Между сном и явью

Александр Титов

Максим погряз в рутине и серости, сник под неподъёмным грузом депрессии и не представлял, что может быть иначе. Счастьем он видел картинку из телевизора, а мечтой избрал пустую пародию на успех. Но случай направил его неожиданным путём. Избавиться от тягот прошлых ошибок и броситься навстречу истинному счастью. Вот только какое оно – счастье настоящее, в чём его неуловимое отличие от красочного миража? Для этого придётся найти ответы на давно мучающие вопросы и разобраться в своих чувствах. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 3. Не вспоминай, не надо

Ослепительно белое солнце и чистое голубое небо сменили тёмный потолок. Когда это случилось? Я не успел заметить. Быть может, я всегда здесь лежал? Так давно, что уже не мог вспомнить, когда это началось. На мелком песке, словном просеянном через сито, время летело неимоверно быстро. Робкие волны ласкали берег. Нежно и плавно пробирались вглубь и тут же, не решаясь на большее, отступали. А до меня доносился только их шелест. Он убаюкивал, нашёптывал новое сновидение, звал в сказочное путешествие на невозможные берега. Но его рассказ я уже не слушал. Боялся повторения кошмара, что с трудом выпустил, нехотя разжав ледяную хватку на горле. Я проснулся в раю и покидать его так скоро не хватало смелости.

Позади смутным воспоминанием остались костыли и осенняя слякоть, однообразная работа, хрущевка с соседкой-алкоголичкой на кухонном полу и безжизненные, лишённые всякой человечности маски людских лиц. Горечью на языке и пульсирующей болью в голове обернулись они в одну секунду. Оставалось им только затихнуть, пройти без следа и кануть в забвении. Они растворялись медленно, словно жалея, что не оставят на прощание шрама.

Кошмар проник глубоко, и кроме него я ничего больше не знал. Как будто здесь и сейчас было сладким туманом, цветочным запахом ночи. А там, в мокрой, готовящейся к зиме Москве, была настоящая жизнь, пропитанная болью и разочарованием. С мелочными, как и всё кругом, мечтами. С узкими тропинками, петляющими между машин, через мосты над реками сточных вод, спускающиеся в мрачные подземелья метро, теряющиеся в суетных толпах. Каждый день лабиринт бетонных коробок всё тщательнее скрывал выходы и всё ярче показывал недостижимые входы. Бред ослеплённого богатством разума, растянутый на целые десятилетия.

Я заставлял себя думать о другом, пытался ответить на простейшие вопросы. Где я? На берегу моря? Какого? Я в отпуске? Или живу здесь? И ни одного ответа. Мне бы стоило испугаться, вот только это беспамятство казалось совершенно нормальным. Словно иначе и не бывает.

Наконец я устал от этих мыслей и расслабился. Лежал, слушал. И накатывающий шелест волн, и сухой шорох листьев, и песни попугаев где-то в глубине леса. Я думал, что это лес, хоть и не знал наверняка.

Прошло много времени, прежде чем я решил встать и осмотреться. Сквозь пустоту мыслей в мою голову прокралось любопытство, окрепло и толкнуло к исследованию.

С двух сторон пляж подпирали внушительные утёсы. Скалистые, с редким кустарником на неровных спинах, и тупыми остриями уставившимися в бескрайнюю даль. Голубое и чистое море раскинуло свою бирюзовую гладь, насколько хватало взора. Может, и вовсе это был океан?

А с другой стороны, за тонкой линией песка начинались джунгли. Густые, плотно переплетённые заросли на первый взгляд выглядели непроходимыми, но больше идти мне было не куда. Я начал разрывать узловатые ветви руками, продвигаясь мелкими шагами вперёд.

Стоило немалых усилий, чтобы прорваться в глубины. И там, утонув в дебрях, я задался вопросом. Как же я попал на пляж? Неужели с таким же трудом и не запомнил этого?

