Я === код

Александр Зимовец, 2023

Наша реальность невероятно хрупка, а то, что таится по ту сторону, ищет любую возможность, чтобы пробраться в наш мир и разрушить его.Оказавшемуся в загадочном Институте начинающему программисту Кириллу предстоит убедиться в этом на собственном опыте.Каково это – программировать саму окружающую реальность? И что делать, если ты никак не можешь найти в себе нечто, что позволит тебе добиться в этом успеха? Нечто простое, что есть почти у всех вокруг, а у тебя – нет.А что если от результатов этих поисков будет зависеть не только то, как посмотрит на тебя самая красивая девушка на курсе, но и твоя жизнь?

Глава 1

А началось все с того, что Кирилл Казаков, в ту пору еще одиннадцатикласник, сидел однажды февральским вечером в своей комнате за компом, и тоже пытался разобраться с каким-то неработающим кодом, который ему задали задебажить на курсах программированию. Тогда это еще был не Протолан, а какой-то самый обычный, человеческий язык программирования. Кажется, JavaScript.

В комнате было темно. За окном мела метель, засыпая снегом узкий двор между двумя высотками в Новой Москве. На кровати в противоположном углу комнаты чуть мерцал в темноте мобильник, на котором младшая сестренка Кирилла Настя смотрела какую-то дораму, заткнув уши наушниками.

Кириллу тоже изо всех сил хотелось заткнуть уши. За стеной в кухне ссорились родители. Впрочем, «ссорились» — не совсем правильное слово. Кирилл считал, что ссорятся люди сгоряча, а здесь это все началось уже давно, не меньше года назад, и давно стало привычным, и бесконечным, как октябрьский дождь.

На людях родители еще держались, дома предпочитали разговаривать только о насущном, чтобы «не начинать», но стоило кому-нибудь из них дома выпить, как он тут шел к другому, и начинал с полуслова бесконечный разговор о том, как ему испортили жизнь.

Можно было бы подумать, что речь идет о каких-то потерявших человеческий образ алкоголиках, но это было вовсе не так. Отец Кирилла был руководителем в ИТ-компании, это он привил ему любовь к программированию. Очень любил говорить, что это профессия будущего, причем почти единственная. Мать же его преподавала в университете конституционное право. Просто вот так у них сложилось: хорошо еще, что он ее не бил.

В постоянных попытках выяснить, кто же из них перед кем больше виноват, они доставали из шкафа какие-то истории из прошлого, одна омерзительней другой, даже не заботясь о том, что их могут услышать дети. Максимум заботы состоял в том, чтобы закрыть на кухне дверь. Это помогало, пока они говорили вполголоса. Когда переходили на крик — не работало совсем.

Кириллу было невыносимо все это слушать, он рад бы был включить какую-нибудь музыку, но под музыку ему плохо думалось, а проклятый код упорно не желал работать, и Кирилл вновь и вновь всматривался слезящимися глазами в экран, пытаясь найти чертов баг, но уже мало что соображая.

Он мог бы пойти сейчас в кухню, наорать, потребовать, чтобы они прекратили. Он уже пробовал. Это ни разу не помогло. Оставалось сидеть здесь и чувствовать, как в нем самом закипает ярость, смешанная с отчаянием. Однажды в таком состоянии он чуть не запустил мобильником в окно. В последнюю секунду остановил руку. В другой раз запустил стаканом в стену, и потом долго собирал по постели осколки.

Кирилл знал, что они, скорее всего, не разведутся. Что-то держало их вместе. А это значит, что все это будет продолжаться снова и снова, и не будет конца. А самое главное, что Кирилл любил их обоих, и не хотел, чтобы они развелись. Или хотел? Да какая разница?!

Иногда он мечтал о том, чтобы уехать куда-нибудь, да только куда? Если бы он жил в каком-нибудь другом городе, он бы обязательно уехал поступать в Москву. С его-то оценками — обязательно поступил бы. Но вот беда: он-то жил как раз в Москве. А куда из нее уедешь? Разве что за границу, но такого родители бы не потянули, да и какая заграница в две тысячи двадцать третьем году? Даже смешно. Поступать предстояло в Москве, а это значило — еще как минимум пару лет в отчем доме, пока не начнешь параллельно с учебой как-то зарабатывать на съем квартиры.

