Крестовый поход

Александр Прозоров, 2013

Не было в Средневековье государства мощнее Литвы. Вступив в унию с Польшей, принудив к союзу Молдавию, каждый год оно прирастало новыми землями на юге, востоке и севере. Ватага атамана Заозерского была пылинкой в сравнении с ним. Однако наш современник Егор Вожников, волею случая оказавшийся в средневековой Руси, уже успел допустить ошибку, заточив дочь Витовта в монастырь. Теперь великий князь Литовский и Русский горит желанием ему отомстить. Помочь Егору в этом противостоянии могут только горстка алмазов и подаренная купцу Михайле Острожцу в далеких краях индийская девушка Манджуша…

Оглавление

Из серии: Ватага

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Крестовый поход предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Дикари…

* * *

— Вот видишь, матушка, токмо о делах князюшка и хлопочет, нет у него никаких иных помыслов. — Милана расправила складки на подоле платья, отступила. — Велишь дальше грамоты ордынские доставать?

— Коли нет иных помыслов, что же он спозаранку немку сию прихватил да на кузню поволок? — перевела взгляд на невольницу княгиня Елена.

— До железа зело охоч князюшка наш, вот и бегает, — ответила служанка. — Напрасно ты в нем сумневаешься. Да на мельнице этой кузнечной ничего, окромя железа, и не сделаешь. Эвона, грохот там какой, да жара, да трясется все, не зайти даже…

— На мельнице, может статься, и никак… — покачала головой княгиня. — Да токмо чую я, касался он другой бабы, ох, касался! Сердцем чую, губами, ласками ночными. Другим он стал, изменился Егорушка. След на нем чужой.

— Не может быть такого, матушка. Напрасно себя изводишь. Любит тебя муж твой, ни на кого другого и не смотрит. Он тебя, почитай, полгода не видел, как же тут не измениться? Соскучился он по тебе, истосковался. Оттого иным и кажется.

— Так истосковался, что поутру первым делом за эту страхолюдину схватился…

Поняв, что госпожа обращается к ней, Манджуша мигом скинула меховую одежду, сапоги и, мерно притоптывая, начала танцевать.

— Велишь отослать? — торопливо спросила Милана.

— В свинарник бы ее загнать, — мечтательно ответила княгиня. — Да боюсь, Егор обратно приведет…

— Никак мне косточки перемываете? — Распахнулась дверь, и в горницу вошел Вожников, веселый и румяный, в простых сапогах, овчинном тулупе и серой суконной шапке. — Добром поминаете, али заговор какой задумали?

— Ты пахнешь дымом! — недовольно поморщилась Елена. — И одеваешься, как смерд!

— Прости, милая, но в кузне искры тут и там летают постоянно. Того и гляди прожгут одежду-то. Шубу будет жалко. А тулуп если и подпалится чуток, так и черт с ним.

— Егор! — укоризненно покачала головой княгиня и наскоро перекрестилась. — Не сквернословь. Ты когда последний раз на исповедь ходил?

— По мне кружка хорошего кваса для души куда полезнее, — усмехнулся Вожников. — Кстати, за квасок тебе спасибо, очень вовремя ты его принесла, милая.

Он двинулся было к жене, но та испуганно вскинула руки:

— Сперва переоденься! От тебя воняет углем и железом! Иди, а я велю накрывать на стол.

— Кстати, индианка чертовски полезной оказалась! — ткнул пальцем в невольницу князь. — Милана, переодень ее во что-нибудь более подходящее. А то по нашей погоде она в этих обносках через неделю ноги протянет. И вообще, больше на попрошайку ныне похожа, нежели на дворню княжескую.

— Чем это она так полезна? — моментально вспыхнула Елена.

— Показала, как правильно алмазы дробить, как порошок этот на основу класть. Мы с Кривобоком рыбий столярный клей для этого взяли. Он такой прочный, что, если склеенные детали разорвать, то не по шву, а по древесине вещь всегда ломается. Нагрузка тут опять же небольшая, так что выдержит.