Когда-то давно я смотрел фильм об исследователях джунглей. Там они прорубались через похожие заросли с помощью мачете. Сейчас бы мне не помешал и перочинный ножик, но были только руки. В кошмаре, что до сих пор ещё не превратился в едва различимое очертание воспоминания, меня неохотно слушались даже они. А теперь я разрывал спутанные ветви, нещадно сдирая кожу, но получал от этого неописуемое удовольствие. Будто ко мне вернулась сила после долгой немощи. Будто кошмар был правдой.

Кругом пела жизнь. Копошились насекомые, устраивая очередное жилище, крошечные зверьки провожали меня удивлёнными взглядами, пёстрые птицы кислотными цветами красили ветви деревьев. Возле банановых и кокосовых пальм землю устилали перезрелые плоды, распространяющие приторно сладкие запахи.

Скоро вышел к ручью. Услышал его журчание и протиснулся между ветвистыми кустами. Кристально чистая вода бойко струилась по камням, стачивала их, превращала в гладкие, почти идеальные шары. Несмотря на жару, она сохраняла освежающую прохладу. Я с жадностью припал к нему, черпая воду ладонью. На вкус она оказалась сладковатой и мягко обволакивала нёбо, как дождевая вода. Хватило несколько глотков, чтобы напиться вдоволь и продолжить путь.

Куда идти дальше, я не знал и отправился вниз по течению. В конце концов, где-то должны были найтись люди. Не мог же райский уголок остаться необитаемым? Тогда, каким бы он ни был гостеприимным, рай оборачивался адом одиночества. Материком торжества природы над человеком. А может, и вовсе это был остров? Крохотный клочок земли, потерянный на экваторе безбрежного океана.

Я думал, повезло ли мне остаться единственным на всём белом свете? Много ли протяну, если так оно и окажется? Шёл, не замечая, как делаю шагов. Только когда спотыкался, вздрагивал и возвращался в реальность.

И вот среди сочной зелени показалась бордовая палатка, установленная на уютной поляне. Перед ней остывало кострище, и тонкие столбики дыма струились из прогоревших углей. Был здесь и раскладной стол с парой стульев, и набор жестяной посуды. Чистой, но явно не раз использованной.

Из-под полога палатки выглядывал край гитарного грифа. Явно не мне принадлежал этот лагерь. Я не умел играть, да и не помнил ни одной песни.

В палатке нашёлся один единственный спальник. А рядом с ним лежали чистые, аккуратно сложенные женские вещи. Оставалось только найти, кому они принадлежат. Предчувствие нового знакомства, да ещё и с девушкой, меня приободрили.

Дальше вела лишь одна тропа, и я пошёл по ней. Ручей журчал рядом. Иногда между деревьями я видел его. Сверкающий в лучах солнца так ярко, что невозможно было не заметить.

Постепенно журчание усилилось, превратилось в бурлящий рокот. А следом передо мной открылось небольшое озеро. Я встал на краю обрыва и смотрел на него с высоты нескольких метров. Чуть в стороне оказался и ручей. Водопадом он срывался вниз и укрывал большую часть водоёма белым плотным туманом.

Хотелось прыгнуть. Смыть пот и усталость. Даже снимать одежду не пришлось бы. Всё равно высохнет за пару минут, если выйти на солнце. Но что-то мне подсказывало, что это далеко не лучшая идея. Мало ли какое там дно. Гораздо спокойнее просто спуститься. Тем более, что тропа огибала обрыв и вела к пологому берегу. Но всё же так хотелось почувствовать себя совсем невесомым. Хоть на один единственный миг. А потом с плеском рухнуть в прохладу. Взорвать гладь озера миллионом брызг.

Пока я раздумывал, из тумана выплыла девушка. Меня она не видела. Быть может, так же, как и я ещё совсем недавно, не подозревала, что поблизости есть люди. А я не спешил рушить эту уверенность. Спрятался за ближайшее дерево и следил за ней.

Девушка проплыла ещё круг и вышла из воды. Совершенно голая, с прекрасным упругим телом, с округлыми грудями и крепкими ягодицами. Ростом она была ниже меня, но от того казалась ещё заманчивее.

Издалека я не мог рассмотреть её лица. Зато прекрасно видел длинные чёрные волосы, прилипшие к изящной спине.