Разноцветные строчки кода смешивались в голове с доносящимися из-за стены обрывками фраз, и он уже не до конца понимал, где заканчивается ругань и начинается программа. Казалось, функции на экране тоже ругаются между собой. Он пытался сосредоточиться, собраться, понять, откуда же взялась ошибка. Какая именно ошибка? То, что код не желает работать, как положено, или то, что два любимых им человека портят ему и друг другу жизнь?! Он чувствовал, как ярость вскипает все сильнее, и в ее вихре исчезает, затягиваясь в воронку, и код на экране и ругань за стеной. Остается только бессильная злость, черная и горячая, словно кофе.

Он не сразу понял, что в темной комнате появился еще один источник света, помимо экрана ноута и Настиного мобильника. А когда оторвал утомленный взгляд от экрана, то похолодел. На стене с бежевыми обоями, прямо над его кроватью висело нечто, похожее на переплетение светящихся нитей. То и дело между нитями вспыхивали цифры, буквы, еще какие-то непонятные символы, смахивающие на китайские иероглифы.

Кирилл зажмурил глаза и снова открыл их. Ничего не изменилось: клубок мерцающих нитей был на месте. Он был размером с экран ноута, даже побольше, пожалуй.

«Вот так это и начинается,» — пронеслось в голове у Кирилла. — «Здравствуй, шиза. Говорить родителям или нет? Сейчас, пожалуй, и не поверят: решат, что все выдумал. А если поверят, потащат к врачам… не хочу! Не хочу! Какого черта?! Почему всякое дерьмо случается именно со мной?! А может, оно само пройдет?».

Он встал из-за стола и медленно, крадучись, подошел к мерцающему клубку. Тот стал деформироваться, теперь он уже походил на прямоугольник с закругленными углами. Светящиеся нити тянулись из одного его угла к другому, извиваясь, словно живые. Чем-то это было похоже на прореху в разорванной рубашке. И сквозь эту прореху то и дело виднелось что-то темное… а может быть, просто стена комнаты?

Кирилл дотронулся до Настиного плеча, и сестренка сдернула наушники.

— Настен, ты тоже это видишь?

— Чего? Ты нормальный? Не пугай меня так, — она присела на кровати и испуганно уставилась на него своими огромными серыми глазами.

— Вон там, на стене, посмотри.

— Ничего там нет. Кир, ты это… ложись уже. Ты совсем поехал со своим программированием.

— Серьезно, нет? Ты не видишь?..

— Мне страшно, Кир… Скажи, что ты шутишь…

— Да… э… я правда шучу… — он протянул руку, чтобы взъерошить ее волосы, и без того спутавшиеся на подушке.

— Не смешно, — сказала Настена и, надув губы, снова воткнула в уши наушники.

Кирилл сел на свою кровать, стараясь не смотреть на то, что теперь было почти прямо у него над головой. Пока он не спросил Настену, у него еще теплилась робкая надежда, что-то из обычного мира. Ну, там, кто-то светит лазером в окно и проецирует эту штуку на стену. Может же такое быть? Но если она не видит, значит эта хрень у него в голове. Значит, правда шиза. Черт, до чего обидно!

Он протянул руку, попытавшись дотронуться до одной из змеящихся ниток. Она заизвивалась, задрожала, будто хотела уклониться от прикосновения, ни Кирилл выбросил руку вперед и схватился за нее. В следующую секунду ему показалось, что он ухватил оголенный провод. Комната озарилась сперва зеленой вспышкой, затем малиновой, в ушах раздался отчаянный гул самолетного двигателя, а пальцы пронзила острая боль. А потом Кирилл осознал, что комнаты больше нет.

Точнее, не было его привычной комнаты, в которой прошло все его детство: с книжным шкафом, половина которого была заставлена Настениными куклами, с письменным столом, где в углу он в первом классе разрисовал обои ручкой, с ноутом с полуотвалившимся экраном. Он находился в каком-то большом, темном и гулком помещении, похожем на подземную парковку, только без машин. Сидел прямо на холодном, покрытом слоем пыли бетонном полу. И единственным, что роднило это место с его комнатой, была все та же конструкция из хаотично клубящихся разноцветных нитей.