— Что выдержит? — не поняла княгиня.

— Мы попытаемся стволы кованые изнутри этой разверткой миллиметров на пять рассверлить, чтобы неровности снять, — объяснил Вожников. — Если алмазный инструмент железо возьмет, то каналы получатся ровные, гладенькие и калиброванные. А значит, стволы можно будет ковать в три раза длиннее, чем сейчас — это раз, снаряды делать точно в размер — это два, и я так думаю, что с оперенными снарядами покумекать удастся. Проще говоря, наши пушки станут бить раз в пять дальше, чем у остальных. У нас с Кривобоком с разрывными снарядами тут кое-какие задумки появились. Дорогие, заразы, получаются… Но если пороха в обрез, лучше использовать его по полной, чтобы каждая крупинка с пользой сгорала.

— Лучше бы ты к исповеди сходил, Егорушка, — вздохнула княгиня и махнула рукой: — Ладно, Милана, наряди ее нормальной девкою. Может, и вправду какую пользу принесет. Хотя, право слово, лучше бы в свинарник…

* * *

Варуна смилостивился! А может, Авалокитешвара все же глянул в ее сторону, поразился страданиям — и по воле его здешняя правительница вдруг передумала и забрала Манджушу из лап ремесленников, чтобы оставить при себе. Больше всего рабыня испугалась, когда шудра[7] прибежал требовать ее обратно — указывал на нее рукой и громко ругался. Однако воля госпожи, конечно же, оказалась сильнее, и она не просто оставила рабыню себе, но и велела переоблачить ее в свои одежды. Теперь дочь ювелира стала ее собственностью.

Под руководством другой служанки Манджуша переоделась в кладовой в войлочные туфельки, рубаху из грубого полотна, такое же грубое, но разноцветное платье, в несколько юбок, накрыла волосы платком, но сама при этом постоянно думала о том, чем отблагодарить хозяйку, как выразить свою преданность? Сказать она ничего не могла, с танцем все время получались неприятности, соблазнить женщину привлекательной внешностью невозможно. И что делать? Ведь будет правительница недовольна — опять кому-нибудь подарит. И потом уже не передумает.

Опасность быть проданной, неумение говорить, незнание дикарских обычаев и желание хоть как-то проявить благодарность привели к тому, что поздно вечером, когда Манджуша вместе с тремя другими служанками помогала хозяйке разоблачиться перед сном, девушка, увидев рядом руку правительницы, наклонилась и торопливо ее поцеловала.

Госпожа руку отдернула, посмотрела с удивлением, явно не оценив порыва рабыни. И тут Манджушу осенило! Она сбегала к полке, на которой вместе с другими редкостями стоял лоток из слоновой кости, схватила, перебежала к кровати и упала на колени, подняв его над собой.

Княгиня неуверенно хмыкнула. Невольница, поняв, что ее не гонят, поставила лоток на пол, аккуратно сняла крышку, нанесла на ладони немного масла и начала осторожно натирать, одновременно разминая, ноги хозяйке. Не встретив сопротивления, тихонько запела.

Поднимаясь все выше и выше, она сняла с правительницы рубашку, еще раз смочила ладони, принялась растирать тело. Женщина расслабленно вытянулась под ее руками и что-то произнесла. Остальные служанки с поклоном вышли, и сердце рабыни забилось от радости: она смогла обратить на себя внимание! Теперь главное — не упустить удачу, проявить себя так, чтобы навсегда остаться нужной и близкой. И Манджуша постаралась, умастив и размяв все тело хозяйки, ее руки и ноги, спину и живот, каждый пальчик, каждую складочку. Под конец знатная дикарка стала даже постанывать от удовольствия.