Девушка прошла в тень акации, оставляя тёмные влажные следы. На плоском камне там лежали её вещи, но одеваться она не спешила. Склонив голову на бок, вытерла волосы, затем разложила полотенце и легла на него.

Я наблюдал за каждым движением как заворожённый. В ней была запечатлена магия, и я не мог ей сопротивляться. Потерял осторожность, высунулся из своего укрытия. Хотел приблизиться к ней хоть на один миллиметр.

Мне стоило подойти и представится. Куда лучше, чем подглядывать из-за укрытия. Только мысли занимала красота её тела, и ни о чём другом думать я уже не мог.

Незнакомка достала книгу и открыла на середине. Зажала двумя пальцами закладку и упёрлась подбородком об её уголок. Пока тень не скрыла её от света, она ни разу не отвлеклась. Перелистывала страницы одну за другой, иногда проводила по ним пальцами, будто стараясь проникнуть в любимые моменты.

Когда это занятие ей надоело, она вернула закладку и закрыла книгу. Положила её рядом и потянулась. Только теперь незнакомка заметила меня среди зелени. Вскочила и прикрылась полотенцем.

— Ты что здесь делаешь?! — строго крикнула она мне.

Я отступил. Меня поймали с поличным. Какой позор! Хотелось бежать прочь, чтобы скрыться от упрёков. Я ведь не дрочил в кустах, как мерзкий извращенец. Даже к нижнему белью, что нашёл в её палатке, не прикоснулся. Но ситуацию это не делало лучше.

Ещё одно слово, и я готов был сорваться с места, но девушка остановила:

— Стой, подожди. Ты как здесь оказался?

Голос её мне показался знакомым. Мелодичный, успокаивающий, с вызовом и едва заметной дерзостью пацанки. Я точно слышал его раньше. Но когда? Это так же ускользало от моей памяти, как и вопросы куда более простые.

— Извини. Я не должен был этого делать, — повинился я. — Просто не знал, что здесь ещё кто-нибудь есть.

— Я тоже не знала. Ладно, если хочешь, можешь спуститься. Дай только оденусь. Отвернись, пожалуйста.

Я выполнил её просьбу. Отвернулся и принялся изучать куст с синими цветами. Не прекращал попытки вспомнить, знакомы ли мы, но натыкался на глухую стену.

— Готово. Можешь поворачиваться.

Девушка одела голубые джинсы с заниженной талией, лёгкую футболку такого же голубого цвета и белые кроссовки. Она сильно отличалась от окружающих джунглей, казалась пришельцем из другого мира. Нагой выглядела естественнее, но не просить же раздеться.

— Ты так и будешь там стоять?

— Прости, задумался. Я не знал, что здесь есть кто-нибудь ещё.

Она засмеялась.

— Ты уже говорил, — сказала, когда я спустился. — Я тоже не думала, что увижу здесь кого-нибудь, вот и расслабилась. Но давай больше не будем это повторять?

Только теперь я смог её разглядеть до самых мелких деталей. Её носик с едва заметной горбинкой и острый аккуратный подбородок. Но что захватило меня с головой и заставило сердце биться на грани разрыва — это её глаза. Голубые, глубокие настолько, что утонуть в них не составило бы труда. И тонкие морщинки частых искренних улыбок, и длинные ресницы, что каждый взгляд делали опаснее любого оружия.

Я знал её. Точно знал. Но вспомнить не мог. Хотелось впиться пальцами в волосы и рвать их от невыносимой боли. Так грубо я пытался пробраться сквозь стену забытья. Но все усилия разбивались, не принося результата. Я стоял напротив неё, глупо мямлил какие-то объяснения и чувствовал себя полным идиотом.

— С тобой всё в порядке? Ты какой-то бледный, — перебила меня девушка.

— Прости, я просто ничего не помню. Очнулся на пляже и до сих пор не вспомнил, как туда попал.

— Может, головой ударился? — то ли в шутку, то ли в серьёз поинтересовалась она.

— Нет… не знаю. Может, и ударился. Ты давно здесь?