Только теперь она изменила цвет: в его комнате отливала зеленым, а здесь налилась тревожно-красным. И здесь еще чаще видны были возникающие то здесь, то там в просветах между нитями непонятные символы, и даже их последовательности, отдаленно похожие на строчки кода на экране оставшегося в комнате компа.

— Эй?! — крикнул Кирилл, но ответило ему только гулкое эхо.

Где он?! Как это вообще возможно?! Даже если это шиза… разве бывает так, что она переносит тебя мгновенно черт знает куда?!

И тут он понял, что слышит теперь не эхо — оно уже затихло — а нечто другое. Какой-то шорох, приближающийся из темноты. Совсем негромкий: «тик-тик-тик», словно часы, сбившиеся с ритма.

Кирилл попятился назад в темноту. В казавшемся бесконечным гулком помещении неоновая конструкция была единственным — и совсем слабым — источником света. Он не мог видеть, что приближается к нему, и ему не хотелось, чтобы оно тоже его увидело.

И он понял, что был совершенно прав, когда в тусклом красноватом свете разглядел черную голову гигантского насекомого с огромными острыми жвалами, похожими на искривленные восточные ножи. Прошло несколько чудовищно длинных секунд, и Кирилл, замерший на месте и даже дышавший через раз, увидел пришельца целиком. Больше всего существо походило на огромную черную сороконожку, длиной метра два, если не больше. Многочисленные тонкие ноги находились в постоянном движении, издавая тот самый тикающий звук, а голова в это время то и дело рыскала из стороны в сторону, постепенно приближаясь к висящей в воздухе конструкции.

До Кирилла существу, казалось, не было никакого дела. Его интересовал не он, а рисунок из нитей, висевший в полутора метрах над полом. Существо приподнялось над полом, оставшись стоять только на задних рядах черных ножек, и просунуло свои челюсти между нитями, начав щелкать ими, словно там могла быть какая-то пища для него. Кирилл изо всех сил надеялся, что, коснувшись нитей, тварь исчезнет, но ничуть не бывало.

Он начал медленно, стараясь не привлекать к себе внимания, отползать в сторону. Нужно было бежать. Но бежать — значит наверняка спровоцировать эту нечисть. Сможет ли он от нее убежать? Как быстро она бегает? Разве такое вообще существует?

В его голове судорожно носились обрывки фраз из учебников. Биологичка что-то говорила о том, что гигантские насекомые невозможны. Почему? Что-то связанное с дыханием. Но… вот же оно, вот! Может быть, они невозможны только на Земле… а он тогда где?!

Но все эти размышления вылетели из его головы мгновенно, как только тварь, как будто привлеченная шорохом, повернула в его сторону голову, на которой можно было разглядеть не меньше шести блестящих черных глаз, а затем открыла рот и издала свистящий клекот. Тут Кирилл понял, что дальше ждать нечего. Одним прыжком он вскочил на ноги и понесся, куда глаза глядят, прочь от источника света, а значит — во тьму.

Бежать в одних носках по пыльному бетонному полу было неудобно, чего доброго можно было поскользнуться и расшибить голову. Кроме того, тьма была такая, что хоть глаз выколи, а значит оставалось только молиться о том, чтобы он не налетел на какое-нибудь препятствие. Перегретое паникой воображение услужливо рисовало перед его глазами то торчащий из стены ржавый штырь, то глубокую яму с нагромождением бетонных блоков на дне.

Но Кирилл старался об этом не думать — неритмичный цокот за спиной подсказывал ему, что существо не отстает, и вот-вот настигнет его. Разутый, он почти не слышал собственных шагов, а вот шелест множества черных ножек до него доносился отчетливо — или это только рисовало ему сошедшее с ума воображение. Проверять не хотелось.

Наконец, впереди забрезжил тусклый свет. Кирилл, чувствуя, как начинает задыхаться, все же собрал последние силы и помчался вперед еще быстрее. Теперь он хотя бы видел, что между ним и светом хотя бы нет больших препятствий. Он не знал, что там, впереди, но там хотя бы не было такой же сороконожки. Наверное.

