Смягчённая конструкция

Александр Клим, 2022

Ошеломительное продолжение «Девятого вала» переносит своих читателей на несколько лет назад, по-прежнему оставляя их в мрачном СитиГраде. На сей раз героиня произведения – молодая врач-психиатр, которая отправляется на поиски первозданной тьмы. Сама по себе травмированная, раненая и несчастная, она ненароком оказывается марионеткой в руках высшего общества. И в этом искании и смертельной игре шахматная доска переворачивается с ног на голову, делая пешек королями: давно забытое прошлое открывает перед героиней пыльную и коварную тайну, в корне меняющую финал кровавого состязания. Теперь ее дело будет жить в руках героев третьей книги серии «Кто они?».

Глава 3

Вечер опускался на СитиГрад. Уходящие в небо здания начали светиться как неоновые гигантские свечки, озаряя всё пространство вокруг города. Богатая часть предпочитала гораздо меньше света, и на другом берегу реки, что разделяла город, видны лишь были уличные фонари. Эдакое чёрное покрывало, порезанное на неровные лоскуты светящимися прерывистыми линиями. С высоты холма, где находилась психиатрическая клиника, такое разделение было очень заметно. Вот железобетонные джунгли с копошащимися в них тараканами, а вот цивилизованный размеренный и спокойный мир. Психиатрическая клиника заканчивала свою ежедневную рутину, сотрудники разъезжались по домам, в том числе и работники отдела экономических преступлений управления мэрии.

— Наслаждаетесь?

— Ещё бы, разве это не прекрасно? Вы только взгляните, верх инженерной мысли и простое, но так нужное чувство замкнутости.

— Это вы про частные дома богатого района СитиГрада?

— Угу.

— Хм, интересно.

— Что?

— Почему так нужное нам одиночество? Нет, вы простите меня, но разве человек не социальное создание?

— В массе своей.

— В массе?

— Да, но имеющий небольшую, но свою собственную родную ячейку человек старается отделиться от социума. Ему уже неинтересно мнение окружающих, он его боится.

— Боится? И почему же?

— Мадам, вы закончили на сегодня, мне нужно понимать. Служба безопасности хочет провести некоторые профилактические мероприятия, — донеслось от входа в клинику.

— Да, доктор Пост, мы на сегодня закончили. Дарс должен подготовить план на завтра и кое-что доделать, а так всё.

— Ну, хорошо, спокойной вам ночи, коллеги, — кивнул главврач и нырнул обратно в помещение.

— О чём это я? Ах да, страх? Человек боится социума, но почему?

— Да всё по той же причине. Власть делает из человека раба.

— Погодите, мадам, я вас не совсем понимаю, мы сейчас об одном и том же говорим?

— Да, господин Ридварг, мы говорим об одном и том же.

— Тогда могу ли я вас, мадам, попросить пояснить свою запутанную речь?

— Ох, Том, вы меня рассмешили, — широко и добро улыбнулась я руководителю первого нижнего отделения психиатрии, доктору Тому Ридваргу, с которым мы работали в тесном контакте вот уже третью неделю подряд. Высокий статный врач, с очень густой и пышной бородой, черными, как смола, волосами до плеч и прекрасным спортивным телом. — Ну, вот представьте себе.

— Так.

— Живёт человек в обществе и подчиняется законам и принципам этого общества.

— Ну, допустим, — кивнул Том, подкуривая ещё одну сигарету.

— И тут он находит себе ту или того самого, в общем, вторую половину, с которой готов пройти остаток жизни и?

— И он, ах, ну да, наверное, он, э…

— Понимаете, Том, общество не совсем общество в своём глубоком понимании. Это, чтобы было проще понимать, стадо, тупое и вонючее стадо, а у стада всегда, и это незыблемо, должен быть вожак, тот, к которому прислушиваются все бараны. Тот вожак, стереотипы, страхи и правила которого это тупое стадо начинает считать своими, понимаете?

— Кажется да, но не все же бараны.

— Тут дело не в тупости ума как такового, а именно в стаде. Человек, находясь под гнётом более сильного, всегда, и опять же это доказанный психологический факт, всегда начинает считать принципы сильного своими. Не прислушиваться к ним и делать выводы, а изначально считать их своими в зародыше. Я понимаю, это тяжело осознать, но если провести достаточно времени в раздумье и экспериментах, это становится единственной правдой, мы все подвержены гнёту сильнейшего. Так вот, если человек находит себе половинку, он инстинктивно пытается избавиться от правления, мы думаем, от правления толпы, но на самом деле одного лидера. Ведь этот лидер будет диктовать свои правила, а не глава новосозданной ячейки.

— Другими словами, вот это вот желание поселиться в отдельном доме — это своего рода снятие оков, навязанных правилами лидера социума.

— В точку, доктор Ридварг, и кто, найдя половину, становится сильнее, у тех это и получается. А кто слаб, тот навсегда остаётся рабом, — закончила я, всё с тем же большим интересом вглядываясь в горящий под ногами город.