— Восемьдесят три дня. Я считала. И, честно говоря, как сюда попала, я тоже не помню.

Она говорила это так спокойно, будто ничего странного не произошло. Всё ровно так, как и должно быть.

— Я видел лагерь у ручья. Он твой?

— Да. Чей же ещё?

— Тебе не кажется, что это не нормально?

— Иметь место, где можно переночевать?

— Нет, я о другом. Мы здесь одни, а ты так спокойно об этом говоришь.

— Ну а почему я должна переживать? Если я здесь, значит, так и должно быть. А для жизни на острове есть всё, что надо. Даже ванна, — она кивнула на озеро.

— Но ведь мы как-то сюда попали. Нас кто-то привёз? Должна быть причина.

— Забей. Серьёзно. Какая разница? Ты никогда не мечтал оказаться на необитаемом тропическом острове? Я вот про Робинзона Круза читаю. Как раз в тему.

— Может, и мечтал. Но ведь надо что-то есть, где-то спать. В конце концов, если что-нибудь случится, нам никто не поможет.

— Ты та-ак сильно заморачиваешься. Расслабься. Просто расслабься и получай удовольствие. А если хочешь есть, я покажу тебе, где проще всего найти фрукты.

— Только фрукты?

— Если хочешь, отправляйся на охоту. А у меня на животных рука не поднимается. Это тебе не кусок мяса в магазине купить.

— Ну… Наверное, это лучше, чем ничего. Покажешь мне это чудесное место?

— Иди за мной.

Девушка не взяла ни полотенце, ни книгу. Оставила всё на том гладком камне, где ещё не высохла влага от её тела.

Она прошла в гущу. Я не успел пошевелиться. Проводил её взглядом, не в силах оторвать глаз. Такая удивительная грация. Лёгкое покачивание бёдрами гипнотизировало, а каждый шаг казался столь невесомым, что лишь по дикому недоразумению оставлял следы на земле.

— Ты идёшь или нет? — крикнула она из зарослей.

— Да, сейчас.

Очень быстро мы выбрались по поляну с огромным каменным идолом. Его густо обвивали лозы с алыми крошечными цветочками, напоминавшими капли крови. Лицо идола выглядывало из зелени, но ни глаз, ни носа, ни рта на нём не осталось. Ветра и дожди сточили его до гладкой ровной поверхности.

— Такая махина, — поразился я. — Вряд ли его мог сделать один человек.

— Да, мне тоже так показалось. Вообще на острове много такого, что трудно объяснить. Как-то я видела недалеко отсюда дерево с круглыми красными плодами.

— Вкусные? Ты их ела?

— Нет, — подумав, она добавила: — Хотела попробовать, но решила не трогать. Около дерева странная… Ты будешь смеяться.

— Не буду. Честно.

— Там странная атмосфера, что ли. Не знаю, как сказать. Просто чувствуешь, что лучше уйти подальше.

— А что за дерево такое?

— Я не знаю. Яблоня, похоже. Но всё-таки есть отличия.

Затем мы прошли мимо старой ветхой хижины. Девушка сказала, что именно там нашла и несколько книг, и подходящую одежду, и инструменты. Вещи появлялись сами собой, когда в них была надобность.

— Просто так появились? — удивился я. — И ты не хотела узнать, откуда?

— Нет. Мне кажется, если я это узнаю, то чудо прекратится.

Я решил, что она просто шутит и на самом деле всего лишь нашла вещи предыдущих хозяев. А из-за того, что не обыскала хижину сразу, находила их постепенно. Впрочем, доказывать я ничего не стал.

Ещё немного и мы наконец выбрались из чащи. Сначала лес поредел, идти стало легко и приятно. А затем показался и пляж. Без всяких утёсов, ограничивающих поле зрения, океан выглядел ещё величественнее, ещё необъятнее. Непреодолимое препятствие между нашим крошечным островком и остальным миром. Далёким и недостижимым.

Солнце уже нависло над горизонтом. Стёрлась граница между небом и водой. Чистая голубизна наливалась пурпуром, невидимые доселе облака проявлялись едва заметными очертаниями, словно графический набросок. Так закат готовился взорваться пёстрым заревом.