Неожиданно дверь распахнулась, в спальню вошел уже знакомый рабыне ремесленник. Манджуша вскрикнула от испуга, отскочила к темному слюдяному окну. Однако правительницу появление слуги не смутило. Она перекатилась на спину, улыбнулась и, с готовностью поцеловав мужчину, позволила себя обнять, приласкать.

Манджуша в ужасе закрыла лицо ладонями. Она поняла, что узнала позорную тайну властительницы этого мира: госпожа осквернилась мужчиной из низшей касты! Теперь рабыню неминуемо казнят!

И вот к ней приблизились тяжелые шаги, мужчина остановился рядом. Манджуша втянула голову в плечи и… Вместо смертоносного удара ощутила легкое похлопывание по руке. Опустив ладони, девушка взглянула на палача — но тот лишь пошевелил указательным и безымянным пальцами, изображая переступающие ноги. Рабыня все поняла и, сорвавшись с места, выскочила из спальни.

— Странная какая, — удивился Егор, глядя ей вслед. — Нечто не знает, что между мужем и женой в опочивальне по ночам случается?

— Ну ее, любый мой! — откинулась на спину княгия. — Иди ко мне, утоли мое томление. Вся горю, просто мочи нет никакой…

Ночь была жаркой и долгой, неожиданно чувственной и сладкой — и потому на следующий вечер Елена опять позволила новой невольнице остаться в спальне и умастить ее благовониями, а через пару дней разрешила разжечь курительные свечи. Отчего бы и не попробовать, коли все равно на полке лежат? Ароматы щекотали и пьянили, добавляли новых ощущений, делали Егора неожиданно страстным и жадным. Это было интересно и забавно.

Манджуша действительно обрела доверие и внимание своей госпожи. А вместе с тем и новый страх — она с ужасом видела, как стремительно пустеет лоток из слоновой кости. И что случится потом?

Между тем слякоть на улицах наконец-то исчезла, сменившись прочным ледяным панцирем, вместо дождя с неба величаво падал снег, окрашивая мир в девственно-белый цвет, озеро Воже подернулось льдом и прикинулось огромным ровным полем.

Рыхлая ватага князя Заозерского продолжала гулять по кабакам и постоялым дворам, тратя добытое в кровавом походе серебро, засыпая и просыпаясь прямо за столами и путая день с ночью. Что, впрочем, в долгие осенние ночи и короткие сумрачные дни было совсем не удивительно. Крестьяне только успевали подвозить крупу и освежеванные туши со своих дворов, а рыбаки — таскать на кухни корзины с уловом.

В кузне Кривобока было не так весело, но дело двигалось. Опасаясь перегреть «развертку» с драгоценным наконечником или выломать камни, мастер занимался сверлением самолично, стоя над душой у двух рабочих, крутивших вороты, следил за соосностью ствола и инструмента, проверял пальцем температуру, смазывал кожу на удерживающих шест осях. Сверление продвигалось медленно, и когда Егору сообщили, что оно закончено, он поначалу даже не поверил. Но уже через миг сорвался с места и побежал на мельницу, что продолжала работать, несмотря на мороз — обледенелое колесо вроде даже быстрее крутиться начало.

К появлению князя все было готово: шест убран, ствол снят со станка, пол подметен, молоты подняты в верхнее положение, работники стояли вдоль стены, одетые в чистые рубахи.

— Да знаю, знаю, молодцы, — мимоходом похвалил их Вожников и кинулся к пушке, тонкой на конце и с намотанной на казенник в пять слоев железной лентой.

Канал ствола, не в пример обычному, был не серый, в мелких язвинках, а гладкий, сверкающий, что зеркало, совершенно чистый. Егор выхватил у Кривобока факел, подсветил горловину, вглядываясь в глубину. И не нашел ни единого огреха, к которому можно бы придраться.

— Тройная длина, тройная толщина, тройная чистота, — произнес Вожников. — Коли выстрел с тройным зарядом выдержит — всем по три алтына!

