхватывают, как горячие пирожки. Я хотя пирожки не люблю, но смысл ты понял. Чё у тебя ещё нового?

— Ну так. Ко врачу вот сегодня иду, — сходу сказал правду и опешил: такими подробностями я предпочитал не делиться.

— Это по поводу…

Коля кивнул на костыли.

— Не, я так, к психотерапевту.

— С ума сходишь? — спросил он с ухмылкой.

— Ха-ха, как смешно. Нет, со сном проблемы. Второй месяц не могу нормально заснуть.

— А, ну это нормально. Я каждую третью ночь заснуть не могу. Но это даже хорошо, есть время подумать. Что было, что будет. Днём на это времени не хватает. Суета, как трясина, затягивает. А ночью… Знаешь, особенно сейчас, осенью. Сядешь на подоконник, окно на распашку. Вдалеке трасса гудит, листья последние шуршат под дождём. И воздух такой свежий, чистый. Мысли сами собой текут. И никакой суеты, пока будильник не зазвенит.

Он вернулся к любимому пафосу. Говорил, одновременно выпуская дым изо рта, и рассматривал его, будто видел в них что-то важное. А мне нравилось. Хотелось слушать дальше, подробнее. Но он замолчал.

— Да какая там суета с нашей работой? Всё одно и тоже. Отупеть можно.

Николай щёлкнул пальцами и заявил:

— Только что это сказать хотел.

Дверь офиса открылась, и на лестницу вышла Мария. Ещё одна наша сотрудница. И трёх месяцев не проработала, но в коллектив уже влилась. Она нравилась мне своим живым характером и неугасающим оптимизмом. Вот только это удивительным образом сочеталось с бритвенно острым языком. Мария не раз доводила до слёз Кристину. Да и Шуру бы довела, если бы он не принимал с готовностью каждый укол. Не доставалось от неё только Коле, и я догадывался, почему.

— Мальчики, вы тут одни?

Она спустилась к нам, воздушно подпрыгивая на каждой ступеньке. Смотреть мне на это, как человеку, с лестницами дружбу не водившему, было страшновато. Для меня каждая ступенька равнялась с Эверестом. И спуск, как полагалось, был куда сложнее подъёма.

На последок Маша перепрыгнула сразу две ступени, приземлилась прямо передо мной и отпружинила к Николаю. Сходу поцеловала его и снова отпрыгнула. И в каждом движении изящная невесомость. Будто бабочкой порхала.

Меня, конечно, она целовать не собиралась. Я не дотягивал до её уровня. Оставалось только смириться и молча завидовать.

— Ты только пришла, что ли? — спросил её Коля.

— Да по делам надо было. Подруга замуж выходит скоро, мы ей платье выбирали. Такое красивое. Я тебе потом фотки покажу.

— И Дед тебя так просто отпустил?

— А я и не спрашивала. Он из кабинета вообще не выходит. Откуда ему знать, что меня нет?

— Если кто-нибудь ему не расскажет, — пошутил я и сразу пожалел.

— А если кто-нибудь заткнётся, то никаких «если» не будет, — огрызнулась Маша с такой ненавистью, будто мы с ней старые враги, и каждое моё слово лишь для того сказано, чтобы её оскорбить.

— Да ладно тебе, — вступился за меня Николай.

Маша сразу остыла. Улыбка вернулась на её губы, и тонкая линия белоснежных зубов осветила курилку. Разве мог я обижаться? Забыл оскорбление, словно его не было вовсе.

— А чего он хрень какую-то несёт? — по-детски кокетливо оправдалась Маша.

— Его Дед оштрафовал, вот и несёт.

— Слабак. Меня ещё ни разу не штрафовали.

— Всё когда-то бывает в первый раз, — и снова моя попытка пошутить провалилась.

— Кто бы говорил про первый раз, — язвительно парировала она.

На этот раз Николай рассмеялся. Маша торжественно достала пачку тонких ментоловых сигарет и закурила.

— Какие сегодня планы? — спросила через пару затяжек.

— Я… — попытался ответить я, но Коля перебил:

— В клуб иду. Друзья пригласили.

— Правда? В какой?

— Не помню название. Он только открылся, а друг там администратором устроился. Пригласил, короче, заценить местечко.

— А с кем идёшь?

— С Доком и Виком. Ну, всё как всегда.

— Только втроём?

— Ну да. А что, думаешь, мало?

— Не знаю. А девушки с вами будут?

— Это ж клуб. Там и склеим кого-нибудь.

— Да, я не подумала.