Я замер. Хотел увидеть каждый момент этого взрыва. Слишком часто сегодня я впадал в ступор, но не мог с собой ничего поделать. Всё, что встречал на острове, выглядело сказкой. Той самой мечтой, в которую не можешь уже верить, но в глубине души продолжаешь надеяться.

— Ещё не пришли, — задорно напомнила девушка, заметив мою остановку. Она меня понимала. Я чувствовал это в её голосе. Просто перед ней открывались такие виды уже восемьдесят три раза, а я стоял перед тропическим закатом впервые.

Мы прошли ещё немного по пляжу, затем снова свернули в чащу. И только теперь добрались до места назначения.

Множество пальм, увешанных бананами, манго и кокосами, словно новогодние ёлки. Ниже, вдоль земли росли ягоды. От самых крошечных до внушительных арбузов. На другом конце я приметил даже ананасы.

— И ты каждый день ходишь из лагеря так далеко, чтобы поесть? — я не знал, что сказать и спросил первое пришедшее в голову.

— Серьёзно? Ты бы не прошёл пару лишних шагов, чтобы съесть сколько угодно такой вкуснятины? Вот ты ленивка.

— Я не… Да, наверное, можно и прогуляться.

— Вот именно! На вот, попробуй лучше.

Она сорвала круглый тёмно-фиолетовый плод, похожий на сливу, но с толстой плотной кожей. Почистила его перочинным ножиком, что достала из кармана. Внутри оказались белые влажные дольки, похожие на зубчики маринованного чеснока.

Я хотел было принять угощение, но вспомнил, что даже имени девушки до сих пор не знаю. Странная связь, но мне показалось, что пора уже познакомиться.

— Знаешь, мне мама говорила у незнакомых людей ничего не брать.

Она улыбнулась, спрятала нож и вытерла руку о джинсы. А потом протянула мне.

— Таня.

— Максим, — ответил я рукопожатием.

— Ну, теперь-то будешь есть? А то я сама.

Я вытащил одну дольку и слегка её надкусил. Кисло-сладкий, с остринкой вкус показался мне невероятным, сказочным. Настолько неземным, что не верилось, будто у ягоды может быть такой вкус.

— Ну что, стоит оно того, чтобы ходить сюда? — с улыбкой спросила Таня.

— Да! Определённо да! Это что хоть такое? Я ни разу ничего подобного не видел.

— Я и сама не знаю. Но когда попробовала в первый раз, наверное, у меня был такой же вид.

— Какой?

— Было бы зеркало, показала бы. Но, извини, придётся поверить на слово.

Она предложила мне попробовать ещё несколько фруктов. Каждый раз это было удивительно. И сладко, и кисло. Один раз попался и вовсе солёный.

Ела и Таня. Я следил за ней краем глаза, чтобы не смутить. Иногда струйки сока стекали к её подбородку, и я отводил взгляд. Мне казалось это слишком откровенным, и чересчур низменные мысли сразу рождались в голове.

Потом Таня предложила показать ещё одно место. Мы набрали фруктов и вернулись на берег.

Меня никак не покидало ощущение, что всё неправильно, но размеренное спокойствие океана отодвигало эти суетные мысли. Хотелось куда-то спешить, но спешить было некуда. Хотелось что-то делать, но и этого не требовалось. Ночь обещала быть тёплой и сухой, так что даже об укрытии беспокоиться не приходилось. Спать я решил на пляже под открытым небом.

За обсуждением фруктов и способов их приготовления мы подошли к скале с неглубокой пещерой. Тут было кострище, а бревно заменяло скамью. Чуть глубже лежали сухие ветки и палки. Мы развели из них огонь и сели. Сложили у ног еду, но пока её не трогали.

— Я рада, что ты появился, — первой заговорила Таня.

— Почему?

— Потому что три месяца я была одна. Пусть здесь красиво и есть всё, что надо, но от этого не легче. Даже просто сказать «привет» было некому.

— Представляю. Я бы с ума сошёл.