Работяги радостно взвыли, кинулись к стволу, намотали на него веревки, разобрали по плечам, поднатужились. Пушка оторвалась от козел, закачалась в воздухе.

— И куда нести собрались, добры молодцы? — ласково поинтересовался Егор.

— А куда надо, княже?!

— На берег озера.

— Отнесем, княже.

— Сперва станок там сколотите, с которого стрелять! Или вы ствол просто на лед бросить захотели?

Мужики, крякнув, опустили пушку на место и, толкаясь и переругиваясь, потянулись к выходу. Некоторые, как заметил Вожников, прихватили топоры. Позвать плотников никто и не подумал. В этом мире каждый второй был способен срубить из подручного бревна хоть скамью, хоть стол, хоть лодку — это Егор уже успел усвоить.

— Все едино присмотреть надо, чего делают, — решил он. — А то слепят что неладное по своему разумению. Кривобок, ты мое поручение выполнил?

— А как же, княже! — Кузнец отошел к горну и вскоре вернулся со снарядом, чем-то похожим на сосиску, но оперенным с одного конца куцыми, чуть закрученными железными крылышками. — И поддон деревянный сделал, все как ты велел. Но с тем, вторым, который из двух половин и полый, мороки больно много, еще не закончил.

— Как же ты их делать станешь, коли мне не один, а сто понадобится?

— Не беспокойся, княже. Найму работников, приготовлю оправку, поставлю к наковальням механическим, объясню, что надобно. За месяц и две сотни наклепаю, коли потребуешь. Тут ведь главное понять, как сподручнее все сие сотворить. Какая приспособа нужна, в каком порядке варить. Опосля проще пойдет.

— Ну, коли так… — Егор взвесил в руке железную «сосиску». Диаметром с кулак, она весила никак не меньше пяти кило. Плотный строй прошьет насквозь, даже если десять рядов и все в доспехах. — Коли так, пошли пробовать.

Для новой пушки кузнечные подмастерья выдолбили в подобранном где-то кряже неглубокий лоток, под руководством Вожникова поставили его у самого берега, придав возвышение примерно в тридцать градусов. Потом принесли ствол, уложили сверху, примотали для надежности веревкой. Егор самолично засыпал в ствол почти килограмм гранулированного пороха, прибил деревянным пыжом, обернутым сыромятной кожей. Заложил «сосиску», поджал пыжом из ветоши. В запальное отверстие протолкнул огнепроводный шнур — в прочности казенника он до конца уверен не был.

— Кресало есть у кого? — оглянулся он на работников.

— Дозволь мне, княже, — выдвинулся вперед один, расстегивая поясную сумку.

— Так, отходим, — махнул руками на остальных Вожников, вместе с ними отступил шагов на сто, за вытащенные на берег и перевернутые ладьи, запорошенные снегом.

Еще несколько мгновений ожидания — а потом оглушительно грохнул выстрел, подняв над берегом огромное облако снежной пыли. Мужчины напряглись, вглядываясь вдаль. Егор загибал пальцы: секунда, вторая, третья, четвертая… Пятая. Шестая…

— Не выстрелила! — разочарованно ударил себя кулаком в ладонь Кривобок.

Словно дождавшись именно этих слов, в самом центре озера неожиданно высоко вздыбился бело-черный фонтан. Похоже, ядро пробило лед и расплескало воду.

— Вот это да! — охнули кузнецы. — Да тут верст шесть будет, не менее! Точно, шесть верст, прости Господи. Ай да палочка с камушками! Ай волшебная!

— Пушку убрать, сегодня гулять и веселиться, — разрешил Егор. — Но завтра с утра начинайте высверливать новые стволы. И еще, Кривобок! Готовь развертку для ствола в фут шириной. Под разрывные снаряды. От маленьких толку будет мало, мелкашки оставим только для снайперского боя.

— Все сделаю, княже, не беспокойся, — склонил голову кузнец.