— Мадам, мы на сегодня закончили? — послышался голос Дарса, стоящего на крыльце клиники.

— Вернитесь в кабинет немедленно, я сейчас буду, — не оборачиваясь, буркнула я.

— Жестко вы с ним, мадам.

— Пусть знает своё место, Том, он лишь может ломать себе кости от ярости и больше ничего, такой, как Дарс, никогда не избавится от гнёта лидера, — вновь улыбнулась я. — Это как раз и есть социум.

— От такого правления и я бы не стал бежать, — уже вслед крикнул Том, явно наспех придумывая эту глупость.

* * *

Вот она, чёртова стерва. Сидит тут, сука, читает что-то или только делает вид, что читает, может, она вообще нихера не делает. Ну, попал я, а, ну попал, и вот сам же виноват. Или нет, это она меня загнала в угол своими тупыми вопросами, я же не знал, что она реально меня ногтем придавит, блин. Ну, ничего, тварь, придёт и наше время, и мы восстанем из пепла ядерного огня и надаём по этой довольной хитрой роже. Кстати, очень даже симпатичной роже, такое милое и нежное лицо. Смуглая бархатная кожа, я отсюда вижу, как свет от лампы не блестит на ней, а лишь гладит эту мягкую кожу. Снять её живьём, сука, и повесить при входе, вот, мол, смотрите, что бывает с теми, кто строит из себя умников. Мы их здесь на завтрак едим, любого сломаем. Может, и психам уроком будет, может, и вылечим кого таким способом.

— Дарс.

— Да, мадам.

— Вы переписали последние два сеанса пациента из 16-й палаты, как его там?

— Самко Далев, мадам. Да, переписал, но я не понимаю зач…

— Вам и не нужно, Дарс, не напрягайте голову, она может лопнуть, — специально подняв голову, ядовито улыбнулась сидящая за большим кабинетным столом девушка.

— Да, мадам, — опустил я голову, сильно стиснув зубы, так что в глазах посыпались искры и послышался отчётливый щелчок ломающегося зуба.

— Значит так, Дарс, вот эти и эти истории на одинокую камеру прописать в журнал, перехлёстывая по странице. Этот разговор с Савой Ильичём, разделить на смысловые части, поличностно разложить и так же внести в журнал. И выделите последние слова Дрона, нужно понять, что он хотел сказать.

— Да, мадам, — кивнул я.

— Да, и подготовьте план на завтра, я так понимаю, мы закончили несколько объектов, нужно приступать к новым, — уже через плечо кинула девушка, выходя из кабинета.

Сука, приказы она мне тут раздаёт, да кто она такая, шлюха больничная. Поди, её в каждом стационаре драли до изнеможения, а ей нравилось, видно по ней, что нравилось. Надо бы и здесь ей такой приём организовать. Ну почему я. Чего она ко мне привязалась, других, что ли, нет, кому можно мозг жрать? Нет сил терпеть это. И мы это исправим, как только подвернётся подходящий момент, мы обязательно воспользуемся ситуацией, мы не упустим свой шанс. Единственный шанс нашего триумфа и её падения в самую глубокую бездну унижения.

— Дарс, вы уже закончили? — спросила заглянувшая в дверную щель голова главврача.

— Нет, сэр, или… Я не знаю, сэр, уточню, тогда вам доложу.

— Не надо мне докладывать, Дарс, я выясню сам, а вам такие вещи нужно бы знать.

— Да, сэр, хорошо.