И вот он выскочил на улицу. Да, это походило на московскую улицу где-нибудь на окраине: силуэты высоких домов вдали, асфальт под ногами, уличный фонарь, только как-то странно изогнувшийся, словно гигантский монстр пытался завязать его в узел, но бросил это занятие на середине.

Фонарь не горел. Окна в домах не горели тоже, ни одно. Если это была Москва, то Москва после конца света.

В небе горели яркие звезды, таких никогда не увидишь в большом городе. Только они, да узкий серп луны давали здесь свет. И только здесь Кирилл позволил себе оглянуться.

Да, оно все еще преследовало его. Черное тело, блестящее в лунном свете, скользило по земле, извиваясь из стороны в сторону. Оно и не думало упускать добычу.

Кирилл быстро огляделся по сторонам. Впереди начинался какой-то заваленный хламом пустырь, где уже точно можно было переломать ноги. Справа налево его путь пересекала побитая заасфальтированная дорожка. Он мог бы рвануть по ней, но что дальше? Он чувствовал, что долго так бежать уже не сможет, в итоге просто свалится на радость этой твари.

Прямо перед собой в нескольких шагах он заметил торчащую из земли узкую металлическую трубу. Подскочил к ней, рванул на себя. Только бы поддалась!

Труба, ржавая и холодная, с остатками облупившейся серой краски, действительно вырвалась из земли, и Кирилл взмахнул ей, целясь в голову уже готовой наброситься на него твари. Та отскочила в сторону, заизвивалась, хищно щелкнула челюстями.

Когда-то отец запихнул его в секцию фехтования, но он быстро бросил. Он считал этот спорт бессмысленным. Собственно, он не особо-то любил спорт вообще. Но сейчас подзабытые навыки из прошлого неожиданно пригодились.

Взмах, еще взмах. Труба тяжелая, долго махать ей не получится. Плевать! Тварь пытается подлезть снизу, поднырнуть под занесенную трубу. Вот тебе, мразь! На!

Конец трубы врезается в хитиновую броню, но не пробивает ее. Адская сороконожка с шипением отскакивает назад.

— Помогите! — хрипло прокричал Кирилл, получив секундную передышку и чувствуя, что долго так отбиваться не сможет. — Кто-нибудь! Помогите!

Тишина. Никого здесь, конечно, нет, в этом темном, покинутом жизнью мире. Никого, кроме него и кошмарной твари, которая, изогнувшись, бросается на него снова.

Еще удар! Тварь шипит, челюсти скребут по трубе не в силах ее прокусить. Сотня крохотных ног исполняет омерзительный танец, стараясь подобраться к нему поближе.

— Помогите же кто-нибудь!

Новый бросок! Кирилл отступает от нее, отчаянно орудуя трубой и стараясь попасть твари в голову, но та хитра, и попасть в нее не так просто. Наконец, его спина упирается в бетонную стену. Все. Станция конечная.

Воодушевленная многоножка изгибается и бросается снова, и тут Кирилл чувствует, как его глаза застилает ярость! Какого черта! Это безмозглая тварь! Да он ее! Отчаянно крикнув он начинает молотить трубой не разбирая куда. Хрусткий удар!

Минуту спустя, он сидел на асфальте, чувствуя боль в перенапрягшихся руках и глядя на то, как перед глазами мельтешат цветные пятна, а из пробитой головы твари вытекает густая желтая жидкость.

Все кончено. Вроде. Если тут нет других. А что дальше?

— Это ты кричал? — раздался где-то сбоку негромкий, чуть запыхавшийся голос.

Вздрогнув, Кирилл обернулся и увидел перед собой парня в черной куртке и джинсах. Тому, наверное, было лет двадцать пять или около того. Был он ростом чуть повыше Кирилла, темные слегка волнистые волосы были стянуты в хвост за спиной. Из тыльной части его запястья вырывалось светящееся синее лезвие в полруки длиной.

— Я кричал. Но я уже сам справился.

— Молодец, — парень коротко кивнул, его лезвие исчезло. Он наклонился к лежащей на земле твари и осмотрел ее. — Ты откуда здесь взялся?

— Где «здесь»?

— Правильный вопрос, — парень снова кивнул. — «Здесь» — это за пределами капсулы.

— Какой еще капсулы?