— Полагаюсь на твое слово, мастер. — Вожников достал из поясной сумки кошель. — Вот, работников своих награди. Заслужили!

Обрадованные подмастерья, шумно поблагодарив князя, поспешили к остывающей на берегу пушке. Егор же в задумчивости отправился к княжьему городку, прикидывая, как лучше всего использовать вновь открывшиеся возможности.

Артиллерия, которая бьет втрое дальше лучших стволов любого противника — это, конечно, здорово. Но военное дело таково, что утаить секрет надолго не получится. Пройдет всего несколько лет, и алмазный инструмент станет так же популярен, как кузнечный молот, а каналы всех орудий континента заблестят полировкой. Окно возможностей получалось совсем небольшое. Учитывая катастрофическую нехватку пороха — даже крохотное.

«У меня нет пороха, но зато есть железо и золото, — подумал Вожников, поднимаясь по скользким мосткам вдоль края пологой улицы. — Придется заменять количество качеством. Тем более о снарядах я тоже знаю кое-что, о чем здесь никто еще даже не задумывается».

— Держи!!! Бей! — По мосткам навстречу мчался низкорослый мужик в распахнутом зипуне и с поднятым над головой мечом. — Лови их!

Рука Егора привычно скользнула к сабле… И не нащупала рукояти. Расслабился дома князь, перестал оружие носить. В кузне не нужно — вот и не взял.

— Руби выродков! — Мужик был уже совсем рядом, и Егор, плюнув на свое высокое звание, предпочел посторониться, сойдя на обледеневшие глиняные колдобины. Вояка с мечом недовольно вякнул, растопырив руки и замерев вполоборота к мосткам, но остановиться не смог, заскользив по блестящим доскам дальше, к началу улицы.

«Вот черт, — покачал головой Вожников. — С этим надо что-то делать. Жить с ними в одном городе теперь уже опаснее, чем вообще без дружины».

Мужик на повороте мостков не удержался, кувыркнулся на землю, вскочил, размахивая мечом, и побежал назад, вверх по улице:

— Убью! Убью, отродье сарацинское!

— Угрюм, ты? — с удивлением узнал в буйном вояке своего доброго ратного товарища Егор. — Ты откуда такой? Что случилось?

— Убью!

Ватажник взмахнул мечом, и Вожникову стало не до разговоров. С трудом удерживая равновесие на обледенелых комьях и краях колеи, он отскакивал, уворачивался, пятился, спасаясь от стремительного сверкающего клинка. Угрюм был бойцом изрядным, опытным. Будь потрезвее, убил бы точно. Но ныне то промахивался, лишь царапая кончиком меча сукно зипуна, то делал выпад слишком медленно, и Егор успевал вывернуться.

— Да что на тебя нашло, окаянный?! — Князь отпрянул, втянув живот, и сталь в очередной раз лишь прошелестела по коже поясной сумки. Вожников отскочил, перебежал к забору, покрутил головой в поисках оружия, но ничего подходящего не заметил.

— Стой, гад, убью! — Угрюм перескочил через колею, взял меч двумя руками. И ведь не поскользнулся, пьянь!

Егор дождался, пока тот в очередной раз вскинет клинок, и поднырнул ему под руку. Пробежал до свежих, еще белых, тесовых ворот какого-то новосела, занес было кулак, но в последний миг стучать передумал. Князю несолидно смердов о помощи просить. Он сам защищать своих подданных обязан. Тем более что сверху по улице бежали с криками другие ватажники, выкрикивая его имя.

Увернувшись от очередного выпада, Егор метнулся к сложенной у забора поленнице, схватил первую попавшуюся палку, развернулся, вскинув над головой. Меч глубоко засел в древесине, и Вожников, отпустив полешко, смог наконец сделать шаг вперед и впечатать в подбородок верного товарища прямой нокаутирующий удар.