Голова убралась из кабинета, и я остался один, с наваленной кучей работы. Я уже третью неделю приставлен к приехавшей в нашу клинику представительнице головного психоневрологического отделения писарем. Прямой приказ главврача, и он не обсуждается, как мне было сказано. Но я до сих пор не могу понять, зачем я этим занимаюсь. Мы целый день проводим беседы с пациентами, общаемся с ними, записывая всё это на несколько камер и микрофонов. Есть даже датчики изменения функциональных зон тела, дабы поймать точные изменения при обсуждении тех или иных произошедших ситуаций. Всё пишется на бездонный жесткий диск, а не на древнюю плёнку. Почему не взять и не пересмотреть, останови там, где надо, перемотай и так далее, это же удобно. Но нет, всю эту ахинею, что несут пациенты, я должен переписывать в журнал. Видите ли, ей так проще воспринимать информацию, а по мне, так это просто издевательство и бесполезное израсходование и без того дефицитной бумаги. За три недели мы поработали с девятнадцатью палатами. Но, как выяснилось, подходящей кандидатуры на место спасителя мозгов человечества не нашлось. Не понимаю, чем ей не угодил, скажем, старичок Сорт. Прекрасный дедушка с глубочайшей депрессией, так и не смогший смириться с тем, что он в порыве ярости собственными руками облил свою старуху и внуков горючим и поджег, спокойно сев напротив в кресло и наблюдая, как они корчатся в предсмертной агонии. А потом ещё раскрошил оставшиеся угольки, собрал всю эту залу в кастрюлю, в которой его бабка готовила ему суп, и пошёл по району, посыпая пеплом каждое крыльцо. Теперь в районе «Нагорного Листа» почти два десятка домовладений имеют ужасную репутацию и въевшийся в их калитки людской прах. Так вот, этот дедушка говорит о таких вещах, порой я даже не понимаю, что он имеет в виду. Мне кажется, что он так глубоко ушёл в психодепрессию, что стал видеть невидимое. Так он нам на последнем сеансе рассказал о какой-то старой шкатулке, что может призывать духов с того света, если правильно прочитать написанное на ней. И что он её видел и, может, даже читал, но он не уверен, а если не уверены мы, то можем ему и не верить, духи сами всё решат. Мне от его слов там, в палате, стало как-то не по себе. Даже показалось, что в помещении стало немного прохладнее. Горло сжалось и запершило, в глазах появилась влага. Я судорожно перекидывал взгляд с мадам на старика и обратно, пытаясь уловить, чувствуют они что-то похожее или нет. И с каждым разом убеждаюсь, что присутствующие в палате никак не реагируют. Мне становилось хуже, кожа покрылась инеем, изо рта пошёл пар. Короткие чёрные волосы мадам оледенели, с их кончиков свисали сосульки. А у старика заледенели глаза, и он смотрел на меня этими белыми ледяными глазами. Я испугался до чёртиков и резко перевёл взгляд на мадам и тут же обоссался, потому как она так же повернулась и смотрела на меня ледяными белыми глазами. Молча в абсолютной тишине они смотрели на меня, а я не мог пошевелиться от страха. Мне надо было бы бежать, но ноги не слушались, я просто прилип к этому стулу, а ещё я очень боялся, что если я дернусь, то они тут же превратят меня в ледяную статую. Я не хотел умирать. — Я хочу жить! — подняв голову, заорал я на всё крыло и, опустив в отчаянье, наткнулся на вопросительный взгляд мадам. Мы всё так же сидели в палате, общались со стариком Сортом. Никакого льда и холода, никаких призраков и привидений. Привиделось, подумал я, но не стал озвучивать свою версию мадам. Она, не получив ответа, продолжила беседу. Вот бы его разработать, и прекрасный же кандидат, но нет, не то. Вот и ищем уже третью неделю, кого только, непонятно. Ладно, тут я уже подразобрал, пойду найду мадам, узнаю по поводу рабочего дня.

— Мадам, мы на сегодня закончили? — спросил я стоявшую вместе с доктором Ридваргом начальницу. Спросил, и моё лицо скривилось от понимания, какой тупой суке мне приходиться подчиняться.

— Вернитесь в кабинет немедленно, я сейчас буду, — зло рявкнула она, даже не повернувшись.

Какая же сука, она даже не уважает нас, она просто смеётся над нами, да что эта выскочка возомнила о себе. Кто она? Кто эта недоучка? Такая молодая и красивая, такая стройная и очень вкусная. Я думаю, она вкусная, как карамелька, ведь её кожа — чистая карамель. Она, как петушок на палочке, сладкая, красивая и доступная. Я уверен, что она доступная. Конечно, иначе мы её сделаем доступной, проведём тут по всем палатам, и вот тогда она поймёт настоящую животную страсть. Вот тогда она поймет, что над нами нельзя издеваться, мы не позволим этого.

— Почему вы в темноте?

— Я, э… я, сэр, я, уже ухожу, мы всё-таки закончили на сегодня с мадам.

— Я знаю, но вы должны были исчезнуть из клиники ещё полчаса назад.

— Да-да сэр, я тут задержался, подбирал несколько дел. Хочу поработать вечером дома.

— Это вам начальница задание дала?

— Нет, сэр, это моя инициатива.

— Идёте на повышение, понятно, подскажите, Дарс, у вас на сеансах ничего странного, может, необычного не происходит?

— Нет, сэр, всё как обычно. Но времени уже прошло много, а мы никак не можем найти требуемое, вот я и решил взять работу на дом.

— Ну что же, Дарс, похвально, а теперь прошу вас покинуть расположение клиники, пока вас не признали сбежавшим пациентом и не обезвредили.

— Уже ухожу, доктор Пост.

Дверь хлопнула, и я вновь остался в одиночестве темноты кабинета. Домой не хотелось, там такое же одиночество и темнота, но только с гораздо меньшей площадью. Пустая холодильная камера, вечерний мрак, нарушаемый мигающей рекламой за окном. «Прежде чем идти в клуб, поставьте себе модификат выявления полового заражения. Чем раньше предупреждён, тем больше шансов выжить!» — гласила вывеска напротив красным неоновым переливом. Дело, конечно, хорошее, но такой модификат по карману лишь касте управленцев, простому человеку просто не купить подобные улучшения, поэтому передающиеся болезни, в том числе и половым путём, никуда не делись, а все прекрасно процветают, выкашивая население.

Конец ознакомительного фрагмента.