— Надеюсь, со мной этого не случилось. Было бы обидно.

— А откуда взялся твой лагерь? Я про ту красную палатку.

— Она уже стояла. Мне иногда кажется, что я сама её поставила. Просто сделала это ещё до того, как всё забыла.

— Кстати об этом. Понимаю, что ты не помнишь, но тебе не кажется, что мы уже были знакомы? Я когда тебя увидел там, в озере… — она взглянула на меня, прищурившись. — Ну не смотри так, я не хотел подглядывать. Так получилось. Я просто пытался вспомнить, где тебя видел.

Таня долго не отвечала. Подкинула палки в огонь и смотрела, как их охватывает пламя. Свет танцевал на её задумчивом лице.

Я не хотел, чтобы Таня меняла тему. Вопрос этот мучил меня с самой нашей встречи. Как воздух мне требовалась правда, какой бы она ни была. Но Таня, похоже, была иного мнения. После раздумий она заговорила так, будто каждое слово давалось ей с трудом:

— Мне тоже так показалось. Но ты говоришь об этом с нежностью, а мне не приятно. Прости, если я тебя обижу, но ты сам спросил. Это, знаешь, когда человек тебя обидел, и ты о нём уже совсем забыл, а потом вдруг находишь его фотографию. Я не помню, что ты сделал, и от этого ещё противнее. Получается, что сержусь, а за что — не знаю.

Меня задели её слова куда сильнее, чем я мог показать. Требовалось время, чтобы вернуть самообладание. Я желал, чтобы она помнила меня, хотел, чтобы её тянуло ко мне, как и меня к ней. А получилось, что лучше бы она не знала меня вовсе. Было бы проще начать всё с чистого листа, чем штопать старые раны.

— Я не знаю, как мог тебя обидеть, но если так, то извини, — искренне произнёс я.

— Не надо. Если не знаешь, за что извиняешься, то лучше не делай этого.

— Но я не хочу, чтобы между нами было какое-то недопонимание.

— Максим. Это просто ощущение. Может всё совсем иначе. Давай попробуем просто этого не замечать.

— Хорошо. Я не против. Только за.

Я обрадовался такому предложению, хоть и сразу же возникло сомнение. Сможет ли она так себя контролировать? Вряд ли. Обида будет проникать, просачиваться через самые неочевидные трещины. Упрёки будут наслаиваться, превращаться в пышный пирог раздора. И начинка его, горькая и ядовитая, рано или поздно выльется наружу, когда место внутри кончится.

— Смотри, какой закат. Раньше такого не было.

Таня сменила тему. Она показала мне на горизонт, где помимо всех оттенков красного, над местом падения солнца таяла зелёная дуга. Мы молча следили за ней. Как вся палитра красок постепенно темнеет и становится однотонной. И за тем, как загорались звёзды.

Мы сидели близко, и сквозь потрескивание костра я слышал Танино дыхание. Чувствовал тепло её тела, и оно сводило с ума. Слова закончились, и теперь я мог только думать. О том, что не стоит пытаться обнять. Это будет лишним, спугнёт. Стоило ли пробовать? Или оставить всё как есть? Но что я теряю? Мы одни, и времени для нас не существует. Можно ждать сколько угодно, а можно найти правильный ответ прямо сейчас.

Остановится не получилось. Убедить себя перестать дышать и то было бы проще. Я протянул руку. Сердце забилось, как у мальчишки, окунувшегося в первую любовь. Таня не противилась. Это было разрешением? Миллиметр пространства между рукой и её спиной превратился в пустыню. Ту самую пустыню, которая забирает любую жизнь без права на спасение. Решиться её преодолеть мне было так же сложно, как и отступить. Назад дороги не было. Она решит, будто я тряпка. Жалкий трус. А это куда хуже отказа. Это клеймо беспомощности.

Секунда и решать было поздно. Я преодолел пустыню и мягко прикоснулся к Таниной спине. Самого страшного не произошло. Таня не отвергла меня, не ушла прочь. Но по прежнему молчала. Ждала ещё чего-то? Мне и самому показалось достигнутого недостаточным. Что это такое? Сидим за полметра друг от друга, и я держу руку на её спине? Странная поза. Неправильная.