— Ты как, княже?! — на всем бегу врезался в поленницу запыхавшийся Никита Кривонос.

— Да чего со мной сделается? — повел плечами Вожников. — Ты мне лучше скажи, какие бесы в Угрюма вселились?

— Дык, княже, мы тут выпили малехо, — почесал в затылке Кривонос, судя по запаху, давно пропитавшийся вином насквозь. — И тут бахнуло что-то. Ну, это… Угрюму втемяшилось, что это сарацины на город напали. Дескать, на берег высаживаются. От он обороняться и кинулся. Это, дык… И не догнать…

К месту схватки подошли еще несколько ватажников. Двое — с кувшинами. Разумеется, не пустыми. Все, кроме Никиты Кривоноса, заметно покачивались, словно рябинки на ветру. Впрочем, сам Кривонос держался за поленницу.

— Ладно, Никита, забирайте его и в подклеть на княжий двор отнесите, пока он еще на кого-нибудь не кинулся. Завтра разберемся.

— А я ему сказывал: замерзло уже озеро! Откуда в нем сарацины? — вдумчиво сообщил Иван Карбасов. — А он — на князя с мечом! Эно как… Может, Угрюм сам в сарацины подался? Порты бы с него снять, проверить. Да заодно всыпать хорошенько. Чего он бунт-то со смертоубийством затеял?

— Бунт? На атамана покусился?! — заволновалась толпа хмельных ватажников. — На осину его!

— Никаких осин! — повысил голос Егор. — И никаких портов! Никита, велел же — в подпол его тащи. После разберемся.

Однако разобраться самому не получилось. К утру слух о том, что ватажник Угрюм ввечеру попытался убить атамана, успел разбежаться по всему городу, и еще до рассвета на княжий двор стали подтягиваться люди. Кто-то рвался выломать дверь в поруб и казнить предателя за измену, кто-то уверял товарищей в оговоре известного воина; кто желал узнать подробности, а кто пришел просто за компанию: бражки выпить, в толпе потолкаться, на суд и казнь посмотреть. Развлечений-то осенью немного, а тут хоть какое, а событие.

Пьяная вооруженная толпа перед крыльцом дворца могла напугать кого угодно, и поначалу Елена даже порывалась отправить ребенка из дома к каким-то «верным людям» — однако тут же выяснилось, что у князя Заозерского, победителя нескольких военных походов, одного из влиятельных правителей нынешней Руси, нет под рукой даже нескольких ратников, которым можно доверить охрану сына. Ушкуйники, его храбрая ватага — вот они, во дворе, вольные и свободные, каждый себе на уме, хмельные и шумные. Воинов же, что служат Егору, и только ему, трезвых, преданных, готовых в любой миг взять в руки сабли и беспрекословно выполнить отданный приказ, у него попросту нет.

В прошлый год, когда серебра у ватажников было поменьше, а опасностей вокруг — поболее, они кое-как все же несли сторожевую службу и долгих запоев себе не позволяли. Ныне же… Только старая дворня — девки, пожилые слуги, ярыги да взятые в закуп подростки делом, хозяйством и порядком занимались. Впрочем, и их ушкуйники норовили подпоить и угостить.

— Один у тебя боярин, Егорушка, — со вздохом посетовала Елена, передавая младенца на руки кормилице. — Да и тот — Федька бестолковый. Невесть где шляется… Но делать нечего. Идем к миру. Послушаем, чего желают. Милана, шубу!

Короткая паника миновала, и она снова стала сама собой: родовитой княгиней, суровой и невозмутимой, согласной скорее принять смерть, нежели позор. Елена лишь краем глаза проводила крохотного Михаила Егоровича, которого дородная Пелагея вынесла за дверь сеней, поправила на плечах соболью шубу, расшитую сине-красными завитками, и взяла мужа за локоть.

Вдвоем они вышли на высокое крыльцо, подступили к перилам.

— Любо князю!!! — восторженно закричал кто-то из толпы.