Забавно было смотреть, как Маша едва не открытым текстом напрашивалась с Николаем, а тот в упор этого не замечал. Или не хотел замечать.

— Коль, ты знаешь, кстати, новость? Я обалдела просто. У Кристины дочь замуж вышла, — сдалась Маша и сменила тему.

— Дочь? Она вроде ещё в школе учится, — удивился Николай.

— Именно! Ей семнадцать.

— А так можно? Это вообще законно? — спросил я.

— А ты собираешься пойти школьницам предложения делать? Педофилюга! Я знала, я знала!

— Нет, Маш. Мне кажется, это не нормально.

— Представляешь, сколько этой девочке было, когда она в первый раз на мальчике попрыгала? — пошутила она, но по глазам я увидел, что ей действительно это интересно.

— Какая разница? Было и было.

— А вот и нет! Что за мать такая не может за дочерью уследить? Может, за деньги её продала? Или за бутылку. Как думаете, Кристина сильно пьёт?

Когда в Маше проснулась вдруг такая моралистка? Я бы точно это заметил, но Маша про мораль раньше как будто и не слышала. Ею правили лишь показная женственность да беспрерывное кокетство. А теперь вдруг взялась судить человека, с которым даже знакома не была? Не то чтобы меня волновала справедливость, но гремучая смесь лицемерия и хамства вывела из себя:

— Маш, ты сама-то в каком возрасте девственности лишилась? А мама твоя знала об этом? — чуть повысив голос, накинулся я на неё с вопросами.

— Когда, что и с кем я делала, тебя не касается, — так же громко защищалась Маша. Всякое озорство исчезло, и вновь засияла в глазах лютая ненависть. — Если подрочить не на что, поищи в интернете. Извращенец хренов. А ещё лучше пойди себе шлюху сними. Может полегчает.

— Маш, ты сама себе противоречишь, — вступился Николай.

— В смысле?

— Ну, как бы, Макс-то прав.

— Да ни фига подобного! С чего это он лезет в мою личную жизнь? Он мне вообще никто и звать никак, и фамилия матом.

— Ну, ты же в чужую жизнь лезешь, — неуверенно произнёс Николай, смутившись от убеждённости Маши.

— Я констатирую факт. Дочь Кристины — малолетняя шалава. Если вам не нравится такая новость, это не значит, что я не права.

Маша говорила, жестикулируя догорающей сигаретой, а затем с силой кинула её в пепельницу и пошла обратно в офис.

— Да, не хватает ей здесь ещё одной сплетницы.

Подумал я вслух и сделал большую ошибку. Уже на верхних ступеньках Маша развернулся и процедила:

— А тебе ещё одного калеки тут не хватает, чтобы болезни обсуждать!

Услышав одобрительный смех Николая, она резко открыла дверь и так же резко её захлопнула за собой.

— По-моему ничего смешного тут нет, — заключил я, посмотрев ему в глаза.

— Не-не, чувак. Это реально смешно. Типа, прикинь, сидели бы вы тут такие вдвоём и обсуждали бы анализы говна. Ну?

В этот момент мне уже не казалось, что у него вообще была какая-то глубина, да и хорошим человеком я бы его не назвал. Но это всё из-за обиды. Она пройдёт, а дружба останется, и не стоит портить её из-за слов кокетливой девчонки. Лучше промолчать и сменить тему. Или вовсе уйти.

Я взглянул на часы. Половина четвёртого. Час ехать до поликлиники, полчаса на всё про всё. Отличный повод закончить надоевшую беседу.

Достал телефон и вызвал такси.

— Уже уходишь? — поинтересовался Николай.

— Да. Хочу пораньше приехать, а то приём итак урезали до восьми минут на человека. Я дольше по кабинету к столу буду тащиться.

На моё ворчание он снова рассмеялся:

— Я ж говорю, не с кем тебе болячки обсудить.

— Ладно, неважно. До завтра.

Я встал, потянулся, перехватил костыли поудобнее. А Коля продолжал шутить:

— Ты это, если завтра не придёшь, я решу, что тебя в психушку затащили.

— Не бойся, если и затащат, я скажу, чтобы тебе в соседней палате постелили.

Он посмеялся ещё раз и потушил сигарету. А потом уже серьёзно добавил:

— А по поводу нашего разговора ты обязательно подумай. Из этого говна пора выбираться.

На прощание он похлопал меня по плечу и побежал наверх. Я же посмотрел на лестницу и сосредоточился. Взялся одной рукой за перила, костыль повис на предплечье. Второй поставил как можно устойчивее.

На четвёртой ступени такси сообщило, что уже подъехало. Надо было торопиться.