Теперь действовать было проще. Я придвинулся ближе и прижал Таню к себе. Она подалась. Положила голову мне на плечо. Победа? Бесспорная и безоговорочная.

— Я думала, ты не решишься, — тихо сказала она.

Я прислонился щекой к её мягким волосам с лёгким цветочным запахом и жадно наблюдал последние секунды заката. За костром они стал почти незаметным, но отблески солнца ещё не покинули небо.

— Я тебя люблю, — вырвалось признание из моих уст, и я не успел его остановить.

— Глупости. Ты меня даже толком не знаешь, — ответила Таня.

Она была права. Что я мог знать о ней такого, чтобы запросто признаться в столь сильном чувстве? Но правду говорил и я. То, что творилось сейчас внутри меня, другими словами описать не получалось. Страсть подразумевает только желание. Но оно с лёгкостью уступало место молчанию. Простому, застывшему во времени молчанию без всякого намёка на продолжение.

— Я знаю о тебе достаточно. Ты не представляешь, как мне хорошо, когда ты рядом. Если бы было иначе, я бы умер.

— Максим… — она замялась. — Я не могу так быстро.

— А я ничего и не прошу. Просто не исчезай.

Кошмар, из которого я вырвался утром, вновь подступил. Я чётко вспомнил одиночество и серость. Испугался, что всё это вот-вот вернётся. Как огромная волна черноты, двигался он на меня и оставались считанные секунды блаженства. Рай готовился оборваться, исчезнуть. Он был сном. Простым хорошим сном. Вот и всё. Слишком сладко, чтобы оказаться явью.

— Куда я денусь? С острова не уплывёшь, — ответила Таня. Она не чувствовала этой волны. Для неё всё оставалось непоколебимым.

— Тогда, если я исчезну, не забывай меня.

— И ты тоже никуда теперь не денешься.

— Нет, правда. Если вдруг я исчезну, пожалуйста, помни меня. Я боюсь, что ты забудешь.

Мой бред насторожил Таню. Она повернулась ко мне, нахмурила брови. Потянулась к моему лбу, но я перехватил её руку.

— Максим, что с тобой? Ты весь дрожишь.

— Это просто… Пожалуйста, скажи, что не забудешь.

— Конечно, не забуду. Я не узнаю тебя. Тебе плохо? Наверное, ягодами отравился.

— Нет, Тань. Всё хуже.

Я прижался губами к её волосам. Зажмурился, чтобы задержаться ещё на мгновение. Будильник прорвался в наш хрупкий мирок оглушительным звоном. Громом небесным заполнил всё пространство. Я знал, что всё кругом рушится, и не хотел видеть этого.

— Таня, Танечка, Танюша…

— Да что с тобой?

Она вырвалась. Смотрела на меня, как на душевнобольного. Таким я сейчас и был. Мой рай уже терялся в памяти. Белой пеленой затягивало и бухту с двумя утёсами, и лагерь у ручья. Даже увиденное на озере теперь стало призрачным и неправдопобным.

Но больше всего я не хотел, чтобы исчезала сама Таня. С её губами и носиком, с острым подбородком, настолько изящным, что приклонился бы перед ним величайший творец. В конце концов, с её большими голубыми глазами. Я заглянул в них на прощание. Терять мне было уже нечего. Самое отчаянное, что мог я сейчас придумать, требовалось осуществить немедленно. Иначе будет поздно.

— Прости, — шепнул я и впился в её губы поцелуем. Пускай она исчезнет, превратится в ещё одну историю для ненаписанного дневника, но на последок я должен был запомнить вкус её дыхания.

Она попыталась увернуться, но было поздно. Волна накрыла нас, и ничего не стало.

Я целовал подушку.

Шершавую бездушную подушку. На тумбочке надрывался будильник.

Я потянулся выключить его, но спастика скрутила мышцы, дыхание перехватило. Обычное утро. Ничего нового. Но я, по крайней мере, выспался. А Таня мне не снилась уже очень давно…