— Любо атаману! — тут же отозвались с другой стороны двора, и хмельные ватажники взорвались разноголосицей приветствий. Некоторые даже начали подбрасывать шапки — но не очень активно. Боялись потерять.

Елена испустила вздох облегчения — толпа была не враждебна. Хотя, известное дело, настроение в народе переменчиво. Достаточно порой слово неудачное произнести — и уже не на руках, а на копьях дальше понесут.

— Никита! Кривонос! — наклонился вперед Егор. — Не вижу тебя… Давай, выпускай Угрюма. Куда ты там его вчера запер?

Толпа зашаталась, немного отступила, освобождая возле крыльца полукруг. Громко хлопнула створка. Появившись на свет где-то посередине длинного дома, ватажник за шиворот зипуна протащил сотоварища вдоль стены и отпустил возле ступеней. Громко прикрикнул:

— Ну, сказывай! С какого такого переляда вчерась атамана нашего порешить пытался?! Почто мечом на него махал и колол всячески? Люди сие многие лицезрели, соврать не дадут.

Угрюм молча расстегнул зипун, кинул его под ноги, оставшись в атласной вышитой косоворотке, стащил с головы шапку, опустился на колени, широко перекрестился и негромко сказал:

— Не знаю, атаман… Бес попутал…

— Бес попутал?! — возмущенно выкрикнула Елена. — На князя руку поднял, душегубство умышлял — и это тебя бес попутал?!

— Не ведаю, что нашло, — развел руками Угрюм. — Беда почудилась…

— Почудилось? Без князя землю чуть не оставил, оттого что почудилось?! Повесить его! Немедля! Дабы…

— Тебя же там не было, — перебил жену Егор. — Чего ты так сразу?

— А что мне еще знать нужно? — резко обернулась к нему княгиня. — Он тебя убить хотел!

— Ну, перепил мужик немного. Со всяким бывает.

— Со всяким? А если ему опять почудится? — крикнула уже в толпу Елена. — Может, ему и завтра атамана вашего убить захочется, и послезавтра! Так и будете ждать, пока Угрюм воеводу вашего не зарежет?

Ее призыв упал на благодатную почву. Большая часть ватажников загудела, а те, что стояли ближе, схватились за сабли и ножи. Кое-кто положил руки неудачливому убийце на плечо, а Никита Кривонос даже вцепился в каштановые, с проседью, волосы Угрюма.

— В петлю его, на осину! — закричали самые горячие.

— Обождите! — вскинул руку Вожников, быстро сбежал по ступеням, ухватил несчастного ватажника за ворот, поднял на ноги, заглянул в глаза: — Не, мужики. Повесить его — это слишком просто будет. Есть казнь помучительнее… Как скажете, други, доверите мне над Угрюмом казнь долгую и мучительно-нестерпимую сотворить?

Толпа чуток поутихла. Одно дело — душегуба попавшегося на скорую руку вздернуть, и совсем другое — сотоварища оступившегося долго и изощренно пытать.

— Воля твоя, атаман… — оглянувшись на ватажников, пожал плечами Никита Кривонос. — Тебя он живота лишить намеревался. Однако… На кол?

— Приказываю я тем Угрюма покарать, — громогласно объявил князь Заозерский, — чтобы с сего дня целый год ни капли хмельного он больше в рот не брал!

— А-а-а!!! — восторженно завопили ватажники. — Любо атаману! Справедливо! По греху и кара! Да, да! Любо Егорию! Качать атамана!

Последнее показалось Вожникову уже совершенно лишним, и он быстро попятился к крыльцу. Угрюм, ощутив свободу, вновь упал на колени:

— Помилуй, атаман! Да за что же так-то? Цельный год?

— Все слышали слово атамана?! — заскочив на ступени, выкрикнул повеселевший Никита Кривонос. — Кто до будущей осени Угрюму хоть глоток хмельного нальет, заместо него сам на кол сядет!