— А, все настолько плохо, да? Понятно, ты случайно вывалился. И сразу же завалил сколопендру длиной с машину. Неплохо, неплохо. Но пойдем, тебе нельзя здесь оставаться. Ты долго здесь уже?

— Не знаю… полчаса? Или меньше.

— Если меньше часа, все норм. Идем, нечего рассиживаться.

Он взял Кирилла за руку и помог ему подняться. Только в этот момент Кирилл заметил, что одна прядь в хвосте парня совершенно седая. Они пошли назад, здесь, на свету, Кирилл увидел, что выбежал он в самом деле из какой-то бетонной конструкции, больше всего похожей на очень большой недостроенный торговый центр. Некрашенный бетон, широкие окна без стекол, какая-то торчащая отовсюду арматура. Было даже нечто похожее на рекламные вывески, но какие-то скомканные и с неразличимыми надписями.

Наконец, они вошли внутрь и погрузились во тьму. Парень снова включил со странным свистящим звуком свое лезвие и стал освещать им путь, как фонариком.

— Где именно ты появился, помнишь? — спросил он.

— Там такая штука была… как будто лазером нарисованная, нити цветные переплетаются, иероглифы какие-то.

— Ну, это понятно. Так выглядит внешне разрыв, через него-то ты сюда и провалился. Но где именно он здесь? Это здание наверняка огромное, в нем могут быть и другие разрывы, а нам важно найти именно твой.

— Почему?

— Потому что с той стороны разрыва твое тело. Важно, чтоб ты попал обратно в него, а не черт знает куда. Понимаешь?

— А это тогда что? — спросил Кирилл, выставив вперед свои руки и рассматривая их. — Не мое тело?

— Лучше не задумывайся об этом. Лучше вообще поверь, что это все сон. Впрочем, если ты сумел увидеть разрыв и пролезть в него… ты не учил Протолан?

— «Протолан»? Что это такое?

— Язык программирования такой.

— Не, я про такой не слышал. Я на питоне кодил, на джаваскрипте тоже немного.

— Понятно. Значит, все-таки программированием интересовался. Ну, немудрено, если у тебя есть предрасположенность… Знаешь, это, видимо, судьба, что я оказался рядом. Ну, то есть кто-то из Странников тебя наверняка бы нашел, шум от твоего провала в разрыв был знатный. Но, все же, хорошо, что именно я.

— Почему?

— Потому что у меня тут как раз новая работа появилась… тебя как зовут, кстати?

— Кирилл.

— Полное имя, если можно. И адрес. Хотя бы мыло. Я запишу.

Он достал из кармана смартфон, и Кирилл чуть не рассмеялся от того, как странно эта обыкновенная вещь смотрелась в здешнем перевернутом мире, особенно на фоне сияющего синего лезвия, которое парень так и не убрал.

— Я, кстати, Роман, — сказал он, записав данные Кирилла в заметках и убрав телефон.

— Очень приятно… а… вот, кажется, та штука!

Впереди в самом деле засияла алая переливающаяся конструкция, вскоре они уже стояли всего в паре метров от нее.

— Плохо дело, — сказал Роман. — Разрыв немаленький. Неудивительно, что ты пролез целиком. Тварь, конечно, теперь мертва, расширять его она больше не будет. Но могут прийти другие. Если б я только умел их зашивать…

— Это плохо, что он останется? Что тогда будет?

— Хорошего мало… но может как-нибудь и обойдется. В конце концов, если ты примешь приглашение, то сам научишься их зашивать.

— Какое еще приглашение?

— Увидишь, какое. А теперь давай уже отправим тебя домой.

— Мне взяться за нее снова? — спросил Кирилл, потянувшись к сияющей нитке рукой.

— Не вздумай! — Роман схватил его за запястье. — Тебе повезло, что разрыв не порезал тебя на куски по пути сюда. Второй раз рисковать не советую.

С этими словами он снова достал телефон, что-то в нем поколдовал — вероятно, в прямом смысле — и секунду спустя Кирилла ослепила зеленая вспышка, а когда он снова открыл глаза, то обнаружил себя лежащим в своей комнате на кровати в одежде и в носках, промокших от пота. На соседней кровати спала, отвернувшись к стенке, Настя. В комнате было совершенно темно, никакой светящейся конструкции у него над головой не было.