— Помилуйте, братья, — повернулся уже к народу наказанный ватажник. — Нечто так можно с живыми людьми?! Да хоть иногда-то, хоть на праздник поблажка какая быть должна!

— Храбростью в сече обиду учиненную искупи, тогда прощу, — пообещал Егор.

— Так нет войны-то, княже! — развел руками Угрюм. — Как искупать?

— Коли так, послезавтра в поход выступаем! — объявил Вожников. — Заканчивай с гуляньем, други, снаряжайтесь в дорогу.

Ватажники встретили известие новыми криками восторга и наконец-то потянулись к воротам — обмывать важное известие и готовиться к походу.

— На кого хоть собираешься идти, супруг мой? — спросила Елена, когда Егор поднялся на крыльцо. — Открой тайну.

— Хоть на черта, хоть на дьявола, куда угодно, только подальше отсюда. Если они покуролесят еще неделю, то разнесут нам весь город и в озеро сверху опрокинут. В походе с пьянкой будет попроще, сильно не загуляешь. А коли и гульнешь, так хоть не дома. Не нам зубы выбитые считать и заборы опрокинутые править. Какая-никакая, а польза… Хотя нет, знаю! — спохватился атаман. — Ты же мне сама про ярлык сказала… Значит, Галицкое княжество теперь мое? Вот туда и пойду.

Довольный собой, Егор тряхнул кулаками, наклонился к жене и поцеловал:

— Я ненадолго отлучусь. Предупрежу Кривобока, что месяц-другой в отъезде буду. План работы ему оставлю и задаток на расходы. Глядишь, к возвращению уже будет что в руки взять. Не грусти, я тебя больше всего на свете люблю. Ненадолго разлучимся. — И, уже сбегая по ступеням, крикнул: — Слугам передай, чтобы обоз снаряжали! Теперь у нас каждый час на счету!

Княгиня осталась на крыльце в глубокой задумчивости. Долго смотрела на ворота и стены родового двора, потом вошла в дом. Милана тут же метнулась к госпоже, приняла шубу.

— Эк он от меня сбежать обрадовался, — проворчала Елена. — Прямо сияет, ровно оклады образов на Рождество.

— Ватагу свою подальше увести желает, матушка. Дабы не беспокоила.

— Я слышала, — кивнула княгиня. — Да токмо отговорка сие али причина?

— Кажется мне, матушка, была бы его воля, так князь Егорий и вовсе бы от тебя не отходил!

— Коли так, отчего с собой не зовет?

— Так поход-то ратный! Крови сколько прольется, опасностей сколько случится! Заботится.

— Твои бы слова, да богу в уши, Милана, — вздохнула правительница. — Меня же…

Тут входная дверь распахнулась, в сени стремительным шагом, к какому он привык, ввалился Егор. Резко выдохнул, отряхивая снег с плеч.

— Ты уже вернулся, супруг мой желанный? — вопросительно приподняла брови княгиня.

— Да голова моя дырявая! — в сердцах махнул рукой Вожников. — Противник у меня есть, ярлык у меня есть, армия у меня есть. Пороха у меня нет! Куда я без него полезу?

— Богу в уши… — отчетливо прошептала довольная собой дворовая девка.

Елена улыбнулась, положила ладони мужу на грудь, подтянулась и крепко поцеловала:

— Не бойся милый. Я поеду с тобой и заменю тебе порох.

Оглавление

Из серии: Ватага

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Крестовый поход предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

7

Шудры — «порода людей», относящихся к земледельцам и ремесленникам. Индийский социум делит людей на четыре уровня: брамины (жрецы), кшатрии (воины), вайшьи (торговцы) и шудры. Неприкасаемые, выполняющие самую грязную работу, в касты не попадают, поскольку за людей не считаются. Более подробное кастовое деление на «джати» насчитывает больше трех с половиной тысяч позиций.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я